You keep a lot of secrets And I keep none Wish I could go back And keep some You're fireproof Nothing breaks your heart You're fireproof It's just the way you are
The National - Fireproof
Ужас и страх обхватывают липкими пальцами шею, и она чувствует, как кончается воздух, как рыдания пытаются прорваться наружу, как снова и снова начинают трещать по швам старые раны на сердце. Она буквально ощущает, как прошлое душит ее, издавая безумные смешки над самым ухом, мол говоря, какая она дура, если думала, что оно когда-то оставит её в покое. Эмма делает глубокий вдох и подносит мясо индейки ко рту, подавляя где-то там глубоко внутри безумие, рвущееся наружу, потому что она снова чувствует эту непрекращающуюся режущую боль, что убивает последние частицы её рассудка. Этого не может быть. Она просто сходит с ума в очередной раз. Она всё так же смотрит в свою тарелку, не желая поднимать глаз. Не в силах увидеть эти полные упрёка глаза. Их глаза. Все его друзья смотрят так, словно желают напомнить, что она наделала. Как поступила когда-то с ним. Они винят её, винят в том, что не уехала с ним, винят, что её руку до боли сжимает не он, а Фрэнк. Она помнит, что сделала пять лет назад, помнит эти переполненные болью голубые глаза, готовые разрыдаться в любую секунду от отчаянья и бессилия, она видела в его глазах ту пустоту и пропасть, в которую он летел, видела, но всё равно ушла. И они теперь винят её за это, винят за то, что она позволила упасть ему на самое дно. «Но ведь вы тоже виноваты! Он виноват! Это ведь вы растоптали и сожгли всё, что у меня было! Вы и ваш мир заставили тонуть меня в крови родных, тонуть в ней и захлёбываться, наблюдать, как они умирают, желая той же участи себе, лишь бы ушла это боль! Вы и он! Вы все!» — как же она хотела закричать это в лицо каждому: Джинксу, Джейку, Кристиану, Эшли и ему, особенно ему, чтобы перестал так смотреть, словно вся вина лежит на ней. — А вы с Фрэнком останетесь хоть на пару дней или снова уедете? — кажется, что голос Джуди взрывается миллиардами искр и заглушает звенящую тишину. Она затравленно смотрит на всех и понимает, что так кажется не только ей, и только спустя минуту Эмма понимает, что вопрос был обращён к ней. И снова тихо. Когда же уже исчезнет эта чёртова тишина, когда уже исчезнет всё! — Я… — она заикается на полу слова и раздраженно закусывает губу. Её откровенно злит эта ситуация и заставляет снова чувствовать слабость, а она не такая. Эмма больше не слабая. Она уже другой человек, к которому ни коим образом не относятся события пятилетней давности, почему же она сейчас сидит, готовая разрыдаться в любую секунду? — Будет видно, Джуди, мы ещё не можем ничего сказать точно. Девочка как-то грустно улыбается и продолжает ковыряться вилкой в салате. Эмма сильнее сжимает в ответ руку Фрэнка и усердно не смотрит в сторону парня с голубыми глазами. В них больше нет ничего, кроме холода и смерти. Он уже давно умер внутри, как и она. Они оба узники безумия, а их тела всего лишь клетки для сгоревших душ. Эмма вздрагивает, когда чья-то нога задевает под столом её, и снова сжимает руку обеспокоенного Фрэнка. Он не виновен, что она не может справится со своими демонами. Фрэнк всегда был добр к ней и оберегал от любых бед, как только мог. И сейчас он пытался сделать тоже самое, не зная ничего, кроме того, что она столкнулась лицом к лицу со своими прошлым. Мужчина чувствовал себя бессильным. Рядом с ним Эмма казалась счастливой, по крайне мере упорно это доказывала ему и всем остальным, но не было и дня, чтобы отголоски её прошлого не напоминали о себе. Он всё ещё отлично помнит те ночи, когда она крича металась в бреду на простынях и звала давно погибших родителей, когда она резко просыпалась со слезами на глазах и со слезами снова засыпала, он все ещё помнит как ее тело дрожало в его руках даже во сне, как обезумевшая от боли она жалась к нему и искала утешения. Эмма ободряюще улыбнулась мужчине и снова вздрогнула, когда её ногу в очередной раз задели под столом. Она поднимает голову от нарастающего раздражения и теряется в ужасе, потому что снова становится пленницей этих голубых глаз. Там по-прежнему ничего нет, разве что мольба, немая просьба, которую она не в силах понять, потому что уже давно потеряла связь с ним. Их больше нет и никогда не будет, и она будет просыпаться теперь в объятьях другого мужчины, того, что сидит сейчас рядом и так тепло улыбается, и ей не увидеть той обаятельной улыбки и смеющихся глаз, ей больше не ощутить на себе жар его кожи. Это в прошлом, далёком прошлом, что так отчаянно рвётся наружу, пытаясь пробить брешь в стене, которую Эмма воздвигла за эти пять лет. Она чувствует жгучее желание выйти на свежий воздух, но снова перехватывает его взгляд и понимает, что в этом случае он последует за ней, а она уж точно не готова к тому, чтобы остаться с ним наедине, поэтому Эмма продолжает сидеть и ждать окончания этого ужасного Рождественского ужина. Сегодня в этом доме нет Бога, он где-то в другом месте, а здесь и сейчас есть только безумие, грозящееся с каждой секундой уничтожить её.***
