Идеальный слуга

– МЕ-Е-Е-ЕРЛИН!!! Нечеловеческий вопль, прогремевший по Камелотскому замку, казалось, мог и мертвого разбудить. Вот только тот, кому он был адресован, явно вставил в свои примечательные уши (ох, ЧТО Артур сделает с этими ушами!) затычки и не спешил в покои Его Высочества, дабы извлечь того из-под обрушившегося балдахина, который накануне починил левой ногой. Артур, кряхтя и чертыхаясь, пробовал самостоятельно выбраться из многочисленных слоев ткани, но лишь сильнее запутался, став похожим на разъяренного шелкопряда-переростка. О, в такие моменты у Пендрагона аж руки чесались, как ему хотелось пойти в Нижний город, выбрать самый большой, самый твердый кочан капусты и разбить его о другой, куда менее полезный лопоухий кочан, обладатель которого будет к тому моменту стоять в колодках не менее трех часов… Дверь хлопнула, впустив долговязое недоразумение, которое, ахнув (или это был смешок?!), тут же принялось высвобождать брыкающегося принца. – Ох, Артур, прости, мне очень жаль!.. – РАЗМАЖУ ПО СТЕНКЕ! – яростное рычание донеслось прямо в том месте, где сейчас ловко орудовали руки Мерлина. Несносный мальчишка, хохотнув, отодвинулся на безопасное расстояние, оставив попытки извлечь Артура из преждевременного пропахшего пылью савана. – Милорд, ваши угрозы не способствуют тому, чтобы я освободил вас быстрее. Я не хочу умирать такой бессмысленной и нелепой смертью! – Если ты СЕЙЧАС ЖЕ мне не поможешь, то... Цепкие пальцы нашли край бархатного кокона и потянули за него, так что Артур покатился по кровати, как бочка по рыночной площади. – То что? Артур, взъерошенный, только выпутавшийся, уже готов был в подробностях описать вариант унизительно-изощренной казни, изобретенной им только что специально для Мерлина, но… Эта бесстыдная, ничуть не испуганная, широченная улыбка ярче и теплее сонного утреннего солнца за окном. Эти голубые, прохладно-нежные глаза, брызгающие извиняющимися смешинками. И эти уши. О боже, нет. Эти трогательные розовые уши, пылающие в рассветных лучах… Пендрагон тяжко вздохнул и, промычав что-то скорбно-возмущенное, без сил откинулся на подушки. И так каждый раз с момента их недавнего знакомства. Мерлину спускалось с рук абсолютно все, потому что злиться на него долго было сложнее, чем спорить с Морганой и отцом вместе взятыми. Возможно, дело было в том, что Эмрис – самый могущественный волшебник, когда-либо ступавший по земле. И его очаровательным чарам не мог сопротивляться ни один смертный. Даже венценосный. Но для Артура, пребывающего в счастливом неведении и скорбном расположении духа, вся магия Мерлина заключалась лишь в его удивительной способности одной улыбкой выбивать из него весь гнев, как пыль из коврика. Все, что ему оставалось делать в таких ситуациях, – пытаться нахмуриться и, взяв вяло сопротивляющегося Мерлина в захват, тереть костяшками пальцев его растрепанный темноволосый котелок, чтобы слуга не заметил, как губы Артура расплываются в бессильной глупой улыбке. Так он поступил и сейчас. *** – Мерлин, ты просто невыносим, – будущий король Камелота, скривившись, давился сухим куском пирога. – Ну хоть в чем–то в этом переменчивом мире должна быть стабильность, милорд, – прощебетал Мерлин, безобразно криво заправляя постель. – Нет, ну правда, Мерлин, – Пендрагон привычно протолкнул скверный завтрак в желудок, запив его разбавленным вином, – это уже переходит все границы. Мерлин немного удивленно вскинул брови и прошлепал к столу, чтобы убрать крошки. – Я что-то сделал не так, сир? – Что-то?! – Артур нервно рассмеялся, спрятав лицо в ладони. – Мерлин, да ты ВСЕ делаешь не так. Слова Пендрагона неожиданно для него самого обрушились тяжелой тишиной, поглотившей на несколько мгновений все звуки в комнате. Плечи Мерлина дрогнули, и он опустил взгляд. – Вы хотите меня уволить, милорд?.. «Господи, нет! Конечно же нет, идиот ты эдакий!» – вопило от шока все существо Артура. Почему Мерлин вообще воспринял его слова всерьез?! Почему впервые придал значение его нападкам и сейчас выжидательно смотрит на него тревожным, почти испуганным взглядом?.. Артур беззвучно открывал и закрывал рот, пытаясь подобрать для слуги адекватную причину о пожизненной сохранности за ним рабочего места, не включающую в себя фразу «я по уши влюблен в тебя, придурок». Но Мерлин, поникший, будто сдувшийся мячик, оценил его затянувшееся молчание по-своему. – Артур, пожалуйста, дай мне шанс, – тихо произнес он. – Но Мерлин, я… – Обещаю, что с завтрашнего дня стану идеальным слугой. Артур поперхнулся своим протестом и в неверии уставился на Мерлина. «А вот это уже интересно». Конечно, глупо было бы рассчитывать, что Мерлин станет «идеальным». Но, возможно, если он перестанет беспрестанно дерзить и перечить, начнет приносить завтрак, хотя бы отдаленно напоминающий съедобную еду, и отстирывать рубашки Артура, а не сильнее марать их, то он станет больше напоминать обычного слугу…. И тогда появится шанс, что щемящее, постыдное в своей нежности чувство перестанет накрывать сердце принца каждый раз, как он посмотрит на это солнечное в своей безалаберности воплощение косорукости. Смерив изучающим взглядом неловко мнущегося, нервно теребящего кончик нелепого платка парня, Артур едва заметно улыбнулся. – Ловлю на слове, Мерлин. Эмрис, стыдливо улыбнувшись в ответ, булькнул благодарность и, окрыленный, ускакал в неизвестном направлении, даже забыв убрать посуду. *** До конца дня Мерлин