Последняя тайна Люциуса

Гермиона скучающим взглядом осматривала зал. Джинни и Гарри вытащили ее на Рождественский бал в надежде, что она с кем-нибудь познакомится. Гермиона не видела в этом особого смысла — училась она во Франции, а в Англию приехала в гости на каникулы. Но друзья настаивали, что девушке нужно отвлечься и развеяться, поэтому ей пришлось согласиться. По залу порхали танцующие пары, Гарри и Джинни тоже кружили в вальсе, а Гермиона постаралась укрыться за колонной в надежде, что ее никто не заметит. Новых знакомств она старалась избегать, а с бывшими однокурсниками встречаться не хотелось — они наверняка станут вспоминать „былые времена“, а потом, чего доброго, начнут спрашивать про Рона. Ни про войну, ни про Рона думать не хотелось, так что она выбрала самую закрытую маску из тех, что предлагали в магазине карнавальных костюмов, и надеялась, что теперь даже давние знакомые ее не узнают. Именно поэтому она чуть не вздрогнула, услышав позади себя почти забытый голос с протяжно-ленивыми нотками. — Мисс Грейнджер, какая приятная встреча. Танцуете? Она обернулась, уже зная, что увидит его — и действительно, подтянутый, в блестящей черной маске и безупречном костюме, слегка склонив голову в знак приветствия, рядом с ней стоял Люциус Малфой. Находясь во Франции, Гермиона следила за тем, как в магической Британии проходил процесс дознания после победы над Волан-де-Мортом. В связи с противоречивыми показаниями правительство пошло на крайние меры, но решение было потрясающе эффективным. Под заклятием Империус подозреваемые доставали из своей памяти все воспоминания, связанные с деятельностью Темного лорда и его приспешников; затем специалисты несколько месяцев из отдельных воспоминаний складывали полную картину, благодаря чему получилось восстановить все события войны, определить полный список причастных и их преступления, и — самое тяжелое — выяснить судьбы всех, кто числился пропавшими без вести. Среди небольшого числа оправданных оказался Люциус Малфой — было доказано, что он неоднократно передавал важную информацию Ордену Феникса через Северуса Снегга, который был оправдан посмертно. И вот теперь Люциус выжидательно смотрел на нее, и Гермиона, невзирая на серьезные внутренние противоречия, поприветствовала его в ответ и приняла руку для танца. Кроме того, ей ужасно хотелось посмотреть на лица Гарри и Джинни, когда они увидят, с кем она „развеивается“, — может, в следующий раз оставят ее в покое. Люциус приобнял ее за талию, и они присоединились к танцующим. Видимо, он чувствовал ее напряжение, потому что прошептал над ее ухом: „Расслабьтесь, мисс Грейнджер, я абсолютно не кусаюсь“, и чуть ближе притянул ее к себе. Гермиона хотела возмутиться, но тут увидела Джинни, которая во все глаза смотрела на них с Малфоем, поэтому попыталась сделать вид, что она получает удовольствие от танца. Впрочем, скоро она заметила, что действительно получает удовольствие. Люциус легко вел ее по залу, и двигались они вполне грациозно. Последний раз Гермиона танцевала вальс на четвертом курсе, и ее тело с успехом вспоминало разученные тогда движения. Через некоторое время вальс закончился и заиграла медленная мелодия; Гермиона думала, что теперь Люциус отпустит ее, но он только переложил ее вторую руку к себе на плечо, а свои сомкнул на ее талии. Свет заметно убавили, и они танцевали в полумраке, едва различая соседние пары. — Мистер Малфой, — она попыталась дотянуться до его уха, — На сколько танцев вы меня пригласили? — Пока не сбежите, мисс Грейнджер, — ответил он, едва не коснувшись губами ее уха. — Называйте меня Люциус, а то я чувствую себя древним старцем. — А разве это не так? — не удержалась Гермиона и почувствовала, как он рассмеялся. — Ну что вы, мне всего сорок два. По магическим меркам, я еще совсем юн. Гермиона не стала упоминать, что он все же годится ей в отцы, и дальше они двигались молча. Но что-то неуловимо менялось: нежная мелодия танца непостижимым образом проникала в самые глубины ее души и будила так надежно спрятанное там желание