Ладно

– Извините, пожалуйста, можно войти? – скрип двери и стандартная фраза прервали монотонное вещание препода по макроэкономике. И заставили меня поднять голову со скрещенных на парте рук. – Вы в курсе, что опоздали на... – препод на секунду прервался, чтобы картинно поглядеть на циферблат наручных часов, – тридцать семь минут, Афанасьев? Ну, началось. Театр одного актера. Хотя я просто завидую. Мне бы не хватило духу вот так вот, опоздав больше чем на полчаса, ввалиться на лекцию к Добрягину. – На тридцать семь? – с деланным испугом осведомился Антон, стягивая шапку. – Вот черт! Я бежал как мог. – И за кофе успели забежать? – с сарказмом поинтересовался Добрягин, кивнув на стакан из Старбакса в его руке. – Я ночью не спал, Николай Андреевич, – жалобно пояснил Антон, ероша пятерней растрепанные волосы. – Не хотел на паре носом клевать. У нас же экзамен через неделю. – И вы его, Афанасьев, сдавать будете, я так чувствую, на комиссии, – Добрягин поправил очки. – Ну, Николай Андреевич... – сделал жалобное лицо Антон. – Проходите, – махнул рукой тот. – В конце пары лекцию мне на стол. От начала и до конца. – Прямо с самого начала? Но я же опоздал, – интонация у Антона стала искусственно-растерянной. А я подумал, что надо иметь реально стальные яйца, чтобы устроить такое посредине лекции Добрягина. Вопреки своей фамилии, добрым он не был от слова совсем. И, по слухам, с предыдущего курса с первого раза макроэкономику сдали только пять человек. – Думаю, вы справитесь, – ехидно улыбнулся Добрягин. – Или покиньте аудиторию. – Ладно, – буркнул Антон и демонстративно медленно пошел садиться, на ходу расстегивая куртку. Привычная картина. Но чего я никак не ожидал, так это того, что, не дойдя пару шагов до своего обычного места, он плюхнется рядом со мной, задевая мое колено своим, и бесцеремонно шлепнет рюкзак на стол. – Ты же записывал? – вопрос этот прозвучал больше как утверждение. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Я записывал все. Даже лекции по экологии, по которой всем ставили автоматы, не глядя на посещаемость. Так что я просто молча кивнул и вынул из тетради три исписанных листка и положил перед ним. – Дохуя писать, – посетовал Антон, доставая свою тетрадь. – Ручки нет лишней? Ручка у меня была. И даже не одна. Я запустил руку в рюкзак, нащупал на дне пластиковый корпус и вытащил на свет божий черную шариковую ручку. Точно такую же, которой писал сам. И так же молча положил ее рядом с вынутыми листками. – Спасибо, чувак, – улыбнулся мне Антон. – Ты меня спас. А я едва его слышал. Меня словно окунули в бассейн с ледяной водой и выставили на мороз. Я чувствовал запах его туалетной воды, смешавшийся с запахом чистой одежды. Запах кофе, холода с улицы. Немного – сигарет. Он курил «Кэмел», это я знал с самого первого курса. И с самого первого курса я был безнадежно влюблен. В парня, который, я знал, мне никогда не достанется. Хотя бы потому, что он был натуралом, а я – забитым аутсайдером, с серьезными проблемами с коммуникабельностью и откровенно «пидорской» внешностью. Из-за чего обо мне, наверное, и пустили определенного рода слух. Впрочем, проблем мне это не доставляло. Надо мной подшучивали где-то с месяц, а потом оставили в покое, видимо, сообразив, что интереса это не представляет. Ответить я все равно не мог, равно как и проявить какие-то особо доставляющие «лулзы», как это модно сейчас говорить, эмоции. Я вел амебное существование, выбираясь из дома только в универ и дроча по вечерам на фотки Антона из социальной сети, уже смирившись с мыслью о том, что все мои переживания так и останутся на уровне признаний в любви фотографиям. И вот теперь я смотрел на то, как он пишет, сжимая в пальцах мою ручку, и не мог шевельнуться. Почему он сел ко мне? Почему не к кому-нибудь из девчонок? Коленку, которую он задел своей, когда садился, буквально саднило. Но не болью, а как-то иначе. Я до сих пор чувствовал это случайное короткое прикосновение. На костяшке