Повесть о чейдинхольском предательстве

Знаешь ли ты историю Матье Белламона и великого предательства в Чейдинхоле? Суд без расследования, сколь страстное и столь же поэтическое насилие, пьянящее чувство от содеяния, дозволенного преступления той невозможной черты, что незримо провел сам Ужасающий Отче. То, чего, возможно, в самой глубине своей нечестивой души жаждет Брат или же Сестра, невзирая на решительный, пугающий и непреклонный запрет, исподволь и не желая даже помышлять об исполнении, алча того, словно ведомый под локоть самим Шеогоратом. Преступить воспрещенное из-за хлипкой и ломкой природы живых смертных тварей – что более естественно? И как же пьянит и будоражит кровь снятие сего запрета, прикрывая полотном служения, смирения с волей Ужасающего Отче гниющий струп жажды насилия на собственной душе. А ты слышал об истории о Матье Белламоне и той воспаленной коросте на его увечном рассудке, ежечасно сдираемой холеными ногтями без надежды когда-либо зарубцеваться в ноющий лишь одинокими анвильскими ночами шрам? Убей мать мальчика – и месть невиданным эбонитовым соцветием, незримо обагренным кровью по лезвиям восхитительно уродливых лепестков, прорастет в сыне. *** - Ты боишься? – стараясь не встречаться с мужчиной взглядом и принять безразличный вид, осведомился юноша. - Все в воле Ситиса, - раздалось в ответ. Хорошо поставленный бархатный голос. Вещающий должен говорить убедительно, но в его случае на руку успешно играли собственная харизма и баритон, такого рода, что мог дать власть над людьми как именитому проповеднику, так и удачливому соблазнителю, князю и мошеннику в равной степени. - Твои слова звучат не так уж веско, - юноша поднял со стола кувшин и, тряхнув его, заглянул внутрь. Содержимое, по всей видимости, не вызвало у него особенного доверия, и тот незамедлительно вернул сосуд на место. - Отправляйся, - мужчина взглянул на него со странной тоской в своих карих глазах. – Чем быстрее ты обернешься, тем меньше я буду терзать себя размышлениями. Юноша нахмурился и, наконец, позволил себе поймать его взгляд; оба умолкли, словно меж их зрачками образовался незримый коридор, напоенный невысказанным беспокойством и неразличимостью грядущего. Их напряженным лицам, освещаемым сейчас лишь тусклым светом свечи, придавала неуловимое сходство не только имперская кровь или жизни, прошедшие чрез руки обоих. Их соединяло понимание, ожидание развязки, что давящим камнем висело на плечах. Юношу вполне можно было называть мужчиной, если бы не светло-голубые глаза, что придавали его лицу несколько невинное, неискушенное выражение. Выражение, с которым он взирал на Вещающего, отправляющего убивать собственных Братьев и Сестер, на окровавленные тела последних, сжимая руки на горле жертвы, провожая взглядом бродягу на улицах Имперского Города или передавая несколько септимов хозяину таверны на обочине. - Тебя примут в Храме Облаков, - вдруг горячо зашептал юноша, шагнув вплотную к Вещающему. – Они верят мне, я могу провести тебя инкогнито. Не прошмыгнет и мышь! От возбуждения он даже обхватил ладонями кисть руки своего собеседника, притягивая ее к себе. - Вещающий, - он умоляюще взглянул на мужчину, отчаянно стараясь сохранить твердость в голосе. – Люсьен, уйдем отсюда, это не борьба – выживание! - Статные Клинки, - Люсьен слегка склонил голову набок, не предпринимая попыток освободить собственную ладонь. – Гордость Империи! Нет, Брат, Флавиан, я не пойду на такое безвозвратное бегство. Мое нынешнее положение – лишь временная мера, и Ужасающий Отче безразличный свидетель тому. Это отсрочка. Твое же предложение может оскорбить Его, - лицо Люсьена изменилось в выражении участия. – Нет, нет, я ценю твой риск и готовность оказать подобное доверие, но мы справимся и без таких радикальных действий. Люсьен мягко накрыл держащие его кисть ладони пальцами другой руки, перехватывая, и притянул их к груди, внимательно вглядываясь в лицо юноши. - Я не просто приводил в исполнение контракты, ты знаешь, - хмуро ответил Флавиан. – Я глубоко уважаю тебя и всегда руководствовался не только волей Ситиса, но и собственной