Эмма пересчитывает окурки в пепельнице и отпивает горячий кофе из маленькой красной кружки с криво нарисованной ромашкой на ней. Подарок Джуди. Лунный свет заливает двор и часть кухни. Эмма видит как искрится снег, как покрыт мраком и тьмой лес, в котором она так любит бегать. Было холодно, а ужас все еще держал свои пальцы у неё на шеи. Она чувствовала, как прошлое уверенно скреблось о выстроенную ею стену, и девушка продолжала цепенеть от страха, что ему удастся прорваться. Эмма устало закрыла глаза и коснулась рукой шеи там, где губы Фрэнка этой ночью оставили на ней метку. Нет, это не глупая ревность и не утверждение права на собственность, он просто знает, как ей нравиться носить на теле следы его страсти. Пол скрипит от чьих-то шагов, и Эмма резко распахивает глаза, вытягиваясь словно струна, готовая лопнуть в любую секунду. Его отражение видно в окне, оно немного искаженное, но не менее завораживающее от этого. Энди прекрасен всегда, даже теперь, когда от него исходят волнами смерть и холод. Пальцы до боли сжимают подоконник, когда он делает шаг в её сторону. Мысль о побеге возникает моментально, но страх парализует тело. Она не боится его, она боится себя и чувств к нему, что рвутся наружу. «Глупая дура, это в прошлом, всё это в прошлом! Сейчас есть только Фрэнк и больше ничего!» Она вздрагивает, когда его горячее дыхания касается её затылка. Он слишком близко. Эмма сжимает сильнее подоконник, подавляя в себе жгучее желание прижаться спиной к нему, почувствовать его руки у себя на теле. Она так желает этого и боится одновременно, что просто нет сил бороться. Слезы обжигают щеки, когда он аккуратно стягивает резинку с её волос, собранных в пучок, и утыкается в них носом, вдыхая запах шампуни с ромашками. Дрожь бьет все тело от того, как он сжимает её талию свои руками, задирая свободный край майки немного вверх, чтобы прикоснуться подушечками к обнаженной коже. Она боится открыть глаза и посмотреть на отражения в окне, боится увидеть себя, так бесстыдно тающую в его объятьях. Он проводит кончиком носа вдоль шеи и издает звук похожий на болезненный стон, словно ему дали под дых, прижимается горячими губами к уху и совсем уж бессвязно и жалобно шепчет, сжимая её в своих руках сильнее, желая слиться с её телом воедино. — Я так скучал, Эммс. Если бы ты только знала, как сильно я скучал по тебе. Она рыдает, всхлипывая слишком громко для тишины, царившей в этой комнате, настолько его голос болью отзывается в израненном сердце. Эмма в ужасе мотает головой, заставляя себя не верить тому, что говорит Энди, внушая себе, будто она не скучала, будто действительно забыла этого человека, словно его и не было никогда в её жизни. Но она помнила, и сейчас эти воспоминания съедали её изнутри. Он покрывает поцелуями её шею и пробирается пальцами выше к груди, туда, где бешено колотится её сердце. Эмма больше не плачет, она только мотает головой и впивается ногтями в его руку, чувствуя как напрягается Ди. — Нет. Прекрати, Энди. Но он больше не слышит её. Годы проведенные без неё дают о себе знать. Он слишком долго был один. Энди резко разворачивает её лицом к себе и толкает вперед, заставляя упереться бедрами в подоконник. Выражение ужаса появляется на её лице, но он словно не видит и с какой-то звериной яростью впивается в такие родные ему губы, сжимает до синяков ужасно худые ноги. О, Господи, если бы она только знала, как долго он ждал этого, как истосковалась и измучилась его искалеченная душа в ожидании увидеть её снова, чтобы ещё хоть раз вдохнуть запах этих когда-то роскошных волос, сжать в руках такое теплое и родное ему тело, целовать, сминать и терзать до беспамятства эти прекрасные губы. О, Господи, если бы она только знала! Но она охвачена ужасом, она толкает его в грудь своими слабыми руками, изворачивается всеми силами и не желает принимать его, но Энди и не чувствует этого. Он опьянен ею, он сходит с ума, и это безумие не пугает его больше, он согласен быть безумцем, лишь бы только с ней, лишь бы всегда чувствовать тепло её тела. Эмма прокусывает ему нижнюю губы и только, когда он чувствует вкус её слёз и собственной крови у себя на языке, понимает, что натворил. Она тяжело дышит и смотрит на него, заставляя чувствовать себя последней падалью, ему хочется убежать и сделать что-нибудь, он уже готов убить её, лишь бы она не смотрела на него так. Ненависть и презрение, а ещё нечеловеческий ужас наполняет глубину прекрасных зеленых глаз. — О Боже, Эммс, прости. Я… Он медленно отступает назад, дабы поскорее уйти от этих обвиняющих глаз, которые когда-то дарили ему столько нежности и тепла, что он невольно начинал чувствовать себя обычным мальчишкой. Он и сейчас себя чувствует глупым мальчишкой, неспособным бороться с самим собой и своими желаниями. Энди слишком резко разворачивается и вылетает из кухни, направляясь на улицу. Он не должен был этого делать. Она не простит его никогда, как и не собиралась прощать до этого. Таким как он нет прощенья, такие как он обречены вечно блуждать на дне пропасти без единого шанса на спасение.