Amber

За стенами замка воет ветер. Зима в разгаре, поиски пропавшей принцессы – тоже. Только самые отчаянные, вроде сэра Гриворда, в такую пору года снуют поблизости замка злого колдуна, втайне опасаясь и подозревая, что именно он навлек метель и пургу, чтобы никто не похитил у него жемчужину королевской короны. Но их военных рожков и призывных кличей не слышно из-за пения ветра. В библиотеке немного пыльно, но очень тепло, и поэтому Никериал не прячется в своих холодных покоях от неуемной обличительности принцессы – да и от чего бы ему прятаться в собственной обители? – а сидит у камина. Пальцы неторопливо перелистывают желтоватые страницы тяжелой книги, выпачкавшей колени снежным пыльным следом, а перед ним на столике – еще с полдюжины фолиантов, бумага, перо и полупустой пузырек чернил. И еще – оплетенная соломой бутыль и стакан из искрящегося медовым светом стекла. Ирен сидит поблизости, также с книжкой на коленях, но чаще смотрит не в нее, а с любопытством поглядывает на бутыль, на что Никериал, каким-то чудом заметив это, невозмутимо отвечает: – Для алкоголя вы и без того слишком непоседливы, миледи. – Он смеется беззвучно, и его улыбку прячет за собой прозрачный полукруг каемки стакана. Слабо пахнет жженой карамелью. – Ах да… И слишком юны. Так что прошу вас простить мне мою неучтивость. Из уст любого из придворных такой тон звучал бы медом, музыкой для ушей Ирен, но не от этого наглеца и не с такими речами. Он ей не отец, не брат и не супруг, чтобы решать, что ей позволено делать, а что нет. Ленге – всего лишь хозяин этого дома, а Ее Высочество – его навязанная гостья-обличительница, которую он даже выставить не в силах. – Я должна была выйти замуж. Я вовсе не так юна, как вы считаете, – парирует принцесса, со скрытой радостью вспоминая о сорвавшейся помолвке. Она не знает, что будет дальше, потом, хотя бы весной, но здесь и сейчас нет ни того отвратительного женишка, ни ее эгоистичного отца, и ей хорошо. В сущности, ради этого можно даже немного потерпеть странный выверт судьбы, что подбросил ей в качестве спасителя колдуна, воспетого злыми языками на все лады. Никериал хочет ей ответить, но тут в его лаборатории что-то взрывается. Раскатистый хлопок отчетливо слышен и в библиотеке – иначе и быть не может, ведь до того, как войти в библиотеку, колдун с утра пропадал именно там, а принцесса, изнывая от скуки, бродила по коридорам, ибо после инцидента с книгой в лабораторию ее больше не впускали. Она скучала, ибо так до сих пор и не нашла никаких тел. Обидно. Неужели перепрятал? Она все равно что-нибудь найдет, и да будет отринуто слабое сомнение в том, что Ленге непогрешим, а королевская семья ошибалась. Пробормотав сквозь зубы что-то незнакомое – разумеется, ведь воспитанной леди не пристало знать никаких ругательств, – мужчина решительно встает и спешит в лабораторию, позабыв о вздорной принцессе. От ветра, поднятого его движением, исписанные листы на столе подрагивают и шуршат, и дверь он оставляет открытой. Ирен смотрит ему вслед, пока шаги не стихнут; накручивая на палец золотой локон, проказливо щурится и бочком подбирается к его креслу. Бросает взгляд на обложку покинутой книги и переводит его на полупустой стакан. Благовоспитанным дамам не позволено пить алкоголь, когда им вздумается. Благовоспитанным дамам не позволено проказничать, даже когда их никто не видит. Но Ирен – королевская дочка семнадцати лет и всего лишь ребенок, и ей позволительно нарушать правила, преступать все запреты, если – когда – ее не поймают за руку. Она сбежала из дома и настойчиво ищет улики вроде пятен крови и обескровленных тел под снисходительным, немного уставшим взглядом злого колдуна. Неужели кого-то взволнует, чем и как она развлекала себя в его замке? Принцесса достает платочек и смотрит на него. Белоснежная скользкая ткань почти сияет чистотой, но ей не удержать стакан. А принцессе нужно его не разбить. Нет, разбивать нельзя. Она подходит вплотную, тянется ближе и с замиранием проводит кончиком пальца по ободу. Вслед за ее пальцем движется золотистая точка света – отблеск жарко пылающего камина. Тут тепло, но сейчас Ирен становится еще теплее – и жарче, даже так. Она расслабляет руку и легко скользит пальцами вниз, обхватывает стекло ловкими пальцами и изящно склоняется, точно в поклоне, точно сосуд оказался намного тяжелее, чем ей показалось вначале. В промежуток меж ярких губ вливается несколько капель янтарного жидкого огня, и она задыхается. Глупая и ненужная мысль для упрямой девчонки, но, быть может, маг все-таки был прав? Ирен торопливо ставит стакан на место, надеясь, что стука он не услышит: издалека уже доносятся его твердые шаги. Одной рукой она прикрывает горящую тонкую кожу алых губ, другую прижимает к груди. И плотно сжимает губы, стремится сдержать рвущийся наружу беззаботный смех. Мысли слегка путаются от нахлынувшего головокружения. Воровато озираясь на открытый дверной проем, девушка ловко стирает все улики, напоследок проведя по ободу стакана, и прижимает платочек ко влажным губам. Голова ее все еще кружится, а в груди что-то незримо теплеет, и это заставляет ее улыбаться – широко и озорно, демонстрируя пустоте почти весь верхний ряд аккуратных зубов. Такие вещи заставляют ее чувствовать себя живой и… деятельной. Время в снежном плену не проходит зря. Когда Никериал возвращается, Ирен снова сидит на своем месте, точно и не сдвигалась; с колотящимся в висках сердцем она напряженно, чтобы не рассмеяться, улыбается книге. И, несмотря на великолепную школу придворных интриг, ей невдомек, что у честных людей никогда не бывает таких честных лиц.