Падая вниз

      Гай позвонил сегодня в семь утра и сообщил, что ты не появлялся уже неделю или может быть дольше. Голос у него был хриплый и надорванный, а язык и мысли заплетались так, что я только раза с третьего понял, чего он от меня хочет. Неудивительно, ведь без тебя твоя группа в мгновение ока превращается в неуправляемый передвижной бордель и все они потихоньку сходят с ума, срываются с цепи, почуяв сладкий вкус свободы. Неделя... Удивительно, что после стольких дней без поводка хоть кто-то из них про тебя вообще вспомнил.       Твоя группа — это твой личный способ, решать свои проблемы. Ты окружил себя безумцами, отгородился их сумасшествием от мира, о котором не желаешь ничего знать и с которым упорно отказываешься контактировать, предпочитая брать с него свое зелеными хрустящими бумажками или же белым «волшебным» порошком, не обременяя себя вопросами морали.       Когда-то знакомство с твоими музыкантами стало для меня своеобразным откровением. Тогда я впервые задумался о том, что во мне недостаточно безумия, для того, чтобы быть с тобой рядом. Интересно, как бы ты отреагировал, если бы узнал, об их далеко не последней роли в наших с тобой отношениях?       Сейчас почти десять и я минут пятнадцать кряду долблю в твою дверь уже даже не кулаком, а тупо ногой в тяжелом ботинке с металлическими вставками, но на тебя это явно не способно произвести впечатление, потому что в квартире продолжает орать музыка, пропитанная истерикой настолько, что это уже конкретно попахивает пошлой театральщиной. Ты включил ее после первого же моего нажатия на звонок. Я знаю, что это песни с твоего последнего альбома и знаю, что эта истерика спровоцирована мной, она для меня и обо мне, но я все равно не изменю своего решения, потому что не хочу умирать вместе с тобой... Когда-то хотел, а теперь нет.       Я не разлюбил тебя, но в краткий момент просветления понял, что, либо уйду, либо окончательно потеряюсь в твоих безумных психоделических иллюзиях. Ты живешь в них. Ты живешь ими. А я так не могу. И не хочу.       Продолжаю колотить по двери, словно гребанный энерджайзеровский заяц с гребанным барабаном, а ты продолжаешь игнорировать. Все как обычно. В последнее время по-другому и не бывает. Раньше ты ходил за мной ебучей прилипчивой тенью, а теперь я пытаюсь уговорить тебя вернуться к жизни, только вот ты не желаешь. Ты надрываешься в своих блядских истерических песнях о том, как любишь меня, и делаешь это на весь мир, но при этом не желаешь прислушаться ко мне в реальности.       Я раз за разом предпринимаю тщетные попытки вытащить тебя, лишь иногда задумываясь, зачем мне это нужно и еще реже признавая, что все еще продолжаю любить.       — Блядь! — ору на всю лестницу, искренне надеясь переорать музыку, но, конечно же, безрезультатно.       Спускаюсь обратно на улицу и, перед тем, как подойти к машине, отыскиваю взглядом твои окна. Света нет ни на кухне, ни в комнате. Может, ты уже давно сдох там? Хотя вряд ли. Ты бы провонял полдома и кто-нибудь уже заметил бы.       Сплевываю на мокрый засраный асфальт и иду-таки к машине. Где-то у меня была монтировка, а замок у тебя ни о чем, так что должно помочь. Заодно оставляю косуху, потому что совсем не уверен в исходе вечера.       Снова у твоей двери и теперь очень надеюсь, что никто не вызовет копов. Мне везет. Или же твои соседи уже настолько привыкли к твоим выходкам, что парень, взламывающий твою дверь, растрогать их не способен.       