большого пальца у него была небольшая свежая ранка. А еще он явно содрал заусенец. Глупое наблюдение. Я вдруг представил, как он насильно открывает мой рот, проводит подушечкой пальца по губам, а потом я... Черт. Не на паре же. Я почувствовал, как к щекам приливает кровь. Руки у меня нехорошо мелко подрагивали. И это просто оттого, что он сел рядом, чтобы списать пропущенный кусок лекции. Бред. Я зло стиснул зубы и попытался снова начать слушать нудно вещающего Добрягина. И едва я поймал мысль, Антон толкнул меня в плечо и шепотом поинтересовался: – Это у тебя что за слово? Перед «налоги»? Я перевел взгляд на листок. Вернее, на то место, на которое показывал палец Антона. Там мною было написано определение «абстрактных налогов». Я сглотнул, потому что во рту пересохло, и выдавил: – «Абстрактные». – «Абстрактные»? – переспросил Антон. – Бля. Извиняй, я плохо вижу сегодня. Линзы вчера вечером забыл на ночь надеть. Зачем он мне это говорит? Я ведь не его друг. Я ему никто. Уверен, он и имени моего не знает. Или я попал в чужую жизнь? В смысле, может, это параллельная реальность, где мы с Антоном общаемся? Интересно, я мог бы называть его Тохой, как это делают его друзья? Мы бы ходили вместе в курилку, трепались бы о всякой чуши и ржали над глупыми историями о чьих-то общих знакомых. Пожимали бы при встрече руки. – На этом все, – прервал мои дурацкие мысли голос препода. – Афанасьев, ваш конспект на стол. – Вот мудак он, – фыркнул Антон. – Спасибо еще раз. Буду должен. И хлопнул меня по плечу. А на следующей паре мы снова сидели вместе. Так началась эта странная дружба. Антон стал ездить со мной домой, в смысле, мы спускались вместе в метро, проезжали пару остановок до «кольца» и, пожав друг другу руки, расходились в разные стороны. Порой Антон доставал свои наушники, и мы слушали одну песню на двоих, под его треп о чём угодно. О новых кроссовках, о преподах-мудаках и несданной курсовой. О новой игре на «четвертую плойку» или свежевышедшем фильме. А я просто молчал, порой даже не вникая в смысл сказанных им слов. Мне было... Не знаю. Я не верил в происходящее. День за днем, просыпаясь утром, я, не открывая глаз, молился, чтобы этот сон не закончился. Чтобы, придя в аудиторию, я услышал уже ставшее привычным Антоново: «Привет, чувак». Потому что все это было действительно как если бы я попал в параллельную реальность. Или в кому. Потому что до той лекции по макроэкономике, Антон обращал на меня внимание не больше, чем на губку, которой стирают маркер с доски. Потому что мне просто не могло так повезти. Я не сделал в своей жизни ничего, чем бы мог это заслужить. А потом он предложил мне «сгонять в кино». – Ну, там фильм прикольный ща идет. Вот, погоди, – Антон сжал сигарету губами и полез за телефоном. – Глянь, – он сунул мне смартфон в руки и затянулся, выпуская дым. – Отзывы классные. – И ты хочешь пойти? – в жанрах значилось «биографическая драма». Я пролистал до актерского состава, но нашел только одну смутно знакомую фамилию. Не то чтобы я не любил такого рода фильмы, но прекрасно знал, что у Антона совершенно другие вкусы. Он засматривался фантастикой, боевиками и американскими комедиями. – А чё нет? – он заглянул в экран через мое плечо, едва не касаясь щекой моей щеки. – Посмотрим кино, зайдем в мак потом. Все равно нечего вечером делать. Или у тебя планы? Он касался грудью моей правой лопатки. Я отчетливо чувствовал его дыхание рядом со своим виском. Он это специально? Он знает, что я?.. Да нет, чушь. Откуда бы? – Хорошо, – я повернулся, разрывая контакт. – И куда идем? – Ну, я думал, на Проспект Мира? – он забрал у меня телефон и сунул обратно в карман. – Ты вроде говорил, тебе близко туда? – А тебе? – задал я встречный вопрос. Сигарета дотлевала в пальцах. Я сделал последнюю затяжку и бросил окурок в мусорку. – Да мне тоже нормально, – он не торопился отходить. Мы так и стояли лицом к лицу. Так близко, что у меня больно замирало в груди. – Тогда давай там, – я все же