Эпилог

Крупные капли дождя медленно ползли вниз по стеклу. Хриплый женский голос доносился из старого радиоприемника, лениво растягивая слова под немудреную тихую мелодию. Пасмурное серое небо, ломанный стук дождя по крыше и Роуз, с кружкой остывшего чая в теплых руках, кутающаяся в светло-кремовый плед. И Джон, обязательно Джон. Растрепанный, только проснувшийся. Медленно вытягивающий из кофе душу, так мучительно долго не отрывая кружку от губ. Они были неразговорчивыми, а если и говорили, то тихо и немного, чтобы быстрее погрузиться в молчание. Это началось с того самого дня, когда Джона бил крупный озноб, и он прижимал к груди окровавленное тело Роуз, нервно улыбаясь и повторяя ее имя словно молитву. В тот день Роуз бросилась под пулю, то ли стремясь утолить жажду адреналина, которая ее мучила с тех самых пор, как Доктор оставил ее в бухте Плохого Волка со своим двойником, то ли спасая своего Джона. В любом случае, уже спустя пару секунд после оглушительного выстрела, из смертельной раны на груди вытекала кровь, и вытекала она так же стремительно, как из легких пропадал воздух, и замедлялось сердцебиение. А потом все было словно в замедленной съемке. Роуз начал обволакивать золотистый свет, он укутывал ее, он просачивался сквозь волосы, подсвечивая каждую волосинку, он тек по венам вместо крови, и она очнулась. Сделала глубокий, жадный вдох и вцепилась руками Джону в спину, прижавшись к нему. В тот день они оба поняли, что Плохой Волк никогда не оставит Роуз Тайлер. И никогда не даст ей умереть. С тех пор Джон находился в состоянии падения спиной в пустоту. Он продолжал быть простым человеком с одной-единственной жизнью, которую он мечтал провести рядом с той одной-единственной, которую он любит. Ему потребовалось много дней, недель и месяцев, чтобы завоевать доверие Роуз, чтобы получить возможность быть ее другом, а затем и чем-то большим, и, конечно, последний Повелитель Времени скажет, что это смешной срок, что это и не срок вовсе, но он ведь никогда и не сможет понять, каково это – быть человеком. Быть человеком, рожденным с мыслью о любви, при чем, о любви к кому-то конкретному, и не имеющим возможности эту любовь проявлять в полной мере. Слишком много времени и душевных сил ушло, прежде чем Джон смог во второй раз взять Роуз за руку, улыбнувшись ей, и прежде чем сама Роуз смогла не прятаться под маску, находясь рядом с ним, только чтобы сыграть перед родителями замечательный спектакль, восхваляющий деланную семейную идиллию. И после этого пройденного пути, после всех этих пролитых слез, после ссор и крепчайших объятий, после всего этого уже никакие призраки прошлого не имели абсолютно никакого права вот так встревать в их жизнь и отбирать Роуз у Джона своим дурацким бессмертием. А Джон представлял, что значит бессмертие. В каком-то дальнем уголке его сознания, в дебрях не совсем его мыслей и воспоминаний, была заметка и о бессмертии. И о том, насколько это мучительно и страшно, особенно, когда рядом есть кто-то очень важный и нужный. Доктор от этого всегда убегал. Убежал и в этот раз, оставив Роуз с ним, с Джоном. Только вот судьба решила распорядиться ими иначе, и никакой Доктор тут уже не властен. Доктор, Доктор.... все время Доктор. Он везде - в лучах восходящего солнца, в отражениях луж, в медленно кружащем над головой снеге, в звездах – абсолютно везде этот чертов Доктор. Везде, но в тоже самое время нигде. Его нет. Зато есть Джон. Всегда есть Джон. Пусть он не невероятный инопланетянин со всей Вселенной в маленькой полицейской будке, зато он есть. Настоящий, ощутимый и, главное, он рядом. И иногда Роуз кажется, что судьба – это такая злая старушка, играющая со смертью в шахматы, лихо распоряжающаяся фигурами на доске, даже