***
Тихий зов лёгким эхом вибрировал во всех уголках Лас Ночес. Ичиго... Арранкары передёргивали плечами и переглядывались, но ничего не говорили. Ичиго… Зов распространялся, лился по стенам, ручьями стекал к своему источнику и звучал всё настойчивее, всё громче. Заспанный Владыка не сразу уловил этот Зов, но уловив, застыл, прислушиваясь. Не успевшего остановить собственный выпад Гриммджоу он отбросил от себя одним движением высвобожденного шикая. Секста матернулся из-под груды обломков, в который превратилась часть стены, и затих, лишь изредка подёргивая кончиком хвоста ресурексиона. На него мрачно посмотрел раздраженный остановкой Ямми, но на него уже никто не обращал внимания. Диез Эспада появился через две недели субъективного времени правления нового Владыки. Он был мощным, крупным адьюкасом с незнакомой ранее смиренностью во взгляде. Пройдя ритуал возвращения сил, арранкар даже не удивился появившимся изменениям в Лас Ночес. Лишь принёс Ичиго присягу Верности и преспокойно ушёл, погруженный глубоко в себя. Наружу он отныне выходил редко. Лишь качественные спарринги вызывали интерес и прежнюю жажду жизни. Что-то сломалось в нем после его путешествия по пустыне, но что именно, никто не знал, да и не стремился узнать. Тараканы каждого — это его личное дело, не приемлющее постороннего вмешательства. В общем, Ямми прижился обратно быстро и безболезненно. Зов притих, будто поняв, что его услышали, а вскоре и вовсе исчез. Куросаки чертыхнулся, движением обозначил, что тренировка окончена, и исчез в сторону тронного зала. — Ну твою ж мать... —Гриммджоу усердно выбирался из-под обломков. — Что теперь делать? — А что, я тебя уже не устраиваю? — Усмехнулся Ямми. — Да ну, пошел-ка я фрассионов Баррагана погоняю. Совсем расслабились, хлюпики. Хочешь, идём со мной? — Это избиение младенцев. — А никто не просит их избивать. — Хочу нормальный драки. — Ты хуже Нноиторы, Ямми. — А ты что, почувствовал превосходство, Шестой? Нравится, что я только Десятый? — Не нарывайся, я ж тебя уложу. — Секста азартно оскалился. — Я, может, хочу нарваться? Ну же, кошка драная, или тебе нужно сперва хвост прищемить? — Ну давай, давай, рискни... — Арранкар стремительно бросился на собрата. — …Здоровьем!!! Полигон снова озарили вспышки и взрывы, зрители поспешно поспешили убраться подальше. Куросаки в этот момент уже был у каменного трона. — Ты что-то хотел? Ичиго... Мне кажется, что пора. —Что "пора"? Хоугиоку задумчиво блеснуло, будто не решаясь ответить. Сегодня я открою измерение. Но только Генсей. — Твою… ты не мог раньше предупредить?! — Рыжий всцепился в длинные волосы. — Нужно отдать запрет на открытие гарганты всем арранкарам и проследить за выполнением, здесь куча горячих голов, которые не прочь помахаться с шинигами... Не паникуй, Ичиго. Пока эту власть я отдам только тебе, а ты уже сам решай, кому её передать. И Куросаки ясно почувствовал, как измерение мигнуло. Оно растянулось, чуть сжалось и снова вернулось обратно, но образовавшееся растяжение не исчезло. Оно сосредоточилось на юноше, заполнило собой реацу и сконцентрировалось на кончиках пальцев. Ичиго неожиданно ощутил себя… целым, хоть раньше и не понимал, что был несовершенен. Будто стал на место последний кусочек мозаики. А в голове отозвался протяжный скрежещущий хохот Хичиго: «Ооо-о, да! Наконец-то! Полная сила! Абсолютная власть! Ну же, Король, сделай это! Открой гарганту, покажи власть над этим прогнившим мирком!» «Как ты, однако, оживился.» В ответ раздался лишь безумный гогот, но Ичиго прекрасно понимал своего пустого. На кончиках его пальцев действительно бурлила сила. Ей нельзя было никого убить, но ощущение, когда тебе подчиняется целое измерение, непередаваемо. А оно подчинялось. Игриво лизало пальцы, терлось о ладони и