«Пинки Пай, Пинки Пай, Пинки Пай», — всё чудилось где-то в облаках имя непоседливой обладательницы ярко-малиновых волос, пахнущих свежими кексами и тортами. Лиловые глаза блестели искорками счастья, когда девушка лежала на траве под ярким солнцем и наблюдала за облаками причудливых форм.
Она любила проводить время в диком одиночестве, находясь где-то под кучерявыми облаками, что напоминали маленьких овечек, беззаботно плывущих по небу.
Она любила полёты. Где-то в далёких галактиках, в непроходимых и усыпанных звёздами бескрайних пространствах, она любила представлять себя крылатой девушкой; наяву же она была простым пилотом.
Зато рассекающим небо крыльями, пусть и самолёта.
— Рейнбоу Дэш! — раздалось где-то над головой, и радужноволосая поняла, что подруга присоединилась к ней пару минут назад.
Мягко улыбнувшись, девушка привстала на локтях и пробежалась по любительнице вечеринок взглядом; та же яркая розовая юбка, та же майка с большим (как и у её обладательницы) сердцем и та же голубая безрукавка — Пинки Пай выглядела так же, как и всегда. И тот же аромат кексов и глазури, способный вскружить голову… Дэш снова легла на траву, уже понимая, что находится здесь не одна. Такое лёгкое и беззаботное настроение навещало её, когда мисс Пай была рядом — хотелось заключать розововолосую в искренние объятия, целовать её в щёчки или в пышные волосы; а иногда так хотелось потянуться к ней и незамысловатым поцелуем в пухлые губки показать, что Пинки — единственная на этом свете, кто её волнует. Дэш ставила голубоглазую выше остальных своих подруг, а местами даже выше себя. А вглядываясь в добрые и весёлые глаза своей подруги, ловя на себе её искренний, горящий любопытством взгляд, Рейнбоу готова была упасть в обморок от счастья и умиления... но только при условии, что очнётся она в объятиях Пинки Пай.
— Рейнбоу Дэш, — снова повторила девушка, лежащая рядом с радужноволосой, но уже более мягко и спокойно. — Я искала тебя.
От этих слов так приятно покалывало где-то в области груди. Становилось невыносимо легко, так хотелось забыть о том, что такое «правильная» любовь, и обо всех напрасно прочитанных сказках об идеальных отношениях и погрузиться в невероятный мир искренних объятий с той, что, вероятно, считала девушку всего лишь подругой. Казалось бы, это всего лишь три обыкновенных слова, но как они приятно грели душу, как заставляли растягивать рот в так называемой людьми улыбке — просто не описать словами.
— Почему ты постоянно уходишь от нас? — снова раздался голос мисс Пай, которая уже обеспокоенно разглядывала Рейнбоу большими голубыми глазками. — Тебе не нравится наша компания?
Дэш по-детски хихикнула. Ну как ей может быть неприятна компания её лучших подруг, которые, собственно, и ознакомили её с термином «дружба»? Это же нелепица, такая мысль просто в голове не укладывалась… Как и тот факт, что эти белые облака, высоко плывущие над землёй, были похожи на двух подруг, одинокой парой сидящих на просторе. Радужноволосая снова не ответила сидящей рядом любительнице вечеринок, засмотревшись на облачко, так похожее… на поцелуй. Поцелуй той, что сидела рядом и взволнованно окидывала Дэш взглядом, то и дело думая: этот смех без причины — признак сумасшествия или хорошего настроения? Вообще она ругала себя за мысли о том, что с Рейнбоу могло случиться что-то плохое, ведь, как говорила когда-то Твайлайт, мысли материальны. Пинки боялась, что все подозрения, все стучащиеся в голову плохие мысли и волнения могли стать реальностью — горькой и ненавистной.
А Дэш любила полёты. Она не верила утверждениям своей умной подруги, потому что та часто ошибалась. И в те слова Спаркл, брошенные когда-то небрежно, о том, что мысли материальны, Рейнбоу не верила и верить не собиралась. Пусть это было и так, но радужноволосая не любила отступаться от своего мнения — она шла ровно и уверенно, оставляя прошлое за собой, сантиметр за сантиметром. Всё, что было — уже было, оно миновало, и этого не вернуть. Всё, что было — выветрилось из памяти, словно запах только испечённых кексов при открытом настежь окне. И куда же пропало прошлое? Как и частичка души Пинки и миссис Кейк со свежим запахом вкусных кексов — куда-то в небо, куда-то, где никто не найдёт и не увидит.
— Рейнбоу Дэш, всё в порядке? — уже нависая над подругой и с опаской глядя в её глаза, спросила мисс Пай, не заметив выдающего её тона. — Ты странно себя ведёшь, в чём причина? — настаивала она, осторожно касаясь щеки радужноволосой. Последняя лишь обвила талию Пинки руками и повалила её за собой на траву. Иногда зелёные травинки приятно щекотали оголившиеся плечи, а иногда слегка покалывали, но Дэш нравилось ощущать и то и то.
— Я в норме, — хрипло выдавила радужная. Сказала — как отрезала; и больше ни слова она не произнесла, снова погрузившись в свой мир, увидеть который голубоглазой не доведётся. О чём та и не жалела — мир Рейнбоу она всё равно не смогла бы понять, но она могла его принять. Не столь важно, просторное одинокое небо в нём или шумная вечеринка в компании друзей — Пинки готова была принять Дэш такой, какой она была, невзирая ни на что.
Радостно, совсем как маленькая девочка, мисс Пай улыбнулась и чмокнула подругу в щёку, на что та ответила коротким смешком. Каждый мог назвать Рейнбоу подругой, каждый мог её обнять; однако не каждый мог сделать это так искренне, как могла розововолосая.