Дверь открывается с отвратительным скрипом, от которого по спине рассыпаются мурашки, и в прямоугольнике света, падающего с лестничной клетки, появляется кусок далеко не чистого пола, пара заляпанных грязью казаков, несколько пустых бутылок из-под вискаря и... бита? Живописная картинка. Еще бы лужу крови сюда добавить и получится отличная иллюстрация к какому-нибудь ужастику. И все это под твои истерические вопли, записанные на диск и растиражированные тысячами экземпляров.       Сказочно, блядь!       Вхожу внутрь. Прежде чем нащупать на стене выключатель, прикрываю за собой дверь. Не нужны мне лишние свидетели. Врубаю свет.       Лучше бы я этого не делал.       Прихожая больше похожа на помойку: коробки из-под пиццы, пустые бутылки, пакеты, еще какая-то хрень и, словно скатанные снежки, смятые листы бумаги. Повсюду. Поднимаю тот, что у меня прямо под ногами и расправляю. Ровные, перечеркнутые миллион раз строки. Они не расположены столбиком и не образуют четверостишия, они вылиты на бумагу сплошным потоком и тут же с остервенением уничтожены. Присматриваюсь, кое-как выуживая отдельные слова: темнота, одиночество, страх...       Ничего нового. Твоя стандартная депрессивная раскладка.       Не сминая, выпускаю лист из пальцев и он рвано планирует обратно мне под ноги. Иду дальше, больше не обращая внимания на мусор.       Чувствую как внутри разливается неприятно царапающее беспокойство.       Сначала ванная. На тот случай, если ты решил утопиться или словил бэдтрип от какого-нибудь очередного говна. В прошлый раз я нашел тебя именно там. Ты стоял перед зеркалом и колотил по нему руками, и орал, что это не ты, потому что ты не можешь быть демоном. Я бы поспорил, но пришлось приводить тебя в чувство. Ванная пуста и, похоже, уже очень давно.       Далее кухня. Здесь уйма всякой хуйни, которой можно порезать, покромсать, которую можно воткнуть... Пусто и дико холодно. Замечаю открытое настежь окно. Закрываю.       Перед дверью в комнату делаю глубокий вдох.        «— Что на этот раз, Гай?        — Не знаю, но его нет...        — Бля... Сколько?        — Что сколько?        — Гай, не тупи! Сколько его нет?       — Не знаю... неделю... Или нет. Подожди... Сегодня какое число?        — Восьмое, пятница!        — Значит... Нет, не помню... Но ему было плохо...       — Гай, ему всегда плохо, с тех пор, как я его на хуй послал!       — Хха... Это точно. Пиздато ты его отшил! А сейчас... О! Мы тут без Флэйма решили сами что-нибудь сочинить! Хочешь послушать? По-моему, охуенно получилось!        — Блядь, Гай! На хер вашу песню! Что там с Флэймом?       — А-а-а... Флэйм... Точно. Короче, прикинь, в этот раз вообще все херово! Он, по-моему, совсем упоролся...        — Гай, не тупи, он и упорот почти всегда. В чем подвох?       — А нет подвоха... ххха... Вытащи его, Рейн... Он не выберется сам! Не в этот раз! Слышишь?»       Что я там увижу? Все еще тебя или всего лишь твою оболочку? Если даже твои упоротые музыканты понимают, что ты перешел грань...       Бля, за что мне это? Почему я, даже расставшись с тобой, всегда возвращаюсь к тебе? Может просто дать тебе сдохнуть и почувствовать себя наконец свободным?       Так просто. Развернуться и выйти из твоей квартиры... Из твоей жизни. Из твоей смерти. Навсегда.       Слишком просто.       С тобой всегда так. Ты безжалостный и опрометчивый. Пылаешь сам и твое пламя пожирает всех вокруг тебя. От тебя нужно съебывать как можно дальше, но ты никогда не отпускаешь, если решил, что хочешь взять. Да и хочу ли я по-настоящему уходить?       