старательно избегал встречи с Артуром, рискуя загреметь в колодки за отлынивание от своих прямых обязанностей: кормить и поить своего хозяина бог знает чем, ронять ему на ноги доспехи и заслонять его своими ушами от палящего летнего солнца. Под вечер Пендрагон от скуки даже заглянул к Гаюсу, дабы поинтересоваться, где носит его подопечного. Старик, встряхивая какую-то колбочку с ядом (Артур был уверен, что целебные зелья не могут иметь смертельно-рубиновый цвет), меланхолично ответил: – Боюсь огорчить вас, милорд, но Мерлин в таверне. Как назло, из каморки послышалось тихое пыхтение и звон посуды, и Гаюс поморщился, старательно избегая любопытного взгляда юного принца. – Не зна-а-ал, что ты подрабатываешь тавернщиком, Гаюс. Придворный лекарь все же отвлекся и посмотрел на Артура хитрым взглядом, пряча тень улыбки в морщинках вокруг рта. – Я прослежу, чтобы он не напился, милорд. Артур расплылся в мальчишеской, отнюдь не монаршей улыбке, и, пожелав лекарю доброй ночи, удалился к себе в покои. *** Омерзительное утро (для Артура другого эпитета к слову «утро» не существовало) началось с восхитительного незнакомого запаха. Терпкого, горьковатого, щекочущего ноздри обещанием незабываемого вкуса. Сон проиграл любопытству в неравной борьбе, и Артур открыл глаза. К его удивлению, в комнате все еще было темно. Что, однако, не помешало ему разглядеть крохотную чашечку с диковинным напитком на своей прикроватной тумбочке. Пендрагон только было потянулся, чтобы взять ее, как чья-то рука деликатно ухватила его за указательный палец и отвела в сторону. – Сир, я еще не пробовал ваш кофе. Я должен убедиться, что он не отравлен. Подождите минутку. Пока Артур пытался спросонья сообразить, что такое «кофе», и что это сейчас такое было, Мерлин прошлепал в сторону окна и взялся за шторы. – Я подумал, что вы бы хотели просыпаться от приятного запаха, а не от бьющего в глаза света, – с этими словами он мягко раздвинул шторы, так что карниз даже не скрипнул обещанием обрушиться на его голову. Артур, обомлев, рассматривал открывшуюся ему картину. Лучистая улыбка от уха до уха. Черная рубашка, подчеркивающая молочно-нежную кожу. Изящные кисти, сжимающие серебряный поднос с какими-то невиданными деликатесами… и даже брюки по размеру. Артур судорожно сглотнул. – Кто ты, и что сделал с Мерлином? Эмрис воспринял сказанное как комплимент и, гордо задрав нос, прошествовал к кровати Артура, по дороге споткнувшись о его сапог. – А нет. Все в порядке, – улыбнулся принц, наблюдая за тем, как его слуга совершает немыслимые па цапли-балерины, чтобы удержать поднос в руках и ничего не выронить. Каким-то чудом тарелка с суицидальными наклонностями, готовая вот-вот спрыгнуть с подноса, передумала сводить счеты с жизнью и смирно застыла на прежнем месте, так что Мерлин смог наконец поставить его прямо на укрытые одеялом ноги Пендрагона. Артур уже потянулся к спелым ягодам, кокетливо и призывно выглядывающим из-под сливочного покрова, но Мерлин деликатно кашлянул. – Милорд, я должен продегустировать ваш завтрак. Артур возмущенно фыркнул. – Мерлин, ты не мог выдумать еще более идиотского предлога, чтобы жрать мою же еду у меня на глазах! Эмрис как ни в чем не бывало извлек крохотный, почти игрушечный серебряный ножичек и такую же вилочку. – Артур, – Мерлин облизал губы самым кончиком языка, выбирая, с чего начать – клубники со сливками или открытого пирога с курицей и сыром, – отныне я – настоящий слуга наследного принца. Эмрис отрезал микроскопический кусочек ароматной выпечки на глазах у офигевшего от такой наглости Пендрагона и продолжил: – Да будет тебе известно, что это, – Мерлин с удовольствием клацнул зубами по вилке и, не жуя, проглотил кусочек, – входит в мои прямые обязанности. Артур, смеясь, заметил: – То есть, если завтрак все же отравлен, ты решил окочуриться прямо у меня на глазах, я правильно понимаю? Мерлин не удержался и зачерпнул на кусочек клубники чуть больше сливок, чем полагалось для дегустации. – Ну, если хлеб не обеспечу, то хотя бы зрелище, – хмыкнул в ответ слуга и слизнул сливки, умудрившись измазать верхнюю губу. «О да, Ме-е-рлин. Ты обеспечил еще ТО зрелище», – мысленно простонал Пендрагон, вылизывая взглядом пухлую розовую губу, измазанную слегка недовзбитыми, стекающими в уголок рта сливками… А потом Мерлин слишком медленно облизнулся, заставив член Артура под покрывалом слишком быстро перейти в состояние почти боевой готовности. Пендрагон заерзал и незаметно пододвинул поднос ближе к себе, в прямом смысле этого слова, подавляя свои желания и весьма твердые намерения заставить Мерлина повторить свое импровизированное представление в немного другом формате. – Ну-с, милорд, вы пока завтракайте, а я пойду за доспехами, – улыбнулся Мерлин, вставая с края кровати. Взгляд Артура вновь упал на крохотную чашку. – Я так понимаю, яд был добавлен именно туда, поэтому ты делаешь вид, что забыл о ней. Мерлин в притворном ужасе хлопнул себя по лбу и затараторил: – Каюсь, милорд. Вы разгадали мой хитрый план. Мне нечего сказать в свое оправдание, потому что я забыл ложечку для дегустации, – Мерлин улыбнулся и неловко развел руками. – Дабы вернуть ваше доверие, я могу за ней сбегать. Артур собирался улыбнуться и кивнуть, но его рот сам по себе открылся и выпалил: – Ты можешь просто отпить из чашки. Мерлин удивленно вскинул брови, но по гремучей смеси непонятных эмоций на лице Пендрагона не смог понять абсолютно