сделал шаг назад и сглотнул. – В восемь, – уточнил Антон. – Потому что мы на половину девятого идем. – Ладно, – я кивнул. – Пошли. На пару опоздаем. – Пошли, – Антон затянулся и так же, как и я минуту назад, бросил окурок в мусорку. А потом одним слитным движением провел ладонью по моей руке. Я остолбенел, чувствуя, как бешено колотится сердце. – Пыль у тебя какая-то на рукаве была, – слова доносились до меня как если бы Антон стоял за толстой бетонной стеной. – Эй, пошли давай. Я кивнул и поплелся следом. Вообразил себе невесть что. Придурок. *** Естественно, Антон опоздал. Как, впрочем, и всегда. И в центре зала станции «Проспект Мира» появился на десять минут позже, чем мы договаривались. Выдернул из моего уха наушник и скороговоркой выпалил: – Здорово, извиняй, в магазе в очереди застрял. – Да ничего, – я вынул второй наушник, выключил музыку и вынул коннектор из разъема. – Пойдем? – Ага, – он проверил телефон. – Времени дофига, успеваем. Даже попить успеем купить. Я был того же мнения и потому промолчал. К тому же я думал о том, что запах теперь другой. Непривычный, чуть горьковатый. У него новая туалетная вода? – Бля, видал? – Антон толкнул меня в бок. – Что там? – по сторонам я никогда особо не смотрел, так что все проворонил. – Да тетку чуть дверью не зажало, – он невежливо толкнул какого-то мужчину плечом, оттирая в сторону – очередь на эскалатор была самая что ни на есть вечерняя. К тому же полотно на подъем работало только одно. – Бывает, – проход сузился, и меня буквально вжало в Антона. – Да уж, – фыркнул Антон. И я вздрогнул, когда его пальцы коснулись моего бедра. Руку он убирать не спешил. Или просто не мог из-за тесноты. И там, где его пальцы касались меня, разливалось болезненное стыдное тепло. А Антон, словно не замечая ничего, трепался теперь уже о метро, рассказывая какую-то историю про своего друга, который «посрался с дежурной по станции» из-за упавшего на рельсы студака. *** Когда пальцы Антона коснулись моего запястья, я не сразу понял, что происходит. Коротко повернулся, думая, что он просто хочет обратить мое внимание на какую-то деталь. Но Антон молчал. И на меня не смотрел. Его пальцы погладили тыльную сторону моей ладони, чуть сжали. А потом Антон просто взял меня за руку. Неуверенно. Как-то осторожно. Ладонь у него была горячей и сухой. Воздух кончился как-то сам собой. Я задохнулся, невидяще глядя в экран. В ушах зашумело. – Не дергайся, – Антон вдруг оказался как-то совсем близко. И я не сразу сообразил, что он просто поднял подлокотник. – Я не... – в горле что-то пережало, и я не договорил. Просто уставился на наши сцепленные руки. Чтобы такое произошло в реальности, а не в моих идиотских мечтах... – Чувствуешь что-нибудь? – тихо спросил Антон. – Да, – глупо пробормотал я. Мне было одновременно и сладко, и страшно. Хоть мы и были на последнем, пятнадцатом, ряду, мне почему-то казалось, что вокруг тысячи глаз. И что сидящие впереди вдруг могут обернуться, услышать то, что говорит Антон. Щеки горели. – Я тоже, – выдохнул Антон, едва не касаясь губами моего уха. – Это паршиво, Руся. Очень. – Что? – соображал я с трудом. – Да ничего, – он мотнул головой. А потом смазано, едва ощутимо, поцеловал меня в уголок рта. И держал за руку весь остаток сеанса. *** На следующий день, когда мы встретились в универе, он вел себя как обычно. Трепался с одногруппниками, пререкался с преподами. А я просто не знал, что мне делать. Естественно, при всех что-то спрашивать про вчерашнее было плохой идеей. Это я не рассматривал вообще. К тому же вчера ночью, переписываясь в «вк», этот вопрос я так и не выяснил. Сам не знаю почему. А Антон тоже почему-то о том, что будет дальше, не заикнулся. Дождаться окончания пар? Или написать ему вечером? Наверное, лучше спросить такое лично? Вопросов было много, а ответов – ни одного. И за четыре пары я успел изгрызть себя так, как никогда раньше. Так что когда Антон поймал меня в туалете около раковины, я почти испугался. Мне