Еще один вдох. Открываю дверь.       Сигаретный дым висит в воздухе, словно туман, а музыка бьет по ушам с удвоенной силой. И как ты еще не оглох? В комнате царит красноватый полумрак, растекающийся от высокой напольной лампы, накрытой то ли платком, то ли просто тряпкой. Тяжелые плотные шторы закрывают окно — поэтому я и не увидел свет с улицы. Глаза начинают слезиться, но я все же успеваю заметить твое распластанное на постели полуголое тело.       В несколько широких шагов преодолеваю разделяющее нас пространство, наклоняюсь и трясу тебя за плечо:        — Флэйм! Флэйм, блядь! Слышишь меня?!       Ни хуя ты не слышишь! Я сам-то себя не слышу.       На всякий случай прикладываю к твоей шее руку, пальцами пытаясь нащупать пульс, но в этот момент ты поворачиваешь ко мне голову, распахиваешь глаза и улыбаешься. Жив.       Впиваюсь пальцами в твой подбородок и всматриваюсь: зрачки настолько сужены, что видна практически одна светло-серая радужка. Это плохо. Но все же жив.       Отстраняюсь и пытаюсь найти пульт от стереосистемы, на автомате отмечая, что в комнате намного чище, чем в коридоре, но и здесь все усыпано «снежками» бумаги. Ебучей хреновины с кнопками нигде нет и, психанув, выключаю так. Остается звенящая тишина. Или это у меня в ушах звенит?        — Рейн... — то ли стонешь, то ли шепчешь. — Зачем? Это же для тебя... Это все твое...       Когда музыка взрывается с новой силой, чуть не подпрыгиваю на месте от неожиданности. Секунда, чтобы сообразить, что произошло, а потом смотрю на тебя. Лежишь и лыбишься, конечно же, с пультом в руке.       Возвращаюсь к постели и пытаюсь отобрать его у тебя, но ты неожиданно бодро изворачиваешься и перехватываешь другой рукой. Тянусь через тебя. Обхватываешь запястье моей руки, на которую опираюсь и дергаешь. Заебись! Падаю на тебя, а ты ржешь.       Решил поиграть?       Хорошо.       Привстаю, вклиниваюсь коленом между твоих бедер и прижимаюсь к паху. Смех резко обрывается и ты теперь смотришь прямо на меня своими безумными стеклянными глазами. Не сдержавшись, усмехаюсь, а потом накрываю твои губы своими. Впускаешь сразу. Расслабляешься. Выдергиваю пульт из твоей руки, прерываю поцелуй. Отстраняюсь, по новой вырубаю музыку и запускаю пульт куда-то в стену.        — Сссука! — шипишь сквозь зубы. — Нет! Это не ты... Это все демоны!       Какие на хуй демоны?       Взгляд цепляется за тумбочку. По стеклянной поверхности рассыпан белый порошок. Кокс? Нет, от него зрачки не сужаются.       Блядство!       Метадон? Героин?       «Попробуй... Узнаешь...» — голос в голове настолько реален, что я вздрагиваю.       Я уже очень давно не слышал его и не горю желанием слышать теперь. Встряхиваю головой, избавляясь от наваждения.       Снова хватаю тебя за подбородок и заставляю смотреть прямо на меня:        — Флэйм, чем ты обдолбался?!       Вместо ответа, пробираешься рукой под мою футболку и гладишь по животу:        — Ты настоящий?        — Да, настоящий! — твоя вторая рука оказывается под моей футболкой. — Флэйм! Я не за этим сюда пришел!        — Ты пришел, чтобы спросить под чем я? — насмешливо кривишь губы. — Я под тобой Рейн... Всегда... Вечно... Ты мой лучший кайф, Рейн... — кончиками пальцев проходишься по моим ребрам, задеваешь сосок.       Черт! Дыхание сбивается.        — А я твой... Я знаю, можешь не спорить... — голос у тебя хриплый и непривычно низкий.       