быть не одной; Люциус теперь был совсем близко, она касалась своим виском его щеки и чувствовала тонкий аромат его кожи; от этого почему-то хотелось закрыть глаза и прижаться еще ближе, и Гермиона начинала жалеть, что вообще согласилась на этот танец. — Люциус, наверное, танцев достаточно, — сообщила она ему, и он тут же разжал руки, выпустив ее из объятий, и повел от танцующих. Кажется, он хотел предложить выпить, но она поспешно поблагодарила его и сказала, что должна найти друзей. Злясь на саму себя за минутную слабость, Гермиона шла вдоль зала и выискивала глазами Гарри и Джинни, но они куда-то запропастились, или же их просто было не разглядеть при таком тусклом освещении. Она спряталась в кресло в дальнем углу зала, отгородилась заглушающими чарами от этой волнительной музыки и стала ждать, когда свет станет ярче. …Когда она очнулась, людей в зале оставалось совсем мало; свет снова горел ярко, и Гермиона увидела, что ее кресло закрыто от источников света небольшим навесом, — судя по всему, она все это время дремала в темноте. Чертыхнувшись, она снова отправилась искать друзей, но не нашла их в зале и в этот раз. Консьерж у входа сообщил ей, что мистер и миссис Поттер покинули бал десять минут назад и отправились домой пешком. „Наверное, не нашли меня и решили, что я уже дома“, объяснила себе Гермиона, взяла у услужливого эльфа свою верхнюю одежду и вышла на крыльцо. Ночную улицу освещали старинные фонари, шел снег — неудивительно, что Гарри и Джинни решили прогуляться. Гермиона стала соображать, как ей теперь добраться домой, и с ужасом осознала, что так и не спросила у Гарри их новый адрес! Они с Джинни недавно переехали в собственный уютный домик, и Гермиона знала только, что это где-то в пригороде Лондона. Сегодня утром Гарри сам забрал ее от родителей, на бал они вышли вместе и возвращаться собирались в том же составе, так что Гермионе как-то не пришло в голову узнать точный адрес. Видимо, все эти мысли отражались у нее на лице, потому что вновь возникший перед ней Люциус Малфой произнес: — У вас что-то случилось? Я могу помочь? Он тоже снял маску, и было непривычно видеть на его лице беспокойство. Все же их прошлые встречи сложно назвать дружелюбными, но раз уж он сам предложил помощь… — Вы случайно не знаете, где теперь живут Поттеры? Люциус секунду пристально смотрел на нее, и, видимо, все понял, потому что ответил: — Увы, мисс Грейнджер, мне это неизвестно. Но раз уж друзья вас покинули, мой гостеприимный дом к вашим услугам. У Гермионы чуть не вырвалось замечание о том, что в тот единственный раз в его гостеприимном доме ее пытали, но Люциус, видимо, подумал о том же и объяснил: — Я имею ввиду другой дом, здесь, в Лондоне. Оттуда вы сможете отправить вашим друзьям сову, и они вас заберут. Сейчас там никого нет, — добавил он, опередив уже открывшую рот Гермиону. Предложение выглядело разумным, и через минуту они уже шагали по дорожке к старинному крыльцу совсем небольшого дома. Люциус по-прежнему держал ее за локоть после трансгрессии, но Гермиона решила не впадать в ребячество и просто проигнорировала этот факт. Отправив сову, девушка спросила, где можно умыться, а когда вернулась в гостиную, хозяин негромко давал какие-то указания домовику. Он уже снял сюртук, несколько верхних пуговиц белоснежной рубашки были расстегнуты, рукава немного подвернуты; Люциус явно не стремился произвести какое-либо блистательное впечатление, а просто был дома. — Располагайтесь, — кивнул он Гермионе на мягкие кресла, заметив, что она скромно остановилась у двери. Гермиона присела на краешек ближайшего кресла, дожидаясь, пока Люциус закончит давать распоряжения, и поглядывала в сторону окна — не появятся ли Гарри или Джинни. — Сейчас подадут ужин, — он опустился в другое кресло напротив Гермионы. — Не желаете пока выпить? — Я думаю, за мной уже скоро придут, так что… — Она отвернулась от Люциуса, нервно теребя складку своего пышного платья. Ей становилось неловко рядом с этим мужчиной, в каждом его жесте и слове она чувствовала внутреннюю