преданно сворачивалось у ног. Оно будто понимало – перед ним Владыка, и признавало его права. Создавалось настойчивое ощущение, что Хоугиоку дало ему не просто силу открывать гарганту, а нечто куда большее. Но ради такой власти - пусть темнит. Его право. — Мне срочно нужен Улькиорра. — Он сказал это, не задумываясь, просто констатируя факт, но Хуэко Мундо затрепетало, сорвалось с места, посылая прицельную волну вибраций. Где-то во дворце эхом откликнулась и тут же начала стремительно приближаться чужая реацу. Не прошло и десяти секунд, как из сонидо вынырнул странно растрёпанный Шиффер. Его обычно пустые глаза растерянно блестели, ровные волосы чуть топорщились. — Владыка? Вы звали меня? Ичиго кашлянул, старательно сдерживая рвущийся наружу смех, и попытался набраться серьёзности, но получалось откровенно плохо. Хуэко Мундо, выполнившее невольный приказ, услужливо ластилось и немного отвлекало, но к этому нужно было просто привыкнуть. — Да, Улькиорра. Как там твои разведчики? Они мне срочно нужны. — Сколько нужно? — Двое минимум. Самые лучшие, их не должны заметить ни в коем случае, а если обнаружат, за последствия придётся отвечать лично. — Я проконтролирую, Владыка, положитесь на меня. — Всегда, Улькиорра... Так, дай ладонь. Арранкар, не сомневаясь ни секунды, выполнил приказ. Ичиго лишь подушечками пальцев провёл по холодной коже, но этого хватило, чтобы Куатро стал восприниматься измерением по-другому. Шиффер вздрогнул, на мгновение прикрыл тёмно-зелёные глаза, негромко выдохнув: — Генсей... — Да. В скором времени у всей Эспады появиться возможность открытия гарганты, но пока ты первый. Отправь выбранных нумеросов к Заэлю, у него наконец получились плащи, скрывающие реацу. Помнишь, где в Каракуре находится мой дом? — Я найду его, даже если не помню. — Не сомневаюсь. Разведай обстановку. Меня интересует активность шинигами и пустых. Если минусов слишком много, то... Впрочем, ничего, сам потом разберусь. Первого отправь к моим дому, школе, и к магазинчику Урахары. К самому шляпнику близко не приближаться, засечёт. Второй должен осмотреть Каракуру в целом. Гарганту откроешь как можно дальше от черты города, и как можно незаметнее. Заберёшь разведчиков там же, если, конечно, отправишь их одних. На всё про всё у тебя есть три часа. Приступай. — Да, Владыка. — И Шиффер снова испарился. Он был одним из тех, кто предпочитал передвигаться лишь с помощью сонидо. Неспешное блуждание по коридорам Кватру не прельщало, и в чём-то Ичиго его понимал. Другое дело, что его быстрое перемещение ни шумпо, ни сонидо не напоминало. Это было нечто совершенно другое, новое и куда более мощное. Выбросив из головы лишние мысли, Куросаки направился в лаборатории Заэля. Оттуда на первой космической скорости уже вылетали два совершенно неприметных арранкара в глухих черных плащах. Ичиго удовлетворило полное отсутствие у них реацу. Куда больше его беспокоил фон от открывшейся гарганты, но пустые ходят через порталы на чистых инстинктах, и он надеялся, что проход арранкара отметится не так сильно. — Заэль, как всё продвигается? Октава пробурчал что-то неразборчивое, прижавшись к окуляру микроскопа. Ичиго не отвлекал, зная, чем это может быть чревато. Через пару секунд он всё же от него оторвался и указал на один из столиков. — Как вы заказывали, Куросаки-сама. — Там лежал свернутый рулон черной ткани с серебряной бляхой наверху. Рыжий Владыка вскользь его осмотрел и повернулся обратно к учёному. — Я тут подумал, что мы неправильно позиционируем Зверя. Что нам точно не нужно, так это ещё большее усиление носителя. Как раз наоборот, его надо... — Ограничить? — Нет. Стабилизировать, расслабить, даже умиротворить. Он будто постоянно сражается сам с собой, поэтому организм и сознание в таком диком хаосе, в