Мы ведь обещали, что никогда не оставим друг друга...

Образ истекающего кровью отца не покидал Стайлза ни на минуту. Мертвенно бледная кожа, синие губы, плотно закрытые, такие родные и любимые, глаза. В редких случаях они могли источать гнев и ярость, упрямство и строгость, присущие отцам гиперактивных мальчишек, никогда не сидящих на месте и не слушающих советов взрослого. Стайлз вздохнул, откидываясь на спинку сиденья. Во всем был виноват он сам. С самого начала, когда именно он по своей невероятной глупости решил навестить Маккола и вытащить того на ночную прогулку в лес. Если бы он сидел дома, как велел отец, а не помчался разыскивать останки трупа, если бы он сказал правду отцу, когда тот спросил кто был рядом с ним...они бы просто вернулись домой. Недовольно ворчали и жаловались на то, что в этом городе ничего не происходит, представляли что бы могло случиться, выпади им возможность отыскать мертвое тело, а затем разошлись бы по домам, все еще обдумывая крохотные детали своей фантазии. Стайлз был готов спорить, что ни один из них не был бы в состоянии предвидеть такой поворот событий. Уж смерти отца от рук сверхъестественного монстра он точно предвидеть не мог. Стайлз поднял глаза к потолку, чтобы задержать в глазах вот-вот навернувшиеся слезы. Он уже в кровь искусал губу, до боли впился ногтями в ладони, пытаясь унять дрожь в руках, пробовал вызвать злость на самого себя, на Скотта, на Тео, на Докторов, а все для того, чтобы не позволить рыданиям вырваться из груди, чтобы не упасть на землю, сотрясаясь от неконтролируемого выхода эмоций, чтобы не взвыть от бессилия и не закричать от безысходности. Стайлз со всей силы сжался в сиденье. Его старания оказались напрасными - они разбились о неумолимую крохотную слезинку, скатившуюся по щеке. Он быстро смахнул ее рукой, но было поздно. Она проложила путь всем остальным, и вскоре Стайлз больше не мог сдерживать себя. Он опустил голову на руки, зарываясь пальцами в волосы, и дал волю эмоциям. Неизвестно сколько он сидел в таком полусогнутом положении. Неизвестно сколько его отец лежал в палате в бессознательном состоянии. Казалось, это продолжается невыносимо долго, а все вокруг движется, как в замедленной съемке. Мимо палаты и сидящего напротив паренька в синей толстовке то и дело проносились врачи в белых халатах, раненые и тяжелобольные на носилках, которые корчились и извивались от невыносимых болей, рядом с ними с испуганными, бледными лицами бежали их близкие, друзья, возможно коллеги или просто знакомые. Это продолжалось бесконечно долго, буквально сводя с ума. Весь этот хаос, крики, мольбы, стенания гулом отдавались в ушах, проникали в подсознание как жуткая какофония, сливались с тихим внутренним голосом, который шептал, что все еще образуется, и наконец заглушали его собственный крик, застрявший в горле. Весь этот круговорот превратился в ядовитую массу, без всякого стеснения проник в уголки души, и разлился там едкой горечью, отчаянием. — Стайлз..? - тихий голос лишь назвал его имя, а по делу пробежала дрожь. Он прекрасно знал этот голос - его обладатель не раз появлялся в самые тяжелые минуты жизни и спасал одним лишь присутствием. Обладателем этого голоса была Малия Тейт. Стайлз тут же вынырнул из омута отчаяния и поднял голову. Он оказался прав. Малия стояла в нескольких метрах от него. На ее лице читалась нешуточная тревога и беспокойство. Глаза девушки встретились с глазами Стайлза и время, до этого замедлившее свой ход, будто и вовсе остановилось или перестало существовать. Любимые карие глаза, наполненные неподдельной скорбью, напугали Малию. Она никогда прежде не видела его таким разбитым, таким потерянным и беспомощным. Даже тогда, в психиатрической лечебнице, когда он в прямом смысле терял с каждым часом самого себя, его лицо имело менее трагичный вид. Но ведь тогда он боролся за собственную жизнь, он мог надеяться на свои силы и сражался с тьмой, как только этого позволяли его