***
У Тэхена день рождения и большая комната в караоке-баре забита до основания людьми знакомыми и не очень. Все поздравляют именинника, дарят ему ненужные безделушки и обнимаются при встрече. Рядом с Юнги недавно ошивался Намджун, только вот ненадолго хватило его молчаливого протеста в сторону захмелевшего Сокджина. Эта парочка всегда вызывала у Мина двоякие чувства: вроде бесят до жути своими мелкими ссорами, а вроде это даже можно назвать настоящей любовью. Сокджин хороший и очень терпеливый, раз планирует переехать к Намджуну, у которого носки на полу — часть интерьера. Общество надоедливого друга сменяется не менее надоедливым [но прикольным] Хосоком, который бегает за выпивкой и всячески пытается отвлечь старшего от чонгуковской спины. Он в курсе их тяжелых отношений, только вот поделать ничего не может. Юнги же сверлит взглядом до дрожи родные лопатки, выпирающие под футболкой, и настроение медленно сползает до отметки «отъебись, Надя, не до тебя сейчас». А рядом с нимфой - гребаный шпиц, которого так точно описал Намджун совсем недавно. Приставучий, рыжий и очень бесячий. — Пак Чимин, — заключает Хосок и переводит взгляд на Юнги, — Хороший малый, а Чонгук от него вообще в восторге. Одна беда… — он делает паузу, когда ловит на себе заинтересованный взгляд Шуги, — Чимин Чонгука другом считает, не больше. — Ясно. Чем меньше младшего мы любим, тем больше нравимся ему, — Шуга позволяет себе хмыкнуть, когда глаза в очередной раз натыкаются на гиперактивную рыжую бестию. А этот то с Тэхеном радостно скачет по кругу, то до Намджуна с Сокджином доебывается, то с Чонгуком заливисто смеется. Юнги смотрит пристально и искренне не понимает, что макнэ в нем нашел и почему нимфа не получает взаимных чувств. Как такое вообще возможно? А потом начинается музыкальный конкурс и Чонгук затягивает Чимина с собой на импровизированную сцену. Младший тянет песню первым и кажется, что прекраснее голоса на всем свете не сыскать. Толпа ликует. Но как только вступает Чимин, Юнги будто пробивает разрядом в несколько тысяч вольт. Да, сравнивать их бесполезно — разный тембр и разныя стилистический окрас нот, разная подача и мелизмы. Только репера цепляет, что у Чимина голос звонкий, высокий и ложится на музыку, словно мед в соты. У Юнги на фоне этого слишком много эмоций по лицу читается, а Намджун любезно это замечает. — Я же говорил, что он хорош, — но Мин не замечает горделивых высказываний друга до самого конца песни. — Познакомь нас, — резко отрезает и Намджун пулей срывается с места, разыскивая толпе маленького рыжего мальчишку. А у Юнги в это время в голове рождаются строки припева, который он не мог сочинить долгое время.***
Нельзя отрицать, что Юнги все это делал Чонгуку на зло. По началу он и правда кайфовал от сладкой мести, когда встречал Чимина у ворот университета и в неравном бою вырывал его из лап младшенького. Этакая своеобразная компенсация за то, сколько нервов ему попортили их драматичные отношения. С Чимином же все было просто, как два пальца. Они записывали песни, а потом традиционно шли в ближайшую пиццерию. Пак болтал о насущном и несуществующем, Юнги же довольно посмеивался над богатым воображением тонсена и придвигал к нему ближе тарелку с последним смачным куском. Они гуляли по выходным и иногда даже без остальных ребят. Чимин хорошо пел, но еще круче целовался на узком диване в студии, пока темно и никого нет. С Чимином все так просто, но и сложно одновременно. Его не хочется называть нимфой и вообще как-либо связывать с Чонгуком.***
Да и секс у них не такой, неправильный. От миленького шпица не оставалось и следа, когда Юнги начинал приставать к нему. Казалось, что для Шуги это был какой-то сакральный момент икс, когда в голове щелкал рубильник «дать отсосать» и запись катилась к хуям. Наверное, старший так засматривался на губы Пака во время пения, что фантазия давала сбой и команду самоликвидации. Чимин был чувственнее Чонгука, но вместе с тем старший отчетливо видел животную похоть, которую никогда не замечал у макнэ. Юнги выгибался и стонал под неуклюжим рыжим пареньком так, будто из обычного малолетки Чимин в мгновение ока превращался в ебыря-террориста. А когда Пак кончал, по ушам Шуги бил мелодичный стон, которого не добьешься в простой компьютерной обработке. — Знаешь, я ведь хотел записать твой оргазм во время секса и наложить на музыку. — Хен! — Чимин возмущался пискляво и до жути мило, отчего у Юнги по инерции появлялась тонкая улыбка, — Ты же его не записал, правда?! — Не записал, потому что некоторые симфонии должны звучать только для меня. — Вот и славно, — рыжеволосый блаженно выдохнул, устраивая голову на коленях хена удобнее, — А когда ты будешь презентовать наши песни? — Все не будет так, как раньше, — а раньше он записывал песни с Чонгуком и сливал их в сеть, получая небольшие проценты с продаж. Юнги с лаской принялся перебирать пряди рыжих волос, боясь спугнуть музу, — Я выпущу альбом. Полный и на физическом носителе. Наш альбом. И только сейчас Юнги начал понимать, в чем различие между Чонгуком и Чимином. Нимфа — душа природы и ее красота, которую может оценить только человек разумный. Без Юнги бы не было Чонгука. Муза же — олицетворение поэзии. Это личный образец духовной красоты, который дан индивидуально композитору. Без Чимина не было бы Юнги.