Ла-а-адно... Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.       Взгляд снова цепляется за порошок.       «Возьми... Это так просто...» — соблазняет голос в голове.       Тяжело сглатываю и на мгновение замираю, борясь с самим собой. Я здесь не для этого. Совершаю почти немыслимое усилие и перевожу взгляд на тебя. Ты улыбаешься и я понимаю, что ты прекрасно видишь мои сомнения. В твоей улыбке столько искушения...       Нет уж, так просто я не сдамся. На хуй голос в моей голове! На хуй твою улыбку! Я не для этого провел в клинике почти полгода и прошел через ад!       Твои руки уже вовсю хозяйничают под моей футболкой. Не выворачиваюсь из объятий, а, наоборот, подхватываю тебя чуть выше талии и дергаю к краю кровати. На мгновение замираю, чувствуя какой-то дискомфорт, но пока еще не понимаю, чем он вызван...       Слишком легко. Ты слишком легкий. Сколько дней ты не жрал?! Всю эту неделю? Дольше? Коробки из-под пиццы в прихожей не показатель, потому что ты заползаешь в эту дыру только тогда, когда у тебя очередной приступ депрессии, а остальное время проводишь в своей «звездной» квартире в центре города, которая больше и шикарней этой раза в три, но зато об этой знают от силы человек пять и ты можешь упарываться до зеленых соплей в гордом одиночестве, любовно взращивая свои заебы. Так что пиццу ты мог заказывать и месяц назад.       — Рейн... Ты все же пришел... — смотришь стеклянным взглядом.        — Да, пришел! — раздраженно подтверждаю вполне очевидный факт и снова пытаюсь стащить тебя с кровати.       — Нет, не смей! Я не хочу! — пытаешься вывернуться из моих рук, цепляясь за черные шелковые простыни.       У тебя здесь все черное. Пол, стены, шторы, белье на постели, мебель. Только потолок белый, но сейчас он весь в красных и розовых световых разводах. Натуральный притон, блядь!       Не особо обращая внимание на сопротивление, подхватываю тебя и перекидываю через плечо, еще раз поражаясь тому, с какой легкостью удается это сделать. С силой хватаешь меня за волосы, стаскивая с них резинку.       — Отвали, Рейн! Не трогай меня! — все еще тянешь за собой скользкий шелк, но вырываешься уже не с такой яростью.       — Ты бы уже определился со своими желаниями, — ворчу, пока несу тебя в ванную.       Горячей воды ожидаемо нет, но мне она, в общем-то, на хрен не сдалась, просто не хотел сходу тебя ледяной окатывать. Ставлю тебя на пол и, слегка покачнувшись, опираешься на раковину, тут же прилипая взглядом к собственному отражению. Улыбаешься, касаясь его кончиками пальцев, а я откидывая назад длинные спутанные пряди волос, получаю возможность рассмотреть тебя при нормальном освещении. Черные взлохмаченные волосы торчат во все стороны, кожа бледная, аж до синевы, заострившиеся черты лица и синяки под глазами, которые теперь кажутся неестественно большими. Ебать «красавец»!       В отражении вижу как ты шевелишь губами, но из-за шума воды не слышу. Наклоняюсь. Прислушиваюсь.       — Демоны... они во мне... Рейн, это твои демоны... Это ты их мне подарил...        — О чем ты, Флэйм?       Почему мне кажется, что это не совсем бред?       Резко разворачиваешься и впиваешься в меня взглядом. Даже сквозь стеклянный наркотический туман, пробивается отчаяние:        — Я так хотел тебя привязать, а ты сказал, что тебе это не нужно! — теперь ты говоришь слишком осознанно и связно и это пугает. — Я хотел, чтобы у нас с тобой был свой мир, только наш, Рейн. Хотел стать твоей зависимостью, а ты оставил меня и теперь в нашем мире только я и твои демоны... — обхватываешь себя руками за плечи. — Они, так же, как и ты, ненавидят меня и я их боюсь...       