ничего. – Как скажете, сир. Мерлин присел у тумбочки и, взяв миниатюрную чашечку, коснулся ее тонкого бортика губами. Почти целуя проклятый фарфор, чтобы втянуть каплю жидкости, и блаженно прикрывая глаза. – Горько, но божественно, – улыбнулся он, протягивая чашку Артуру, немигающе следившему за каждым его движением. Стоило Мерлину спустя минуту упорхнуть за доспехами, как Пендрагон с мазохистской жадностью припал губами к тому же месту, которого касались губы его слуги. Вихрь отрезвляющих мыслей о том, что он абсолютно сошел с ума и все стало только хуже, утих, стоило Артуру почувствовать едва уловимый, призрачный аромат клубники со сливками на фарфоровом бортике. «Горько, но божественно», – с грустью согласился он, залпом осушая привкус чужих губ. *** Артур уже поел, натянул рубаху и морально готовился к тому, что в очередной раз за время надевания брони его тело пострадает куда сильнее, чем во время тренировки. Приближение Мерлина ознаменовал громкий звон разлетевшихся по полу доспехов и заливистый смех служанок, отложивших корзины с бельем, чтобы помочь самому нерасторопному слуге в Камелоте. Наконец, запыхавшийся, растрепанный, он ввалился в покои, нагруженный мешками с деталями доспехов. – Мерлин, ты выглядишь, как перепуганный жадный воришка, стремящийся унести на своем горбу как можно больше серебра из сокровищницы. – Мне за это даже не платят, – буркнул Мерлин, с тяжким вздохом опуская мешки на пол. Отдышавшись, он аккуратно разложил металлические части брони, готовясь упаковывать Пендрагона до состояния боевой черепахи. Артур с интересом наблюдал за его манипуляциями, и с каждым новым предметом его брови ползли все выше вверх. – Мерлин, куда ты подевал мой доспех? – принц подошел к столу и внимательно вгляделся в подозрительно блестящий нагрудник. – Он перед вами, сир, – улыбнулся Эмрис, протирая тряпочкой наручи. Пендрагон нахмурился, повертев в руках наплечник. – Я просто почистил его, сир, – Мерлин прикусил губу, пытаясь скрыть улыбку, ставшую уже непозволительно широкой. – То есть раньше ты этого не делал?! – возмущенно ахнул Артур. – Ну-у-у, – опасливо попятился Мерлин, упершись тощим задом в край стола, – в этот раз я его почистил хорошо. Артур, закатив глаза, простонал что-то тоскливо-невразумительное и стал, вытянув руки, чтобы его удобнее было одевать. Мерлин намек понял и, подойдя к Артуру почти вплотную, начал аккуратно просовывать его руки в рукава поддоспешника. Не грубо. Почти мягко расправляя манжеты у запястий и порхая у самой полоски обнаженной кожи, так что пульс Пендрагона отчаянно забился, беззвучно крича о том, как ему хочется почувствовать на себе прикосновение тонких пальцев. – Ты не мог бы… гм… делать это немного быстрее? – Артура откровенно напрягало то, как аккуратно и бережно с ним обращается Мерлин. Но еще больше его напрягало то, что, если так пойдет и дальше, его напряжение станет… Очевидным. – Да, конечно, – Мерлин мягко улыбнулся и подошел вплотную, чтобы затянуть застежки. Подошел, мать его, вплотную. Проводя руками по груди Артура каждый чертов раз, чтобы ухватить ремешки. Опускаясь ниже вдоль живота. Сосредоточенно глядя только вниз, пока Пендрагон отчаянно цеплялся взглядом за опущенные подрагивающие ресницы напротив в попытке удержаться на ногах, становящихся ватными от каждого случайного прикосновения к его прессу сквозь рубашку. От еще одного такого движения Артур прикрыл глаза и слишком резко втянул воздух. – Туго? – испуганная синева бьет прямо в глаза, и Артур тонет, захлебываясь чужим дыханием, опалившим губы. Кажется, он пытается вынырнуть слишком долго, потому что сквозь шум стучавшей в висках крови до него, как сквозь толщу воды, доходит обеспокоенный вопрос слуги: – Артур, с тобой все хорошо? – Да, – хрипло кивает Пендрагон, с облегчением отмечая, что Мерлин закончил надевать поддоспешник. – С латами я справлюсь быстрее, – извиняется суетящийся у стола слуга, то и дело бросая участливые, робкие взгляды. Будто чувствует свою вину, но не может понять, в чем именно провинился. Дальше дело, и вправду, пошло проворнее. Кольчуга. Нагрудник, во время крепления которого чужое дыхание ласкало волосы у Пендрагона на затылке. Наплечник. Налокотник. Наручи… И самое ужасное. Пояс. Мерлин привычно намотал его вокруг руки, проверяя, не прохудился ли, и опустился на колени, чтобы было удобнее затягивать. Артур закрыл глаза и попытался выровнять дыхание. Перед глазами все еще был Мерлин с тугим кожаным ремнем вокруг запястья… Мерлин, который стоял перед ним на коленях и смотрел снизу вверх прозрачно-спокойным, покорным взглядом, чуть закусив нижнюю губу… Обхватывал его руками сквозь кольчугу, практически, блядь, утыкаясь носом ему между ног… Из вязкого омута мыслей Артура вырвало невинное замечание: – Не знал, что вы надеваете на тренировки гульфик*, милорд. Пендрагон в ужасе распахнул глаза, чтобы увидеть, как Мерлин, затянув пояс, с интересом смотрел на его пах, виднеющийся в прорези кольчуги и поддоспешника. Милый, невинный Мерлин без тени смущения разглядывал болезненно каменный стояк будущего короля Камелота, рвущийся сквозь брюки, и Артур совершил свой первый рыцарский подвиг: не поддался желанию запустить пятерню в растрепанную темноволосую макушку и заставить ее обладателя прямо через ткань припасть к твердой плоти своим непозволительно пухлым ртом, обдав ее теплым влажным дыханием. Высшие силы явно оценили его героизм, вложив в пересохшие