благодарностью к тебе. Мужчина чуть приподнял подбородок, демонстрируя, что ему приятны эти слова, хоть и слышал их уже не раз от привлеченных им неофитов. А этот смуглый имперец с небесными глазами, непорочный взгляд которых не изменила даже не единожды обагрявшая его пальцы кровь, был не просто заблудшей душой, что, наконец, обрела семью в лице нареченного потомства Ситиса. Он обладал завидной способностью двигаться вперед, развиваться живо и независимо, не покоряться, но мыслить. Люсьен даже не сомневался, что этот Брат, столь быстро шагнувший до наречения Заглушающим, довольно скоро окажется и среди Вещающих. Его полюбили в Братстве, да и сам Ситис явно увлечен этим юношей, молчаливо поощряя действия своего новоиспеченного Дитя. - И я могу понять твое нежелание убраться прочь из этой путаницы, - признал Флавиан, пряча во взоре остатки непокорства. – Но ты не можешь запретить мне испытывать эту проклятую тревогу. О! – он вырвал руки из бережно сложенных ладоней Вещающего и взялся ими за плечи мужчины. – Как бы я сам того хотел! Я чувствую это волнение и ежесекундно сознаю его своей слабостью! - Да поможет нам Ситис, - глухо произнес Люсьен, не отнимая от груди замка собственных рук. – Да поможет мне Ужасающий Отче. Оба имперца не отличались хрупкостью или тонким сложением альтмеров, но юноша удивительно легко, даже с невесомым налетом грациозности, притянул его к себе, не сдерживая своего порыва ни телом, ни разумом. Он приник к губам Вещающего в поцелуе сомкнутых губ, без необходимости, но все же крепко удерживая сильными пальцами за предплечья. Контакт их уст несколько секунд держался в рамках поцелуя близких друзей или родственников, но тут они едва отстранились один от другого, шумно дыша, взглянув друг на друга со странной смесью тоски и вожделения, и вновь соединились в поцелуе, исступленно, отчаянно, будто борясь с нависшей смертью, что, наконец, пришла и за их потемневшими душами. Двигаясь, словно бы в искаженном ритме неведомого танца, расстегивая крючки на одежде, под которую сразу врывались ищущие руки, они оказались возле постели. Под напором Флавиана, мужчина полулег на старое покрывало, опершись на локти и пристально глядя на юношу из-под черного капюшона. Флавиан сбросил наземь жалобно звякнувшую застежками куртку и склонился, припадая к груди своего Вещающего. Он потянул его за бедра, заставляя мужчину сомкнуть ноги вокруг корпуса юноши, прижимаясь щекой к темным, слегка вьющимся волоскам на торсе Люсьена, меж которыми уже поблескивала от пота загорелая кожа. Флавиан издал нетерпеливый стон, которого тут же устыдился, но Люсьен лишь придвинулся ближе в ответ, демонстрируя свою благосклонность к дальнейшему. Юноша, пытаясь совладать с внезапной суетливостью в движениях, отступил, позволяя мужчине освободиться от кожаных штанов, и снова налег сверху, вжимая навершие горячей плоти меж крепких бедер Люсьена, двигаясь, увлажняя собственными соками вход в тело своего Вещающего. Мужчина обнял Флавиана за плечи, привлекая, нанизываясь на его жесткий ствол, вдавливая вглубь своего тела. Он чуть сощурил глаза, еще более темные вдали от неверного света свечи, вкладывая в свои движения невысказанную ярость, выплескивая в этом полузверином сплетении тел накопившиеся мрачные мысли. Его собственная плоть напряглась до болезненности, и он обхватил ее пальцами, неистово лаская, сжимая до нестерпимого удовольствия, так сильно, грубо, что нежная кожа начала саднить. Распаленные до той грани, где человеческие инстинкты заглушаются, забиваясь в самый отдаленный уголок души звериными, они сместились к самому краю кровати; обняв шею Флавиана, Люсьен потянулся к его лицу, оставляя языком влажные следы на подбородке и горле, губами прихватывая и тут же отпуская кожу. Флавиан лишь подцепил Люсьена под бедра, выпрямляясь, на весу продолжая вталкивать себя внутрь, глядя в тень капюшона все столь же кроткими глазами. Мужчина крепко охватил его талию мускулистыми ногами, насколько возможно, откидываясь назад, принимая правила этой сумасбродной игры. Капюшон спал на спину, открыв взору гладкие каштановые