Умом понимаю, что это всего лишь очередной твой бэдтрип, но почему-то никак не могу убедить себя не воспринимать твои слова всерьез.       Нет, не почему-то...       Я знаю, о чем ты говоришь. Ты почти затащил меня в этот «наш» мир когда-то. Мир психоделических извращенных образов и сюрреалистических трипов, мир, где не было ничего и никого, кроме тебя и бесконечного кислотного кайфа. Мир состоящий из зеркальных лабиринтов, по которым мы с тобой блуждали, в поисках новых уровней безумия, чтобы раствориться в ярких хитросплетениях подсознания и чувств. Тогда я почти сдался. Я слепо шел за тобой, а ты заводил все глубже, топя в своих кривых зеркалах, воплощая фантазии в иллюзорную жизнь. Мне было слишком хорошо там, было слишком плохо. Там все было слишком...       «— Рейн, а я бы хотел, чтобы весь мир исчез и мы остались с тобой вдвоем... Мы бы тогда смогли создать новый... Только наш.       — И для кого ты тогда будешь петь?        — Для тебя. Мне этого достаточно...»       Мы с тобой тогда очень сильно заплутали в этих зеркальных коридорах практически нашли центр, в котором клубилась тьма. Я не захотел идти до конца, а вот ты все еще блуждаешь.       Усилием воли подавляю желание обнять тебя, потому что такой тощий и потерянный ты порождаешь волну жалости, и схватив тебя за шею, наклоняю над ванной. Бля, вода просто ледяная! Она и так долетает до меня с легкостью промачивая насквозь футболку, а ты еще и брыкаться начинаешь, усугубляя ситуацию. Орешь и материшься так, что даже у меня уши в трубочку сворачиваются. Когда ты начал ругаться? Ты никогда не любил материться, считая это низшей формой выражения эмоций, а сейчас...       Когда начинаешь царапаться, в попытках ухватить меня за предплечье, не сдерживаюсь и заламываю тебе руку с такой силой, что ты, скуля, как побитая собака, сползаешь на пол, оказываясь на коленях.       Смотрю на твои исколотые вены, на выступающие ребра, на четкую ровную цепочку позвонков, оплетенных рисунком татуировки, и до хруста сжимаю челюсти. Похоже, что в этот раз ты решил дойти до конца, заглянуть в ту самую тьму. Резко отпускаю тебя и отхожу на пару шагов назад... Прикрываю глаза.       Я только что подумал, что утопить тебя будет намного проще, чем вытащить из этого говна. Дыхание вырывается рваными неравномерными толчками и я никак не могу его выровнять.       Отплевываешься от воды и сползаешь на пол, цепляясь дрожащими пальцами за бортик ванны, под тобой тут же растекается лужа. Я вижу как тебя всего трясет от холода... Или?       — Ты такой злой, Рейн! Ты ненавидишь меня! — сползаешь еще ниже и сворачиваешься в клубок. — Ты ничего не знаешь... — смеешься. — Ничего. Слышишь?       Блядь! Я сделал еще хуже. Теперь ты мало того что обторченный, так еще и в истерике.       Возвращаюсь к тебе. Приседаю на корточки и тихо прошу:       — Флэйм, посмотри на меня.       Ты не отзываешься. Твое тело продолжает сотрясать приступ смеха, который с каждым мгновением становится все громче и безумнее.        — Флэйм? — я чудом сдерживаюсь, чтобы не схватить тебя снова и не запихать в чертову ванну полностью.       Смех...       Ебануться!       Все же хватаю тебя за плечи и с силой встряхиваю:       — Флэйм! Посмотри на меня!       