губы весьма дельное замечание: – По этому случаю ты решил прожечь в нем дыру своим взглядом? Мерлин моментально встрепенулся, неумело прикрыв ладонью вспыхнувшие стыдом скулы, и хрипло хохотнул. Кое-как поднявшись, он слегка заплетающейся походкой подошел к столу и взял меч. Каким-то чудом под натиском двух неловкостей напряжение в комнате лопнуло, вернув поведение Артура и Мерлина в привычную колею. Когда слуга обернулся, протягивая меч, на его запавших щеках оставалась разве что тень румянца, а штаны Пендрагона уже перестали так нестерпимо давить. – Ослепительно выглядите, милорд, – задорно подмигнул Мерлин. И Артур не смог не вернуть ответную улыбку, рассматривая идеально отполированный, блестящий доспех в зеркале. – Я бы даже сказал, сногсшибательно, – добавил он, ощутимо пихнув смеющегося Мерлина в тощий бок. _____ *гульфик - достаточно "эпатажная" часть средневекового гардероба, прикрывающая стратегически важные части тела и делающая их визуально более впечатляющими :D http://www.liveinternet.ru/tags/%C3%F3%EB%FC%F4%E8%EA/page2.html *** Секрет успешной тренировки прост: на ней не должно быть Мерлина. Так, некому было бежать через все поле к Артуру именно в тот момент, когда рыцари начинали метать копья. Никто не высовывал из щитка-мишени любопытную лопоухую тыковку, чтобы проследить, куда именно кидает Артур кинжал. Некому было во время полуденной жары утирать платком (этой красной тряпкой для быка!) росинки пота с нежной шеи, заставляя Артура облизывать пересохшие губы и пропускать удар за ударом. И уж точно не нужно было бояться, что кто-нибудь сдавленно охнет от удара по тренировочной груше и упадет на землю, увлекая Пендрагона за собой. Вдобавок, дерзко улыбаясь, искря озорными поддевками в сантиметре от его губ. Безусловно, такие тренировки были самыми эффективными и самыми скучными на свете. *** После изнуряющих занятий Артур свернул в самый неприметный коридор, где не надо было чеканить шаг с гордо поднятой головой, и никто не сравнил бы вяло ползущего по полу наследника престола с металлической улиткой, оставляющей за собой потный след. Артур устало брел в сторону своих покоев, с тоской размышляя о том, кому же он так насолил в свои 20 лет, что его прокляли, заставив влюбиться и страстно желать неловкого, острого на язык дуралея-слугу… Который прямо сейчас стоял в коленно-локтевой, тщательно надраивая пол в его комнате. Выпятив тощий, но упругий, обтянутый темными брюками зад прямо в сторону замершего в дверном проеме Пендрагона. Челюсть принца, кажется, упала на пол с таким громким звуком, что его услышал даже вечно витающий в облаках Мерлин. – Оу, – с улыбкой обернулся Эмрис, – вы сегодня рано, милорд. Именно с таких слов и начинался очередной эротический кошмар Артура. Кошмар, в котором его слуга долго-долго растягивал себя мыльными влажными пальцами, так что у Артура вконец сорвало башню, и он просто нагнул его, впечатывая грудью и носом в еще мокрый деревянный пол и… – Артур, ты заходи, тут уже почти сухо, – прощебетал Мерлин, отжимая тряпку в ведро с водой. «Вот же блядство!» – мысленно простонал Артур, выныривая из душных ночных воспоминаний в реальность, где вообще забываешь, как дышать. Принц присел за рабочий стол и попытался сосредоточиться на виде из окна. На чем-нибудь абсолютно асексуальном. Вроде во-о-он того упитанного бревна в засаленном платье, которое быстро-быстро семенит по двору… Но Мерлин не даст забыть о своем присутствии в комнате ни на минуту. – Милорд, я закончил уборку. Теперь, – слуга легонько побарабанил пальцем по латам на плече Пендрагона, – можно вас раздевать. Игривые нотки в голосе Мерлина ничуть не облегчали танталовых мук Артура, что не могло не сказаться на его настроении. – Ради всего святого, сделай это быстро, – процедил Пендрагон сквозь зубы, готовясь к новой пытке. Слуга немного опешил от внезапной беспричинной резкости в свой адрес, но не промолвил в ответ ни слова. Лишь слегка нахмурился и поджал губы, молча исполняя пожелание своего господина. Старательно избегая его взгляда и быстро порхая пальцами по ремешкам брони, которая соскальзывала с Пендрагона так же, как и колючая паутина раздражения с каждой секундой воцарившейся тишины. Невинный, смешливый парень перед ним искренне старался угодить ему целый день, насколько это вообще было возможно со всей его неловкостью и отсутствием опыта. И Артур понимал, что на самом деле злится не на Мерлина, а на себя. За свою несдержанность в помыслах, глупые, абсурдные желания и мечты, которым никогда не суждено сбыться. Мерлин не был виноват в том, что Артур настолько желал его. И тело, и душу. Целиком и без остатка. В том, что сердце будущего короля болезненно сжималось при виде того, как от обиды едва заметно подрагивают уголки губ мальчика-слуги. – Мерлин… Голос слушался плохо, и Артур сглотнул. – Да, сир? – метнулся в глаза прохладный, почти соленый у кромки век взгляд. – Прости меня. Пендрагон хотел сказать еще очень многое, но замер, залюбовавшись тем, как мягкий лучистый свет заполняет глаза Мерлина, делая их похожими по цвету на теплое сентябрьское небо. – Ты не должен, Артур. Я ведь просто… Пендрагон отрицательно покачал головой, опустив глаза. – Ты больше, чем слуга, Мерлин. И это действительно было так. Разве может робкая улыбка простого слуги озарить не только комнату, но и заиграть отражением солнечных зайчиков в душе наследника престола? «Нет», – грустно улыбнулся