силу, превосходство, и было непривычно ощущать себя слабее. Кроме того, она почему-то не могла выдержать взгляда его серых глаз, которые, казалось, видели ее насквозь. — Ну не мучать же себя голодом, пока ваши друзья в пути. Гермиона только повела плечами и, рассматривая ковер, решила поговорить на отвлеченные темы. — Как… ваш сын? — называть младшего Малфоя по имени было сложно, а по фамилии — неуместно. Люциус ответил не сразу, и девушка даже повернулась к нему узнать, что вызвало такое замешательство. Он невидящим взглядом смотрел куда-то в сторону камина, но все же произнес: — У меня нет сына. У меня вообще нет детей. — В его голосе сквозила такая горечь, что у Гермионы екнуло сердце. — С Драко что-то случилось?! Он вновь перевел на нее взгляд. — Что вы, с Драко все в порядке. Он с матерью сейчас где-то на островах. Давайте все же выпьем, — Люциус поднялся, сотворил два бокала с вином и подал один Гермионе. Она приняла его, едва коснувшись пальцев Люциуса своими, а сама все пыталась взять в толк, о чем это он говорит. Рассорились они, что ли? Люциус залпом осушил свой бокал, и Гермиона тоже немного отпила для приличия. Вино было приятным. Уже после нескольких глотков девушка почувствовала, что напряжение постепенно уходит, и она даже позволила себе сменить свою строгую позу и окунуться в мягкое кресло. Люциус снова сидел и все разглядывал свой пустой бокал, медленно вращая его между пальцев, а Гермиона в свою очередь разглядывала Люциуса. Отблески пламени играли на его бледном лице и шее, за полураспахнутой рубашкой скрывалось сильное тело, и еще эти белоснежные волосы, перевязанные сзади черной лентой… Нет, Люциус Малфой не был старцем, он был чертовски привлекательным мужчиной, но думать об этом было нельзя, поэтому Гермиона опять смотрела в окно в ожидании друзей. Люциус ожил, когда подали ужин; к этому времени девушка основательно проголодалась, поэтому без долгих уговоров принялась уплетать блюда малфоевской кухни. Люциус налил еще вина и предложил выпить за встречу, отчего Гермиона прыснула и наконец задала вопрос, который не давал ей покоя уже несколько часов. — А как вы меня вообще узнали? — О, — Люциус мечтательно улыбнулся, — знаете, мисс Грейнджер, все наши прежние встречи были настолько кратковременными, что мне пришлось как следует впечатать ваш образ в память, чтобы его не забыть. Он продолжал улыбаться, но это была не ирония, нет; в его серых глазах было скорее любопытство, смешанное с какой-то только ему понятной тоской. „Это такая игра“, подумала Гермиона и ответила, сделав ударение на первом слове: — Люциус, называйте меня по имени, а то я чувствую себя школьницей. От такого заявления он улыбнулся еще шире, и они все-таки выпили за встречу, и теперь она уже смелее смотрела ему в глаза, да и вообще чувствовала себя куда свободней, чем вначале. А потом Гермиона поняла, что прошло уже полтора часа, но за ней так никто и не пришел. Наверное, это было не очень прилично — поесть в гостях и пойти домой, но она все же решилась. — Спасибо вам, Люциус, но мне, пожалуй, пора. — Он вопросительно поднял бровь, и она добавила: — Отправлюсь к родителям, раз за мной не пришли. После секундного размышления он ответил: — Нет, Гермиона, отпустить я вас не могу. Вдруг через пять минут сюда явится Поттер, и что я ему скажу? Он же весь дом перевернет в поисках вашего хладного тела. — И что же мне тогда делать? .. — Оставайтесь, — он пожал плечами, словно это было обычным делом. — Правда, в доме только одна спальня, но я как истинный джентльмен уступлю ее вам, а сам расположусь здесь, — Люциус показал рукой то ли на кресло, то ли на ковер. — А завтра утром найдем ваших Поттеров. Отказаться значило усомниться в том, что Малфой — истинный джентльмен, но она все же уточнила: — А это удобно? — Для нас с вами да, а остальным, поверьте, до этого нет никакого дела, — ответил он, и Гермиона не нашла, что возразить. — Тогда мне нужно будет… в чем-то спать. Люциус окинул ее взглядом с головы до ног, и она почувствовала, что краснеет; затем он призвал домовика