Затихаешь. Поднимаешь на меня больные глаза:       — Зачем? Я и так вижу тебя постоянно... Ты всегда со мной, Рейн, но тебя никогда нет рядом! Слышишь, Рейн! Ты бросил меня, оставил со своими демонами! — встаешь на четвереньки и твое лицо оказывается совсем близко. — А знаешь, — шепчешь, — они не так уж и плохи... Они, хоть и ненавидят меня, но все же не оставляют...        — Флэйм... — выдыхаю и понятия не имею, что сказать дальше.       Объяснять, что ты загоняешься бесполезно, поддерживать твой бредовый монолог глупо. Закрадывается предательская мысль о том, что, если бы я был сейчас вмазанным, то мы с тобой легко нашли бы общий язык.       «Сделай это... Вы сможете быть вместе... Навсегда...» — с силой зажмуриваюсь, будто это поможет не слышать то, что у меня в голове.       Блядство! Сколько времени я даже не задумывался об этом говне, а тут будто переклинило и я вспомнил. Вспомнил как мы с тобой уходили в «наш» мир, как тонули друг в друге...       «— Мне так хорошо сейчас, Рейн... Я хочу петь для тебя, хочу лететь с тобой...        — Ты сжигаешь меня...        — Нет. Я согреваю тебя... Здесь нет никого, кроме нас, и я никому не позволю разрушить наш мир...        — Даже мне?       — Даже тебе, Рейн...»       Впиваюсь пальцами в твои плечи, намеренно причиняя боль, встаю сам и дергаю тебя за собой. Ты издаешь какой-то полустон, а потом целуешь.       Первая реакция — ответить, но я лишь сильнее вдавливаю пальцы в твою плоть и жду, пока ты поймешь, что отклика не будет. Слегка прикусив мою нижнюю губу, отстраняешься:       — Останься со мной, Рейн... — ты даже не шепчешь просто губами двигаешь.        — Я никуда не собираюсь, — отвечаю на автомате, хотя сам уже мечтаю о том, чтобы свалить из этой проклятой квартиры.       Что-то в этот раз пошло не так и я совсем неуверен в том, что мне хватит сил на сопротивление. Если сорвусь уже не будет пути обратно. Я знаю. Второй раз найти выход не получится.       Ты все еще дрожишь и кажется будто эта дрожь передается и мне. Она цепляется за самые подушечки пальцев, поднимается по рукам и разливается по моему телу миллионами электрических разрядов. Мне вдруг становится страшно, потому что я осознаю, что не уйду сегодня отсюда. Я не смогу бросить тебя в таком состоянии одного. Я вижу, что ты стоишь на самом краю, балансируешь на самой грани с сумасшедшей улыбкой на бледных губах и когда будешь падать просто протянешь руку и заберешь меня с собой. Именно в этот момент я понимаю, что любовь сыграла со мной злую шутку, потому что я могу хоть тысячу раз бросать тебя, но никогда не смогу уйти. Ты все же добился своего и превратился в мою зависимость, которая сильнее любых наркотиков.       Все это время ты продолжаешь сверлить меня взглядом, а когда я ослабляю хватку тут же выворачиваешься из моих рук.       — Пойдем со мной, — улыбаешься.       Блядь!       Я не хочу идти с тобой!       И я хочу этого, как ничего никогда не хотел.       Вопреки здравому смыслу, иду.       Ты заходишь в комнату, идешь по черному шелку простыней, которые так и остались лежать на полу. Останавливаешься у самой кровати, чуть медлишь. Все еще стоя ко мне спиной расстегиваешь ширинку, стягиваешь с себя мокрые джинсы...       Смотрю на тебя. Ласкаю взглядом худую спину, обнаженные ягодицы... Не в силах бороться с собой, перевожу взгляд на тумбочку, где белый порошок, небрежно рассыпан по черной гладкой поверхности.       Я знаю, что меня ждет. Знаю, как хорошо будет.       