волосы до плеч. Несколько мгновений – и Флавиан сбросил Люсьена на кровать, лишь жалобно скрипнувшую от такого обращения своими рассохшимися досками, перевернул на живот и потянул к себе, мягко заставляя встать на колени. Срывая с мужчины черную робу, мешавшую вновь штурмовать его тело, он навалился на Люсьена, входя излишне резко, упершись одной рукой в жесткий матрас, другой же изводя его увлажнившийся орган. Чувствуя, что достигает последней черты, он выпрямился, против воли запуская пальцы во встрепанные волосы своего любовника. Уже не думая о том, причиняет ли боль Люсьену, Флавиан рванул его голову назад, делая несколько последних исступленных рывков, и, лишь услышав первый стон мужчины, отстранился, тяжело дыша и оставляя липкую влагу на его бедрах. Он бессильно опустился на кровать возле Люсьена, протягивая руку к его щеке, виновато поглаживая. Мужчина лишь, будто бы невзначай, коснулся губами пальцев на ней. Флавиан одарил его мимолетным поцелуем и, сию же секунду оторвавшись, спустился вниз, вставая на колени перед Вещающим. Флавиан не стал тратить времени на заигрывания и ласки с твердой, как камень, плотью Люсьена, сразу охватив ее распухшими от поцелуев губами, сначала мягко, затем все плотнее. Он не двигался, оттого мужчина был волен сам выбирать ритм, властно удерживая юношу за затылок. Несколько грубых толчков – и Люсьен, остановив юношу, начавшего бережно ласкать языком обнаженный край его плоти едва мужчина замер, притянул его к себе в поцелуе. Люсьен спустил руку к низу своего живота, охватил пальцами член, все еще стискиваемый дланью Флавиана, и, двигая таким образом сжатой кистью юноши, довел себя до кульминации, не издавая ни звука. Лишь напрягся и ближе приник лицом к плечу Флавиана. - Я и не думал, что когда-нибудь еще… - юноша не закончил фразу, глядя на деревянные доски стены. Он было коснулся пальцами волос своего Вещающего, но тут же убрал руку, уже вставая. Тот последовал его примеру, поднимая робу, что комком валялась на краю этой чужой кровати. Флавиан молча одевался, педантично застегивая многочисленные металлические пряжки на плотной кожаной куртке Братства. Сознание недостатка времени и спонтанности произошедшего, что могло быть разве что минутной слабостью, туманило ему разум и заставляло торопиться. Через пару минут он повернулся к Люсьену, уже в полном облачении, надевая на голову плотный грубо скроенный капюшон. Тот стоял перед Флавианом нагой, не озаботившись чем-то прикрыть свое крепкое смуглое тело. Так естественно, словно бы и не нуждался в какой-либо одежде. Не человек – двемерский механизм, отлаженный и точный. Он спокойно смотрел на юношу, скрестив на груди руки, с которых так и не снял перчаток. Флавиан размышлял, стоит ли поцеловать его перед тем, как сам сорвется в путь, итог которого должен адекватно расставить все приоритеты в существующем кризисе. Но, посчитав, что этот жест будет выглядеть слишком тягостно, лишь на мгновение тронул рукой плечо Люсьена, подмечая и жар кожи, и изучающий взгляд темных глаз, и изгиб губ в нейтральной полуулыбке. Кивнул – и вышел, хлопнув дверью. Несколько секунд Люсьен смотрел на закрытую дверь, просто вслед, не заостряя внимания на направлении своего взгляда, не меняясь в лице. Наконец, он чуть склонил голову, самую малость сдвинув густые темные брови, медленно стянул перчатки, и, спокойной походкой прошествовав к столу, взял в руки кувшин. Попытавшись навскидку определить содержимое того, он присмотрелся, подведя его края к лицу. Пахло прокисшим вином. Поморщившись, он выплеснул жидкость в сторону и зашагал к двери. Снаружи светало. Мужчина слегка потянулся, разминая пальцами шею, и направился к здоровой бочке, в которую скапливалась дождевая вода. Он зачерпнул полный кувшин, выплеснул на землю, и таким образом несколько раз сполоснул его, пока запах кислятины не стал едва различимым. Он окатил себя, прикрыв глаза и легко оглаживая свое тело свободной рукой. Подумал – и, отбросив кувшин, сунул голову в бочку, держась обеими руками за поросшие мхом края и на ходу распуская завязанные в хвост волосы. Дав себе