***
Кёнсу жил в паре десятков миль от города на побережье океана. Там волны с шумом бились о прибрежные скалы и лениво облизывали кромку песчаного пляжа, шептали рассказы, делились секретами, очаровывали обещаниями лучшей жизни где-то там, где вода становится небом. Во время шторма их брызги долетали даже до крепкой деревянной лачуги, в которой обитал друид, славящийся своим скверным характером. Никто не знает, почему он поселился в одиночестве среди шипящих волн и угрюмых скал, утыканных высокими мрачными соснами. А может, никто и не спрашивал его об этом. Когда рядом с домом остановился внедорожник, на заднем сидении которого подыхал Чанёль, Кёнсу ловил рыбу на обрывистом мысу. В такие моменты он был глубоко в себе, не слышал ничего, кроме своих мыслей, поэтому Исину и Ифаню, который вызвался его сопровождать в это ‘логово дьявола’, как его окрестили все, кто хоть немного был знаком с Кёнсу, пришлось тащиться на мыс. Но даже с расстояния в пару шагов Кёнсу успешно игнорировал пришельцев, и Исин протянул руку, чтобы коснуться его плеча. — Добрый день, — внезапно заговорил Кёнсу, но даже не шелохнулся. Ифань вздрогнул от неожиданности, а Исин как ни в чём не бывало положил руку на плечо друида, слегка сжав. — Зачем пожаловали? — Мы бы и просто так заезжали, чайку попить, если бы ты был чуть дружелюбнее и не ставил склянки с кровью и заспиртованными органами в холодильник, — мягко укорил его Исин. — Они жизни спасают, а вы всё брезгуете, — фыркнул Кёнсу. — Так что вам нужно-то? — У нас есть пациент, и он скорее мёртв, чем жив, — вздохнул Исин, присаживаясь рядом и свешивая ноги со скалы. Ифань же предпочёл остаться на месте и держаться вне зоны досягаемости Кёнсу. — И где он? — В машине. — Так несите его сюда. Исин и Ифань переглянулись, но потом согласно кивнули и потащились назад к авто. Наверное, оставить Чанёля одного было не самым умным решением в их жизни. Сидения в машине оказались заблёваны желчью, а сам оборотень, распахнув дверцу, вывалился наружу, катаясь по траве, впиваясь пальцами во влажную землю, пачкая одежду и кожу, обессиленно стеная и тяжело дыша. Исин со вздохом вспомнил те два часа, когда они на пару с Сехуном отмывали Чанёля, ворочая в ванной как огромную неповоротливую куклу, вследствие чего промокли сами и залили весь пол. Все труды насмарку. Ифань наотрез отказался взваливать Чанёля себе на спину, аргументируя это тем, что он совсем не хочет, чтобы тот наблевал ему на идеально уложенные волосы. Такого никакая дружба не выдержит, так что к чёрту всё это. В итоге, закинув руки Чанёля себе на плечи, Ифань и Исин тащили его вдвоём. Волочащиеся по земле ноги оборотня весьма замедляли движение, да ещё и кеды забились землёй, но на это было плевать — лишь бы дотащить его до Кёнсу. Кёнсу же, когда рядом с ним сгрузили тело, лишь мельком взглянул на него. — И давно он такой? — спросил у хрипящих как старые клячи Исина и Ифаня. — Месяц уже, — последовал ответ. Кёнсу ещё немного помолчал, задумчиво взглянул на Чанёля и отложил удочку. Поднявшись с насиженного места, он подошёл ближе к больному, пару раз легонько пнул его по рёбрам, вызвав слабые стоны, а потом подхватил под руки и потащил к обрыву. Ифань и Исин очнулись только тогда, когда тело Чанёля с громким бульком ушло под воду. — Если ты не в силах его вылечить, то можно было просто сказать, не нужно было вот так вот приканчивать его! — Исин редко бывал на эмоциях, но это был как раз тот случай. Если бы не вовремя удержавший его Ифань, тот бы