Ночные

Ночь бывает завораживающей. Посмотришь в окно и видишь темноту, облизывающую весь вид. Только огоньки соседних окон глядят на тебя в ответ. Улица посвящена сама себе, наполнена поворотами и магазинчиками, чьи вывески противно трещат лампами. Только высокие голые фонари освещают, снимая черный чулок ночи. Деревья тихо существуют в парке, а скамейки одиноко стоят, наблюдая за других за звездами. Погода холодная, скорее освежающая, но все же желание поскорее попасть в тепло есть.        Ветер подгоняет высокого парня в кожанке в спину, залетает под футболку, морозя кожу. Гуляя между домами, фигура ищет нужный, кутаясь в одежду. Ключи клацают, находя замочную скважину, открытая дверь впускает в квартиру парня вместе с ледяным воздухом. Они же в следующую секунду падают на тумбочку, а замерзший освобождается от не нужного предмета гардероба, по пути снимая обувь. Квартира теплая и пахнет кофе, в дальних комнатах слышится приглушенный звук телевизора. Хосок проходит в гостиную, там только ведущий рассказывает о погоде на неделю, а пепельница, наполненная до краев окурками, одиноко стоит на столике. В поисках хоть кого-нибудь парень бредет на кухню, сейчас бы выпить чего-нибудь тепленького или прижаться к кому, пальцы ужасно колет от холода. Около окна находиться Юнги, он смотрит на звезды, с наушниками в ушах и сигаретой в руке и как бы светится в лучах луны. Хоуп крадучись приближается к потенциальной жертве и быстрым движением забирается под майку домашнего, оседая пальцами на ребрах и прижимаясь всем телом. Юнги визжит не по-мужски, а вскоре тупо ворчит.        — Ты же знаешь, что я тебя отпизжу?        — Это будет позже, а сейчас я греюсь и отставать не намерен, — Хосок чуть ли не мурлычет и раздражает его только сигаретный дым, который навязчиво попадает в нос.        Они вместе и это странно. Отстраненный от мира, ночной музыкант Юнги, каждый ночь убивающий себя палочкой никотина и светящийся солнцем Хоуп, любящий скорость, ночь и собственно Мина. Как-то проезжающий мимо парка Хосок услышал звуки гитары и притормозил, этим самым связывая себя с курильщиком. Тот играл на скамейке, смотрел на звезды и что-то напевал, как обычно не замечая никого вокруг. А Хоуп той же пантерой подкрался и решил познакомиться. Путь к дружбе и больше был долог и тернист, но гонщика никогда не останавливали трудности. Юнги пыхтел и отбрыкивался на жалкие попытки, но со временем оттаял к бешеному Хосоку, разрешая стать частичкой себя.        Где-то через год парни въехали в квартиру, окнами выходящую на маленькие магазинчики. Только этаж был тринадцатый и потому ночью вид был прекрасный, звезд была куча, а тишина успокаивала. Юнги был дома всегда, выходил только за продуктами и изредка на крышу, за новыми идеями. У него была собственная домашняя студия, которая нередко вводила курильщика в депрессию. Юнги пропадал там вплоть до ночи и выходил, только чтобы встретить Хосока. Гонщик, скорее бывший, работал со спортивными машинами и с новичками. Попав в аварию его правая рука стала работать чуть хуже, не то чтобы осложняя жизнь, но за руль, а тем более за мотоцикл садиться было опасно. Найдя отдушину хотя бы в работе тренера, Хосок задерживался допоздна, добираясь домой в компании звезд. Привычкой стала покупка сигарет для Юнги, этот маленький подарок для музыканта сохранял их ночные разговоры. Парень редко был в хорошем настроении и расслаблялся только с никотином и Хосоком.        Когда они были вместе, все начиналось с тишины. Так они постепенно привыкали к нахождению друг друга рядом и только после пяти минут молчанки начинали разговор. Диалоги были медленными и тягучими, не спешащими никуда. Ночь длинна. Хосок рассказывал о наивных новеньких парнях, мечтающих стать великими гонщиками, а Юнги тихо усмехался и выпускал колечки едкого дыма. Мин говорил о десятом забитом голе скомканным клочком бумаги и о мечтах сходить на баскетбольный матч. Хоуп мысленно отмечал это в голове, откладывая до лучших времен. Они пили кофе и кутались в плед у телевизора, смотря ночное кино. Слишком тепло и близко для Юнги, но он привык и понял для себя, что так хорошо только с Хоупом. Парень не задавал лишних вопросов о музыке, а если Юнги рассказывал о новой песне, то слушал внимательно и завороженно. Иногда, когда они вместе сидели в студии, гонщик в шутку читал рэп, а Юнги думал, почему бы и нет. У них было что-то личное: песня только на двоих с их голосами, кофе и ночь из окна тринадцатого этажа.        Спальня была темная. Только любимая желтая гирлянда Хосока над изголовьем кровати, тускло освещающая комнату. А мягкие подушки, сосчитать которые было огромным трудом, занимали большую часть спального места. Только они часто оказывались сброшенными на пол, когда Хосок кидал Юнги на кровать, посчитавший, что время для разговоров истекло.        — Как ты хочешь сегодня? Я бы вот отдохнул, раздевайся сам, — Хоупа сегодня проперло на издевательства, а работа действительно вымотала.        — А может быть мне еще станцевать? — Юнги огрызается и пилит взглядом.        — Ну, если тебе не трудно, — улыбочка любимца дантиста и пошлые огоньки в глазах.        