Часть 1
29 января 2016 г. в 21:32
«Мне сложно подобрать нужные слова, поэтому я начну с самого начала… Когда мы встретились впервые, я даже не заметил тебя. Ты сидел ко мне спиной и, насвистывая какую-то непонятную мелодию, смотрел в пол, словно ища там давно потерянную вещь. Тогда ты для меня был лишь один на миллион, и я уж точно не мог в тот момент знать, как много сил и нервов будет мной потрачено на тебя; не мог знать, что однажды мне придётся потерять всего себя в попытках удержать тебя рядом с собой как можно дольше.
Я просто подумал о тебе: «Какой странный парень — бедная его девушка.» И вдруг заметил, что ты перевёл взгляд на меня и с блеском в глазах разглядывал, будто бы пытаясь понять, кто я и чем занимаюсь. Что ж, я согласился продолжить игру, начатую тобой.
Я не знаю, зачем мне это было нужно, но игра с тобой каждый день приносила мне всё больше радости, и вскоре я увяз окончательно, путая свой виртуальный мир фантазии с реальностью. Я был уверен, что ты появился в моей жизни неслучайно, ведь ты влился в неё так быстро и неожиданно, что я даже не успел возвести стену, которая отделяла бы нас.
Мне нравилось, когда ты уделял мне внимание, возводил меня в абсолют. Я с удовольствием слушал твои рассказы и размышления, хотя порой всё же заливался смехом от твоих слов, возможно обижая этим тебя. Главное, что свои мысли ты доверял только мне, и я чувствовал себя особенным, даже несмотря на то, что других желающих слушать твои престранные фантазии особо не наблюдалось. Сейчас я с улыбкой вспоминаю все слова из уголков твоей души, которые ты мне так трепетно открыл. Хоть там и не было конкретных слов любви, я чувствовал, что они всё же есть где-то внутри, и ты просто боишься показывать их. Возможно, мне просто очень хотелось так думать.
Вскоре ты пригласил меня к себе домой. Подумать только, первое, что я увидел, когда вошёл в твой дом, были ярко-голубые шорты и полосатая футболка. «О Боже!» — я был в шоке, ведь раньше ты появлялся передо мной только в офисной одежде. Ты постоянно смеялся, и твой смех эхом разносился по всей квартире. Я же не мог устоять — даже сейчас никто не может устоять перед тобой, что уж говорить о тех временах, когда ты был совсем молод и полон энергии. Единственный твой минус — ты совершенно не умеешь готовить. В тот день я это понял и запомнил на всю жизнь.
Когда я уходил от тебя, то думал, что никогда больше не вернусь. Сейчас мне очень хочется, чтобы это было правдой, но мы ведь по-прежнему учились вместе, я встречал тебя каждый день в институте и, к сожалению, всё сильнее привязывался. Я понемногу узнавал тебя, хотя до конца ты мне не открывался, и эта твоя загадочность и таинственность ещё сильнее манили меня. Вскоре мы попали в КВН, и даже здесь нас угораздило очутиться в одной команде. Мы стали набирать популярность, и с тех пор за тобой постоянно увязывалась куча красивых девушек — и клянусь Богом, каждый чёртов раз, когда ты целовал их на камеру, у меня внутри появлялось жгучее чувство ревности. Я считал тебя только своим и никому не позволял подходить к тебе слишком близко. Ты так быстро превратился из чужого неизвестного мне человека в лучшего друга, что я стал сомневаться, что это просто дружба.
После этого ничто другое не имело для меня смысла — весь мой смысл был заложен в тебе. Твои слова и блеск глаз до сих пор запечатлены в моей голове как болезненные отголоски прошлого. Мне кажется, именно в тот момент я прекратил играть с тобой. А после каждый Божий день я растворялся в тебе всё больше и больше. Мне было важно быть для тебя самым лучшим и нужным, и я готов был сделать для этого всё. И я действительно сделал — но кто же мог тогда знать, что этого всё равно будет недостаточно. Кто мог знать, что, пытаясь законсервировать наши тёплые отношения, я в результате просто утоплю себя.