Артур своим мыслям, – «Конечно же, нет». Мерлин был единственным в своем роде. Смелым и дерзким. Смешным и нелепым. Сотканным из беспричинной радости и неловкости. Звенящим на весь Камелот своим непозволительно громким смехом и оглушающе громко молчащим, когда Артур на него по-настоящему злился целых 2 минуты. Но больше всего Артуру нравилось то, что Мерлин был очень чутким. Он мог нарываться и нахальничать, когда принц был не в духе, помогая ему выпустить пар, но никогда, никогда не трогал его, когда тому было действительно плохо. Просто тихонько сидел рядом с ним, озвучивая молчанием свою преданность, и раскрашивая своим присутствием серую тоску в душе Пендрагона. Вот и сейчас он без лишнего шума спрятал доспех и на мгновение исчез за ширмой, молча вытаскивая чан с горячей водой и банные принадлежности. – Я вскипятил воду загодя, так что сейчас она как раз идеальна для купания, – пояснил Мерлин, все еще слегка неловко улыбающийся от сказанных ему слов. – Спасибо, – мягко улыбнулся в ответ Пендрагон, наблюдая за тем, как губы его не привыкшего к благодарности слуги приоткрываются в легком восторженном вздохе. – Ты можешь быть свободен на сегодня, Мерлин, – кивнул он, прежде чем зайти за ширму. Но Эмрис не спешил покидать его покои и неловко поскрипывал сапогами, стоя у двери. – Милорд, я мог бы… Как хороший слуга я мог бы вам помочь. Артур замер, так и не сняв до конца рубашку, в то время как его лицо приобрело такой же насыщенно–алый оттенок, как и хлопковая ткань. В голове со свистом начали сменяться картины, одна хуже, одна прекраснее, одна запретнее другой… – Мерлин, мне ценно твое рвение, но, веришь или нет, я бы не хотел, чтобы меня видели обнаженным, – хрипло и нервно пошутил Артур, чувствуя, как в который раз за день наливается тяжестью то, на что Мерлину смотреть отнюдь не стоило. – Если это единственная причина, то я могу предложить вам… – послышался приглушенный смешок. – Завязать мне глаза. Будущему королю не пристало потакать своим слабостям и глупо рисковать собственным достоинством и непоколебимостью в глазах подчиненных. Но Артуру было 20 лет, и дважды отказаться от предложения почувствовать на обнаженной коже прикосновения человека, которого желал больше всего на свете, он просто не смог. Быстро стянув рубашку и штаны с сапогами, он выглянул из-за ширмы. – Мерлин, отвернись. Эмрис демонстративно зажмурился и улыбнулся, будто в предвкушении игры в прятки, поворачиваясь к принцу спиной. Услышав позади себя шаги, он снял с себя платок и протянул его Артуру, не оборачиваясь. – Этим можно завязать глаза. Артур, нахмурившись, в несколько слоев сложил тонкую ткань, проверил, не просвечивает ли она, и лишь после этого бережно накрыл ей глаза Мерлина, надежно завязывая концы на темноволосом затылке. – Что-нибудь видишь? – Если зеленые круги под веками не в счет, то нет. Артур улыбнулся, отвесив Мерлину легкий подзатыльник, и подвел его к чану, прежде чем залезть в него самому. Погружаясь в теплую, даже горячую воду, парень почти застонал от удовольствия, с удивлением отмечая нежный, едва уловимый аромат. – Я добавил несколько капель лавандового масла. Это поможет расслабиться, – спешно пояснил Мерлин, которому кратковременное отсутствие зрения лишь придало прозорливости. Он удобно уселся на полу и принялся намыливать Артуру голову, взбивая пышную пену в мокрых пшеничных волосах. Пропуская их между пальцами и плавно проводя ими от основания затылка до лба, так что Артур аж замурчал от удовольствия. Мерлин довольно хмыкнул и начал мягко массировать виски Пендрагона, танцуя по коже подушечками пальцев ровно с такой силой, чтобы выдавить из его сознания все связные мысли. – Запрокинь голову, – тихо шепчет он, неловко утыкаясь губами почти в мочку уха, и Артур покорно делает, как ему велят. Мерлин зачерпывает в деревянный черпак воду и смывает мыльную пену с волос, положив влажную ладонь на лоб принца, чтобы случайно не залить ему глаза. – Подвинься чуть повыше к краю бортика, пожалуйста. Артур резко двигается, став причиной мыльного мини-цунами, пролившегося на пол, и досадливо шипит. – Ничего, я уберу, – успокаивающе шепчет Мерлин, разминая и намыливая шею, плечи и лопатки принца. Вверх и вниз, плавно скользя по мыльной коже. Снимая напряжение в затекших каменных мышцах в меру сильными, иногда даже до боли приятными нажатиями. Мерлин был мастерским палачом самообладания Артура. Он медленно, умело расслаблял его тело, лишая всех внутренних барьеров, так что в какой-то момент Пендрагон просто вздохнул и откинулся влажным затылком на плечо Мерлина, закрывая глаза. Он чувствовал приятный горьковатый запах хвойного мыла, исходивший от его слуги, и изредка вздрагивал, нечаянно соприкасаясь щекой с его нежной кожей. Он проваливался в блаженную дрему, убаюканный его глубоким мерным дыханием, и лишь краем сознания отмечал, как Мерлин по очереди намыливает и омывает его руки, а затем возвращается к ключицам и груди. Это так естественно, так приятно, когда тебя практически обнимают со спины, бережно лаская кожу под водой и вновь на поверхности. Вверх – и ты вдыхаешь. Скользящее движение вниз – выдыхаешь. Чем ниже движения, тем медленнее ты дышишь. Тем глубже. Тем тяжелее глотать ватный пар воздуха. Потому что все чувства, все реакции тела сосредоточены только на ощущении чужих ладоней, проезжающихся вдоль бедер и двигающихся назад к бедренным косточкам и косым мышцам пресса. Ваше дыхание