sand

      У Чимина пальцы холодные и скользкие. Он упирается ими в стенки липкого тоннеля, притормаживает, застывает. Перед глазами плывет изображение, какие-то непонятные картинки, где он вместе с остальными парнями. Ещё вспоминается Тэгу по непонятным причинам. В ушах такой шум, словно совсем рядом возмущается Тэхен. Только после всё стихает и шикает Юнги. Чимин фокусирует взгляд на бледном лице Мина. Тот что-то спрашивает, или даже упрекает, но Пак не слышит. Только ощущает наручники на своей щиколотке, что натирают кожу. Юнги хмурится и щелкает пальцами около лица Чимина. Мин трогает щеки тонсэна, сжимает их в руке, а после к губам приставляет горлышко бутылки. Откуда взялось — неясно. После глотка кислой жидкости всё окончательно теряет свои краски и очертания. Юнги придерживает тонсэна за спину, чтобы не упал назад и ухмыляется. Мин одной рукой снимает наручники со своей ноги. Просыпается Пак от противного запаха гнили. Просто ощущает, как на кончике языка оседает соль. Под лопатками жжет, голова упирается во что-то твердое. Чиминовы бока поглаживают до тех пор, пока Пак не решает открыть глаза. Перед ним, точнее, на нем сидит Юнги. У него за щекой чупа-чупс, который скользит по внутренней стороне щеки. В уголке губ собирается слюна, которая вот-вот стечет каплей вниз по подбородку. Чимин хочет встать, но его тело не поддается. Вверху руки скованы в наручники и опустить их мешает рука. Пак жмурится сразу же, опускает голову, стараясь больше не поднимать её. Совсем рядом тело серого оттенка, с уже задубевшими конечностями и кислым запахом. Невольно начинает мутить от секундной картины раскрытого рта и кого-то шевелившегося в нем. — Юнги, ты чего творишь? — тонсэн приоткрывает глаз, а перед ним хен, который не Юнги в общем-то. Озверевший и сошедший с ума человек, но не Юнги. Мин мелко дрожит, посмеиваясь, и сейчас Чимин думает, что всё это окажется розыгрышем. И откуда-то из кустов выпрыгнет Тэхен, сообщив, что Юнги вообще не умеет притворятся, а тот обнимет Пака и извинится. Ведь так всё и должно быть. Они давно забыли этот остров. Но Юнги не прекращает дрожать. У него десна видны. Хен вытаскивает леденец изо рта, склоняется вперед, опирается обеими ладонями в песок, зарываясь пальцами, и дышит в шею. Мурашки по коже от всего этого. Чимин дергает головой, но упирается в камень. Юнги прикасается губами к шее, к подбородку, а после высовывает кончик языка. У Чимина в полоску сжаты губы, и дыхание останавливается на мгновение. Мин смотрит недовольно, не поощряет выходки младшего. Тянется к шее снова и прикусывает как можно больше. Кусает не как обычно, не бережно, не засасывает, только вонзается зубами в кожу и сжимает сильно. Словно хочет к хренам перегрызть шею. Чимин шипит, а Юнги свободной рукой тянется к его рту. Пальцы скребут по губам, но вскоре уже грубо вторгаются и надавливают на язык. Тонсэн вжимает голову, мотает из стороны в сторону, пока Мин насилует шею и указательным проводит по ряду зубов. Всё слишком ярко, четко и совсем не как во сне. Чимин чувствует насколько глубоко входят пальцы старшего в его рот, едва подавляет рвотные позывы. Юнги заменяет пальцы чупа-чупсом. Тот липкий, сладкий и уже горячий. У Пака слюна по щеке каплей скатывается, когда хен вдавливает леденец дальше. Палец, смоченный слюной, скользит по животу Чимина, задевает внутреннюю сторону бедра и касается задницы. У Пака глаза распахиваются, когда Юнги надавливает на вход. Чимин начинает активно сопротивляться, если быть точнее, просто изворачиваться. Юнги же в отместку вводит сразу два пальца, наблюдая за скривившимся тонсэном. И не так больно, как противно от такого хена. Которому хочется отказать, заехать в челюсть за такие шутки, а с другой стороны утопать в этом. Чимин гребаный мазохист, если сам поддается навстречу. Только