Коленопреклонение

Распятие над алтарем: Сын Божий вытянул руки и склонил голову на плечо. Ночь. Свет от церковных свечей мерцает вокруг алтаря и пустых скамей, и Мэттью видит свою оранжевую тень на мозаичном полу. Он задается вопросом, должен ли он ждать Уилла Грэма в исповедальне для лучшего образа. Но распятие над алтарем — это достаточный образ, он вспоминает свою неудавшуюся попытку казнить Ганнибала Лектера через повешение, потому что Лектер больше похож на дьявола, чем сам Иуда. — Мэттью. Грэм уже здесь. Мэттью не оборачивается, не вытягивает руки, чтобы сдаться, даже если видит пистолет Уилла периферическим зрением. Вместо этого он преклоняет колени, сардонически, медленно, не сводя глаз с алтаря. Спиной к Грэму. — Разве вы не должны беспокоиться о других беглецах, мистер Грэм? — говорит он, но Грэм не шевелится. Уилл говорит: — Повернись, Мэттью. Он чувствует металлическое дуло пистолета, которое впивается в ткань его пиджака. Он лишь улыбается и произносит: — Отпустите меня, мистер Грэм. Знакомая ситуация, верно? Тот момент, когда я подчинился вам, стоя напротив клетки. Момент, когда я ушел и попытался стать вашим мстителем. Отпустите. Так будет справедливо. — Ты убил судебного пристава, — говорит Грэм и давит пистолетом сильнее. — Ты взорвал его дом. — Я не слышал возражений, когда вы приказали мне убить. Мэттью все еще видит то кривое подобие улыбки и ясность в глазах: «Убей Ганнибала Лектера». Он указывает рукой вперед, и Грэм застывает на месте, ожидая, что Мэттью, начнет сопротивляться, но тот всего лишь взмахивает рукой в сторону распятия. — Кроме того, — бормочет Мэттью. — Я сказал им, что вы не говорили делать что-либо. Не приказывали убить. Грэм неуверенно вырисовывает дугу пистолетом на спине Мэттью. Это можно даже назвать лаской. — Я не… тебе нужно вернуться. У меня есть ответственность за все, что приковывает — или приковывало — меня к тебе. Убийство — это не летать свободной птицей в небе, Мэттью. Я знаю, что такое убийство. — Птицы — охотники, чудовища дикой природы, — говорит Мэттью. — В вашем случае с доктором Лектером больше подойдет метафора со змеями. Грэм смеется — из его рта раздаются резкие, грубые и некрасивые звуки. — Люди убивают, Мэттью. Они делают это, и я сам делал, и убийства всегда в моей голове. Вот теперь Мэттью поворачивается. Разводит руки в стороны, как он делал перед Ганнибалом Лектером в петле, и склоняет голову набок. Изображения распятие прямо за спиной и это… это и значит сдаться. — Птицы свободны, — говорит Мэттью и ставит его перед выбором. — Отпустите меня. Свечи все также мерцают в желто-оранжевом цвете, сталкиваясь с лунным светом, который пробивается сквозь витражное стекло. Он слышит дыхание Грэма. Он видит его глаза. Они больше не в своих клетках. Может быть, Мэттью все-таки следовало бы сходить в исповедальню. Может быть, их встреча прошла бы по-другому — касаниями пальцев через ширму. — Я не могу, — шепотом произносит Грэм. — Только не еще раз. Только не снова. Мэттью медленно опускает руки. Значит Уилл Грэм сделал свой выбор. Грэм и его чувство справедливости. Мэттью падает на колени — и это еще одно преклонение, но в этот раз спиной к алтарю. Он вернется в клетку и будет думать о небе. Он будет думать обо всех искренних сожалениях в глазах Уилла Грэма и о том, как тряслись его руки. Он будет думать о свете церковных свечей, который искрился, как огонь, и контрастировал со светом сквозь витражные стекла.