Schwarzer Engel

Коробка печально зашелестела, проваливаясь в траурный мусорный мешок. Бабка упорхнула на юга, своевременно вспомнив, что сбросила бремя ответственности за надднепрянские земли четыре года назад. Теперь Ирка не может надолго покидать город, теперь Ирка следит уж точно за всем, бдит магическую (и не очень) рутину и разрешает мелкие споры. В тринадцать можно сколько угодно ныть, что искать беглых драконов неинтересно, но в семнадцать ты будешь что каменное изваяние: авторитет в трудовых буднях держится на самообладании и уверенности в себе. Жаль, нельзя вернуться на четыре года назад и запереть саму себя в Яви, не пустить в змеиный мир. Поплакала бы, да оправилась. Смерть горько оплакивается, но утрата со временем отпускает, предательство же проходит мимолётно, но неизбежно меняет само мировосприятие. Мысленный процесс привёл к событиям того адского месяца, но коробку пора было выкидывать и задвигать ведро подальше, иначе не избежать тревоги. Богдан сидел за столом на её кухне и блаженно вдыхал запах корицы. Единственный из них двоих, кто остался почти прежним. Вернее сказать, стал прежним: после возвращения из Ирия они ещё долго не выключали телефоны перед сном, почти каждую ночь воя в трубку. Задравшийся край свитера обнажал часть бугристого розового шрама, свет кухонной лампы скользил по ровным белым шрамам на руках. Она получила их перед самым возвращением, детали которого не помнила, не хотела помнить до сих пор. Лишь только темноту в глазах от кровопотери и Таньку, раскинувшую то, что осталось от рук, на земле. Ирония: всегда аккуратная подруга задела ведьминым пламенем сумку с разрыв-травой, висящую на собственной шее. А они с Богданом выжили и вернулись домой. — Ирка, с твоим лицом впору бы котов кастрировать. Сейчас с другом был полный порядок. Он вспоминал о случившемся как о страшном сне, сумел перебороть себя. В этом была немалая заслуга тренировок, на которых он выматывался все эти годы. — Я тебя сейчас сама кастрирую, — ведьма вырвала из его рук подаренную её знакомым по языковым курсам коробку. Мешок радостно зашелестел, принимая жертву. Четвёртая коробка за день, с ума сойти, в этом году ухажёры превзошли самих себя, будто Ирка их приворотила. Правда, надо отдать должное ведьмовству, выглядела она достаточно привлекательно. Может, будь она страшнее атомной войны, поганый змей обошёл её стороной? Сидела бы с Танькой на диетах, любовалась бы красавчиками, может, со временем изменилась бы. Но ужасный план судьбы: в двенадцать встречать дракона, который в самый ответственный момент встанет на противоположную сторону. «Семья и долг превыше всего», — сказал Айтварас и ушёл к матери. Уже через несколько дней троицу друзей вычислили, и случилось то, что до сих пор занимало кошмары. — Недотрога ты Ирка, — шутливо вздохнул Богдан. — Так и будешь от свиданий бегать да открытки жечь? Ничего он не понимает. — Конечно. Как и ты — опаздывать в кино. Твоя Женя тебя заждётся, если не перестанешь хлебать чай. Парень лишь дыхнул в кружку, от чего на очках осел пар. Из-за эпидемии коньюктивита он решил на время отказаться от линз, и со своими «четырьмя глазами» походил на Паркера из «Нового человека паука». — Я быстро добегу, тут не далеко. А ты так и просидишь в своей норе весь день? Ирка неопределённо пожала плечами. О своих планах она и сама не знала. Придёт — не придёт… — А почему бы и нет? Меня тошнит от парочек по всему городу. Друг вышел коридор, она за ним. — Мизантропка! — Богдан шутливо пихнул её в плечо. — Даю сто драконов, ты просто боишься симпатичных парней или… тебя на девушек тянет? Ирка не выдержала и расхохоталась. Давно она не слышала таких бредовых предположений! — В следующий раз сам шутки придумывай и не ходи ко мне со своими вонючими туалетными водицами. Парень поднял руки в знак капитуляции, сам хохоча что есть мочи. — Ладно-ладно, на луну не вой! — На месяц, ты хотел сказать? Иди уже, Донжуан. Богдан смешливо отсалютовал, и вот уже за ним скрипнула калитка. Через голову стянув школьную рубашку, Ирка пролезла в добротный тёплый свитер, растянутый и колючий, пахнущий старостью и стиральным порошком. Из кухни раздалось завывание телефона. — Ира, как