казалось, что он скажет, будто произошедшее вчера было глупостью, а я думать не смел о том, чтобы кому-то это рассказать. Хотя я не проболтался бы и под страхом смертной казни. Но вместо всего этого Антон просто взял меня за локоть и тихо сказал: – У меня для тебя кое-что есть. – Что? – голос у меня охрип. Вместо ответа Антон просто продемонстрировал мне ключ с пластиковым салатовым брелоком, на котором значилось: «Ауд. 102, 4к». – Там ремонт же сейчас в четвертом, все камеры сняли, никого нет, – он говорил почти мне на ухо. – Хочешь, пойдем. – Зачем? – не сразу сообразил я. – Дурак, – тепло усмехнулся Антон. – Пойдем, увидишь. Меня обдало жаром. Ничего толкового я ответить не мог, поэтому просто скомканно кивнул и вытер мокрые руки об штаны. *** – Откуда у тебя ключ? – эта мысль ко мне пришла уже тогда, когда Антон закрывал дверь. – Одолжил, – уклончиво ответил Антон. – Какая разница. – Просто... – начал было я, но Антон просто сделал ко мне шаг, и я заткнулся, понимая, что расстояния между нами больше нет никакого. Проблема ключа исчезла сама собой. А еще я понял, что у меня стояк. А потом Антон меня поцеловал. Просто как-то очень уверенно положил руку на мою шею и накрыл мои губы своими. И я остолбенел, совершенно не понимая, что должен делать. Но Антону, кажется, было совершенно плевать на то, что я застыл, как идиот. Он просто целовал меня до того момента, как я автоматически приоткрыл рот, позволяя. – Губы шершавые, – Антон осторожно провел большим пальцем по моей нижней губе. – У меня всегда так, – мне хотелось еще. Даже учитывая то, что трещина посредине моей нижней губы, наверное, снова разошлась. – Кремом детским мажь, – Антон провел ладонями по моей спине. Сначала сверху вниз. А потом обратно, задирая вверх и толстовку, и майку. Господи. Мать твою. – Иди сюда, – он зачем-то притянул меня еще ближе, а потом снова поцеловал. Теперь жестче. Словно принуждая принять этот поцелуй. Хотя я бы все равно не отказался. Я бы отсосал ему прямо здесь. Если бы он разрешил. Я не помню, как мы оказались у стены, этот момент как-то совершенно прошел мимо меня. Мне было плевать на то, что в кабинете пахло старой побелкой, что весь он был заставлен старыми партами, нагроможденными одна на другую. На то, что половина помещения была вообще занавешена пленкой. Сейчас я, наверное, не заметил бы и ядерного взрыва в непосредственной близости. Образно выражаясь. – Русь, – это Антон выдохнул мне прямо в губы. – Да, – я чувствовал бедром его член через ткань штанов. Меня же самого стояк уже буквально мучил. Но я почему-то стеснялся даже прикоснуться пахом к Антону. – Очень хочу тебя, – он смотрел мне прямо в глаза. И именно в этот момент я почему-то понял, что они у него не серые, а серо-голубые. – Я могу... – я запнулся, не зная, как продолжить. – Ну, в смысле, тебе... – Отсосать? – хрипло закончил за меня Антон. – Да, – наверное, я покраснел. – Да, – повторил Антон. И тогда я, помедлив, опустился на колени, коснулся ладонью его бедра и зачем-то сказал: – Я этого никогда не делал. – У тебя волосы мягкие, – он зарылся пальцами в пряди на моем затылке. – Попробуешь? Помедлив, я неловко кивнул. Непослушными пальцами расстегнул молнию на его джинсах, потянул их вниз. Трусы Антон приспустил сам. И я... Я просто взял в рот. Обнял губами головку, чуть влажную от смазки. Скользнул языком. Антон хрипло втянул воздух и крепче стиснул в пальцах мои волосы. Черт. Одно дело, смотреть, как это делают на видео, а другое... Как было бы приятно мне самому сейчас? Взять поглубже? Я подался вперед, позволяя члену скользнуть за щеку. Антон дернулся навстречу. Не выдержав, я все же скользнул рукой вниз и расстегнул свои джинсы. Стало немного легче. А Антон, опустив на мою голову вторую руку, уже сам подавался в мой рот. Грубовато, глубже, чем это было бы комфортно для меня. Губы саднило, в глазах уже было мокро. Черт, только бы не было видно слез. Это, конечно, нормально при таком раскладе, но... Черт. Для верности