и приказал ему принести „одну из тех сорочек Нарциссы“. — Я не собираюсь надевать сорочку твоей жены! — с неподдельным возмущением воскликнула она, когда домовик исчез, и сама ужаснулась тому, что обратилась к нему на "ты", да еще и с таким недвусмысленным заявлением. Он пристально посмотрел на нее, словно что-то обдумывая, и ответил: — Не переживай, Нарцисса ни разу не надела ни одной сорочки из тех, что я ей покупал. — Зачем же ты тогда их покупал? — К несчастью, слова вырвались сами, и Гермиона надеялась, что он не станет отвечать. Люциус опять задумался, но все же объяснил: — Это одно из негласных правил высшего света. Если муж долгое время не покупает жене… подобных вещей, могут пойти слухи, что у них не все в порядке в постели. Гермиона готова была провалиться сквозь землю от такого ответа, но где-то на краю сознания все же возник вопрос — у Люциуса с Нарциссой действительно было не все в порядке, или же та просто любила спать нагишом? .. К счастью, появился домовик и протянул девушке пресловутую сорочку. Взяв ее в руки, Гермиона подумала, что в жизни не видела ничего подобного; пальцы окунулись в тонкую, почти воздушную ткань, которая не могла быть рукотворной. Люциус сообщил ей, что домовик проводит ее в спальню; если что-то понадобится, он будет здесь, в гостиной; затем учтиво пожелал спокойной ночи, и Гермиона с облегчением отправилась за домовиком, скрывшись наконец от внимательных серых глаз его хозяина. Спальня была небольшой и уютной, и Гермионе было неловко вторгаться в святая святых семьи Малфоев, но думать об этом было уже поздно. Она увидела небольшую дверь, которая вела прямо в ванную комнату, и решила этим воспользоваться — несколько часов в бальном платье ее порядком утомили. Приняв горячий душ, она распустила волосы и облачилась в сорочку, любезно предоставленную Люциусом. Та была длинная, до самого пола, и любопытная Гермиона стала искать зеркало, чтобы посмотреть на себя в таком одеянии. Зеркало вскоре обнаружилось в шкафу на внутренней стороне дверцы, и девушка ахнула, увидев свое отражение. Сорочка оказалась полупрозрачной — под переливающейся серебристой тканью угадывались очертания ее стройного тела и округлость груди; по плечам струились каштановые волосы, и Гермиона впервые видела себя такой. Что-то сладостное зашевелилось внизу живота, и она поспешно закрыла дверцу — этого еще не хватало… Но не спать же голышом, в самом деле, да и к Люциусу в таком виде не явишься за другой одеждой, поэтому она погасила свечи, как есть забралась в постель и накрылась приятно тяжелым одеялом. Впрочем, в постели дела пошли еще хуже. Едва коснувшись подушки, она уловила его — тот самый едва различимый запах Люциуса, от которого она пыталась убежать на балу. Наверное, еще действовало вино, потому что она уткнулась в подушку, наслаждаясь этим запахом, вспоминая ощущения рук Люциуса на своей талии и мягкое тепло его щеки, и теперь уже по всему ее телу разливалась сладкая истома. Собрав остатки воли, она свернулась клубком в надежде, что так тело перестанет чувствовать, и постаралась уснуть. Снился Люциус. Так ей мстило собственное тело; во сне она жадно целовала его в губы, а он гладил ее по обнаженным плечам и спине, и его прикосновения отзывались в каждой клеточке, но ей было мало и она требовала еще, еще… …Сквозь веки проник свет, и она открыла глаза. Тело сводило от желания; со свечой в руках и уже без рубашки к ней наклонялся встревоженный Люциус. — Эльф сказал, ты звала меня, я могу чем-то помочь? Можешь, конечно. Только ты и можешь… Гермиона откинула одеяло, подползла к Люциусу и прижалась к нему всем своим трепещущим телом. Сквозь невесомую ткань сорочки Люциус успел заметить очертания ее груди, и у него перехватило дыхание от такой внезапной близости; он судорожно вздохнул, а она уже покрывала его тело поцелуями и все шептала "Люциус, Люциус"… Видит Мерлин, сегодня он этого не хотел, но он так давно был один, а она наконец так близко и — сама… Обняв Гермиону одной рукой, он дотянулся другой до прикроватной тумбы и поставил