слегка обсохнуть на утреннем солнце, Люсьен вернулся в дом и оделся, неплотно затянув свой мрачный наряд поясом. Он сел на кровать, предварительно стряхнув с нее испачканное ранее его же собственным семенем покрывало, пошарил рукой в тумбочке и выудил оттуда томик «Детского Ануада». Хмыкнул, усмехаясь, полулег, опираясь локтем на жесткую подушку, и открыл книгу. Не ради особенного интереса – уж это издание было более чем знакомо Вещающему, - а лишь следуя цели убить время. Убить время, а не очередного несчастного, чью душу завещали Ужасающему Отче, - при этой мысли Люсьен беззвучно посмеялся, укладываясь удобнее. Он читал, не вникая, просто скользя взглядом по строчкам. Некоторое волнение все еще цепко держалось за самую грань сознания, хоть Люсьен и не позволял ему выглянуть из этого темного уголка. Он вспомнил Антуаннетт и прищурился, в очередной раз спрашивая себя, сделал ли все возможное, чтобы избежать Очищения. Люсьен тряхнул головой, отбрасывая за границы памяти двух аргонианских подростков, белокурую девочку с обманчиво невинным взглядом и рассудительного вампира, извещавшего о своем присутствии в убежище лишь шорохом старинных манускриптов в своих скромных покоях. Их ласкает любовь Ужасающего Отче, там, в Пустоте, вне времени и ненужных раздумий. У него же сейчас заботы нескончаемо сложнее, чем мысли о безвозвратно ушедшем. Люсьен не заметил, как задремал. Его голова мягко скользнула по руке, только что подпиравшей его щеку. Кисть безвольно легла на страницу «Ануада», и он провалился в глубокий сон без сновидений, совершенный, как сама Пустота. - Лашанс, - прозвучало над его ухом, и Люсьен было вскочил, сразу приходя в себя. Но твердая рука не позволила этого сделать. - И не думай, - скучным голосом посоветовал ему мужчина, что придерживал его за плечо. Люсьен окинул его яростным взглядом. За спиной того виднелось тоскливое лицо Белламона. Аркуэн склонилась над кроватью, осуждающе качая головой. - Убери от меня свою культю, Ариус, - холодно сказал Люсьен, рывком отшвыривая от себя руку мужчины, и поднялся. - Какая еще культя… - не унимался Ариус, однако, тотчас умолк после пристального взгляда альтмерки. - Которую я тебе организую, если снова меня коснешься, - пообещал Люсьен, не глядя в его сторону. – Аркуэн? - Ты скрываешься, Лашанс, - мрачно произнесла она. – Ты сбежал! Что лишний раз подтверждает твою вину, о, мой бывший Брат. - Мою вину мог бы доказать Гнев Ситиса, - резко ответил Люсьен, неистово глядя в ее светло-карие глаза. - Не слушай его! – вдруг встрепенулся Белламон, до этого казавшийся едва ли не частью обстановки. – Лашанс достаточно опытен, чтобы дать отпор призраку! - Он приходил к тебе, - уверенно подал голос еще один мужчина, данмер, который неслышно стоял за спиной Люсьена, возле изголовья кровати. - Нет! – рявкнул Лашанс, разворачиваясь. - Он лжет, посмотрите же в его наглые глаза, - подначил Ариус, делая шаг к Люсьену. Тот быстро повернул голову в его сторону, обжигая ненавистью в своем взгляде. Ариус не выдержал этого яростного взора и уставился на Аркуэн, ища поддержки. - Люсьен, это слишком очевидно, чтобы ты мог отпираться дальше, - в ее голосе проскользнула нотка сожаления. - Дайте мне еще времени, - Лашанс скрестил руки на груди. – Самое позднее – к вечеру мой Заглушающий вернется с вестями о настоящем предателе. - Уже вечер, Люсьен, - покачала головой Аркуэн и шагнула назад. – Приступайте. Вечер? Лашанс отступил спиной к стене меж кроватью и перегородкой, разделявшей комнату на жилую и обеденную части. Казалось, он проспал всего несколько минут. И – их вторжение. Переводя глаза на Вещающих, с одного на другого, ожидая, кто первым рискнет напасть, Люсьен сжал кулаки, все плотнее вжимаясь в стенку, цепляя робой шероховатости грубо обработанных досок. Тем оказался данмер, Алор, который сразу же отлетел в сторону от мощного удара кулаком по лицу. Он успел сгруппироваться, и костяшки впечатались в скулу. Пока данмер приходил в себя, Ариус и Белламон, решив действовать сообща и не задумываться о каких-то там, никому не нужных, понятиях чести и справедливого поединка, двумя