На философию что-то пробило...

Зона всегда красива. Её красота очаровывает собой и заставляет забыть об опасностях, что таятся на каждом шагу. Всё та же красота-чертовка оставляет за собой вечное право лишить человека бдительности, тем самым толкая беззащитное зачарованное существо на верную гибель под летящими пулями или внезапно появившимся из ниоткуда кровососом, снорком или обыкновенным чернобыльским псом. Конечно, у сталкера остаётся шанс выжить, но это только лишь в том случае, если у крайнего с реакцией и внимательностью всё на «пятёрочку». Что ж, снова о красоте и её пороках. Живая картинность Зоны Отчуждения может быть тихой, мнимой и задумчивой; а может получиться так, что вся эта благодать — лишь маска, под которой скрываются остальные «прелести» в виде жестокости, бессердечности и бесконечного запаха смерти, что блуждает здесь лёгким белым туманом, в котором, как правило, скрываются различные аномалии. Однако не везде может расположиться молочная дымка. Человек может просто запутаться, попав во временную аномалию, если таковые существуют, а это, скорее всего, именно так и есть. Путаешься, не успеваешь спрятаться, умираешь… Вот и я не успел. Нет, я не попадал ни в какую «карусель» или «мясорубку». Просто повезло нарваться на группу бандитов, если это можно назвать удачей. М-да, давно такого не было. Замечтался, блин. Расслабился и предался своим вселенским раздумьям о смысле бытия. Философ, чёрт меня подери. Ай, ладно, не время беситься. Нужно взять себя в руки и постараться перестрелять их всех по-тихому, если получится. Слишком много «если». Пора действовать. Ускоряю шаг, петляя между голыми искривлёнными радиацией деревьями, хлюпаю под ногами раскисшей от такого же радиоактивного дождя землёй. Сердце бьётся, готовое проломить рёбра. Да, Мемфис, стареешь. Рановато что-то как-то. Впрочем, не о том думаю. — Чёрт! — приглушённо, довольно испуганно произнёс я, останавливаясь в нескольких метрах от еле заметно дрожащего воздуха. Да что ж так везёт-то сегодня! Наверняка я уже исчерпал лимит на везучесть; но, судя по всему, неведомая сила всё ещё ведёт меня. Недалеко отсюда есть давно забытая Богом деревушка. На удивление, там редко кто появляется, а по неизвестным мне причинам туда не суются ни зомбяки, ни другие мерзкие звери. Вполне вероятно, что когда-то их кто-то шуганул, и твари больше не шли туда. Доля правды, может, и была, но звучала она крайне абсурдно — ну какой мутант, один раз испугавшись, больше не предпримет попыток пробраться туда? Как ни крути, сейчас мне было не до раздумий о том, кто и когда отогнал оттуда различную мерзость. Вскоре, где-то через четверть часа, впереди показались занесённые молочной дымкой полусгнившие от вечной сырости деревянные домики. Знаком того, что когда-то в рамах стояли стёкла, оказались остатки прозрачной субстанции, торчащие вверх и вниз острыми зубьями. Чуть поодаль от первого неровного ряда зданий был расположен совершенно разрушенный дом, от которого остались лишь три такие же убогие серые бетонные стенки с окончательно выбитыми окнами. Вот туда я как раз-то и забежал, спрятавшись. Опустился, сел, сжимая в руках старый-добрый «АКМ-74/2», весьма популярный среди нас, одиночек, и у военных в том же списке чисел. Рука провела по холодному металлу, по лбу скатилась капелька пота. Спину жгло, хотя сейчас тут было не так уж и жарко. Да и ветер сегодня что-то уж больно сильно разыгрался — деревца покачивались. По помещению (буду это так называть) разнёсся приглушённый хриплый кашель, а затем последовало шуршание. Ствол немедленно уставился в самый тёмный угол развалюхи. В самой тени лежал раненый свободовец, а вокруг его тела расползалась багровая лужица. Кто ж тебя так, юнца? Осознавая, что этот фримен