насчёт?.. Одноклассник. — Пошёл к чёрту. Настроения не было. Она отказала ему уже с десятый раз, самец недоделанный. Телефон так и остался лежать на диване, ведьма взбежала по ступенькам в свою комнату. Толстенные штаны грели, но февральский холод пробирал даже сквозь закрытое окно, дрожь остывала на зубах. Подушка была ещё холоднее, но Ирка уткнулась в неё, свернулась калачиком. И зачем она начала вспоминать самое невесёлое в своей жизни именно сейчас? Лежи теперь, подыхай в одиночестве. Внизу бесшумно отворилась дверь, но ведьма почувствовала. Губы сами на миг растянулись и тут же пристыжено вернулись в исходное выражение. Помни, чем это закончилось в прошлый раз, Хортица. — Сегодня ты не ставила особую защиту, — хриплый голос совсем рядом. Лицо в подушке, но запах покрышек и кофе нельзя было перепутать ни с чем. Помни, Хортица, иначе опять снесёт крышу. — Сегодня вроде бы праздник. — Оборотень хочет отпраздновать день католического священника с ведьмой? Не удержалась, подняла голову. Из-за завесы собственных волос мало что можно было заметить, и Ирка надеялась, что её лицо достаточно безразлично. В темноте волосы парня казались тёмно-каштановыми, а глаза блестели янтарём. На подушку рядом спланировала открытка и… подсолнух в горшочке. Неожиданно, оригинально, и всё же… — Рудый, давай без этого. В глаза ударил яркий изумрудный огонь, и вот уже одеяло безнадежно запачкано пеплом. Правда, расправиться с цветком духа не хватило: уж очень он понравился. Оборотень усмехнулся, будто этого и ждал. — Конфеты — в мусорку, открытки — сжечь? — Именно, — ведьма, покачиваясь, опустила ноги на пол. Солнечное сплетение опять заморозили. Не замечая её кислого лица, Рудый вскочил и уже от двери выдал: — Если мои догадки верны, то я знаю, где можно неплохо разжиться провиантом. С секунду ведьма покачивала головой, а потом резко выдернула себя из кровати и побежала вслед за ним: — Ты собираешься копаться в моей мусорке?! Из кухни раздался красноречивый шелест. Ирка рванула туда но, споткнувшись, с тихим воплем стала терять равновесие. Смазанными очертаниями Рудый мигом оказался рядом с ней. В лицо прилетела только-только открытая коробка с конфетами, поплывший шоколад лениво потёк по лицу. Они словно застыли у дверного косяка, Иркины волосы касались пола, оборотень так и остался на выпаде, поддерживая её за затылок и талию. А у него, оказывается, много незаметных шрамов. Глубокий, явно зашивали — от глаза до виска, почти незаметный под подбородком, неровная, свежая царапина между глаз… На змеях всё заживало бесследно. — Ир? — парень с тревогой потряс её окаменевшую тушку. Возвращение в реальность было подобно выходу из тёмного подъезда в солнечный снежный день. Ведьма резко встала, упираясь взглядом в пол. «Надо бы помыть», — отрешённо подумала она. — Я вообще-то приш… — Тебя ген-полк обещал за прошлый раз за причинное место на флагшток повесить, — торопливо перебила его она, чувствуя, что начинает краснеть. На прошлой неделе на неё внезапно нашла тоска, Ирка пластом провалялась в кровати, чувствуя себя пустым местом, листая альбомы, перебирая старые Танькины подарки. Богдан уехал на сходку, бабка — в Зальцбург, для просвещения. Но Рудый, не дозвонившийся до неё, сбежал с дежурства и влез в окно. Хортица была безумно благодарна ему за это, но генерал-полковник не оценил душевного порыва, о чём заявил старший брат Рудого, завалившись прямо сюда. — Так что он тебе впаял? Оборотень нехотя повёл плечами. *** Стойкий запах мочи и курева пропитал каждый сантиметр здесь, но терпкий дух дешёвой краски перебивал половину ароматов правоохранительных мест. На верхней ступеньке стремянки, впрочем, было ещё не так плохо. Размазывая серое липкое пятно по участку стены, Ирка машинально пыталась урвать хоть крупицу грубого смысла ещё не похороненных ругательств. Кто-то у кого-то отсосал, десятки женских имён, уличённых в беспорядочной смене партнёров и даже не множество — масса оскорблений правоохранительных органов. Краска надёжно погребала всё это до появления новых надписей, порождённых отсутствием камер наружного наблюдения. — Ты мне объясни, Ирка, — Рудый с силой вдавливал кисть в стену. — Ты могла