свечу, а потом аккуратно положил девушку на подушки и нашел ее губы своими. Они исступленно целовались, а она все льнула к нему, вцепляясь в его плечи; сорочка уже мешала, поэтому Люциус нашел ее край у самых щиколоток, нырнул туда двумя руками и медленно повел их вверх, касаясь ладонями сначала икр, затем бедер и талии; наконец, он отшвырнул ее в сторону. Гермиона снова притянула его, и он стал губами прокладывать дорожку от ее шеи до заветной груди, а она сняла с его волос повязку и вплетала в них свои пальцы, прижимая его голову к себе. И вот он нашел ее сосок, нежно провел вокруг него языком и вобрал губами; она застонала, а он уже вел рукой по внутренней стороне бедер, и они послушно раздвигались, пропуская его пальцы; от этих сокровенных влажных прикосновений она застонала еще громче и выгнулась всем телом, и он услышал: — Люциус… пожалуйста… „Девочка моя, да ты совсем не хочешь ждать…“ Он тоже не хотел, поэтому сорвал с себя остатки одежды, приподнялся на руках, любуясь ее обнаженной красотой, а затем накрыл ее тело собой и медленно вошел в нее. Это было больше, чем наслаждение; и когда она снова вцепилась в него, его последней мыслью было, что этот рыжий придурок все-таки не тронул ее; а потом он больше не думал, а только крепче прижимал ее к себе, ее, его девочку… *** — Останешься? — Люциус уткнулся ей в волосы, поэтому его голос был слегка приглушенным. — На завтрак? — Гермиона уютно прижималась щекой к его груди. — Насовсем, — ответил он откуда-то сверху и еще крепче обнял ее. — Насовсем? — Гермиона все-таки высвободилась из объятий, чтобы увидеть его лицо. Серые глаза смотрели на нее абсолютно серьезно, и она уточнила: — Но у тебя ведь жена? .. Люциус чуть отодвинулся и теперь лежал на спине. Она поднялась и положила голову ему на грудь, пытаясь снова поймать его взгляд. Он несколько секунд смотрел куда-то в сторону, а затем заговорил: — Нарцисса была моей женой только формально. Полгода назад мы развелись — сразу, как только это стало возможным. Гермиона удивленно вскинула брови, но вопросов не задавала, понимая, что если он захочет, то объяснит все сам. — Это долгая история, — предупредил Люциус, она слегка кивнула в ответ, и он начал свой рассказ. — Мне было шесть, когда родилась Нарцисса. Как потом рассказывал отец, это были тяжелые роды, и мать была очень слаба. Отец боялся, что заботы о новорожденной дочери отнимут у матери последние силы, и она умрет, а он останется один с двумя детьми на руках. Судьба Нарциссы его не очень интересовала, но он не мог допустить, чтобы единственный наследник — то есть я — рос без матери. Поэтому отец принял решение отдать Нарциссу в приют, а свету сообщить, что она умерла вскоре после рождения. Но об этом каким-то образом узнали Блэки, и они заключили с отцом сделку — у них как раз подрастала годовалая Белла, и у ее матери еще оставалось молоко. Блэки всегда больше других беспокоились о чистоте своей крови и в основном заключали браки внутри своей династии, поэтому каждое их поколение становилось все слабее. Нарцисса была их шансом — они дали ей свою фамилию и растили как родную дочь с тем, чтобы в дальнейшем выдать ее за Регулуса Блэка. Сильная кровь рода Малфоев должна была дать вторую жизнь их роду, при том, что невесту они воспитывали сами в лучших традициях своей фамилии. То, что она единственная из всех Блэков была светлой, объясняли некой прабабкой в пятом колене… — Такая прабабка действительно была? — не удержалась Гермиона. — Да, но она была метаморфиней. На всех сохранившихся портретах у нее светлые волосы — видимо, любимый цвет. Гермиона с горечью подумала, что наверняка именно от нее Тонкс унаследовала этот дар, и тут же улыбнулась тому, что внучка всегда предпочитала более яркие цвета. А Люциус тем временем продолжал: — Но когда Нарциссе исполнилось семнадцать, все пошло не так. На свое совершеннолетие она с парой однокурсниц напилась и отправилась кутить в магловский Лондон, а спустя три месяца разъяренный Блэк-старший приехал к нам в поместье и грозился выдать свету происхождение