становится синхронным, и ты чувствуешь, как тебя затягивает томительная нега. Но эти хрупкие руки не дают тебе отключиться. Тебя держат, тебя удерживают эти руки и ваше участившееся дыхание, когда прикосновения опускаются вдоль живота, плавно обводят пупок и замирают на нижнем прессе. И тебе кажется, что ты ощущаешь, как бьется сквозь кончики пальцев чужое сердце. Они медленно движутся вниз миллиметр за миллиметром, а дыхание у тебя над ухом становится сбивчивым и быстрым… А дальше ты, как в тумане, из последних сил накрываешь чужую ладонь своей, не давая опуститься ниже. Ты чувствуешь, как эти тонкие пальцы дрожат у основания дорожки на животе, где она только-только становится чуть шире, а слух обжигается рваными хриплыми вздохами, созвучными с твоим именем. Ощущение нежной теплой щеки, прижавшейся к твоей. Два или три, четыре или три, два или четыре смазанных неуловимых прикосновения губами к твоей скуле. И этого, даже этого достаточно, чтобы низ живота свела болезненно-сладкая судорога, эхом прокатывающая по всему телу. Выжимающая тебя без остатка. *** – Артур… Сознание возвращается очень медленно, фокусируясь не на звуках смутно знакомого имени, а на голосе. Дрожи и страхе в этом голосе. Запахе крови, стекающей металлическим привкусом в трещины на губах. Ощущении холода на переносице. И слез на своем затылке, разбавленных надрывным дыханием. – Мерлин… Мерлин, что произошло, – шепчет он, пока сразу два потолка борются за право поместиться у него в глазах. Эмрис тихо ахает, роняя жестяную холодную кружку на пол, заполошно прижимаясь к нему сзади, и шепчет, шепчет, шепчет что-то о том, что в какой-то момент Артур задрожал в его руках, а потом странно обмяк, так что слуга, перепугавшись, сдернул повязку и увидел, что он потерял сознание и носом у него пошла кровь и… – Ш-ш-ш-ш, Мерлин… Не так быстро… Пожалуйста. Артур медленно садится в чане с комнатной, еще едва теплой водой и понимает, что прошло не так много времени. Держась слегка ватными руками за бортики, он аккуратно разворачивается, так чтобы стены не кружились призрачными двойниками у него перед глазами. Он помнит, что произошло до его потери сознания, и нервная улыбка прорастает в уголках его губ… …и тут же вянет, когда он видит выражение лица того, кто помнит, что произошло после. Белый до прозрачности, Мерлин мелко подрагивал, растирая мокрыми, все еще мыльными руками воспаленную кожу на веках, а пережитый ужас беззвучно стекал по его запавшим щекам. – Это… Это из-за… меня… – хрипит он, и Артур едва не опрокидывает чан с водой, чтобы дотянуться до его рук и крепко сжать их. – Мерлин, – Пендрагон пытается поймать ускользающий, расфокусированный взгляд парня, – Мерлин, это не твоя вина, слышишь? Артур легонько похлопывает Эмриса по щеке и берет его лицо в свои руки. – Ничего страшного не произошло. Такое с каждым может приключиться, и в этом нет твоей вины, слышишь? – Мерлин глубоко и судорожно вздыхает и кивает. – Я здесь, – ласкает испуганный взгляд Пендрагон, проводя большим пальцем по нежной скуле. – Я с тобой. – Я здесь… Я с тобой… – шепотом повторяет Мерлин слова Артура, как спасительную мантру. *** Лишь когда слуга окончательно успокоился (а произошло это нескоро), Пендрагон почувствовал, что все это время сидел в холодной воде. Он быстро выпрыгнул из чана и, прошлепав по полу мокрыми пятками, зябко ухватил полотенце, кутаясь в него. Мерлин смотрел на него с растерянной улыбкой, немного рассеянно и вяло собирая банные принадлежности и протирая лужу на полу. Артур неловко улыбнулся в ответ. Толку было стесняться сейчас, если у Мерлина было как минимум минут 20, чтобы рассмотреть его всего под водой и, возможно, увидеть в ней какие-то подозрительные разводы… Вот только по его розовеющим ушам Пендрагон понял, что его слуга в тот момент думал о его наготе в последнюю очередь. А потому сейчас пытался незаметно (что у Мерлина безбожно плохо получалось) рассматривать вытирающегося Артура. – Мерлин, любопытство кошку сгубило, – хмыкнул принц, проследив за направлением взгляда слуги, который до этого видел его максимум без рубашки. Эмрис забавно вспыхнул, выронив мыло, но не преминул отметить, пряча смеющийся взгляд в пол: – Но удовлетворение любопытства воскресило ее, милорд. Артур хохотнул и с удовольствием отметил, что этот тощий шкодливый черный кот с голубыми глазами на узенькой мордочке действительно «воскрес», судя по тому, как быстро он нашел ответную колкость. Нырнув за ширму, он принялся одеваться, прислушиваясь к возне своего слуги. Похоже, Мерлин только и ждал момента, когда их будет разделять этот тонкий спасительный щит от неловких взглядов, чтобы озвучить то, что его беспокоило: – Милорд, вам… Вам нравилось то… Что я делал? – голос Мерлина то и дело предательски срывался, и Артур физически почувствовал, как температура в комнате повысилась, нагретая нервно пылающими ушами слуги. Хотя он и предвидел подобный вопрос, это ничуть не облегчало ему задачу. Самым простым вариантом было бы свести все к шутке, потрепав Мерлина по макушке и сказав, что он способен выбить дух из человека одним нажатием пальца, и Артур обязательно возьмет его с собой в военный поход, но впредь, купаясь, предпочтет обходиться своими силами. «Это было бы грубо, но правильно», – думал Пендрагон, расправляя рубашку. «Это лишило бы меня раз и навсегда мазохистского, разрушительного удовольствия», – окончательно решил Артур, выходя из-за ширмы. …а