прыгнул следом за Чанёлем. — Да не боись, выплывет он, это просто в целях дезинфекции, — бесстрастно пояснил Кёнсу и направился на пляж, куда через некоторое время вынесло тело Чанёля. — А если бы там внизу под водой были бы скалы и он разбился бы? — продолжал причитать Исин, вертясь около бессознательного Чанёля, который наглотался воды и отрубился, но совершенно точно был жив. Кёнсу молчал, переворачивая искупавшегося оборотня на бок и заставляя выплюнуть воду из лёгких. Ифань вновь стоял в сторонке, отрешённо думая о том, что зря оборотней считают агрессивными животными — да они просто милые щеночки по сравнению с Кёнсу. — Ну как, очнулся? — поинтересовался Кёнсу у Чанёля, который наконец открыл глаза и немного ошалело уставился в лицо склонившегося над ним друида. — Я попал в ад? — хрипло спросил Чанёль и закашлялся, отхаркиваясь. Исин с удивлением заметил, что оборотня больше не трясёт в лихорадке и выглядит он пусть таким же бледным, как и ранее, но каким-то более живым, что ли. — У оборотней странный организм, — будто прочитав его мысли, произнёс Кёнсу. — Нужно один стресс перебивать другим. Что-то вроде ‘клин клином вышибают’. — Я надеюсь, что ты не станешь выбрасывать меня из самолёта без парашюта или стрелять в меня из двустволки, — за последние пару минут Чанёль произнёс больше, чем за прошедший месяц, что ещё больше удивляло Исина. Да и вновь стал пытаться острить. Безуспешно, как и всегда. — Ты просто волшебник, Кёнсу-я, — на глазах Исина выступили слёзы искренней радости и благодарности, и он повис на плечах друида, нещадно сжимая в объятиях. — Мне больше льстит, когда меня зовут дьяволом, — пафосно заявил Кёнсу, высвобождаясь от объятий. — И помни, что твоя душа теперь моя. — Безусловно, — улыбнулся Исин, показывая ямочки. — Спасибо, что вылечил Чанёля! — Думаю, что ему лучше пройти весь курс терапии, так как возможен рецидив, — задумчиво сообщил Кёнсу, на что Исин согласно кивнул, а вот самому Чанёлю эта затея явно не пришлась по душе. — Выпишите рецепт, доктор, как часто мне нужно прыгать со скалы в океан, я буду самостоятельно принимать лекарство, — попросил Чанёль и попытался сесть. Попытки изначально были обречены на провал, но Кёнсу неожиданно сильно схватил его за руку и поднял в сидячее положение, чуть придерживая за спину, чтобы оборотень не упал обратно на песок. Кожа Чанёля была горячей, но для оборотней это было нормально; на ум Кёнсу пришло, что оборотень — та же собака, и рука потянулась пощупать, мокрый ли нос у Чанёля. Вовремя одёрнуть себя друид не смог, поэтому, чтобы избежать неловкости, он схватил оборотня за нос и вывернул его, заставляя кричать скорее от неожиданности, чем от боли. — Исин, ты уверен, что хочешь, чтобы Чанёль стал прежним? Он ведь опять начинает нести всякую чушь, — решил уточнить Кёнсу, не желая отпускать нос Чанёля из хватки. — Хочу, — кивнул Исин. — И я хочу, — вдруг сказал Ифань. — О, ты всё-таки умеешь говорить? — удивлённо вскинул брови Кёнсу.***
Когда Кёнсу готовил отвар, читал книгу, занимался какими-то делами, требующими концентрации, или думал о чём-то своём, черты его лица становились мягче, морщинки от частого нахмуривания разглаживались, а губы переставали быть поджатыми. Расслабленный, он нравился Чанёлю больше. Тогда он выглядел младше своих лет, как-то даже мило, располагающе. К такому нему было не страшно подойти и что-то спросить: обычно первую фразу Кёнсу говорил довольно дружелюбно, но вот если начать доставать его и дальше, то сварливый друид