несогласованности. — Заэль стащил с носа очки и задумчиво облизал дужку. В жесте не было ничего провокационного, но Ичиго всё равно перевел взгляд на стоящую в лаборатории стенку с реактивами. Учёный ещё помолчал, а потом пожал плечами. — Почему нет, это куда проще. Да и быстрее... И контролю будет подаваться куда легче. Кстати, а Шиффер уже покинул Хуэко Мундо? Я хотел попросить его достать мне кое-что из Генсея. — Не буду спрашивать, как ты узнал, но подожди немного и, возможно, я даже организую тебе обмен опытом с Урахарой Киске. — Ловлю на слове. — Жеманный взгляд разбился о холодное равнодушие золотой радужки, но самоуверенности не потерял. — Куросаки-сама, можете идти. — Нет уж. У меня есть три свободных часа и я хочу потратить их с пользой. Где готовые образцы? Буду промывать им мозги. Тяжелая реацу Владыки Хуэко Мундо развернулась ленивой спиралью, и несколько концентрированных жгутов устремились в наполненные жидкостью огромные колбы. Плавающие там смутные белые сгустки отозвались дрожью и лёгкой вибрацией, звоном прогулявшейся по поверхности стекла. В сознании Ичиго зазвучал хор просыпающихся голосов, но тот очень чётко разделял их с реальностью, не давая пройти слишком глубоко. «Доброе утро. Ещё совсем немного осталось... Совсем немного...» И в ответ синхронное, приглушенное вязким воздухом помещения: «Хозяин.»***
Улькиорра появился через рекордные час и десять минут. Доклад его занял времени куда меньше, да и вообще состоял из двух слов: — Всё спокойно... — и хотя он явно хотел что-то добавить, Ичиго этого уже не слышал, он стремительно пересекал черный зев гарганты, одновременно закутываясь в скрывающий реацу плащ. Серебряная фибула сколола края у ключицы и сверкнула кровавыми огоньками глаз стилизованного черепа. Заэлю не откажешь в оригинальности, но именно эта брошка позволяла сдерживать и прятать невероятную мощь Куросаки. Шиффер проводил ускользающего владыку нечитаемым взглядом и развернулся к выходу из тронного зала. Один из разведчиков не выдержал и спросил: — Может, стоит догнать Куросаки-сама и предупредить о его семье? — Владыка сам разберется. Ты сомневаешься в его здравомыслии? — незадачливый арранкар резко сбледнул с лица, а удушающая, вязкая реацу Кватры с нажимом попыталась прибить его к земле. Масконосящий не поддался. Во всяком случае, сразу, а Шиффер успокоился, лишь когда поставил его на одно колено. — Ты мусор. Но ты хорошо сработала в Генсее, живи. — С-спасибо, господин. Эспада ушел, и на этом инцидент был исчерпан. А взвинченный до состояния неконтролируемого, зудящего нетерпения Ичиго одним мысленным посылом рвал пласты реальности, стремительно сокращая расстояния. Хуэко Мундо старательно ему в этом помогало: одно то, что духовная дорога приобрела красный цвет и создавалось сама по себе, уже говорило об этом. Гарганта в реальный мир получилось настолько миниатюрной, что Куросаки пришлось согнуться в три погибели, чтобы через неё пройти. Зато и выброс от портала был минимальным. Зависнув над каким-то лесом, Ичиго огляделся и глубоко, до ломоты в грудине, вдохнул свежий воздух. Легкие наполнились запахами прелой земли, зелёной листвы, неясно-нежных ноток каких-то полевых цветов и тонкой прослойкой горьких выхлопных газов виднеющегося вдалеке города. Над Каракурой, кажется, вновь стояло лето, а лёгкая прохлада говорила о его начале, либо это конец весны, что тоже вполне вероятно. Город ощутимо кипел жизнью и энергией, дороги заполнили машины, тротуары топтали толпы живых людей. Ичиго не выдержал, спустился на уровень зеленых крон и сорвал себе ветку. Растёр между пальцами пару листьев и покатал по бледной ладони тягучие, водянистые капли сока. Да, это не серебристая растительность Хуэко Мундо, холодная и отстраненная. Сейчас глаза слепили цвета и