Нарциссы. Она была беременна — и вместо того, чтобы укрепить род Блэков, она едва их не опозорила. Единственным решением стала наша с Нарциссой незамедлительная свадьба, а чтобы не было сплетен, всем объявили, что наша помолвка произошла еще полгода назад в узком семейном кругу. — И ты знал, что женишься на сестре?! — воскликнула Гермиона, и Люциус, ласково перебирая пряди ее волос, ответил: — Отец сказал мне сразу после свадьбы. Блэку, понятное дело, было все равно, но отец все же не мог допустить, чтобы у нас состоялась брачная ночь. — Люциус увидел ужас в глазах Гермионы и вспомнил, что точно также смотрел на своего отца, когда услышал от него эти слова. — А Нарцисса? — Ей я рассказал сам. Все равно пришлось бы объяснять, почему я не явился к ней в первую ночь, да и во все последующие. Признаться, я думал, что она покончит с собой - но, видимо, материнский инстинкт был сильнее. Гермиона, понимая, как непросто ему вспоминать об этом, положила голову ему на грудь и машинально гладила его, а он уже снова говорил. — Итак, Блэки и Малфои избежали позора, и хотя до рождения Драко еще ходили какие-то слухи, то после его рождения ни у кого не оставалось сомнений, что он мой сын. Он был точной копией нашего с сестрой отца, также, как и я. Поначалу наш брак не доставлял мне особых неудобств — я был молод и занимался карьерой, а жена и ребенок только укрепляли мое положение в обществе. Пристыженная Нарцисса воспитывала Драко и вела себя как примерная жена. Сложности возникли позже, когда в один момент — не спрашивай, как — я понял, что мне придется хранить верность моей жене. Это был последний привет от старины Блэка — Нарцисса все еще считалась его дочерью, и он не желал портить репутацию своей фамилии фактами моих так называемых измен. Впрочем, это же ограничение касалось и Нарциссы. Сказать, что я был в ярости — не сказать ничего; если моя драгоценная сестрица и заслуживала подобного наказания, то я был вообще ни при чем! Я возненавидел всех — Драко, Нарциссу, Блэков, отца, маглов, и опять же Нарциссу, и отца. В общем, я явился к Блэку и прямо высказал все, что о нем думаю; он посмеялся мне в лицо, но добавил, что после совершеннолетия Драко мы можем развестись. Это была небывалая щедрость, потому что в чистокровных семьях браки заключаются раз и навсегда. Блэк уже тогда был очень плох, и знал, что не доживет до момента нашего развода — возможно, поэтому согласился на него, а может, просто понял меня как мужчина. В общем, после этого разговора я смирился. — И все эти годы ты.. был один? — Да. Но, как ты знаешь, я нашел, чем себя отвлечь. — А когда Драко исполнилось семнадцать, ты был… — В Азкабане, — и Люциус крепче прижал девушку к себе, вспоминая, как он дрался против нее, и хотя нужно было беречь Поттера, он всеми силами пытался уберечь именно Гермиону. — А потом Нарцисса попросила дождаться окончания войны. Боялась, что Реддл узнает, что отец Драко — магл. — А сам Драко об этом знает? — Не думаю. Пока мы жили в браке, никто об этом не заговаривал, а после развода я предоставил Нарциссе право решить этот вопрос самостоятельно. И я сомневаюсь, что она скажет — ведь он ей не простит. Какое-то время они лежали молча; одной рукой он накручивал на палец ее волосы, другой — гладил по спине, а она все думала над его историей. — Люциус? — Да? Гермиона подняла голову и спросила, глядя на него в упор: — Почему ты мне рассказал? Люциус не ответил, но взгляд его лучился теплом; а потом он положил свою ладонь на ее щеку и обрисовал большим пальцем черты ее лица, словно запоминая их. И Гермиона поняла — ведь он сам ей вчера объяснил… Она на мгновение спряталась в его ладонь, затем подтянулась к его лицу, внимательно посмотрела в глаза, потом на брови, скулы, а когда дошла до губ — наклонилась и едва коснулась их своими. — Гермиона? .. — он отстранил девушку от себя и поймал ее взгляд. — Да, Люциус, я останусь, — прошептала она, и спустя секунду уже он целовал ее, обнимая обеими руками и чувствуя, как в груди впервые за много лет распускается счастье.