вновь возвращался. Чанёль не мог вспомнить, когда познакомился с Кёнсу. Это было довольно давно, как-то смазанно и нечётко, словно тогда он был пьян. Вспомнить не получалось, но почему-то хотелось. А ещё хотелось узнать, почему он такой вредный со всеми, хотя, кажется, на самом деле довольно добрый. Иначе с какой стати Исин всегда тепло отзывается о Кёнсу и лелеет его? Не потому ведь, что они оба друиды — какой в этом смысл? Впрочем, Исин во всех видит только хорошее, так что его отношение не показатель. Но Чанёль всё равно думал, что Кёнсу на самом деле добрый. — Ты до сих пор не можешь обратиться? — спросил Кёнсу, разминая в кашицу какие-то травы в ступке. — Неа, — пожал плечами Чанёль, глядя в окно на полную луну, освещающую побережье. Шум прибоя нежно шептал в уши, звал за собой. Деревья шелестели пожелтевшей листвой, где-то вдалеке ухали совы, под окном с перерывами пели цикады. Умиротворение. — Ты полностью восстановился, но твой зверь всё ещё не может отпустить Бэкхёна. Имя ударило по мозгу, но не по сердцу. Это было словно забытой историей, о которой с трудом вспоминаешь, потому что это было давно или неважно. Сказкой с не самым счастливым концом, которую не хочется перечитывать. — Я в порядке, хён. — Знаю. Будешь какао? — Угу. Чанёлю было спокойно и уютно перед камином, в котором горела пара брёвен — скорее для красоты, чем для тепла, ведь октябрь радовал довольно высокими температурами и ярким солнцем, которое не хотело уходить в угоду медленно приближающейся зиме. Неделя, что оборотень прожил у Кёнсу, была тяжёлой, но весёлой. Друид заставил колоть дрова, ловить рыбу, чего Чанёль категорически не умел делать; пришлось сколотить около десятка скворечников, огрести за ‘ты что ли егерь, хён?’, повторно огрести за то, что не смог отличить подосиновик от белого гриба, огрести в третий раз, когда с возгласом ‘красивый цветочек’ обжёгся о растущий волчий аконит; раз двести бегать до ручья с пресной водой, находящегося на расстоянии пары миль от дома, потому что ‘почему вода мутная?’, ‘ты зачем с дохлой лягушкой притащил, идиот, сам теперь это пей’ и ‘я бы в ладошках больше принёс, чем ты в ведре’. Но больше всего из этих новых воспоминаний оборотень ценил тот момент, когда Кёнсу внезапно звонко рассмеялся, когда, запутавшись в сети, Чанёль схватил в руки средних размеров осьминога и ‘ой, это я щас поймал?’. Он не знает, рассмешило ли друида выражение его лица или фраза, сказанная им, а может, всё вместе, но слышать приятный смех Кёнсу было необычно и здорово. Чанёль рад, что удержался от ехидного ‘ты и смеяться умеешь’, потому что это наверняка бы испортило момент и настроение Кёнсу, а так он был добродушен остаток дня. Кёнсу в общем-то всегда был добр к Чанёлю, несмотря на колкие фразочки и частые оплеухи. Чанёль вдруг подумал, что ему нравится проводить своё время с Кёнсу — тот почему-то слушает, когда оборотень делится своими впечатлениями или рассказывает о прошлом; спускает с рук разбитые тарелки, хоть и ворчит о неуклюжести одного индивида; просыпается ночью и проверяет, нет ли у Чанёля внезапного жара и хорошо ли он укрыт. О Чанёле ещё никто и никогда так сильно не заботился.***