не задумывающаяся о том, что у них могут быть свои желания и чувства. Роуз хотела быть с Доктором. Хотела быть с ним один раз и чуть не погибла. Хотела быть с ним второй раз и начала не только надеяться, но и действовать. Хотела быть с ним в третий раз и получила удар в спину. А теперь она хочет только одного – быть рядом с Джоном. К черту пошел этот Доктор с его временем и пространством, все еще так горячо и страстно любимый Доктор, который уже никогда не вернется. Роуз устала терять его снова и снова, поэтому хочет быть с тем, кто всегда будет рядом с ней. И теперь она слышит эхо, доносящееся откуда-то из того позабытого времени, когда она была рядом с Доктором и спокойно отдала ему свою семью, свою жизнь и свою душу. И это эхо хватает ее и тянет в ослепляюще белую тьму, из которой не то что Джон, даже сам Доктор не смог бы ее вытащить. Она обещала ему вечность. Теперь она может ему эту вечность дать. Только она не уверена, что хочет. Она засомневалась в этом впервые, когда увидела полные нечеловеческой нежности и печали глаза Джона. Когда она посмотрела на него и увидела именно его, а не бессмысленное повторение Доктора. Когда она поняла, что устала от беготни. Когда она поняла, что хочет спокойной человеческой жизни с тем, кто готов ей такую жизнь подарить. Роуз всегда металась из крайности в крайность, но недавно она приняла окончательное решение, которое сейчас было просто невозможным к выполнению. Роуз отпустила Доктора, когда поняла, что не может постоянно цепляться за его расплывчатый образ. Она не может болеть любовью, тем более, не будучи уже уверенной в том, что он так же не может ее отпустить, там, в своем мире. Зачем жить ради призрака, слепленного из чьих-то недосказанных слов и чьих-то непролитых слез, когда рядом есть кое-кто другой – живой и настоящий, любящий и имеющий полное право быть любимым. Джон оказался гораздо большим человеком, чем могло показаться на первый взгляд. От Повелителя времени у него были исключительно знания, воспоминания и внешность, а все остальное было абсолютно человеческим и входило в непривычный диссонанс с его образом Доктора, который невольно возникал у Роуз в голове. Вначале ей было стыдно признавать даже самой себе, что она уже влюблена в улыбку Джона, в его бархатный голос, в его забавно подрагивающий нос, когда он смеется, но потом все встало на свои места. Джон, именно такой, какой он есть, с его по-детски влюбленным взглядом, с его широкой, ослепительно солнечной улыбкой, с его растрепанными волосами, с его невероятным круговоротом мыслей в голове, с его чарующим голосом, заставляющим забывать, как правильно дышать, - именно таким Роуз представляла себе идеального мужчину. И она любила его, своего Джона, при чем любила искренне, всем сердцем, любила за то, что он есть, за то, что он рядом, за то, что он просто так радует ее и делает до невозможности счастливой какими-нибудь пустяками. Человеческими пустяками. Джон смотрит куда-то мимо Роуз и молчит. Огромная, прозрачно-чистая капля лениво ползет вниз по окну, подрагивая, кажется, в такт все еще тянущейся мелодии из найденного недавно на чердаке радиоприемника. Они хотели прожить жизнь, одну на двоих. Хотели забрать у нее все – в конце концов, им это было вполне позволительно, после всего, что они прошли. Наступила мирная жизнь, и Джон пришел к Роуз, как ответ на все вопросы, как извинение за все те слезы и истерзанную душу. И Роуз пришла к Джону, чтобы все таки исполнить потаенную в глубине души Доктора мечту – быть рядом с ней всегда. Но теперь все их планы стремительно разрушались, и они оба безмолвно переговаривались, ссорились и мирились, в тщетных попытках собрать обратно этот замок надежд и желаний. Роуз уже давно приняла решение. И