Зато теперь я точно уверен в том, что у моего ангела-хранителя напрочь отсутствует сердце и хоть какое-то сострадание: в противном случае он бы ни за что не допустил, чтобы из миллиона красивых и добрых людей я выбрал тебя. Он бы не допустил, чтобы, выбрав тебя по ошибке однажды, я выбирал тебя каждый день. Но ты был так обворожителен, что отречься от тебя даже с ангельской помощью не представлялось возможным, поэтому мне не оставалось ничего, кроме слепого следования за твоим силуэтом. Как жаль, что не всегда то, что кажется красивым и изящным, на деле оказывается таковым — ты завёл меня во тьму, совсем не красивую и уж точно не изящную. Представь себе, тогда я этого даже не заметил, наивно продолжая искать твой образ в непроглядном мраке.
Тогда я просто хотел быть уверенным в том, что в очередной раз не упаду вниз. Я очень хотел верить, что мои воздушные замки, которые я так долго строил, никогда не рухнут. Но, кажется, я так сильно растворился в тебе, что в результате достиг дна.
Сегодня я сижу в своей комнате и страдаю, но помни, что слёзы — это хорошо; они помогают оставаться живым. Но, видимо, не в этот раз. Слова, которые я услышал от тебя три года назад, разрушили мои воздушные замки. Да, это было давно, и я надеялся, что боль со временем утихнет, а страсть потихоньку осядет на дно моей чаши, но она ещё больше разгоралась, вперемешку со злостью, обидой и желанием отомстить. Мне так хотелось тогда швырнуть в тебя что-то особенно тяжёлое, но ты, как назло, сократил всё наше общение до самого минимума. Ты не хотел видеть меня — такого побитого, жалкого и некрасивого. Тебе тяжело давалась мысль, что всё, со мной произошедшее, — лишь твоя вина. Или всё же заслуга? Выбери сам, что тебе ближе.
Хотя нет, позволь всё же сделать выбор заместо тебя: тебе ближе лицемерие и бесконечный поток лжи. Ты так сильно не хочешь ни с кем ссориться и так отчаянно пытаешься всем понравиться, что уже сам не помнишь, кому и что наговорил в попытке нацепить на себя как можно больше корон одновременно. И как бы сильно я не хотел тебя ни в чём обвинять, я не могу вечно отбеливать твой образ в собственной голове. Пора бы признать уже: мама, я полюбил венценосного осла.
Она не оценит. Никто не оценит.
Ты думал, что, наговорив мне грубостей и сведя всё наше общение к значению, подозрительно напоминающему ноль, ты благополучно избавишься от меня в своей жизни. Но это не так. Нельзя уничтожать и топтать чувства некогда близких людей, просто потому что… Потому что «что»?.. Потому что гладиолус, я так понимаю? Более логичного ответа, на мой взгляд, тут существовать просто не может.
Тем не менее, ты всё же решил, что в праве вершить мою судьбу. Хорошо, верши — всё равно ни я, ни мой Бог уже давно не справляемся. Но ты ведь просто оставишь меня вновь одного, с моими проблемами, предубеждениями и паранойями, а сам найдёшь кого-то более для тебя удобного. Так уже было и так будет снова, если ты того захочешь, потому что, как бы чётко я не понимал, насколько глубоко погряз в абьюзе и нездоровой зависимости, я всё равно буду раз за разом позволять тебе предавать меня. Мне очень сильно хочется верить, что так ты делаешь меня сильнее, закаляешь мою душу. Правда на деле я почему-то становлюсь только слабее и беспомощнее.
В прошлый раз у меня получилось показательно надеть маску невозмутимости и уйти, как будто ничего не произошло. Возможно, ты не в курсе, но на самом деле я тогда медленно умирал. Веришь или нет, но это была моя самая долгая дорога домой. Настолько долгая, что, кажется, я до сих пор не дошёл.
Невероятно, но ты буквально обрёк меня на жизнь в аду. Падать вниз, зная, что всё, с тобою связанное, иллюзорно — это ли не личный сорт преисподней? Но и с этой ношей на плечах ты не стал для меня чужим, и я был готов прощать тебя снова и снова — вопреки здравому смыслу и вопреки всякой гордости. Этого во мне уже давно не было. Я увяз в тебе до такой омерзительной степени, что во мне самом не осталось никакого самоуважения. И цель моей абсолютно никчёмной и крайне бессмысленной жизни теперь — раз за разом возвращаться к твоим дверям, намертво забаррикадированным изнутри. И что же ты ощущаешь сейчас? Сожаление или жалость?
Лично я — стыд.
Но не надумай лишнего. Я не виню тебя ни в чём, ведь, возможно, я сам выдавал желаемое за действительное, и ты на самом деле никогда не был для меня так близок, как мне всегда казалось. Я обвиняю только самого себя в том, что позволил себе полюбить тебя. Я сам виноват в своих бедах, в своей боли. Ты — всего лишь картинка, до безобразия красивая, до жара холодная.