— Сходишь в супермаркет? Чанёль поднял глаза от книги о пиратах, которую читал у камина (телевизора у Кёнсу не было, а пылившийся на письменном столе ноутбук брать не разрешалось, зато библиотека была огромнейшая), и недоумённо воззрился на Кёнсу. — Сейчас? — Хорошо бы, — друида, кажется, не особо волновало, что на улице уже темнеет, машины нет, поэтому до магазина нужно идти пешком, а это около десятка миль, между прочим, да ещё и обратно столько же. Во сколько вернётся в таком случае Чанёль? В полночь, как Золушка? Жаль, что попытки обратиться в волка до сих пор безуспешны — так бы за полчаса домчал Кёнсу на своей спине туда и вернулся бы также быстро. Плохо быть человеком. — Я напишу тебе список. Чанёль не решился спорить, потому что последние дни они жили в гармонии, шутили, но не ехидничали, разговаривали, словно старые друзья, занимались делами по дому, сидели у обрыва и любовались видом. Идиллия, которую не хотелось нарушать. — Хорошо. Под пологом леса было сумрачно и тихо. Ветер едва слышно перебирал листву в своих пальчиках, шуршала трава под кедами, живность копошилась в кустах пожухлой акации. Природа засыпала. Зверь внутри Чанёля молчал. В такие моменты, стараясь прислушаться к себе, услышать хотя бы сопение своей животной ипостаси, Чанёль чувствовал себя ужасно одиноким. Его волк бывал безумен, агрессивен, зол, горяч, он сметал всё на пути, не жалел ни своих, ни чужих, но сколь бы плох он не был в слепой ярости, без него было в миллион раз хуже. Хотелось обнять себя руками и заплакать навзрыд, как в детстве, потому что внутри было пусто, и эту пустоту заполняла тоска. А Кёнсу умел заменять тоску собой, поэтому Чанёль не хотел надолго покидать его. Пришлось ускорить шаг, чтобы не дать себе впасть в отчаяние и побыстрее закончить с этим делом, а затем преспокойно завалиться в кресло у камина, вновь раскрыть книжку и погрузиться в чтение, краем уха слыша шебуршание вечно занятого Кёнсу. В супермаркете было немноголюдно. Чанёль пробежал глазами по списку, в котором основное место занимал пак туалетной бумаги, а потом решил, что овсянку он заменит пивом с чипсами, а Кёнсу скажет, что до сих пор не оправился и ему нужно порадовать себя. Спекуляция собственными чувствами и упоминание усопшего мага уже не казались чем-то постыдным; жизнь разделилась, как говорят в сопливых книжках, на ‘до’ и ‘после’, и ‘после’ с Кёнсу нравилось Чанёлю всё больше, но что-то подсказывало ему, что друид не разрешит жить вместе с ним после выздоровления. В голове крутились идиотские идеи типа отхерачить себе палец топором или сломать ногу, прыгнув с обрыва… Смешно было даже представлять себе это, зато Кёнсу бы точно никуда его не отпустил. Обратная дорога тоже прошла в думах. Для Чанёля это, кажется, было вредно, потому что пакет оттягивал руки и парень быстро уставал; тут, конечно, была вина и забившегося в угол зверя, совсем забывшего о человеке Чанёле, который был, на самом деле, очень слаб. Ближе к дому Кёнсу появилась одышка, задрожали коленки, пот стал струиться по шее, неприятно щекоча кожу. Чанёль тяжело дышал, не понимая, как он мог так быстро растерять свои силы, ведь путь до супермаркета был довольно лёгким. И, только выйдя на опушку леса, понял: это было предчувствие и нарастающая паника. Кёнсу стоял спиной к океану на самом краю обрыва, а напротив него замер антрацитово-чёрный волк. У Чанёля мгновенно сорвало крышу, и он будто бы издалека услышал свой неистовый рык. Выронив пакет, он бросился на мыс, почти не разбирая дороги. Перед глазами мелькали картинки недавнего прошлого: сирены скорой помощи, жёлтые ленты, огородившие тело Бэкхёна от толпы зевак, рваные раны, куски плоти на почерневшей от крови траве, с каждой секундой слабеющий пульс мага и острая боль в сердце Чанёля, который опоздал. Которого не оказалось в нужный момент рядом с