черными тенями метнулись в сторону Лашанса, перехватывая его руки до того, как он успел нанести им более или менее существенный ущерб. - Белламон, не тебе поднимать на меня руку, - зло проговорил Лашанс, обращая свое лицо к Матье. – Сопляк! Предпочитаешь действовать без разбора? Дикие звери, вы даже не понимаете, что делаете. Он вдруг замер, прекратив сопротивление, словно громом пораженный, не мешая мужчинам выволочь его, наконец, из узкого проема. - Да вы же прекрасно все понимаете, - выдохнул он. – Вы не собираетесь ничего расследовать и выяснять! – его голос креп, переходя в хриплый крик. – Вы давно этого хотели! Ариус! Алор! Аркуэн!! - Ты говоришь глупости, - альтмерка возникла перед его глазами. – Не гневи Отче, Люсьен. Прими смерть достойно. - Запретное, непозволительное, - быстро зашептал Люсьен, разглядывая ее лицо полудиким взором. – Засиделись на непыльной работе? Захотели посягнуть на своего Брата? Не раскормленный принц, которого выдает Ситису собственная жена… Не цыпленок, которому легко свернуть голову!.. - Лашанс, ты безумен, - бросила альтмерка, отходя. - Не хотите признаться в очевидном?! Алор, едва подойдя к пытавшемуся вырваться мужчине, без лишних слов с размаху ударил его в грудь ногой. Лашанс неуклюже изогнулся в приступе кашля. - Один из вас – предатель! – прохрипел он, сопротивляясь из последних сил. – Вы уничтожите себя самих! Все Братство! - Да, он сошел с ума, - прошептал Белламон. - Он получит свое правосудие, - нетерпеливо буркнул Ариус, выворачивая руки Люсьена так, чтобы Алор мог стащить с него робу. Аркуэн забрала ее и снова исчезла из поля зрения бывшего Вещающего. - Это вы называете правосудием? – воскликнул Лашанс, рванувшись на пределе возможностей, почти высвобождая одну руку. Но последовал толчок, после которого он оказался лежащим на полу, нагой, поверженный – и окончательно растерянный. Миг – и Ариус взгромоздился на его грудь, прижимая руки Лашанса к полу коленями. Данмер, в свою очередь, блокировал своим весом ноги жертвы. Люсьен непонимающе уставился на него, ожидая самого вероятного – стального клинка в руке имперца. Он замер, пытаясь представить, что чувствует человек, когда в его тело глубоко вонзается холодный металл. - Держи его, - крикнул Ариус, торопливо развязывая пояс на собственной робе. Люсьен увидел над собой лицо Белламона – и тут колени бретонца сжали по бокам его голову. - Обливион вас всех подери, - прошипел Лашанс, взбешено двигая плечами. – Если здесь кто и безумен… Рука Ариуса властно закрыла его рот, и Люсьен увидел перед лицом возбужденную плоть сидящего на груди мужчины. Глаза его расширились, взгляд заметался и остановился на Белламоне, который не менее озадаченно воззрился на Ариуса. - Позвольте воспользоваться моментом, - хрипло пробормотал имперец. - Валяй, - бодро отозвался данмер, раздвигая ноги Люсьена. – Хватит уже сопротивляться, ничего ты не изменишь. - Алор, Ариус, это лишнее, я считаю, - заметила альтмерка откуда-то издалека. - Это часть искупления, - отмахнулся от нее Ариус, убирая ладонь с лица мужчины, но лишь для того, чтобы втолкнуть ему в рот пальцы по обоим уголкам, заставляя разжать челюсти. – Держи крепче! Глядите-ка, сколько сил, а как смотрит-то. Люсьен попытался сомкнуть зубы, впиться в руки, от которых во рту возник привкус крепкого табака. Но Вещающий Белизариус Ариус умело блокировал его челюсть, вжав пальцы достаточно глубоко, так, что у Люсьена перехватило дыхание. В его рот скользнул горячий член мужчины, не давая сорваться предстоящему крику. Он зажмурился, содрогаясь, словно от удара электрического разряда. Распаляясь от приглушенных стонов жертвы, Ариус принялся неистово вталкивать свой орган в беззащитно распахнутый рот мужчины. - Заканчивай уже, - раздался до захлебывающегося собственной слюной, задыхающегося Люсьена дрогнувший голос Белламона. – Ты перегибаешь палку. - Эй, я тоже хочу поучаствовать, - заявил Алор из-за спины Ариуса. – Белламон, успокойся, ты успеешь выпотрошить ему кишки. - Сейчас, почти, - прошептал Ариус, глубоко втиснув свой орган в горло Люсьена, и задержал его там на