Diamonds in your eyes

«Куда бы я ни пошёл – мне не сбежать из этого мира» (с) Почему безвозвратно уходят те, кто так прекрасен? Она была его дочерью, и видела в своих чертах – его, в чужих взглядах обожания – обожание к нему, в ласковых комплиментах – воспевание его ещё более магнетический красоты. Он не был величественным принцем и могущественным султаном, не обладал безграничной властью и мудростью на зависть своим врагам. Но это был её отец – Раду Дракула. А она – его единственной дочерью. Не всегда Марии удавалось видеть его, да и не было то необходимостью – воспитанием в основном занимались женщины, а она слушала их разговоры о ярких узорах на платьях, платках, о воинах и мужьях. Её занимали легендами о Фэт-Фрумосе и Драгобете, тогда ещё она не знала и не помышляла о том, что её собственный дядя станет одной из таких легенд. До сих пор она помнит своё удивление, когда приехала из Турции на румынскую землю. Всё было новым – люди, одежда, вера, язык, да и сами разговоры отличались. А теперь она сидела здесь, в Молдове, в совершенно незнакомом месте, будто изваяние, не сводя взгляда и не мигая, со сложенными на коленях руками, перебирая отрывками, калейдоскопом воспоминания, выхватывая их и прижимая к себе их разрозненную охапку. Нужно было делать вид, что то, что она здесь – так и должно быть, что она не пленница, а госпожа, приветливо держаться со Штефаном, не обращать внимания на злословия за её спиной, да и в лицо – о её отце. Раду сам учил её тому, что нужно уметь выживать, где бы ни находился. - Ты лишь тогда повержен, когда признаёшь могущество врага над тобой. До тех пор всё может обернуться в твою пользу. Смотри на него, как на союзника и благодетеля, освободителя, произноси его мысли своими словами. Не допускай возможности, чтобы он проявлял свою власть над тобой, находи то, что сможешь использовать, находи его слабое место и целься туда, - спокойно произносил Раду, одетый в богатые турецкие одежды в узорах, касался пальцами воды в фонтане, и брызги разлетались в стороны сверкающими от солнца каплями. Но ещё больше сияли его глаза – словно драгоценные камни, полные глубокой синевы ночи. Больше, чем перстни на его пальцах, любила Мария эти глаза – дитя, она ещё не знала, что люди предпочитают красоте богатство. Она не всё понимала в словах отца, да и не очень стремилась понимать – ей просто хотелось слушать его, а не только рассказы матери и служанок – речь Раду отличалась от них. - Почему вы это говорите мне? – сидя среди цветов и покручивая в руках нарцисс, спросила она. Юная и прекрасная, словно лань, с золотыми завитками волос, как она напоминала Раду его самого, хоть сейчас он и не был уже молод. - Ты юна и очаровательна, Мария, - произносил он, в задумчивости отводя взгляд, печалясь даже тогда, когда весь прочий мир был полон радости. Князь скучал, ведь здесь не было ни Влада, ни Мехмета – он был предоставлен сам себе среди людей, которым не верил. Сквозь щели меж листьев пробивалось солнце, и он щурился в подобие улыбки. – и тебе не придётся сражаться за престол, изгонять и убивать своих братьев, - а потом встряхнул головой, - ах, о чём это я, не слушай. Запомни только – не бойся врага, не бойся желать жить, принимай условия и добивайся своего, отрекайся – ведь отрекаются только на словах, которые не имеют силы, пока вера жива. - Я буду смелой как вы, отец, - обещала она, подбегая к нему, будто впорхнув к нему на руки, и вплетая нарцисс в его волосы, обнимая, чувствуя тепло сквозь складки одежд. За все годы она не слышала от него много о Штефане – отец не посвящал её в подробности, и Мария жила лишь тем, что знала понаслышке о сражениях между двумя князьями. Не знала и о прочих тревогах, о союзах и реформах. Лишь иногда удавалось ей слушать рассказы отца после возвращения из Турции. Раду был для неё фигурой в полутени, малоизвестной, но немалозначимой. Тогда она ещё не думала, что кто-то может одолеть Раду, отобрать у него власть, кто-то реальный из крови и плоти, и более того - что сама она станет женой этого человека, последней и весьма влиятельной. И не услышит звон колоколов, провожающих прекрасного румынского князя, не увидит шагающих людей, их запыленные одежды и скорбные взгляды, кроме как в своей голове. Меркло всё, будто со смертью отца и природа умирала – вода становилась мутной, а трава жухлой. Или это сердце её сворачивалось и норовили выплеснуться слёзы? Но она не могла. Как не могла считать отца уже ушедшим в мир прошлого. Мысли Марии тотчас рассеялись, лишь только молдавский князь вошёл в её покои, за дверями оставив разговоры о том, что его валашский противник умер в бегах, как собака. Девушка поднялась со своего места, и он принял её руки. - Ты теперь свободна и вольна, и нет больше опасности для жизни твоей, - произнёс он, зачарованный её глубокими глазами. - Ах, радостные вести мне вы несёте, князь! Не смогу и выразить, как благодарна я вам, что ничто больше не угрожает нам с матушкой, что нет над нами турецкого влияния. - Видеть твой радостный взгляд – самая большая благодарность, на которую мог бы я рассчитывать, Мария. И то лишь начало! – принялся воодушевлённо говорить он, - оставайся здесь, со мной, и ты своими глазами увидишь, как сокрушим мы османского владыку… - То для меня большая честь и несказанная радость, княже, - улыбка тронула девичьи уста, вот только об иной радости мысли были её. Расставалась она с прошлым, с колыбельными и корабликами по воде, с цветами и лентами, с легендами на ночь и алмазными глазами отца. Её реквием был тихим, скорбная песнь лилась будто под самыми облаками, далеко-далеко отсюда. Затем ли этот человек предавал брата её отца, чтобы теперь свергнуть ещё одного Дракулести и поставить на его место другого князя, который потом отвернётся от него? Мария улыбалась, лгала, но знала – что вера в её сердце. Что навеки закрытые небесные глаза отца для неё всегда останутся открытыми.