Мин знает, что тот не будет ничего делать, пока его просьба не осуществиться. Хосок залезает на подушки, облокачиваясь на спинку кровати и смотрит. Юнги сидит напротив и глядит в ответ, надеясь на снисхождение. Но его не будет, а гордость придется запихнуть куда подальше, вытаскивая взамен похоть.        Хоуп все так же смотрит в глаза, а Юнги раздевается. Медленно расстегивает пуговицы, одну за другой, наклонив голову в бок и приоткрыв рот. Лунный свет из окна освещает тощую бледную фигуру и белую рубашку, спадающую с плеч парня. Специально не спеша Юнги стаскивает с себя рукава, продолжая смотреть в глаза Хосоку, вид которого не говорит о его возбуждении. Только выпирающая ширинка подтверждает обратное. Юнги выглядит холодным, но он всегда горяч, когда соглашается на игры с Хосоком. Взгляд мутный, а тонкие пальцы изящны и плавно скользят по подтянутому животу. Избавившийся от верха Юнги клацает пряжкой ремня, расстегивая только пуговицу. Он медленно ползет к парню, руками по пути поглаживая вытянутые ноги Хосока. Гипнотически смотрит в глаза и немного ухмыляется, седлая бедра. Тот рефлекторно хватается за талию Мина, пальцами поглаживая стройные молочные бока, перебираясь на выпирающие ребра. Дыхание начинает медленно сбиваться, прекращаясь где-то между губ.        Поцелуй легкий, расслабляющий, переходящий в большее, когда аристократичные пальцы касаются шеи Хосока. Тот рычит и кусает губы Юнги, терзая их до припухлой красноты. Руки блуждают по бледной спине, очерчивая непонятные узоры и тянут брюки вниз. Юнги хочет сопротивляться и сидит на бедрах крепко, смотрит в глаза, гипнотизируя. Пальчиками лезет под футболку, царапая короткими ноготками подтянутый живот и тянет вещь с Хосока. По пояс голые, прекрасные в лунном свете, они опять целуются. Приказанное «разденься» теряется в темноте комнаты и Хоуп уже сам снимает брюки с Юнги. Мин, распластанный по простыням, бледный и жмется ближе, спасаясь от холода. Красные губы ярко контрастируют с бледностью лица, а взгляд все тот же мутный, темный как и сегодняшняя ночь. Хосок медленными поцелуями ведет дорожку вниз, останавливаясь на пупке, очерчивая его горячим языком. Юнги дышит через раз и тихо постанывает, когда Хоуп через ткань трусов облизывает твердую плоть.        Терпения в Хосоке никогда не присутствовало, поэтому он срывает ненужную одежду, оставляя Юнги полностью голым. Тот не смущается и смотрит в глаза, предвкушая продолжение. Хосок вновь тянется за поцелуем, в это же время начиная медленно двигать рукой по члену Юнги. Мин стонет в губы и движется навстречу, подмахивая бедрами. Хоуп большим пальцем размазывает смазку сочащуюся из головки члена, а второй рукой сжимает худые бедра, желая оставить как можно больше отметок.        — Перевернись, — командует Хосок, когда тянется к тумбочке в поисках лубриканта.        Мин покорно переворачивается на живот, а Хоуп наблюдает белые округлые ягодицы, с красными пятнами по бокам. Он приподнимает парня за бедра и тянет на себя. На пальцах уже выдавлена холодная смазка, а Юнги ерзает от желания. Когда в него проникает первый палец, он только щурится от неприятного ощущения, когда же внутри оказывается еще два, Мин шипит громко и сжимается. А Хосок ищет нужный угол, целует шею, пытаясь отвлечь. Меняет положение и входит резко, сгибая пальцы в костяшках. Внутри Юнги горячо и узко, как всегда. Мин стонет тихо и хрипло, когда Хоуп все же находит заветную точку и начинает растягивать быстрее. Разводит свои длинные пальцы на манер ножниц, сводя Юнги с ума.        — Сделай уже что-нибудь, — Юнги кряхтит и кусает кожу на сгибе локтя, пошло разводя ноги еще шире.        Хосок вытаскивает пальцы и наслаждается картиной. Мин стоит перед ним раком, задница оттопырена и блестит от смазки. Быстро избавившись от брюк Хоуп рывком входит в разгоряченное тело, сразу начиная с бешеного ритма. Мин вскрикивает от неожиданности и морщится от боли, но быстро переходя на довольные стоны, двигаясь навстречу Хоупу. Тот втрахивает Мина в кровать, кусает за бледную шею, оставляя на всей спине кучу отметин и засосов. Юнги стонет пошло и неприлично громко, коленки трясутся и если бы Хосок его не поддерживал, то он просто бы упал тушкой на кровать.        Когда в теле появляется непривычная пустота Мин разочарованно мычит, но в следующую секунду оказывается на бедрах парня. Быстро поняв намек, Юнги сам насаживается на член, крепко цепляясь пальцами за плечи и начинает двигаться. Глаза в глаза парни наслаждаются друг другом. Хосок подмахивает бедрами, вытрахивая из Мина дух. Тот запрокидывает шею, а Хоуп присасывается к коже под кадыком, оставляя очередной засос. Одна рука крепко держит Мина за талию, пока другая доводит того до разрядки. Предчувствуя конец Юнги целует страстно, втягивая в нирвану и Хосок поддается. Ускоряя темп Хоуп бешено насаживает на себя Юнги, выбивая из того громкие, но уже хриплые стоны. Кончив, Мин пачкает Хосоку руку, а тот остается внутри. Обессилив, они еще долго целуются, кутаясь в объятиях друг друга. В комнате стало очень темно, потому что луна спрятана за облаками, а на город прилег густой туман.