сейчас мне вряд ли чем-то навредит, медленно подошёл к нему и присел рядом на корточки; ствол опустил, уловив на себе взгляд, полный тоски и желания жить. Что-то в нём ещё было, но вот что? Некое понимание того, что жить парню осталось недолго, как это ни печально. — Ну и кто тебя так? — вопрос прозвучал крайне глупо и неуместно. Но что я мог ещё сделать? Рюкзак с аптечкой остался у тех мародёров, которые, вероятно, скоро будут тут. Парнишка квеленько так улыбнулся разбитыми губами. Надо же, оптимист какой. — Кровос-сос, — голос всё-таки дрожал. И крепко, стоит заметить. Тон был тихим, шепчущим, почти шипящим. Кровососа только для полного счастья не хватало… — Я от группы отбился, — прошелестел юнец. Только сейчас заметил, что раненый действительно ещё очень молод. Лет до тридцати, наверное, или так хорошо сохранился. Хотя какой там: на щеке шрам, а в глазах такой блеск… Ну не бывает такого выражения лица у совсем зелёных! Да какое мне дело, в принципе-то? Что-то не туда меня заносить начало. — Да ладно тебе, вон он — мёртвый, — видимо, он заметил на моём лице некие нотки удивления или даже любопытства, но точно не страха. Не люблю показывать ужас на глаза всему миру. Привычка. В самом деле, дальше, где кончалась передняя стена, валялся свежий труп кровососа. Его щупальца лежали вразброс, как будто осьминожьи присоски в соусе. Деликатес, хе-хе. На фейсе моего собеседника образовалась гордость. Как пить дать, это его первый «трофей». Как же ты не понимаешь, парень, что это твой первый и последний мутант, нафаршированный свинцом? Сзади послышались шаги и ругань. Я резко развернулся, вжался в стену с другой стороны, приготовившись стрелять по противнику. Вжался так, что позвоночник начал болеть. Та-ак, вот и первый. Шестёрка, значит. Ню-ню. В следующий миг раздался треск. Автомат плевался выстрелами, но их было не так много. Первый выстрел пошёл на ура, задев бандита. Пуля вошла ровно в плечо. «Мишень» дёрнулась назад, прижимая дыру в теле второй рукой. Рядом, если я правильно заметил, а не это моё воображение дорисовало, лежал выпавший из дрогнувших рук БП. Придерживаясь принципа не оставлять врага живым, я дал ещё пару выстрелов в сторону подбитого, желая положить конец его страданиям. Руку привычно дёрнуло сильной отдачей, к которой я за время, проведённое в Зоне, привык окончательно и научился держать АКМ так, чтобы тот не дёргался как уж на сковородке. Надо будет всё-таки разобраться с отдачей, но это потом. С той стороны тоже раздались выстрелы. Одного я завалить успел, остались ещё двое. Ну что же вы, шакальё, за волком-то погнались? Глупые шакалы. Головорезы ругались и суетились, пока я спокойно, но быстро, перезаряжал автомат. Вдруг совсем рядом взвились несколько бетонных бурунчиков. Я лихо отошёл в сторонку, вновь прицеливаясь. Вот чёрт бы их побрал, а! Один зашёл сюда же. Тоже отмычка. Господи, какой же он жалкий! Глазки светятся жаждой наживы, а руки лихорадочно сжимают «Марту». Хрупкое, совершенно неспортивное тельце, покрытое одной лишь кожей да одеждой. Почему у всех пистолеты? Странно… Отбежал за стену, разворачиваясь лицом к Зоне, глотая ртом воздух. Прислушался до звона в ушах, но всё внезапно стихло. Что-то они там делают? Вскоре совсем близко послышался хруст и ругань. Вот ты где, недомерок. Резко высунулся из своего укрытия и дал практически в слепую пару патронов. Раздался крик. Истошный, жалобный, озлобленный и почему-то напоминающий писк крысы. Остался один, самый главный бандит. Лидер. Ну ничего — и с тобой поквитаемся. — Ну чё, упырь, струхнул? — услышал я до боли знакомый голос. Фазан, ты ли это? Виделись уже. Знаем друг друга. Так что ж тебе надо-то, головорез несчастный? Что ж тебе моё имущество глазки-то затмило? Сам, в