я закрыл глаза. Зря. Ощущения обострились. Я чувствовал, как Антоновы пальцы скользят по моему лбу, как перебирают короткие пряди волос. Как мои губы скользят по его члену. Солоноватый вкус на языке. Тяжелое срывающееся дыхание. Наверное, если бы я прикоснулся к себе сейчас, кончил бы в ту же секунду. Ну, ладно. Может, секунд через десять. В любом случае, очень скоро. Это сложно контролировать. Особенно стоя на коленях перед тем, кого хотел последние пару лет. – Я сейчас... – фразу Антон не договорил. Потому что я уже, давясь, глотал его сперму. Ту, которая попала в рот. Остальное пошло текло по моему подбородку. – Бля... – Можно я... – мне до боли хотелось кончить. – Давай, – хрипло разрешил Антон. По крайней мере, его слова я почему-то расценил именно как разрешение. Я так и кончил. Стоя перед ним на коленях, уткнувшись лбом в его бедро. Чувствуя на губах вкус его спермы. И вздрогнул, когда услышал тихое: – Извини. *** «Красавчик, Руся». «Неплохо смотришься с кончой на лице». «Быстро ты согласился». «Понравилось сосать?». «Прям как в порно». «Всегда знала, что ты педик». «Тоха неплохо бабла поднял». И мерзкое: «Неплохую себе Тоха сучку завел». И фото, фото, фото. Даже одно видео. «Личка» просто разрывается. И в каждом сообщении эти чертовы фотографии. Покадровая документация моего падения. И даже то, как я кончаю, уткнувшись в бедро Антона взмокшим лбом. Мой измазанный в сперме подбородок. Я даже не стал удалять страницу. Просто автоматически открывал пришедшие сообщения. И каждый сухой щелчок, оповещавший о том, что принято еще одно сообщение, звучал как выстрел. Очередное сообщение. К горлу подкатывает мерзкий ком. До туалета можно добежать меньше чем за пару секунд. Кто-то об этом знал? Меня выворачивает какой-то дрянью. Щеки мокрые от слез. Кто их сделал? Ни на одном из них нет лица Антона. Только я. На коленях, нескладный, как подросток. В этой дурацкой сползшей с плеч расстегнутой толстовке. Во рту мерзкий привкус блевотины. Но почему-то, вместо того чтобы прополоскать его, я иду в коридор и лезу в карман куртки за сигаретами. Закуриваю прямо там, чувствуя, как слезы по-дурацки текут из носа. Пальцы трясутся. И я почему-то думаю о том, что даже если бы я сейчас шагнул вниз со своего четырнадцатого этажа – ничего бы не изменилось. Придурок. Сигарета совершенно безвкусная. Наверное, надо все же прополоскать рот. – Руслан? – голос бабушки доносится словно издалека. – Опять в квартире куришь? – Извини, – я и правда виноват. Сколько раз обещал. – Тебя тошнило, милый? – она появляется за моей спиной как-то совсем неожиданно. Вот черт. – Съел что-то не то, бабуль, – быстро, не поворачиваясь, стираю со щек слезы. Хорошо, что в коридоре темно. – Фигня. – Точно все в порядке? – она проходит мимо меня на кухню. – Да, – сглатываю и иду к двери. Докуривать. Сигарету я тушу об собственную руку. *** Я даже пошел в универ. Не знаю зачем. Наверное, надо было остаться дома. Лежать лицом к стене. Или напиться. Это действительно было бы лучшим выходом. Но я, как всегда, поступил как идиот. Не сказать, что это какая-то особая новость. Антон тоже там был. И сложнее всего оказалось не слушать «комплименты» и комментарии, а осознавать то, что все с самого начала было грандиозным цирком. Только я вот не знал, что исполняю в этой постановке главную роль. А должен был догадаться. Вся эта хрень с самого начала воняла неправдоподобностью и враньем. Такие, как Антон, не западают на парней вроде меня. Такие вообще не западают на парней. Почему я решил, что исключение? Придурок потому что, вот почему. Интересно только, на какую сумму они забились. Я так и не понял, сколько с этого поимел Антон. Кроме меня, конечно. Хоть какая-то, блядь, с меня польза. Почему я не понял, что он врет? Почему не почувствовал, когда он меня целовал? Не хотел? Или просто не смог бы? – Беленков, не спи, – Добрягин слегка ударяет по столу журналом. – Простите? – поднимаю глаза. – Ты здоров, Руслан? – в голосе препода