несколько мгновений, вызвав долгий сдавленный стон. - Смотри, не задуши его раньше времени, - заметил Алор, услышав эти звуки. Ариус часто задышал и резко отстранился, водя извергающейся плотью по нижней губе Люсьена, который с хрипом втянул в себя воздух, не обращая внимания ни на прикосновения к своему лицу, ни на липкую жидкость, что стекала по подбородку. Отчаянное желание жить овладело всем его естеством, освободиться, вырваться, бежать – так далеко, насколько хватит сил. Будто воочию он увидел Флавиана, говорящего «Тебя примут в Храме Облаков», смотрящего своим кротким умным взглядом. Люсьен мысленно взмолился Ситису, который безмолвно и безразлично взирал на убийство своего Дитя из глубин Пустоты, будто бы он мог прямо сейчас возникнуть перед глазами его мучителей и спасти преданного служителя. Но Отче не нисходит до мелочных земных дрязг своих неразумных Детей. Ариус поднялся. Секунду он стоял, оправляя свою робу, затем шагнул, отходя в сторону. Подол скользнул по груди Лашанса. Тот лежал, выравнивая дыхание и бессмысленно рассматривая, как Белламон проследил взглядом за отошедшим имперцем. Вдруг, словно только что поняв, что его руки никто не держит, Люсьен вскинул их, вцепившись в ворот одеяния Белламона. Он вырвал свою голову из тисков коленей замешкавшегося Матье и с нечеловеческой силой отшвырнул мужчину в сторону. Белламон успел сориентироваться и, пытаясь сохранить равновесие, приземлился на ноги. Но не особенно удачно – в движении он врезался спиной в перегородку, зло вскрикнув от боли. Алор белкой кинулся на Люсьена, но тот увернулся, откатываясь в сторону и пружинисто вскакивая на ноги. Пришедшие по его душу оказались разобщены, что сыграло ему на руку. Лашанс метнулся в сторону двери, отталкивая еще не оценившего обстановку Ариуса – но не успел. Альтмерка бесшумно возникла перед ним, оказавшись вплотную, грудь к груди, лицом к лицу. Он даже не сразу понял, что произошло в действительности. Лишь отшатнулся от женщины, широко распахнув глаза. Аркуэн поджала губы, стараясь не встречаться с Люсьеном взглядом. Она медленно опустила руку, и мужчина с каким-то безобидным изумлением уставился на зажатый в тонких изящных пальцах короткий стальной кинжал. Грациозный кусок стали, более напоминающий детскую игрушку – Люсьен даже не взглянул на свою кровоточащую грудь, лишь вскинул руку, словно бы не позволяя альтмерке приблизиться. Но она стояла на месте, как статуя. И в этот же миг взбешенный Белламон сбил его с ног, набросившись сзади. Словно очнувшись от наваждения, Люсьен начал неистово отбиваться, выкручивая руки в попытке добраться до горла Матье. Но имперец с данмером не собирались ждать выяснения, кто из схватившихся мужчин окажется сильнее. Алор навис над двумя телами – и жесткий каблук опустился на свежую рану. Люсьен не сдержал вопля, обратившегося в глотке несчастным криком загнанного зверя. Двое мужчин ухватили его, растягивая, как на дыбе, Белламон же впился пальцами в шею, невнятно шипя под нос какие-то ругательства. - Убей его, Белламон, - каким-то ошеломленным тоном прошептала Аркуэн, так и не сошедши со своего места. – Заверши это, наконец. - Не время, - буркнул Ариус, отпихивая в сторону Белламона, окинувшего его невидящим взглядом. Пока Алор прочно удерживал мужчину, заломив ему за спину руки, имперец выхватил из-за пазухи кожаную удавку. - Сведи ноги, - потребовал он. Лашанс лишь презрительно взглянул на него снизу вверх. - Сведи ноги, я тебе говорю!! – разъяренно вскричал Ариус, ударяя ногой по внутренней стороне бедра Люсьена. Один раз, второй, третий – пока не добился очередного крика боли. Тогда он резко сел и сам сдвинул ступни одна к другой, набрасывая на них тонкий кожаный ремешок. Стянув его так, что кромка глубоко врезалась в кожу, Ариус застегнул оный, и Алор, ухватив Люсьена за волосы, швырнул вперед, так, что тот упал на живот, ударившись о пол скулой. Лашанс попытался извернуться, но только ободрал щеку о необструганные доски. В это время данмер увлеченно опутывал заломленные руки жертвы собственным поясом. - Я невиновен, - прошептал Люсьен, но никто уже