Она любила полёты, как я любила вечеринки. Пусть это и было опасно, но я не позволяла ей забыть детскую мечту. Радужная лётчица любила небесные просторы, любила летать выше облаков и смотреть на них свысока, любила осознавать тот факт, что выше всех и всего… А я помогала ей шаг за шагом в осуществлении этих, казалось бы, нереальных видений и целей, а за это она помогала мне. Как — это совсем не важно…
— Рейнбоу, — заглядевшись на радужноволосую, окликнула её мисс Пай, — помнишь свою просьбу? Там, в больнице… Так вот, я подумала над этим, как и обещала. И… я согласна, — ожидая реакции подруги, Пинки свела брови и закусила нижнюю губу.
Радужная мечтательница всё так же загадочно смотрела в небо, не осознавая ситуации и не обращая внимания на сидящую рядом голубоглазую девушку, на что та не спешила обижаться. Окинув подругу мрачным взглядом, мисс Пай продолжила; она продолжала до тех пор, пока не начала описывать эту сцену: больничная палата, непривычный, пробивающий нос запах лекарств и повязок, нежные белые и голубые тона… Такая непривычная обстановка, признавала любительница вечеринок. Единственное, что было действительно родным и знакомым ей — эти пурпурные глаза и окрашенные в радугу волосы в палате номер двадцать три. И, точно маленький лучик солнца, рассекающий тучи и пробирающийся в жизнь, Пинки тихо проскальзывала в палату и приносила своей подруге какие-нибудь вкусности и вдобавок яблоки с фермы Эпплджек. Сочные и спелые, ярко-красные и кисло-зелёные, эти фрукты были одними из любимых у Рейнбоу.
Только Пинки, приходя в палату, могла выслушать свою подругу и подбодрить её; только Пинки могла понять девушку и помочь ей. Та была безудержно рада, что кто-то принял её чувствительной, ранимой и очень уязвимой.
— …И поэтому я решила, что твоё предложение было таки-и-им, как бы это сказать, долгожданным. Я понимаю, что поступила как ненормальная, сказав, что
ты ненормальная, хе-хе, но я ведь поняла это, в конце концов! И-и, Рейнбоу, ты получила моё письмо? — робко и с некой опаской спросила мисс Пай, склонив голову набок и одним только взглядом отправляясь в полёт вместе с подругой — ввысь, к облакам, к нежно-голубому небу. — Ты-ты не сердишься, Дэши?
— А? Нет, конечно, я не сержусь, — сжав губы трубочкой, протянула Рейнбоу. — Но… о каком письме ты говоришь? — она всё-таки не все слова пропустила мимо ушей.
Покраснев, казалось, до кончика носа, голубоглазая испустила скромный смешок и начала нервно теребить прядку малиновых волос, накручивая её на палец:
— Я отправила письмо, вернее, я-я думала, что отправила, но я не знаю — на улице было уже темно, да и времени было уже много! Так что-о-о-о… — она отвела взгляд куда-то влево, обращая внимание на стоящие вдали от обеих девушек деревца. — Ты забудь о письме — мне весь этот бред, возможно, приснился, гм…
Радужная пожала плечами, переваривая услышанное: письмо, палата, цветы и вкусности, фрукты… предложение? Дэш не помнила ни о каком предложении. Она нахмурилась, пытаясь воспроизвести события двухмесячной давности. И тут, когда мисс Пай невольно коснулась её руки своей, шершавой после помощи Флаттершай с животными, ладошкой, радужноволосая всё вспомнила. Она невольно покраснела и нервно хихикнула, после обратив взгляд на кондитера:
— Ты всё ещё помнишь эту брошенную невпопад фразу? — и согнала с лица веселье при виде грустной улыбки подруги.
— Да, — откликнулась розововолосая. — Ты не бросаешь слов на ветер, — и невесомо коснулась губами губ своей подруги, понимая, что та не против, и углубляя робкий поцелуй.
— Пинки, врачи говорят, что я вряд ли смогу вернуться к полётам, — с грустью в голосе и тоской в глазах пролепетала радужная, еле сдерживая подступившие к горлу слёзы.
— И-и как ты себя чувствуешь, осознавая э-этот ф-факт? — улыбаясь во весь рот улыбкой подростка, скрывающего боль, заботливо спросила Пинки.
— Я не хочу осознавать этот факт, — огрызнулась больная, чувствуя, как глаза начинает щипать, и отворачиваясь от девушки. — И я не хочу осознавать тот факт, что могу тебя не увидеть. Поэтому… По-пожалуйста, Пинки, как лучшая подруга ты можешь меня понять. Эти решающие двадцать четыре часа ты… ты будешь со… со мной как м-моя… моя половинка? — с горечью на языке выдавив эти слова, радужная обернулась на подругу, которой и след простыл.
Двадцать четыре часа не имели для них границ, ведь именно сутки могли стать решающими в жизни радужной. Поэтому им оставалось пользоваться теми моментами, пока они были вместе — живые и здоровые. И все мечты Рейнбоу о вновь достигнутом небе осуществились именно в этот момент.
***
Стук в дверь. Радужноволосая, быстро накинув на тело халат и завязав его поясом, пошла открывать.
— Письмо для Рейнбоу Дэш, — держа в руках конверт, объявила золотоглазая девушка.
— Это я, — подтвердила Дэш, выхватывая конверт и скрываясь за дверью. — Кому понадобилось мне писать?
Посмотрела на отправителя: Пинки Пай. Прижав ладонь ко рту, чтобы не засмеяться, радужная аккуратно вскрыла конверт с мыслью «Два идиотских месяца!» и принялась читать искренние извинения, приправленные обещаниями принести лучших кексов и самых миленьких костюмчиков от Рарити.