Ебучая картинка. Не более.
Но каждый раз, когда ты невольно прижимался ко мне, засыпал на моём плече, я почему-то всегда чувствовал твоё сердце рядом со своим и точно знал, что я дома. Теперь я хочу остаться в этом доме навсегда. Я так надеялся, что со временем всё забудется и мы останемся просто друзьями, но с каждым днём чувство страсти и обиды разрасталось и порой давало о себе знать. Каждый раз, когда оно больно жалит меня и скользит когтями по больному месту, которое уже никогда не заживёт, мне приходится писать вот такие письма, чтобы не наделать глупостей. В последнее время я всё чаще пишу их, и с каждым разом они становятся всё длиннее и откровеннее, — я начинаю затрагивать те темы, о которых раньше предпочитал молчать. И я не разу не повторился, потому что я могу сказать тебе очень многое — всё то, что занозой засело у меня в голове. Но ты ведь не будешь слушать, да? Ты даже не сможешь притвориться.
Я могу ещё сто раз повторить, какие у тебя красивые глаза, густые шелковистые волосы и милая улыбка, но мы оба знаем, что в этом нет никакого смысла — за всем этим прячется очень жестокая и бесчувственная сволочь. Если бы ты только знал, как сильно я тебя ненавижу, ты бы точно больше никогда в жизни ко мне не подошёл из-за страха, что с таким багажом ненависти за спиной я в любой момент могу тебя застрелить. Иногда мне кажется, что это действительно так. Но открою небольшой секрет: стреляю я примерно так же, как ты готовишь. Я не попаду в тебя, даже если ты упрёшься лбом в дуло пистолета, а у меня будет целая обойма. Будем честны, я даже не попытаюсь выстрелить.
Только если кислотой и себе в глаза, чтобы не видеть больше, как сильно я утопаю в болоте саморазрушения и как далеко могу зайти, пытаясь в очередной раз оправдать тебя перед самим собой; не видеть, как чертовски сильно я тебя люблю. Люблю твои глаза, твой голос, твою душу, даже если я для тебя лишь пустое место, с которым можно делать всё, что угодно, и оно это обязательно простит. У него не будет выбора, ведь оно буквально вросло в тебя вопреки всем твоим попыткам срубить всё на корню.
Но когда тебе плохо или нужна помощь, ты ведь по-прежнему идёшь ко мне, а я не могу отказать, хотя и понимаю, что ты пользуешься мною и твоё «спасибо» — лишь признак воспитанности или того, что от неё осталось. Так почему же ты тогда так поступил со мною? Вероятно, твоя воспитанность граничит с безразличием. Или мои чувства — с сумасшествием.
Я не кумира себе создал — я портативного Бога себе создал, понимаешь? И, как и положено, весь мой удел теперь служить ему, не смея даже надеяться на его благоразумие или снисхождение. Я просто живу в бесконечном ожидании следующего дня, в ожидании изменений, которых может и не быть. Весь мой мир теперь кажется лишь воплощением ненужностей и потерь, и куда бы я не шёл, всё равно раз за разом возвращаюсь в пустую квартиру с прокуренными занавесками, где уже давно нет ничего, кроме этого грёбаного ожидания.
Я так долго искал в своём непостоянном мире хоть какую-то стабильность, что даже не сразу разглядел её в своих каждодневных ожиданиях. И то ли это какая-то неправильная стабильность, то ли любая стабильность априори ещё хуже, чем непостоянство.
И как же всё-таки хорошо, что ты не узнаешь обо всём этом, ведь я всегда стираю свои письма, чтобы не делать больно ни тебе, ни себе. Я стираю медленно, пытаясь перечитать ещё раз каждое слово и понять всю абсурдность и безысходность сложившейся ситуации. Я оставляю лишь одну фразу, которая единственная повторяется во всех письмах — «Я тебя люблю!» И это правда. Я люблю тебя, каким бы ты не был жестоким и равнодушным; я буду любить тебя, даже если всё моё бренное существование мне придётся посвятить бесцельному воспеванию твоего безразличия. Пускай каждый день будет пропитан слезами и болью, но я не хочу постоянно портить тебе жизнь, и, если я лишний, я исчезну с твоего жизненного пути. Я уже это сделал.
Игру, которую ты начал, — ты выиграл…»