Я все еще могу уйти, но теперь уже неуверен, что хочу этого.       «Он твой... Просто возьми...» — голос в голове шепчет, искушает.       Ты забираешься на постель и ползешь к тумбочке. Зачем-то стаскиваешь с лампы красную ткань и только потом нагибаешься, бесстыдно отклячивая зад. С шумом занюхиваешь порошок, легко превращая два моих одинаково сильных желания в одно целое.       Переворачиваешься и ложишься на спину, скользишь взглядом по мне, а потом переводишь его на потолок. Я знаю, ты сейчас считаешь секунды. Еще немного и ты ненадолго исчезнешь из этого мира, растворившись в совершенном кайфе.       Невольно облизываю пересохшие губы, когда вижу как ты улыбаешься и закрываешь глаза. Завораживающий контраст твоей бледной кожи с черным шелком, белого порошка с черным стеклом, белого потолка с черными стенами, белой скомканной бумаги с черным ковром на полу. Делаю шаг вперед. Ты выгибаешься и жадно хватаешь ртом воздух. Еще один шаг. Вижу как твои пальцы сминают шелк. Еще шаг. Поджимаешь пальцы на ногах, а потом расслабляешься.       «Он твой...»       Искушение...       Скидываю тяжелые ботинки и забираюсь на постель. Самыми кончиками пальцев по твоему бедру, по темным завиткам волос в паху, по впалому животу... Обвожу по контуру татуировки на твоей груди, задевая кольца в сосках. Черно-белое, монохром...       Я хочу к тебе.       Наклоняюсь и целую тебя в губы. Стонешь. Отвечаешь. Подаешься ко мне всем телом, запуская пальцы в мои волосы. Хочу чувствовать тебя кожей. Стаскиваю мокрую холодную футболку и снова натыкаюсь взглядом на порошок.       «Возьми... Будет хорошо...» — шепчет голос.       Смахнуть его к ебеням!       Подаюсь вперед. Твои руки обвиваются вокруг моей талии, блуждают по спине, рассыпая по телу мурашки. Целуешь куда-то в шею, в ключицу. Как завороженный смотрю на порошок, который образует причудливый узор...       «Возьми...»       — Рейн... Иди ко мне... — твой лихорадочный шепот ожогами по коже.       «Будет хорошо...»       — Мне плохо без тебя... — твои слова электрическими разрядами под кожу.       «Он будет твоим...»        — Я без тебя ничто... Рейн... — твое отчаяние дрожью по всему телу.       «Только твоим...»       Протягиваю руку и веду пальцем по стеклу, оставляя на белом ровную линию.       Полгода в клинике... Месяцы ада, месяцы боли и страха... В этот раз не будет этого, потому что не выберусь.       «Возьми...»       — Рейн...       В этот раз дойду до конца...       «Возьми...»       Ты никогда не отпускаешь. Ты пылаешь и сожжешь любого, кто окажется слишком близко.       — Флэйм...       Прошу? Требую? Хочу убедиться, что мне есть куда идти?       Распахиваешь глаза. Светло-серые с маленькой черной точкой зрачка. Стеклянные.       Улыбаешься:        — Рейн, будь со мной...       Запускаю пальцы в твои волосы и с силой дергаю, заставляя запрокинуть голову:        — Ты любишь меня?       Скажи, что нет и я уйду.       — Я люблю только тебя, Рейн.       Блядский огонь! Сожрешь и не подавишься!       Целую тебя в губы. Перекидываю ногу через твои бедра, оказываясь сверху. Разрываю поцелуй.       «Возьми...»       Наклоняюсь к тумбочке и, чуть плотнее сворачивая купюру, через которую занюхивал ты, открываю дверь, за которой целый мир зеркальных коридоров, неизменно ведущих к смерти.       Обхватываешь мое запястье тонкими холодными пальцами, и тянешь к себе. Слизываешь с моих пальцев остатки порошка, а я считаю секунды. Рисуешь на внутренней стороне моего предплечья какие-то узоры. Продолжаю считать. Приподнимаешься и губами обрисовываешь линию моей скулы, подбородка, легко касаешься губ. Считаю.       