и не думал слушать. Звериный инстинкт возобладал над разумом. Он даже не понял, кто раздвинул его бедра, беспощадным толчком врываясь в нутро. Пальцы, впившиеся в его волосы, больше напоминали птичьи когти. Голова запрокинулась назад от болезненного рывка – и Люсьен увидел почти по-детски изумленное лицо Аркуэн. - Белламон, и тебе достанется, - раздался из-за спины голос Алора. Значит, вот кто терзает его тело, проскочила какая-то безразличная мысль в голове Люсьена. – Накали кинжал, раз тебе нечем заняться. - Я не претендую, - сухо вымолвил Матье, после чего раздались шаги. Зазвенел отброшенный в сторону котелок. Люсьен прикусил губу от боли в сдираемых до крови коленях, снова вскинув подбородок, когда Алор очередной раз рванул его голову назад. Аркуэн смотрела поверх его лица, вновь приняв невозмутимый вид. Через несколько минут Алор кончил, навалившись всем телом, вздрагивая и впиваясь ногтями в его грудь, задевая кровоточащую рану под ключицей. Он резко встал. Обойдя сложившегося пополам Лашанса, данмер четко и без размаха ударил его в бок носком сапога, отчего тот рухнул на бок из своего неустойчивого положения. - А теперь и самое интересное, - пробормотал Ариус, присаживаясь рядом на одно колено. В его пальцах Люсьен заметил обычный стальной кинжал – точно такой же остался пристегнутым к поясу на его робе. Мужчина придирчиво ощупал руку Лашанса, будто бы для него действительно имело значение, откуда начинать пытки, - и тут Люсьен заметил восторг в расширившихся глазах имперца. Одним отточенным движением Ариус сорвал острым лезвием пласт кожи с предплечья Люсьена, словно очищая нежный фрукт от шкурки. - Хорошо, что мы в такой глуши, - заметил Алор, поморщившись от безумного вопля, ударившегося о стены. – Иначе могла бы выйти несколько неприятная ситуация. - Во имя Ситиса!! – не выдержала Аркуэн. – Вот он, поверженный, пред вашими лицами! Неужели вы вдоволь не натешились, услаждая свою похотливую плоть? - Вспомни Дж'Гасту, - гневно перебил ее данмер. – Шализ! Увани и Хавильстейна! Анголима, в конце концов! И как эта мразь водила нас за нос, делая вид, что ищет предателя. Этого недостаточно?! Она дернула щекой: - Отче нужна его душа. - Он получит ее, - бесцветно произнес Белламон, присев рядом со скорчившимся телом. – Ранее или чуть позднее. Окровавленная плоть зашипела под раскаленным кинжалом. Люсьен дернулся в единственной судороге, пытаясь отстраниться, двинуться назад, отчего клинок соскользнул с раны, опалив нетронутую лезвием Ариуса кожу. - Ублюдки, - каким-то чужим голосом промолвил Люсьен, закрывая глаза. - Это мы ублюдки? – возмутился Алор. – Мы? А ты, вестимо, невинное Дитя после бесчинств, о которые даже рук не замарал? Люсьен не ответил, уже проваливаясь в долгожданную пучину беспамятства. - Отвечай, выродок! – данмер выхватил еще не остывший до конца кинжал из рук Белламона и с размаху вонзил его в бедро Лашанса. Рванул в сторону, продирая широкую борозду, которая сразу же наполнилась кровью. Люсьен всполохнулся, сжимаясь, словно зародыш, пытаясь проскрести ослабшими пальцами по полу, и обмяк, глядя перед собой чуть приоткрытыми остекленевшими глазами. - Грудь надо было жечь, - зло сказал Алор в адрес Белламона. – Смотри, сколько с него натекло. Белламон молчал, зачарованно уставившись на сжавшееся в комок тело у своих ног. Люсьен почти не ощущал боли, словно его сознание жило какой-то отдельной жизнью от тела. Он чувствовал, как теплые струйки бегут по коже, как легкие покалывания бередят края глубокой раны в груди. Лишь заворожено смотрел из-под ресниц на сапоги перед своим лицом, пыльные и слегка потертые. - Я невиновен, - одними губами повторил он, едва сдвигая руку, дотрагиваясь до носка сапога самыми кончиками пальцев. Он чуть развернул голову – перекатиться на спину уже не было сил, - и, прищуриваясь, пытаясь совладать с дрожащими веками и влажной поволокой на глазах, глянул в расплывающееся лицо Матье. - Во имя Ситиса… - было начал он, увидев перекошенное лицо Белламона, но, не договорив, закашлял, разбрызгивая изо рта кровь. Матье дико уставился на свои сапоги, по коже