проскальзывает что-то странное. – Да, – выдавливаю, не глядя на него. Я и так в курсе, что глаза у меня красные, как будто я обкурился. Или ревел всю ночь. Вкупе с немытыми спутанными волосами и лопнувшей губой – то еще зрелище. Я бы вызвал себе врача. Психиатра. – Давай-ка твой доклад на следующий семинар, – он что-то помечает в своем листке. – Но я... – начинаю было. – Я знаю, что ты сделал, – наш разговор происходит буквально в гробовом молчании. – Ответишь в следующий раз. Иди домой, Беленков. Молча сгребаю со стола тетрадь и распечатки, бросаю в рюкзак, накидываю куртку и иду к выходу. – Я его провожу, Николай Андреевич, – Антон поднимается из-за стола и тоже берет вещи. – Хоть один сознательный нашелся, – в своей манере хвалит его препод. На это Антон не отвечает. В аудитории все так же стоит тишина. Или мне просто кажется. *** По коридору идем молча. Я впереди, Антон за мной. По лестнице. Снова по коридору. Переход из четвертого в третий. Выход. Шаги за спиной все такие же. Ровные. А я уже два раза запнулся. Придурок. Что тут скажешь. Почему я его не ненавижу? Почему вместо него – себя? – Руся... – уже у самого метро. Плевать. Пусть говорит, что хочет. Плевать. – Да стой, мать твою! – хватает меня за предплечье и тащит куда-то в арку. Во двор. Ну и почему я не сопротивляюсь? Улица же. Что люди подумают. Хотя им на меня насрать. Даже если бы я вскрылся прямо посреди дороги. – Что? – все же поднимаю на него глаза. – Я... – сглатывает, смотрит в ответ. – Черт. Извини. – Ладно, – киваю. Слово дается легко. Только вот внутри ничего не меняется. – Ладно? – переспрашивает удивленно. А чего он от меня ждал, интересно? Истерики? Кулаком в морду? Ну, да, вчера я этого хотел. Ссадить руки в кровь, разбивая его чертово лицо. Сейчас уже нет. Забавно. – Чего ты хочешь? – спрашиваю. Получается как-то устало. Пальцы замерзли, я, как всегда, забыл дома перчатки. Автоматически прячу руки в карманы. – Мы поспорили с парнями, – он говорит как-то совсем тихо. – На восемьдесят штук. Ну, да, универ у нас не для детей рабочих, факт. Таких, как я, бюджетников, не сказать, чтобы много. А внебюджет просто так не потянуть. – Значит, я, по-твоему, стою восемьдесят штук? – голос у меня словно какой-то ломкий. И я отстраненно понимаю, что в глазах стоят слезы. Опять? – Я не думал... – он заминается, – что все будет так. Я не знал, что ты... Что я тоже человек? К чему это, интересно. – Мне правда... – он снова запинается, – бля. Слушай, я хочу сказать, что мне было хорошо. С тобой. Ты... Заебись. Просто охуеть. – Почему тогда не сказал, что это больше не предмет спора? – глупый вопрос. Тогда бы его тоже стали считать голубым. Как и меня. Сладкая парочка, блядь. – Я не мог, – глухо подтверждает он мой вывод. – Трахать меня тоже на камеру будешь? – получается не зло, а отчаянно. Потому что я чувствую, как в глазах против моей воли набухают слезы, одна за другой скатываются по щекам. Какой же я слабак. Господи. Даже не умею ненавидеть. Такое ведь не прощают. Нельзя такое прощать. Это же хуже, чем... – Прости, – хрипло просит Антон. Снова. Странно дергается, словно хочет сделать шаг ко мне. Но остается на месте. – Что изменится, если прощу? – интересуюсь у его груди. Куртка не застегнута, и я вижу его ебаную дизайнерскую футболку с дурацкой надписью. «Be Free». От чего, интересно. Что изменится? Сотрутся эти фотки? Время вернется назад? Хуйня. Такое если и бывает, то только в сахарном детском кино. Вот как все будет: меня будут называть пидором и соской до самого выпуска. И если я не вскроюсь или не попаду случайно под машину где-нибудь на МКАДе, то свалю куда-нибудь в Питер и постараюсь не думать обо всем этом дерьме. – Хочешь, куплю тебе кофе? – не глядя на меня, спрашивает Антон. Не хочу. Слезы уже попадают на губы. Вытереть их почему-то стыдно. Я чувствую себя дерьмом и тряпкой. Особенно когда говорю: – Ладно. «Неплохую себе Тоха сучку завел». Добро пожаловать в мой мир. Приятно вам тут сдохнуть.