***
— Ты мне их покажешь? — внезапно спрашивает Калеб, когда в комнате остаются лишь они двое. Питер приподнимает брови, переведя взгляд с карт мира на Прайора, еще мгновение назад будучи уверенным, что тот слишком погружен в чтение и совсем забыл об их ночном разговоре. Хотя, разве об этом абсурде можно забыть?.. — Черт, Прайор, — Хейс недовольно скрипит зубами, но спустя несколько секунд все же встает с постели и идет к выходу, поманив Калеба за собой жестом и, не дожидаясь его, направляясь дальше. Заинтересованный парень тут же откладывает свою книгу и послушно идет позади Питера. Хейсу не составляет особого труда найти ту маленькую комнату, в которой хранится всякий хлам Бюро, которую он с гордостью прозвал "хламовник". Хламовник был обнаружен совершенно случайно, когда Питер бесцельно бродил по бесконечным коридорам Бюро. Когда ты являешься всеобщим изгоем, то пытаешься хоть чем-то заняться, и иногда можешь найти хоть что-то интересное. Хламовник, например. Питер практически заталкивает туда удивленного Калеба, который мало что понимает из происходящего, закрывает за ними дверь и, задумавшись, перекрывает ее стулом. Для надежности. — Зачем мы пришли сюда? — Калеб, кажется, уже забывший о своей просьбе, с интересом рассматривал всякое старье, которое не помешало бы выбросить еще очень давно. — Не хочу, чтобы кто-то не вовремя зашел в комнату и увидел... — Питер пожимает плечами, а затем бросает полный недовольства взгляд на Прайора. — Ты же никому не рассказал? Калеб отрицательно качает головой, перестает изучать всякий мусор и неотрывно смотрит на Питера. Хейс, немного помедлив, стаскивает с себя футболку и бросает на пол. Он не решается поднять взгляд, но когда все же поднимает его, то замечает неподдельное удивление на лице Калеба и, хоть это звучит нелепо, восторг. Хотя, Хейс уверен, что ему просто кажется, и ничего, кроме удивления, быть не может. Потому что восторгаться веснушками, от которых он пытался избавиться всеми возможными способами - бред. Но тут действительно есть чему удивляться. На груди, на плечах Питера полно веснушек, совсем маленьких и побольше, еле заметных и сразу бросающихся в глаза. Если бог действительно существует, во что Прайор и Хейс, конечно же, не верят, то он явно наградил Питера двойной, если не тройной долей веснушек, видимо, не рассчитав дозу. "Как будто звездное небо ночью", — невольно подумал Калеб, сам же смущаясь собственных мыслей. Питер, ожидая каких-то слов и не дождавшись их, развернулся к Калебу спиной, где было еще больше веснушек, начиная с уровня плеч и доходя до самой поясницы. Нет, у него в шесть раз больше веснушек, чем может быть у нормального человека, Прайор в этом уверен. — Поразительно, — тихо пробормотал Калеб, ближе подходя к Питеру. Тот вздрогнул, но Прайор этого не заметил, любуясь россыпью темных и светлых пятнышек на спине Хейса. Холодными, подрагивающими пальцами он провел неровную линию по спине вдоль позвоночника, заставив Питера шумно выдохнуть сквозь сжатые зубы. Питер сам не понимал, зачем решил подпустить Калеба к себе так близко, ближе, чем кого бы то ни было. Как и Калеб не мог понять, почему его так тянет к Хейсу, почему он так сильно заинтересовался его веснушками. Веснушки — это всего лишь пигментные пятна на коже, которые не так уж и редки на самом деле, но Калебу все равно захотелось посмотреть именно на веснушки Питера Хейса. Это особенные веснушки, и их обладатель тоже особенный, хоть все в Бюро считают иначе. Калеб внезапно прижался к Питеру со спины, обнимая его за талию и целуя в россыпь веснушек на плече. Хейс замер, не в силах пошевелиться, только дышит быстро и рвано, пытаясь унять свое бешеное сердцебиение. Если Прайор продолжит в том же духе, то сердце Питера определенно выскочит из груди, сломав свою клетку. Но Калеб продолжал увлеченно целовать каждую веснушку на плече Хейса, не зная, что сейчас испытывает парень, слишком сосредоточившись на своем занятии. Калеб был так близко, что Питер буквально чувствовал чужое сердцебиение и отметил, что не только его сердце готово вырваться из грудной клетки. Эта мысль отчего-то заставила Хейса улыбнуться. — Ты такой придурок, Прайор, — хрипит Питер внезапно сорвавшимся