когда он подошел к притихшему Эмрису, сидевшему на полу и изучающему носки своих ботинок в ожидании его ответа, Артур уже знал наверняка, что не будет ни грубить, ни искать простых и лживых вариантов. – Мне понравилось абсолютно все, Мерлин, – честно признался он, чтобы человек, которого он любит, не думал, что его прикосновения, его близость могут быть неприятны. Артур присел на колени, ловя настороженный, ускользающий взгляд Эмриса. – Мерлин, посмотри на меня, – шепчет он, легонько приподнимая парня за подбородок. – Я ценю все, что ты для меня сегодня сделал… И Эмрис мгновенно откликается на благодарность, поднимая взгляд, в котором Артур в этот раз не может прочесть слишком многого. – …но слуги, даже самые идеальные, не обязаны делать то, что собирался сделать ты, – заканчивает он. Пока понимание сказанного проступает на лице парня ало-розовым цветом, Артур добавляет: – До конца дня можешь отдыхать, Мерлин. Пендрагон рассчитывал, что его слуга тотчас же ретируется из покоев, хватаясь за любезно предоставленную возможность спрятать свое смущение, но Мерлин убегать явно не спешил. Еще несколько долгих мгновений он непривычно открыто, не стесняясь смотрел в глаза принца, будто бы ища в них ответ на вопрос, который задать так и не смог. И лишь после этого, явно что-то для себя решив, он молча и проворно собрал мешочек с банными принадлежностями и удалился. И Артур был готов поклясться, что видел во взгляде, которым тот посмотрел на него на прощание, благодарность. *** Это был трудный день. После ужина с отцом и Морганой, Артур почти сразу же вернулся к себе в покои и, еле-еле стащив рубаху и сапоги, без сил рухнул на кровать. Он не чувствовал физической усталости. Тело было легким и расслабленным, еще помня мягкие массирующие прикосновения… …которые при этом были причиной свинцовой тяжести на сердце. Дышать было душно из-за десятков вопросов, простреливающих виски. О том, что будет завтра и послезавтра. О том, что, кровь из носа будет самым меньшим злом из того, что с ним сделает постоянный контроль и напряжение. Ведь, если так пойдет и дальше, скоро он начнет срываться на близких. И на Мерлине в том числе… Артур попытался отвлечься от тяжелых мыслей и залез под тонкое покрывало, зябко ежась от лизнувших пятки свежих холодных простыней. Но стоило ему более-менее сносно устроиться и приготовиться к затяжному прыжку в слепой сон без сновидений, как дверь в его комнату тихо отворилась… Впуская долговязое существо, явно прохлопавшее ушами, когда он сказал «до конца дня можешь отдыхать». – Мерлин, я же сказал, что… – Как вы могли заметить, уже не день, а ночь, сир, – прошептал слуга, пряча смешинки в голосе. И Артуру показалось, что он даже в темноте видит, как Мерлин слегка улыбается. Эмрис подошел ближе к кровати и торопливо продолжил: – А августовские ночи достаточно прохладные, к тому же, вы спите на свежих простынях и… – Мерлин, не томи, – насмешливо приподнял бровь Пендрагон, обрывая слугу, который мог щебетать часы на пролет, на полуслове. – Все теплые одеяла сейчас в прачечной, поэтому я… Мерлин закусил нижнюю губу и нерешительно, почти неслышно закончил: –…могу предложить вам лишь грелку. Пендрагон грустно улыбнулся и благодарно кивнул, прежде чем подоткнуть себе одеяло и развернуться на бок. Чтобы хотя бы не видеть, как этот безумный в своей внезапно проснувшейся, трогательной заботе мальчишка готовит ему грелку вместо того, чтобы спать самому. Торопливо шуршит там чем-то у него за спиной и… Сердце Артура замерло, когда сзади к нему прижалось теплое обнаженное тело, невесомо скользнувшее под одеяло. Прижалось, обвивая руками за плечи и утыкаясь носом в ямочку у основания затылка. Дыша тихо, но рвано, загнанно. Дважды призрачно коснувшись губами его шеи. – Мерлин…Господи, Мерлин…– Артура бьет крупная дрожь, и голос отказывается слушаться, срываясь на хрип. – Что же ты делаешь?.. А Эмрис лишь льнет сильнее и шепчет: – Согреваю того, кто не просто сказал мне, что я больше, чем слуга… Робкий поцелуй в плечо. – Но и доказал это, побоявшись сделать мне больно настолько, что ни словом, ни даже взглядом ни разу не принудил меня к тому, чего так сильно хотел сам. Мерлин проводит рукой по волосам Пендрагона, продолжая порхать губами по его коже. – Согреваю принца, который поставил достоинство и чувства своего слуги выше собственных желаний. Руки настойчиво переворачивают Артура на другой бок, к себе лицом, а он все еще не может поверить до конца в реальность происходящего. Пока Мерлин на мгновение потешно не нахмурился от бьющего в глаза лунного света и не спрятался от него у Артура на груди. – Согреваю не потому, что должен или обязан… – шепчет он прямо в сердце. – А потому, что хочу этого сам. И только после этого Артур нашел в себе силы легонько приобнять Мерлина. Провести рукой по худому предплечью и положить ее между нежных лопаток, где чужая жизнь быстро-быстро билась ему в ладонь. Это действительно был его Мерлин. Живой до кончиков холодных пальцев, которые он доверчиво грел у него на груди, так что хотелось плакать от счастья. От того, как сильно эта темноволосая макушка пропахла солнцем и травами, которые Мерлин не столько собирал, сколько валялся в них, смотря на небо и впитывая его синеву своими глазами. От того, как он потихоньку поднимается чуть выше, касаясь мягкими сухими губами его ключиц, шеи, щекотного местечка под нижней челюстью и давно зажившего шрама на