ярчайший солнечный свет, а под ложечкой посасывало волнение. Ему пришлось напомнить себе, что он здесь не ради красот Генсея, чтобы оторваться от леса и мгновенным перемещением упорхнуть к городу по воздуху. В жилых районах разливался детский смех и одёргивающие крики взрослых. Утро уже давно вступило в свои права, но пока ещё не было готово отдать бразды правления полудню. Даже без часов Ичиго навскидку мог понять, что здесь уже где то за десять, и семейство Куросаки давно должно было рассосаться на работу и в школу. Дом и клиника никак не изменились. Совершенно. Разве что окно в комнату мёртвого рыжего паренька было плотно закрыто и зашторено. Но на первом этаже ощущались отголоски привычной реацу отца и сестренок. Возможно, сегодня выходной? Сам Ичиго давно уже потерялся в днях и месяцах. Входная дверь резко распахнулась и Владыка всего Хуэко Мундо испуганно скрылся за ближайшим забором. На улицу вышло всё семейство. Ишшин что-то восторженно вещал раздраженной Карин, а Юзу тихо улыбалась, таща в руках плетеную корзинку. Пикник? В груди болезненно сжалось мёртвое сердце, но губы попытались улыбнуться. Не получалось. Ну же, они счастливы, с ними всё хорошо и ничего не случилось, порадуйся за них. И всё равно больно. Он проследовал за родными, позорно прячась за стволами деревьев, на крышах, в чужих дворах и даже за незнакомыми спинами. Делал всё, лишь бы не заметили чёрную фигуру, запутанную в ткань с головы до ног, и постепенно тускнеющими красными глазками у фибулы на шее. Место назначения насторожило. Семья пришла на кладбище. Годовщина смерти мамы? Когда Ичиго понял, бежать было уже поздно. Да и понял он тоже слишком не вовремя. Семья остановилась у незнакомого памятника. Юзу достала из корзинки бутылку с водой и букет цветов. Пышный букет ярких, солнечно-рыжих герберов с небольшими глазками тёмных бархатцев. И когда она негромко произнесла: — Здравствуй, братик... Ичиго проняло. Это. Грёбаный. Хоугиоку! Мудацкий камень такого же мудака! Специально, он специально выбрал именно этот день, именно это число, именно время его смерти! Ну конечно, поздняя весна, почти лето, расхлябанные школьники, непереносимая жара и вспотевшие в своих консервных банках водители. А потом жало Сузумебачи в левую лопатку, тихий шепот у уха и стремительно несущаяся на него загруженная фура. Тело вдребезги, закрытый гроб и памятник в ряду тысячи других. Годовщина не Масаки. Это его собственная могила. Холодная ярость всколыхнула саму суть его мертвой души, ведь он не хотел этого видеть, совершенно точно не хотел смотреть, как Юзу рыдает около его могилы, как Ишшин бездумно гладит полированный камень, а другой рукой прижимает к себе почти не сопротивляющуюся Карин. Та пока не обливается слезами и тоже просто смотрит с немой мукой во взгляде, но и этого хватает, чтобы реацу Владыки забурлила, заточённая в теле. Он медленно свирепел и не замечал, как сила развеивает полы плаща и отрывает с плеч и краев лоскуты, тут же обращая их в прах, а красный огонёк в глазах серебряного черепа гаснет с тихим пшиком, и металл раскалывает напополам трещина. Ишшин достаёт из корзинки ещё один небольшой букетик, треплет старшую по голове без привычной глазу кепки и негромко предупреждает: — Я отойду ненадолго, подождете здесь. — Свали уже, старый пердун. — буркает старшая дочь, но отец даже не улыбается, а спокойно идёт на другой ярус, явно к памятнику матери. И стоит ему выйти из зоны видимости, как Юзу падает на колени и пронзительно воет, а Карин опускается рядом с ней и глотает льющиеся по щеке слёзы. Она пытается что-то говорить, но слова застревают в горле, першат и мешаются, а лёгкие заходятся в болезненных спазмах. Ичиго сжимает пальцами кору дерева, за которым стоит, и сдирает её с мясом, обнажая рыхлую