голосом, разворачиваясь к Калебу. Взяв его запястья в свои руки и крепко сжав их, Хейс притягивает к себе застывшего на месте парня, целует его в приоткрытые, на удивление мягкие губ. Их первый поцелуй — это что-то совершенно сумбурное, неожиданное, но определенно приятное. Калеб обвивает руки вокруг шеи Питера. Питер прижимает его к себе сильнее за талию, слегка покусывает его нижнюю губу. Прайор зарывается пальцами в темные волосы Хейса и тут же отстраняется, тяжело дыша и упираясь головой куда-то в плечо Питера. — Что это было?.. — тихо спрашивает Прайор, пытаясь отдышаться. — Понятия не имею, — честно отвечает Хейс, нагло улыбаясь и не отпуская Калеба, наоборот, сильнее прижимая его к себе. — Но мне понравилось.Часть 1
28 января 2016 г. в 23:11
— Ммм... — Питер недовольно хмурится, еще не окончательно проснувшись. Пытается хоть как-то спрятать лицо от дурацкого яркого света, но все безуспешно. В конце концов, он открывает глаза, трет их руками, окончательно освобождаясь от оков сна и пытаясь взглядом найти источник света, разбудившего его посреди ночи. Три часа ночи. Три чертовых часа ночи. Хейс окинул внимательным взглядом изумрудных глаз нависающего прямо над ним удивленного Калеба, который замер, боясь пошевелиться. Парень только еще больше хмурится, пытаясь понять, что нужно от него этому чертовому бывшему эрудиту, да еще и с фонариком.
— Какого черта, Прайор?! — Хейс практически рычит, сознание обволакивает злость. Нельзя сказать, из-за чего именно Питер так взбесился: из-за того, что его разбудили в три чертовых часа ночи, или из-за того, что он оказался в такой абсурдной ситуации, еще и не по своей воле. Калеба, однако, скидывать на пол не стал, продолжая прожигать его своим, как бы назвал его сам Калеб, "хейсовским" взглядом, в котором выражалось не очень то и скрытое желание парня долго и с наслаждением убивать Прайоров. И не только Прайоров, но и всех, кто покушался на сон Хейса. Калеб принял сидячее положение, сев практически на самом краю, так, что при желании Питер мог бы пнуть его ногой и эрудит с грохотом упал бы на пол. Но Хейс не сделает по причинам, непонятным даже ему.
Некоторое время они лишь молча смотрят друг на друга. Питер все еще ждет хоть какого-то вразумительного объяснения, но Калеб продолжает упорно молчать, нервно покусывая нижнюю губу и внимательно смотря на Хейса взглядом побитого и голодного щенка, как бы охарактеризовал его сам Питер. Злость медленно, но все же сходит на нет, и Хейс только с интересом наблюдает за смущенным Калебом, неосознанно комкающим простынь на кровати Питера. Сам Питер находит это зрелище весьма занимательным и даже забавным, а потому не принимает никаких действий и не пытается заговорить первым.
— Я... Просто... — Калеб замялся, не зная, как подобрать слова и начал еще сильнее комкать в руке несчастную простынь. — Вчера, когда мы разговаривали, я заметил у тебя на лице... Веснушки.
Что?
Питер выразительно посмотрел "хейсовским" взглядом на Калеба, который в его глазах по рейтингу идиотизма превзошел даже свою надоедливую сестру, чья храбрость и самоотверженность в глазах человека, не знакомого с этими понятиями, больше выглядит как полный идиотизм. Но это был еще не полный идиотизм, как узнал Питер только что. Полный идиотизм — это желание посмотреть на веснушки Хейса посреди ночи.
На самом деле у Питера действительно были веснушки, и, хоть на лице их было не так уж и много, всю свою жизнь в Правдолюбии парень занимался тем, что старался эти самые веснушки с лица вывести. Но они, конечно, продолжали появляться, словно какое-то изощренное наказание за все прошлые и будущие грехи, скольких было и будет еще немало. Питер попытался вспомнить, когда в последний раз выводил веснушки, и вздохнул, понимая, что не помнит. Ему повезло, что сейчас не лето и не весна, иначе бы маленьких, но гораздо темнее, чем сейчас, пятнышек было бы где-то в пять раз больше. О веснушках, которые Питер привык скрывать, знали не так уж много людей: родители, Дрю и Молли. Правда, если учесть все сложившиеся обстоятельства, то на данный момент из живых знали только мать, Молли, если она еще не подохла, конечно, на что Питеру, честно говоря, наплевать, и, как выяснилось, Калеб Прайор.