возможности. В этом же случае он не мог сделать ничего. Абсолютно. Он был лишь сторонний наблюдатель, вынужденный метаться от разъедающего бессилия. На состояние Стайлза было невыносимо смотреть. Малия в пару шагов оказалась рядом с ним и присела на корточки. Их глаза оказались так близко, что можно было захлебнуться в тоске, исходящей от взгляда парня и сострадании, читавшейся в глазах девушки. Она взяла его лицо в свои руки, не позволяя отвести взгляда. Она была готова утонуть в его глазах, если бы это помогло разделить с ним всю его боль. Стайлз вдохнул воздух всей грудью, собираясь что-то сказать, но тут же замолчал. В словах не было необходимости. Они понимали друг друга молча, не разрывая зрительного контакта, не используя никаких жестов. Это была их неосязаемая, необыкновенная душевная связь. Малия притянула его к себе и крепко обняла. Всего лишь объятие, а Стайлз был готов на что угодно, лишь бы это объятие никогда не разрывалось. Он внезапно для себя осознал, что не дышит... Руки его обхватили свиду хрупкое, но сильное тело девушки и крепко прижали к себе. Трудно описать чувства, которые Стайлз испытывал в тот момент. Они удивляли и его самого. То были комфорт, уют, тепло и странное умиротворение. Он более не чувствовал себя одиноким. Вся тяжесть дня стала куда-то исчезать, боль понемногу утихала рядом с этой девушкой. Она снова, сама того не осознавая, стала его спасением. Однако это волшебное мгновение было разрушено громкими голосами и топотом бегущих врачей. Они спешили, наскоро застегнув свои халаты, в палату, где лежал шериф. Дверь приоткрылась. Оттуда донесся противный пронзительный писк медицинского прибора, и люди в белом забежали в палату, не проронив ни слова. Стайлз тут же вскочил с сиденья, но дверь закрылась прямо перед его, побледневшим от страха, лицом. Все вдруг затуманилось, разум отказывался воспринимать происходящее за реальность. Он подбежал к медсестре, стоявшей неподалеку, и схватил ее за локоть. Та испуганно попятилась назад, но хватка парня была подобна железным тискам. — Что с моим отцом? - прошептал Стайлз, и его низкий голос прозвучал жутко. В нем слышалась озлобленность, но взглянув на парня, без труда можно было понять истинное происхождение этого замогильного звучания. — Его состояние тяжелое, — произнесла сестра успокаивающим тоном, — Но вы должны надеяться на лучшее. Стайлз разжал пальцы и отшатнулся назад. И это все? Все, что они могут сказать? Надейтесь на лучшее?! Он отвернулся от медсестры, которая с любопытством и жалостью осматривала его, и зашагал обратно к двери. Малия стояла там, пристально следя за каждым его движением. Она словно боялась, что он либо взорвется на месте, уничтожив вместе с собой всю больницу, либо выпрыгнет из ближайщего окна. Но она лишь молча следила за его состоянием. Стайлз подошел к ней, но не поднимал взгляда, а только отвернулся к стене, лбом прислонясь к холодному бетону. Кулаки его непроизольно сжались, он был весь напряжен и едва заметно дрожал. Тут на плечи ему опустились мягкие руки. Малия развернула парня лицом к себе и тихонько коснулась его щеки. От столь нежного прикосновения у Стайлза перехватило дыхание, и он незаметно для себя, позволил телу расслабиться. — Стайлз, ты должен успокоиться. Возьми себя в руки. Услышь он такое от той же медсестры, он бы не принял ее слова всерьез. Но Малия..