Там, высоко...

*** Звенит в зените. Звонкие шаги дробят мокрый асфальт на равно чёрные блестящие части. Хорошо. Воздух остёр, свеж, чист, влажен, прохладен и тёпел. Солнце через этот хрустальный газ бьёт в хрусталики зрачков, и от этих ударов чётче становятся удары сердца. Март. Главная площадь города. Вот она, раздробленная шагами, за спиной. Стрела улицы. Поперёк – полосы теней домов и деревьев, между ними висят в воздухе яркие горящие лучи. Облака разбежались ещё ночью, про которую уже никто на планете не помнит. А берёзы – в фиолетовом дыме. Так каждый год в этом городе, построенном вчера. Солнце теплыми мохнатыми лапками залезает под одежду и щекочется там. «А я сажаю алюминиевые огурцы…» Хорошая песня. Не великая, не гениальная, а просто хорошая. Под неё хорошо шагать по весеннему городу. На душе легко, как в первый день жизни. В душе, видно, засел гелий вчерашнего воздушного шара, и сейчас она рвётся вверх, к верхним балконам высоток, чтобы посмотреть на город так, как смотрят на него птицы. Дорожка вдоль проспекта высушена солнцем. Снег дышит водой и пахнет свежим огурцом. Под ногами хрустит гранитная крошка. Деревья черно и прозрачно машут ветвями от невидимого ветра. Навстречу идут два бледных наркомана. Им тоже хорошо, но их хорошо отличается тем, что после него обычно приходит плохо. Весна – другое дело. Март – наркотик без ломки, но сносит не хуже других. В голове мутно, на душе чисто, в воздухе свежо, в лужах грязно. Так каждый март. Ничего с этим не сделать, а оно и не надо. Ведь с крыш домов срываются капли, и, звеня в полёте, разбиваются о зеркало воды из тел капель, упавших ранее. Красота студёной свежей остроты – это март. Приятно плыть в озоновом воздухе марта. Кто идёт по улице? Чёрт его знает. Хотя вряд ли. Может, я, может, ты. Так ли важно? Можно просто идти, дробить мокрый асфальт на равно чёрные блестящие части. Как надо. И даже лучше.