древесину и кислый сок. Ему хочется подойти, обнять, успокоить. Тело рвется туда, к ним, но холодный разум настойчиво останавливает, и голос его странно похож на суровый бас Зангетсу... — Не порть природу, юноша, она тебя потом покарает. — Насмешливый голос за спиной заставил вздрогнуть и застыть. Ярость утихла, словно нашкодивший щенок. А сила свернулась тугим, напряжённым комом где-то в груди. Ичиго не оборачивался, краем глаза выбирая точку мгновенного перемещения, но голос снова продолжил, действуя одновременно с мозолистой рукой, что через плечо протянула Куросаки тот самый букет. — Ты был грустным. Может, цветы поднимут настроение? Шансов, что Куросаки Ишшин просто так решил порадовать незнакомца, закутанного в чёрный плащ, была крайне мала, даже учитывая его странности, поэтому Ичиго волевым усилием успокоился и насмешливо произнес: — Знаешь, шуточки у тебя дурацкие, и сам ты старый пень. Твои дочери плачут, а ты с незнакомцами разговариваешь. — Я почему-то уверен, что от моего разговора зависит их душевное благополучие в дальнейшем, поэтому не жалею пролитых слез. Они приносят облегчение. — Дебил. — Голос поневоле дрогнул, глаза обожгло несуществующими слезами, а Ишшин одним движением развернул сына и даже несмотря в глубокий капюшон, крепко сжал в объятиях. Ичиго впервые в жизни и смерти почувствовал всю крепость и силу отцовских рук, столь долгое время сдерживаемую, чтобы не повредить хрупкие человеческие тела. Но теперь он мог сжать его точно также, до хруста в костях, до хрипа из кукольного горла гикая. — Ты возмужал. — Отец не отпустил его, а сам Ичиго не хотел разжимать объятий, он купался в тепле человеческого тела, пусть и искусственного. — Ты ожидал другого? — Главное, что жив и в твердой памяти, а всё остальное пусть катится в Джигоку. — Ты... Ты не говори пока девочкам, ладно? Чуть позже. — Да что говорить-то? — Ишшин усмехнулся, чуть отстранился, чтобы внимательно рассмотреть лицо сына. — Ух, бледный какой... То есть, конечно, они знают, что ты не умер... Ичиго неверяще вздернул бровь. — То есть? — Они в курсе, что души попадают в Руконгай. Единственное, что плохо, это то, что плюсы теряют память. Впрочем, Ямамото обещал найти тебя и попытаться всё вернуть, как было. Я объяснил девочкам, что найти одного безымянного паренька среди миллионов таких же безымянных практически нереально, поэтому мы пока просто ждём. — Руконгай, да... — губы юноши кровожадно изогнулись, но быстро вернулись в норму. — Отец, ты как, в состоянии ещё возводить кидо-барьеры? — Обижаешь. Я в прекрасной форме, да и ты прямо пышешь силой... Кстати, плащик хреновый, пропускает реацу. — Нормальный плащ, просто на мою реацу он не рассчитан, вот и саморазрушается постепенно, особенно когда я себя не контролирую. Так вот, о кидо. Нужно, чтобы ты скрыл от фоновых всплесков какую-нибудь комнату у нас дома. Ишшин задумался. — Подсобка подойдёт? — Сойдёт, главное, чтобы кидо допускало открытие врат между измерениями. — Без проблем. Когда? — Да хоть сейчас... Вернее, когда вернетесь домой, и ты дашь им время прийти в себя. — Ну тогда нам часа два нужно. — Сойдёт... От плаща медленно и лениво отделился ещё один кусок ткани, тут же испарившийся в воздухе, а с фибулы посыпалась крошка. — Мне уже пора. Через два часа я открою проход домой, тогда и поговорим. — Всё, вали, сынок, не последний раз видимся.— Бывший капитан хлопнул юношу по плечу, и его реацу ответила хлёстким угрожающим скачком, развоплотив больше половины чернильной-чёрной ткани. Ичиго чертыхнулся и исчез с глаз,а Ишшин задумчиво свистнул ему вслед: — Это было явно не сонидо... Мда-а... Ну, Масаки, жди, я к тебе с цветами! И он вернулся на путь, с которого свернул. А где-то за десяток километров от него слабо полыхнула открывшаяся гарганта.