которых неповторимой и пугающей инкрустацией заблестела россыпь темных капель, и метнулся назад, закрывая уши ладонями. - Убейте его!! – закричал он не своим голосом, встряхивая головой так, что капюшон сбился назад, открывая взору каштановые волосы. И, тут же приходя в себя, выпростал вперед дрогнувшую руку, указывая на Люсьена пальцем. – Ситис требует его смерти! Мы не вправе заставлять Отче ожидать, пока насытимся его страданиями и собственным мщением! - Меня раздражает твоя правота, - процедил Ариус, но, тем не менее, тут же размахнулся. Нож вонзился под ребра, и Люсьен, уже отдавая себе мало отчета в происходящем, закричал, жалобно и безысходно. Яркой струей брызнула кровь. Алор, не обращая внимания на судороги жертвы, бросился к нему, словно дикий босмер, загоняя свои цепкие пальцы в образовавшуюся рану, разрывая шире, суетливо и суматошно. Захлебываясь кровью, выплескивающейся изо рта при срывающем связки крике, Люсьен забился в конвульсиях. Мужчины накинулись на него, как обезумевшие призраки, срывая лезвиями лоскуты кожи, вонзая куда попало стальные клинки, раздирая все дальше грудь. Едва в его сознании проскочила единственная мысль - жалкий и изувеченный, аки собственное тело, вопрос, - почему Отче не дает ему умереть, как перед глазами Люсьена возникло лицо Аркуэн. С криком «Достаточно!!» она ухватилась сильными руками за его голову, крутанула в сторону – и наступила тьма. *** - Все хорошо… Да, теперь все будет хорошо, - прошептал Флавиан, удерживая одной рукой Люсьена. Потянувшись, он рассек веревку кинжалом и сразу отбросил его прочь, перехватывая мужчину так, чтобы не дать упасть ему на пол. Он принял его на руки, бережно привлекая к себе. - Не нужно так на меня смотреть, - тепло проговорил он, усаживаясь на пол и прижимая голову мужчины к своей груди. – Мать знает, что ты невиновен. Он баюкал Люсьена, как ребенка. - Предателем был Белламон, - шепнул Флавиан в ухо. – Такой тихий и спокойный, кто бы мог только подумать. Но теперь он мертв. Я убил его, мой Вещающий. О, сейчас он лежит под статуей в Бравиле, там, где мы говорили с Матушкой. Он грустно улыбнулся и отвел волосы со своего лица. - Я видел ее, видел Нечестивую Деву. Она сказала, что отныне я – ее Слушающий. Я понимаю, иерархия, традиции, данности… Но я останусь твоим Заглушающим, нет, не протестуй. Я могу совмещать и обе стороны, Люсьен. Я постараюсь. Флавиан обнял мужчину крепче, прислоняясь к косяку перегородки. - Аркуэн отдала мне твою робу, - продолжил он. – Я верну ее тебе, если ты хочешь. Юноша сдвинул ногу, устраиваясь удобнее, и увидел следы крови на полу. Нахмурившись, он мотнул головой и отвел от них взгляд. - Хаскилл предложил привести тебя в гости, - улыбаясь, добавил он, глядя сверху вниз на затылок мужчины. – Да, и я подумал, что ты не откажешься. Конечно же… Юноша улыбнулся, склонив голову набок, ласково глядя на изрезанное, исковерканное тело на своих руках. Поглаживая его по груди, иногда он натыкался пальцами на острые края ребер, хищно торчавших из распоротой грудной клетки. Но лишь перемещал свою кисть выше, не прекращая прижимать к себе изуродованный кусок плоти, бывший ранее Вещающим Люсьеном Лашансом. *** Ведал ли ты о забытом предании двухвековой давности, что запечатано на самой границе меж Нирном и Пустотой? Бессмысленной и порочной мести, покрытой кровью, давно обратившейся прахом, как и испачкавшие свои руки оной безумцы. Да, о сказочке не для ушей простых смертных, что рассказывают детишкам темными зимними вечерами. Имена вычеркнуты из памяти живых душ, разве что последняя Вещающая все еще попирает стопами землю Нирна, сейчас, спустя две сотни лет. О, но эта грациозная убийца вряд ли кому-то поведает сию грязную байку. Лишь отправив душу незадачливого собеседника к Ужасающему Отче по окончании своего повествования. Кто станет вкладывать свое имя, запятнанное предательством, в уста истории?.. Я помню о другом Слушающем, что был моим подопечным, моей дланью и верной тенью за спиной очень давно. Столь давно… Веди, и я проследую по твоим следам, Дитя Мрака, связанный с тобой незримыми узами Пустоты.