подбородке. Мерлин смешно поддевает кончик его носа своим и упирается лбом в лоб. Закрывает глаза и обжигает коротким вздохом его губы, замирая в миллиметре от них. Некоторое время Артур просто ловит его дыхание. Ласкает невесомый воздух, пока в какой-то момент он не становится мягким и податливым, нежным и немного пьянящим. Ощутимым под его губами. Виноградно-терпким на вкус. И вовсе не потому, что губы любимого человека априори должны быть слаще винограда. Так бывает только в сказках и любовных романах. А Мерлин был настоящим. И единственной причиной необычного вкуса его губ было то, что он сделал пару глотков вина для храбрости, прежде чем осмелиться предложить Артуру себя. И Пендрагон едва заметно улыбался в поцелуй, лаская уголок губ самого смелого слуги на свете. Самой лучшей грелки, дарящей тепло своими холодными ладошками и стопами. Мерлин был создан для ласк и поцелуев. Отрываться от него не было ни сил, ни желания. Артур с трепетом изучал каждый острый уголок его восхитительно нескладного тела. От косточки на запястье до птичьих ключиц. От коленок до выступающих позвонков на спине. И слушал, вдыхал, впитывал глубоко в душу каждый его тихий вздох, всхлип и стон. Мерлин был безумно отзывчивым. Льнул под каждое прикосновение, тянулся за новыми поцелуями и крепко прижимался к Артуру, сплетая их в единое целое. Доверчиво подставлял беззащитную шею, потому что надеялся, что Пендрагон оставит на ней только невидимую метку-поцелуй и не станет собственнически клеймить того, кого любит. И Артур раз за разом оправдывал его доверие. В какой-то момент он переворачивает Мерлина на себя, оказываясь снизу, и позволяет ему делать все, что тот захочет. Целовать, изучать языком и пальцами свое тело и путаться в завязках своих брюк, сдавленно шипя от нетерпения. Стащить их с него, едва не упав при этом с кровати. И смеяться, смеяться в летящие поцелуи-извинения за собственную неловкость, пока Артур крепко прижимал его к себе. Чувствовать Мерлина так близко было приятно до темноты в глазах. Его нежное, гибкое тело, тающее в его объятиях, ерзающее все нетерпеливее, все жарче, пока низ его живота не сводит нестерпимым желанием. – Ляг на меня, – шепчет Пендрагон, любуясь в лунном свете на раскрасневшегося от возбуждения Мерлина. Эмрис растеряно и покорно кивает, прекращая двигаться на его бедрах. Вжимаясь в Артура всем телом, так что он вновь чувствует его пробивающее грудную клетку сердцебиение. Мерлин инстинктивно облизывает припухшие от поцелуев губы, наблюдая сквозь полуприкрытые веки за тем, как Артур обильно смачивает слюной свои пальцы. Пендрагон мягко оглаживает худые ягодицы и замирает на входе в его тело. Аккуратно водит по кругу кончиком пальца, прежде чем надавить на колечко мышц и бережно ввести внутрь. Дыхание Мерлина становится глубже и тяжелее, спокойнее. Он не издает ни звука, а лишь облизывает, покусывает нижнюю губу Артура, пока тот неторопливо растягивает его. Он полностью доверяет каждому движению Пендрагона, с готовностью расслабляясь и открываясь. Впуская глубже, позволяя заполнить сильнее. С тихим вздохом сжимаясь от удовольствия, когда пальцы находят нужную точку. И Артур понимает, что готов кончить уже от того, как Мерлин подается навстречу его движениям, сильнее насаживаясь на пальцы. – Двигайся, – хрипло шепчет он, вылизывая стон с губ Эмриса. И закрывает глаза, сосредотачиваясь на ощущении твердой нежной плоти, проезжающей по его животу и паху. Раз за разом задевающей его собственный член, соприкасаясь с ним по всей длине, размазывая и смешивая их смазку. Быстрее, еще быстрее и требовательнее. В такт движениям пальцев, которыми он выбивает из Мерлина сдавленные стоны. До несдержанных всхлипов, с которыми его слуга насаживается до упора, умоляя о большем охрипшим дыханием и почти болезненными поцелуями. Обессиленный, влажный от пота, Эмрис тесно вжимается в бедра Артура, пока тот быстрыми рваными движениями массирует горячую выпуклую точку внутри него, при этом чуть подаваясь бедрами навстречу, чтобы проехаться по его пульсирующему от приближающегося оргазма члену. Артур кончает почти в тот же момент от ощущения сжимающихся от удовольствия стенок вокруг пальцев и теплого вязкого семени, брызнувшего на его жаждущую разрядки плоть. Он видел, как губы Мерлина приоткрылись, выстанывая его имя, но не услышал ни звука, оглушенный шумом собственного сердцебиения, отдающегося в каждой клеточке тела. Пендрагон все еще вздрагивал от утихающих волн удовольствия, когда почувствовал в уголке губ тихий, едва слышный вопрос. – Почему ты не взял меня по-настоящему? Мерлин все еще лежал на нем, не желая или не имея сил перевернуться на спину. Даже несмотря на то, что они оба были мокрыми и липкими. Просто лежал и смотрел на Артура, поджимая губы в полуулыбке и лениво перебирая взмокшие пряди у его лица. – Без смазки тебе могло бы быть больно, – шепчет он в ответ и проводит кончиком пальца по нахмурившимся бровям Мерлина. – Не имею ничего против боли, – притворно дуется парень, пряча счастливый благодарный взгляд, сдающий его с потрохами. – Проверим? Артур широко улыбнулся и ощутимо цапнул опешившего и враз зашипевшего от боли Эмриса за кончик носа. – Из тебя ужасный лжец, – прошептал он, с улыбкой зацеловывая свой же укус и переворачиваясь на бок, чтобы закрыть спиной Мерлина от слишком любопытной луны. И даже не заметил, засыпая, как одеяло, сбившееся на другом конце кровати, накрыло их само.