человеком, связанным с ним узами крови и обязательства. Смерть Бэкхёна на его совести. Он виновен, и эту вину не искупить. Не в этой жизни. Но он может спасти Кёнсу. Знакомый жар охватил тело Чанёля, и зверь внутри встрепенулся, поднялся на четыре лапы и оглушительно зарычал. Обращение настигло в прыжке; кости ломало и выворачивало, кровь кипела в жилах и обжигала, и это было ужасно больно с непривычки после долгого перерыва. Претерпевать полное изменение тела было, однако, приятно, словно принимать контрастный душ после тяжёлого дня. Приземлившись на четыре лапы, Чанёль понёсся дальше, стараясь бежать ровно, несмотря на то что его качало из стороны в сторону как после пьянки, в ушах звенело, а к монохромному зрению ещё надо было привыкнуть. Встряхнувшись всем телом, он в два прыжка добрался до незнакомого волка, запугивающего Кёнсу, и опрокинул его на землю, придавив передними лапами и грозно зарычав ему в морду, громко клацнув зубами у самого носа противника, а потом вцепившись в его горло. Видимо, не ожидавший нападения оборотень стал сопротивляться не сразу, только когда Чанёль почувствовал вкус крови в своей пасти. Вмешательство извне было внезапным и ошарашивающим. — Тупая псина! — воскликнул Кёнсу, подбежав к боровшимся волкам и пару раз сильно ударив Чанёля по голове кулаком, а затем за уши став оттаскивать его от поверженного соперника. Растерявшийся рыжий оборотень обиженно заскулил, не понимая, какого чёрта Кёнсу его бьёт, если он спас его от нападавшего волка. — И тебе привет, Чанёль, — раздался из-за спины сиплый голос и последовавший за ним кашель. Оборотень заторможенно обернулся, высвободив уши из хватки друида, и обнаружил сидящего на земле голого Чонина, прижимающего руку к ране на шее, из которой хлестала кровь. — Давно не виделись, — криво усмехнулся Чонин, охая и матерясь — Чанёль успел помять ещё и рёбра, в общем, встретил весьма радушно. — Надеюсь, я стану богатым, иначе мне будет обидно, что ты меня не признал в облике волка. Чанёль сделал мысленный фэйспалм и медленно лёг на бок, вытянув лапы. Позорище. Закрыв глаза, он тихонько заскулил. Хотелось провалиться под землю из-за собственной глупости. Не узнать волка из своей стаи… Ифань ему башку отгрызёт за то, что он напал на Чонина. Ёлки-иголки… — Чонин, ты уж прости Чанёля, он пока всё ещё не в себе, — вздохнув, попросил Кёнсу, приблизившись к пострадавшему оборотню. — Пойдём, я обработаю рану и налью тебе чаю. А ты, — друид повернулся к Чанёлю, который снова едва слышно завыл, таким образом, видимо, прося прощения, — молодец, конечно, что всё-таки смог вызвать зверя наружу, но за эту выходку будешь работать на меня до самой зимы — уверен, что Ифань согласится на такое наказание для тебя. Чанёль смотрел на удаляющиеся к дому две фигурки и радовался тому, что он сейчас в облике волка — так не было видно дебильной улыбки, которая обязательно бы растянула его губы в сумасшедшем оскале. А ещё он не мог крикнуть какую-нибудь глупость в роде ‘о да, Кёнсу, наказывай меня полностью’. Низкий поклон зверю за то, что он помогал сохранять Чанёлю какую-никакую репутацию. Резко поднявшись на лапы, Чанёль трусцой побежал к дому, где его ждали Чонин с рассказами из жизни стаи, ставший родным ворчливый Кёнсу, гремящий на кухне тарелками, и пряный терпкий грог перед камином. Именно в такие моменты приходит осознание того, что жизнь прекрасна. Чанёль не знает, какое завтра станет последним, но он уверен, что хочет провести его, как и тысячи дней до, рядом с Кёнсу.