Толчок. Теплая волна, зародившаяся где-то в груди. По всему телу. Окружающий мир разлетается, тихо падает черно-белыми перьями, оставляя ленивую пустоту.       Не открывая глаз, падаю рядом с тобой на кровать. Не дышу. Или дышу, но не замечаю. Падаю вниз.       Твои губы на моей груди на мгновение возвращают в реальность. И снова вниз.       Тепло.       Вдох. Глубокий. Реальность и ты. Стягиваешь с меня джинсы. Целуешь.       Падаю.       Тело реагирует нехотя, но у нас с тобой целая вечность впереди и целые мили коридоров. Садишься на мои бедра. Чертишь пальцами по коже. Раскрашиваешь. Слизываешь удовольствие.       Падаю.       Под веками расцветают твои огненные цветы. На коже жгутся твои поцелуи.       Падаю в тебя.       Глубокий вдох. Я уже не помню, где выход. Он мне не нужен. Открываю глаза и смотрю на тебя.       — Ты пришел... — улыбаешься и ведешь пальцами по моей груди.       Обхватываю тебя за затылок. Притягиваю ближе. Говорить сложно, но почему-то необходимо:       — Пришел, — целую.       Отвечаешь. Ты мой. Только мой в нашем с тобой мире. В одном на двоих. Хочу тебя. Всего без остатка.       Веду пальцами по твоей спине, чувствую проступающие под тонкой кожей ребра. По позвонкам. Ниже.       Возбуждение медленно растекается по телу дюйм за дюймом, пожирая пустоту. Дышу тобой. Хочу тебя.       Разрываю поцелуй и ты тут же притягиваешь мою руку. Облизываешь мои пальцы. Заводишь мою руку себе за спину. Глухо стонешь, когда проникаю в тебя.       Целуешь. Выпрямляешься и соскальзываешь с пальцев, заменяя их моим членом. Прогибаешься, вбирая меня до основания, и собираешь пальцами измятый теплый шелк простыней. Ты прекрасен. Закусываешь губу и начинаешь двигаться. Медленно. С каждым разом почти соскальзывая и опускаясь до упора.       Падаю в тебя.       Считаю секунды. Стонешь. Продолжаешь двигаться, уводя меня все дальше. Сотни поворотов и перекрестков. Считаю секунды. До синяков впиваюсь пальцами в твои бедра, двигаюсь навстречу. Хочу чувствовать всего тебя. Хочу слышать тебя.       Подхватываю тебя и опрокидываю на спину. Нет больше никого и ничего. Только ты. Только я. Наш с тобой мир.       Заполняю тебя собой. Забираю твое дыхание. Считаю секунды. В этот раз ты сожжешь меня дотла, но я не боюсь. Я хочу сгореть в тебе.       Желание шкалит.       Горю в тебе.       Падаешь тоже и тянешь меня за собой. Вниз. Еще ниже. В самое сердце лабиринта, откуда нет выхода...

***

      Мотор ревет, а стрелка спидометра ползет к заветным ста тридцати милям в час. Из колонок ты поешь мне свою последнюю песню. Внутри у меня тепло и спокойно. Пусто. На губах расплывается улыбка.       Ты обманул меня. Ты снова затащил меня в наш мир, снова согрел в своем пламени, а потом исчез. Ты ушел и забрал с собой наш мир. Оставил мне лишь жалкую монохромную действительность.       Ты шептал, что любишь, но так и не забрал меня с собой.       Мне понадобился месяц, чтобы снова найти наши с тобой зеркальные лабиринты и теперь нужно лишь совершить последний поворот, чтобы найти тебя.       Я не отпущу. Не в этот раз.       У тебя не получится сбежать сейчас, Флэйм. И никогда больше.       Сто тридцать... Сто тридцать пять... Сто сорок...       Этого достаточно.       Я лечу. Падаю к тебе. Под твою последнюю для меня песню.       Ты наконец сожжешь меня.