— И? — Питер в упор смотрел на Калеба, нахмурившись, из-за чего Прайор чувствовал себя крайне неудобно и старался отвести взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на Питера. — Ты встал посреди ночи и разбудил меня, чтобы посмотреть на мои веснушки? Скажи мне, Прайор, ты идиот? Хотя нет, не отвечай, я уже знаю ответ.
Калеб возмутился, но ничего не сказал. Питер впервые за это время задумался о том, почему он еще не наорал на несчастного и не избил его, чтобы потом опять завалиться спать, а наутро получить лекцию о морали или тому подобном от мисс-я-всегда-права-Прайор, если ей, конечно, не наплевать на своего братца, в чем Хейс очень сомневался. Ответ пришел довольно быстро. Наверное, то, что они с Калебом пока что единственные члены клуба подонков и предателей, в который можно вступить, только если вас туда направит эта девчонка Трис, немного сблизило их против воли. Немного.
— Мне не спалось и я... Решил изучить этот феномен, — Калеб нерешительно улыбнулся уголками губ. — Наверное, фонарик был плохой идеей.
— Очень плохой, как и идея разглядывать мое лицо пока я сплю, — Питер фыркнул, прикрывая глаза и в глубине души надеясь, что прямо сейчас он проснется, а все это окажется лишь нелепым сном. В конце концов, бывают разные нелепые сны, ведь так? Этот, пожалуй, был бы самым нелепым, если бы вообще был сном.
— Прости. Мне очень хотелось их рассмотреть поближе, — Прайор смутился, но оставил наконец-то так долго терзаемую им простынь в покое. — Их довольно мало и они почти незаметны. Также, насколько мне известно, веснушки в основном бывают у людей рыжих или со светлыми волосами, а твои волосы темные, так что...
— Ты мог бы просто попросить меня дать рассмотреть их поближе, ты, придурок, — внезапно оборвал Питер намечавшуюся лекцию Калеба о веснушках и причинах их возникновения. Это последнее, что Хейсу хотелось бы слушать посреди ночи. Он замолчал, так и не открыв глаза, и подумал, что это действительно не сон. Питер был уверен, что в его сне Калеб не был бы таким... Занудой? Хейс не смотрел на Калеба, но был уверен, что у того сейчас удивленное выражение на лице, и это заставило Питера усмехнуться. Да, бывший лихач сам начинает поражаться своей доброте. Правда, доброта эта только по отношению к некоторым, а число этих "некоторых" составляет лишь один человек. — А на лице у меня действительно мало веснушек, потому что я их вывожу.
— Правда? — Прайор, полностью проигнорировав оскорбление, ближе приблизился к Питеру. — Но зачем?
Питер неопределенно пожал плечами, как будто сам не зная, зачем он это делает и делал всю сознательную жизнь, с того самого момента, как узнал, что их можно выводить. Сначала веснушки ему выводила мать, утверждая, что они ему не идут, потом, с возрастом, они начали его раздражать, а потом он перешел в Лихачество. Лихачка с веснушками — такое может быть, но лихач... Нелепо.
— Скажи, а у тебя есть еще веснушки? — тихо звучит чужой голос, выводя Хейса из его раздумий.
— Да, есть, — Питер вздыхает, поднимая взгляд на Калеба и понимая, что этот зануда вряд ли даст ему нормально выспаться. Тем не менее, убедившись в том, что Прайор опять замолк, Питер снова закрыл глаза, больше всего желая погрузиться обратно в сон. Но сна не было.
Хейс решил, что с этим разговором пора заканчивать и притворился, что уже засыпает. Буквально через несколько секунд он почувствовал чужую, немного подрагивающую руку на вороте своей футболки. Питер ничего не предпринял, с интересом ожидая, что же будет дальше, но Калеб благоразумно отступил от своей затеи. И очень кстати, потому что Хейс свернул бы ему эту чертову руку, а может даже сломал.
— Где? Ты мне покажешь?
— Завтра, а сейчас дай мне выспаться, — Питер устраивается поудобнее, отчаянно делая вид, что Прайора здесь нет, как и не было всего этого странного разговора.
— Спокойной ночи, Питер Хейс.