наручники впиваются в запястья, сдирая кожу. Смотреть вверх не хочется вовсе. Юнги водит леденцом по губам Чимина, смотрит с улыбкой, а после направляет чупа-чупс ниже. Пак чертыхается, облизывает бегло губы, собирая оставшуюся сладость и поджимает ноги в коленях. — Хен, стой, хен, — шепчет Чимин, но его никто не слушает. Мин пальцами подцепляет белую палочку леденца и проталкивает верхушку чупа-чупса. Конфета скользит меж ягодиц, неприятно проникает в анус, отчего тонсэн сжимает ладони в кулаки. Хен устраивается меж разведенных ног, смотрит из-под челки и заводит выбившуюся прядь за ухо. Леденец немного высовывают, и резко вводят. Чимин не говорит ничего, мычит, пока Юнги склоняется ниже и мажет губами по члену Пака. Чимин утверждается в звании мазохиста, ощущая возбуждение. У Мина рот горячий, влажный. Старший заводит плоть за щеку, смотрит совсем блядским взглядом и вдалбливает леденец. Чимин дышит через раз, а Юнги старается как можно больше и глубже взять член. Он почти подавляет кашель, расслабляется, а у тонсэна смазанные краски перед глазами, но отчетливо виден хен. Пак сопит тяжело, боится лишний раз шевельнуться или сказать чего. Сжимает зубы и выворачивает шею так, что вена видна. Юнги с чпокающим звуком вытаскивает чупа-чупс. Чимин не успевает открыть глаза вновь, как его крепко удерживают под коленями, а кончик языка касается сладкой, в прямом смысле, дырки. Тонсэн вскрикивает от неожиданности, жмурится до слез и просто умоляет прекратить. А в мыслях пульсирующее и громкое «ещё», «глубже», «быстрее». У Чимина по локтю бежит кровь из-за раны от наручников, тонкие пальцы впиваются под коленями, сдирая кожицу. Юнги трахает языком как того просит тонсэн, словно умеет читать мысли. А после хен отпускает. И это кажется концом, но Чимина заставляют перевернуться, ставя в неудобную позу. Руки накрест, впереди гнилое тело, а сзади Юнги скользит рукой меж ягодиц. Палец соскальзывает внутрь, заставляя Чимина дернуться. Сейчас младший — одна сплошная эрогенная зона. Мин притягивает за бока, входит не грубо, почти нежно гладит спину. Но на самом деле отряхивает кожу от песка, замечает закушенную губу парня и толкается сильнее. Под ногтями песок, в волосах песок, даже на губах песок. Юнги трахает глубоко, царапает плечи, а после хватает за волосы и оттягивает назад. На зубах уже скрипит этот злоебучий песок, пока Мин целует. Шея затекает, локти и колени красные от постоянного скольжения, а у хена во рту металл. Оранжевая кровь стекает по подбородку, растекается по улыбке Юнги, Пак упирается лбом в камень, откашливаясь. Кровь мешается со слюнями. Чимину хочется уже кончить, но не может. Прогибается больше, чтобы Юнги входил глубже, сильнее. Внизу живота всё полыхает огнем, короткие волосы на затылке взмокли. Пак стонет, просит, умоляет. — Если ты сейчас же не заткнешься — я съеду к Тэхену, — слышится совсем рядом. Чимин открывает глаза. Темно, жарко, душно и совсем без воздуха. Под боком лежит Юнги, подперев ладонь под щеку, а второй похлопывает Пака по заднице. Чимин дышит сбито, внизу горит сильнее, чем во сне, а на спортивных уже пятно. Он почти успевает разочароваться, что всё было сном, но в голову ударяет явно бредовая идея. — Юнги, — скулит тонсэн, прижимаясь ближе, — можно я тебя трахну? У старшего глаза открываются медленно, пока наглая ладонь тянется к чужой заднице. Мин щурится, а после показывает пальцем на выход. — Нечем заняться — у нас гора посуды немытой. Чимин лишь обиженно сопит, сгибаясь на кровати. У него рука влажная и горячая после сна. И никаких мертвых тел рядом, один Юнги, живой и теплый под боком, который тянет руку к ягодицам Пака, но получает только шлепок. У Чимина стон в подушке утопает, а в голове незаконченный сон. Младший думает, что его просто идеально завершить сменой ролей.