бы прекрасно провести этот вечер, со мной — не со мной, не важно… но ты красишь обоссанную стену и молчишь. Так себе день всех влюблённых. Волосы того и глядишь угодят в краску, так что ответила ведьма не сразу: — А «прекрасно» — это как? В слюнях очередного ухажёра? Нахрен надо. — Почему? Делает вид, что не понимает. Впрочем, и она не лучше. Иногда Ирка чувствовала себя конченной тварью тире истеричкой, тире стервой, тире глупым ребёнком, запутавшимся в своих давно ушедших проблемах. — Они меня из себя выводят. Разве непонятно? — А я? Так это мрачно прозвучало, что Ирка торопливо глянула вниз. Рудый не смотрел на неё, он медленно возил кистью по стене, словно мечтая сломать, раскрошить и то, и другое. Вздохнула. Досчитала до десяти про себя: — А ты нет. Парень, видно, поступил точно так же перед тем, как ни в чем не бывало начать: — Тогда, может, погуляем? Нормально, я имею в виду, не в подворотнях и не по отделению. В тот раз Хортица помогала вовкулакам найти маньяка. Ублюдок поступил в больницу в тот же день с жуткими болями и судорогами, и только когда его взяли под стражу, ведьма вынула след из печи. Разговаривать с Рудым было не в пример сложнее. Видят боги, она не хочет его обидеть, да и, честно говоря, происходи всё это года на четыре раньше, они бы уже давно были вместе. Ирка не боялась, нет, но с Айтом были и цветы, и конфеты, и прогулки. А вышло… Следующие десять минут они провели в тишине, и неокрашенного пространства становилось всё меньше и меньше. — Это во мне дело, да? Я отвалю, только скажи. Ещё чего! — Не надо отваливать! — девушка чуть не врезалась в стену, отчаянно балансируя на стремянке. — Вот погасим твоё наказание — и куда хочешь. Оборотень поднял голову, и Ирке вдруг стало неловко. — Точно? Через силу кивнула: — Только закончим. На это понадобился ещё час. Время ползло неумолимо быстро, и вот уже телефон радостно отсвечивает девять, район наполнился пьянеющими голосами. Ведьма спустилась со стремянки и критически уставилась на зловонную полосу на стыке стены и тротуара. — Есть смысл красить низ? Либо вы наконец начнёте карать ссущую здесь пьянь, либо бесполезно изводить краску. Рудый молча присел и провёл кистью по незакрашенному участку. Потом повернулся к ней, с усмешкой спросил: — Ты намеренно делаешь наше общение ещё более отвратительным? — Ага. Может, сам уйдешь искать царевну-лягушку? От одного намёка на давнюю историю оборотня передёрнуло: — Нахрен надо! Говорят, когда человек начинает говорить твоими фразами, он точно твой. Это, кажется, было написано в одной открытке, которую Ирка сожгла в прошлом году. А кому-то, похоже, надоело биться головой об стену, так что путь до балки они проделали в полной тишине. Ирка достала наушники, Рудый выудил плейер. Schwarzer Engel, küss mein heißes Herz  Schwarzer Engel, trink von meinem Schmerz  Schwarzer Engel, es zieht mich hin zu dir  Halb voller Hass, halb voller Gier  Покачиваясь в такт музыке, ведьма краем глаза заметила сосредоточенное лицо оборотня, вслушивающегося в слова песни. — Ты учил немецкий? — Он почти всегда был последним в расписании, да и второй иностранный. Вот и хорошо, а то ещё воспримет песню как знак. Впрочем, почему бы и нет? Schwarzer Engel, wärme mich, mir ist so kalt  Schwarzer Engel, komm zu mir, ich rufe dich  In deinen Schwingen, halt mich fest heut Nacht Du weißt genau, ich kann nicht ohne dich * Конец песни, их остановка. Ирка неловко выбралась из автобуса, чуть не споткнулась о порог, благо, было кому поддержать. Молчание было слишком уж неловким, и оборотень разлепил губы только когда они дошли до калитки: — Спасибо за стену. Ведьма молчала, её пробрала злоба. Ирий остался в прошлом, так почему она сама не может подтянуть себя в настоящее? Не успев подумать, она подняла голову и поцеловала его. Все мысли разом вышибло, остался только скользкий снег под ногами и страх расцепить руки. Мало ли, вдруг она опять станет тем унылым пятном, которым была все эти четыре года? — Эм, — Рудый неловко переступил с ноги на ногу. Явно не ожидал. — Пошли в дом, — как ни в чём не бывало пробормотала Ирка, пытаясь не улыбаться. — Холодильник пуст, но в чёрном чистом мешке ещё остались конфеты.