Джон знал об этом. Он чувствовал это каждой клеточкой своего существования, когда страх и отчаянье забирались под кожу, бегая мурашками по спине. Джон догадывался, что Роуз придет к этому решению, уже с той минуты, когда сказал ей о Плохом Волке. Это было первое напоминание о Докторе вслух за всю их, Роуз с Джоном, настоящую совместную жизнь. И, конечно, после этого все пошло наперекосяк. Джон знал от Доктора, как нужно себя вести, будучи бессмертным властелином времени и пространства. Джон знал от Донны, как нужно себя вести, будучи спутником этого бессмертного властелина. И он знал от обоих, что, в конце концов, их ждет. И, честно говоря, он никогда в жизни не хотел испытать это на собственной шкуре, но Роуз просто не оставляла ему выбора. Потому что она слишком похожа на Доктора, чтобы поступить иначе. Роуз тоже чувствовала, что Джон обо всем догадывается. Она смотрела на него и видела в каждом его движении намек на его абсолютное знание всего на свете. Он тоже был слишком Доктором. А Роуз было больно. Очень, очень больно. Она была зла на Повелителя времени, который оставил ее в параллельной Вселенной с вихрем времени в вечно бьющемся сердце и опять сбежал от ответственности. Она была зла на свою жизнь, которая только-только начала налаживаться, благодаря Джону, и вновь рассыпалась в прах. Роуз не хотела принимать никакие решения, но выбора у нее не было, и тогда приходилось думать категорически и эгоистично, примеряя шкуру Доктора и его приевшуюся маску беспечности и невозмутимости. Да, Роуз решила бежать. Решила бежать от проблем, как когда-то решила бежать с Доктором. Теперь она будет бежать вместо него. Она знает, что это подло и некрасиво, по крайней мере, по отношению к Джону, ведь пережила это лично – она дважды теряла того, кого любит больше всего во всей Вселенной. Теперь она потеряет его в третий раз и уже не сможет вернуться. Потому что Джон – человек. Потому что Джон когда-нибудь умрет. И Роуз не сможет это пережить, так же, как и Доктор не смог пережить бы ее смерть. И Роуз вынуждена бежать, потому что она не постареет вместе с Джоном, не умрет вместе с ним, не сможет сдержать свое обещание. Ведь где-то глубоко в душе Роуз понимала, что уже умерла. Умерла, как только осознала, что она бессмертна. И что даже, если все человечество в один момент исчезнет в бездне небытия, она одна будет продолжать жить. В конце концов, в каждой Вселенной должен быть свой Доктор. И она уйдет. Обязательно уйдет. Но не сейчас. Может завтра, может послезавтра, может через неделю. Ей слишком тяжело оставлять все это, всю свою привычную жизнь. Вначале она окончательно наберется храбрости, а уже потом отправится в свое бесконечное путешествие, чтобы стать очередным вечно-одиноким странником. Джон не сможет пойти за ней, и он это понимает. Пусть она сделает так, как сделал бы Доктор, Джон же останется человеком. Конечно, он даже не представлял, что будет делать, когда проснувшись однажды утром, не увидит рядом с собой Роуз и поймет, что больше никогда ее не увидит. Но об этом он не хотел думать. Тоже убегал, только, если Роуз бежала от его смерти, он бежал от своих мыслей. Потому что за ними сразу последует конец. Он был счастлив тому, что есть сейчас – дождю, беспощадно барабанившему по крыше, горячему кофе и уютной Роуз, которая все еще была рядом. Джон перевел взгляд на нее и, наконец, отнял кружку от губ. Роуз склонила голову набок, не сводя с него изучающего взгляда. А потом она улыбнулась. И он улыбнулся в ответ. Нет, она уйдет не сегодня. Вначале она обязана допить свой чай, крепко обнять Джона и дослушать до конца эту песню, которую хриплый женский голос тянет из старого радиоприемника, неспешно распевая слова под тихую, знакомую мелодию.