она говорила так убедительно, уверенно и в то же время так успокаивающе и ласково, что не поддаться влиянию ее голоса не представлялось возможным. Стайлз лишь кивнул и накрыл ее ладонь своей. Их пальцы переплелись и Малия одарила Стайлза печальной, но безумно красивой улыбкой. "Достоин ли я ее?" - вдруг прозвучало у него в голове. Ответ был очевиден для них обоих, но у каждого он был разный: "нет" для Стайлза, неоспоримое "да" для Малии. — Мистер Стилински? Дверь палаты открылась и из нее вышел высокий худощавый врач с уже поседевшими волосами и голубыми глазами, источавшую годами накопленную мудрость. Он снял маску и представил Стайлзу с Малией добродушное лицо с широкой открытой улыбкой. — Да. — Ваш отец — ну просто самый непробиваемый крепыш, какого мне доводилось встречать. Врач улыбнулся еще шире, заметив недоуменное лицо Стайлза. — С ним все в порядке, — пояснил он, — Пока еще посетителей к нему нельзя, но вскоре пациент будет переведен в обычную палату. Стайлз прикрыл глаза. Тревога, сдавливающая горло, тут же исчезла, уступая место радости и облегчению. — Спасибо, - еле слышно прошептал он. Врач посмотрел на Малию и указал ей на что-то жестом, та кивнула и улыбнулась в ответ. — Тебя самого бы сейчас в палату, сынок, выглядишь похуже отца. Врач похлопал Стайлза по плечу и чуть приблизившись, шепнул: — Иди подкрепись в кафе, чтобы не свалиться с ног, а я тем временем поговорю с медсестрой, которую ты до ужаса напугал, и позволю тебе ненадолго зайти в палату. Договорились? Стайлз удивленно посмотрел на него и быстро закивал головой. — Вот и прекрасно. Врач удалился, тихо насвистывая незнакомую старую мелодию под нос. — Пойдём, — Малия взяла Стайлза за руку и потянула за собой, — Тебе действительно стоит поесть. Стайлз улыбнулся и остановил ее, притягивая ближе к себе. — Что будем есть? — голос его был уставшим, но по-настоящему счастливым. — Пиццу. Малия по-детски захлопала глазками и улыбнулась. Удивительно, как ее присутствие сказывалось на Стайлзе. Он понял это только сейчас, и был готов содрать с себя кожу за то, что был слеп все это время. Разумеется, он любил ее, любил всей душой. Но теперь, начиная с этого дня, его любовь к ней возросла во сто крат. Он осознал, что никакие ссоры, недомолвки и недопонимания не могли разрушить того чувства, что связывало их прочной невидимой нитью. Он впервые осознал насколько сильна его любовь к Малии. — Прости,— грустно произнес Стайлз, виновато глядя на возлюбленную. Та лишь удивленно нахмурилась. — За что? Искренне удивление на ее лице заставило Стайлза осознать кое-что еще: пусть она и прожила первые восемь лет своей жизни, будучи человеком, и сейчас изо всех сил старается вжиться в социум, те восемь лет, которые она пробегала в шкуре койота отразились на ней неизгладимым образом. В этом была вся ее прелесть. В этом непонимании такого человеческого хобби, как вечное усложнение всего, что не носит мрачного цвета. В том числе и чувств. — За обман, за недомолвки, за то, что оставил тебя тогда... Малия не дала ему закончить, резко притянув к себе и увлекая в поцелуй. Неизвестно сколько они так стояли, окруженные хаосом, бегущими людьми и врачами в белых халатах. Может миг, а может вечность. Но одно Стайлз знал точно: этот поцелуй, такой внезапный, не похожий ни на один из предыдущих, страстный и в то же время нежный, он будет помнить до конца своих дней. Как и первую встречу с этой девушкой, изменившей его жизнь навсегда. Чуть отстранившись, Малия довольно улыбнулась и коснулась подушечками пальцев его щеки. Этот жест действовал на Стайлза не хуже яда канимы, заставляя прирасти к месту и задержать дыхание. — Какой же ты глупый, — мягко произнесла она, — Ты бы так же примчался ко мне, случись что-то подобное с моим отцом. Ты бы поддерживал меня, успокаивал, да просто был бы рядом! Я знаю, что был бы. Малия чуть наклонила голову и заглянула Стайлзу прямо в глаза. — Мы ведь обещали никогда не оставлять друг друга. Стайлз понятия не имел, что ответить. Он лишь нежно улыбнулся, глядя на свое спасение в облике человека (пусть и не совсем обычного). — Я люблю тебя, — прошептал он неосознанно. Малия застыла, опешила на секунду, а затем одарила его прекраснейшей улыбкой. — Я тоже...я... Я люблю тебя. Они обнялись, растворяясь в объятиях друг друга и улыбка не сходила с их лиц. Они оба поняли, что за все это время, впервые озвучили свои чувства, и отныне невидимая нить, связующая их сердца, приобрела видимые формы и очертания, окрасилась во всевозможные цвета и прочно связала их судьбы.