конце концов, напросился. Вот и получи расплату. — Чего тебе надо-то? — не выдержал я, задав вопрос, а потом сам пожалел о своём необдуманном действии. Язык мой — враг мой. — А то ты не догадываешься! Хабар-то у тебя на лимоны пошёл. Тебе-то он зачем? Ты ж за Кордон не выйдешь, тут гнить будешь, а у меня там, в Большом мире, осталось кое-что, — изливал свою душу бывший сталкер. В настоящем времени у меня язык просто не поворачивался его так назвать. Бывший сталкер. Только так. Какое тебе дело до меня и моих лимонов? Терпеть не могу, когда лезут куда не надо. Не просят — не лезь. Но это ж Зона… Я промолчал, выжидая подходящий момент. Секунды тянулись вечно. Казалось, что этот момент никогда не кончится, даже если она исчезнет. Можно было смело предполагать, что мой противник сейчас тоже стоит и ждёт, пока я высунусь из убежища; а может, просто обходит с другой стороны. А если граната? Не-ет, я бы услышал. Или нет? Так, без паники. Я же тоже не дурак — бездействовать не стану. Тут дело в несколько другом. В терпении. И у меня его больше. Прежде чем хруст сухой травы донёсся до моих ушей, я успел приметить ещё несколько высоких бетонных блоков, за которые, если что, можно спрятаться. Шорох доносился слева, а значит, мой стрелючий друг, вероятно, там. Отойдя ещё на пару шагов назад, вскинул АКМ и приготовился вести огонь, но тут, за пару секунд до выстрела, раздался треск совершенно с другой стороны — оттуда, где я уже положил двоих бандитов. «Свободовец!» — мелькнула мысль в голове. Я осторожно высунулся из-за угла, наблюдая картину Репина: мой недавний оппонент теперь лежал мёртвым грузом в собственной крови, а юный фримен, прислонившись к стенке, тяжело дышал и всматривался вперёд, ухватив свою винтовку за цевьё. По расколотым губам катилась алая жидкость. Камуфляжный костюм потемнел, а руки дрожали. Сидел бы ты на месте, а не отстреливался. Глядишь, может и смерть была бы не такой мучительной. Вот так и гибнут. Я подошёл к фримену и, положив автомат на пол, аккуратно усадил паренька к стене. Он благодарно кивнул. — Он меня не сразу заметил… Только когда я уже поднялся. Мемфис, верно? — на этих словах «свободный» зашёлся приступом кашля, но потом успокоился, вновь продолжая говорить: — Ну я и решил… помочь, — совсем слабая улыбка коснулась лишь краешков рта сталкера. Помочь, значит. Что ж, Свобода мне и я — Свободе. — Спасибо, — тихо проговорил я, глядя в помутневшие глаза. — Кир… Моё имя. Передай ребятам, что произошло, — фримен ослаб, а его глаза закрылись. Дыхание пропало так же незаметно, как и начался дождь. Моросящий, колкий, холодный. Я поднялся, подхватывая оружие и рюкзак. Обернулся, прежде чем уходить. — Передам, — голос получился тихим, глубоким и уверенным. Даже сам удивился. Вот так и крутится наш жестокий мир Зоны Отчуждения. Один готов убить другого ради наживы или просто для забавы. Вторые пришли сюда от скуки, плохой жизни. Третьим нужна наука. Четвёртым просто хочется адреналина, а некоторые, такие как свободовцы, желают найти компромисс между Миром и Зоной. Каждый день кто-то умирает. Вне зависимости от чего. Кто от СПИДа, а кто-то отходит здесь. Круговорот жизни в природе. Сегодня спасли меня. Вернее, помогли. Завтра же помогу или спасу я. Взаимосвязанность. Закон. Кто же знает, что случится завтра? Очередной внезапный Выброс? Или все собаки в Зоне передохнут вместе с снорками? У людей всегда так: много вопросов и ещё меньше ответов. Тоже закон. Законов много, но не всем подчиняются. Кто-то, я сам, к примеру, подчиняется лишь своим собственным убеждениям, не желая признавать иные порядки, поставленные там, за Кордоном. Кто же мог знать, что сегодня всё так обернётся? Никто. На философию что-то опять пробило. Пора в путь. К Свободе.