Свобода

Он бы отдал все на свете, лишь бы выйти из этой бесконечной коробки. Но у него не было ничего, кроме своего высокомерия, цинизма, самолюбия и барабанов. Первое время он стойко держался. Хамил, грубил, избивал Доктора, кричал, бился в истерике, пытался сломать ТАРДИС и даже грозился покончить жизнь самоубийством. Потом сил на продолжение бессмысленной борьбы не осталось, и он лишь хмурил брови, стоя в стороне и не мешая вечно веселому Доктору прыгать по своей ТАРДИС. И, в итоге, не выдерживая этого цирка, иллюзии, что все хорошо, он закрывался у себя в комнате или библиотеке, стонал от раздирающей головной боли, сбивал кулаки в кровь и, не останавливаясь, кричал, пока не падал на кровать от усталости. Когда время действительно потеряло смысл и прекратило именоваться «первым», «вторым», «третьим» или даже «последним», он решил расстаться с высокомерием. Он попросил. Добавил «пожалуйста», сказал, что ни при каких условиях никого не тронет, не оскорбит и даже не окинет пренебрежительным взглядом. Дал клятву, был готов закрепить ее ритуалом Тайм Лордов, — а такие существовали, только не имели смысла без самого Галлифрея. Доктор покачал головой, боясь нарушить длинный монолог Мастера сухим «нет», и спокойно покинул консольную. Так он потерял первую свою составляющую. Когда воздух в ТАРДИС стал пахнуть пылью, а мед, которого в машине времени стало в два раза больше, стал отдавать противной кислятиной, Мастер решил проститься с цинизмом. Он стал проявлять интерес к делам Доктора, расспрашивать о других расах и выражать гуманное отношение к любому существу, о котором имел даже самое маленькое представление. Защищать незащищенных, на словах, постоянно разглогольствовать о несправедливости этого мира. Доктор впервые усомнился в порядке вещей и забеспокоился о Мастере. Но не поверил ему и, злобно на него посмотрев, просто вышел из комнаты, стоило Мастеру только бросить мечтательный взгляд на синие деревянные двери. Так Мастер перестал быть циником. Когда же в ТАРДИС стали появляться спутники, Мастер решил расстаться с эгоизмом, дабы сделать хоть что-нибудь, что не включало в себя убийства, наглость и власть. Очередная девушка обязательно получала от него обаятельную улыбку, поцелуй руки и ласковое доброе слово. В этом был весь он, мастер игры, актер, отчаянный влюбленный и самый вежливый Тайм Лорд, которому не было равных. Даже Доктор не смог бы соперничать с ним в этом деле. Он же, ко всему удивлению Мастера, про себя продолжал беспокоиться, при этом ничего не предпринимая. Мастер вел себя странно. Однако Доктор начинал ему верить, так как видел, насколько счастливы были его спутники в общении с нерадивым галлифрейцем. А когда спутнице пора было уходить, Мастер лишь спросил Доктора, может ли он пойти за ней, на что получил тихое и, как и ожидалось, сухое «нет» вдобавок с обличительным взглядом, в котором так и читалось: «Мастер, прекрасная игра, но на мне она не работает». Все встало на свои места. Но только не для Мастера. Его цель стала чуточку ближе, и даже Доктор это чувствовал. Когда в ТАРДИС стало слишком напряженно от давления скуки, тишины и прошлого на их хрупкие старые плечи, Мастер решил, что приобрести свободу было гораздно важнее, чем сохранить последнее, что у него осталось. Так он избавился от гордости. Это было чертовски трудно. Он разговаривал с Доктором. Восхищался им. Надменно, осторожно, в своей привычной манере. Дотрагивался до него, трепетно, слабо улыбаясь, приближая с каждым днем к себе, выращивая внутри его души порочное доверие. Гипотизировал его самым элементарным образом — искренностью. Доводил сознание до состояния полнейшего непонимания. А по ночам избивал подушку от раздирающей изнутри ненависти к себе. На утро подходил к нему сзади, обнимал, чувствуя привычное и такое родное тепло, старался стать другим и действительно пытался получать от этого удовольствие, сравнимое с мазохизмом. Получалось, он расслаблялся, а Доктор, не чувствуя агрессии или подвоха, успокаивался вместе с ним и ласково гладил его по рукам, боясь прервать такую знакомую минуту уединения. Мастер приходил к себе в комнату, садился и давился от угнетающей его пустоты, разрастающейся с каждым днем в его душе все больше и больше. Так он пустел и учился быть не-собой, не подвергая свое настоящее «я» никакому сомнению, и не понимая, что от «я» почти ничего не осталось. Поцелуи начали перерастать в долгие и приятные посиделки, а потом и в сладкие обещания друг другу: всегда быть рядом и никогда-никогда не бросать — молчаливые, написанные лишь в глубоких старых глазах обоих Тайм Лордов. Так он стал безапелляционно лгать самому себе. Так он вплотную приблизился к своей цели, совсем не понимая, что сам потихоньку начинает верить своей лжи. А потом он упал на колени, обнял Доктора за ноги и попросил открыть машину времени и выпустить его на свободу. Доктор засомневался, оторвал Тайм Лорда от себя, попросил его прекратить и встать на ноги. Но Мастер продолжил валяться на полу и в привычной истерике умолять открыть дверь. Он кидался обещаниями, без угроз, без ярости, просто лежал на полу и стонал от раздирающего разум барабанного боя. Единственного, с чем он никогда не смог бы расстаться. Тот уже просто не смог отказать. Именно тогда Мастер окончательно расстался с гордостью. Выйдя на блаженный воздух, он обнаружил что на планете нет ни одного живого существа. Об этом он вспомнил только тогда, когда словил острую необходимость в чем-то, о чем совершенно забыл. Власть, господство — все это потерялось на фоне растущего с каждым днем желания свободы. Он знал, что скоро привыкнет к этому и встанет на ноги. Но это чувство быстро рассеялось, стоило только Доктору повалить его на странного оранжевого цвета траву, прижать к ней и долго-долго восседать сверху, улыбаясь и восхищаясь. И только тогда он ужаснулся — игра зашла слишком далеко. Однажды в ТАРДИС позвонили. Доктор, разумеется, быстро побежал отвечать и пообещал скоро вернуться. Мастер с беспокойством и мнимым безразличием проследил за ним, внутреннее метаясь между тем, чтобы пойти следом и остаться. Но переходить порог машины было себе дороже. Потом Доктор вернулся и пролепетал, что он ненадолго улетит, что ему надо, но обязательно, конечно же, скоро вернется, не бросит его одного здесь. Мастер сразу все понял, напрягся всем телом, рассмеялся в лицо удивленному Доктору и, развернувшись, пошел прочь от ТАРДИС. «Веди себя хорошо, я скоро приду» — услышал он вслед. Доктор улетел, оставив за собой только одиночество, пустоту и… свободу. Он бил землю, драл рыжую траву, метался по ней и кричал сиреневому небу, произнося имя Доктора. Время не имело значения, секунда походила на вечность, вечность на секунду, и Мастер совершенно не знал, что ему делать, что он стал бы делать, если бы не затеял эту грешную игру с самим собой, которую проиграл, поставив на кон абсолютно все, кроме своего безумия. Так он снова потерял все, что до этого времени обманом воспитал в себе, и приобрел все, что потерял. Так он потерял Доктора, который не верил ему и испугался, решив воспользоваться первой возможностью сбежать от него хоть на какую-то долю секунды. Так они оба поняли, что никогда не смогут ничего вернуть.