Мамаша

      Фугаку был более сильным, чем мог казаться на первый взгляд. И дело было не в том, что весь его вид не производил впечатления мягкотелости и слабохарактерности. Если уж на то пошло, то свое прозвище он получил как раз тяжелый, порой убийственный взгляд, который пугал как врагов, так и союзников главы Учиха. Именно глаза главы были отражением той внутренней силы, которой он так гордился, и которую копил и наращивал с фанатичностью еретика. Силой этой были железная воля и неисчерпаемое упорство, с которыми он продолжал жить. Он был осторожен, как полагается настоящему шиноби. Был честен перед собой и перед окружающими — как полагается хорошему человеку. Но, что более важно, он был неистово предан новому укладу — жизни в деревне, на одной территории с кланами, с которыми должен научиться сосуществовать. Итак, Фугаку денно и нощно трудился над тем, чтобы Учиха могли хотя бы просто жить в этой деревне. Не высовываясь, не привлекая ненужного внимания, наравне со всеми — как и должно. Он с гордостью носил звание главы клана и тайчо полиции Конохи — до поры; он умело балансировал на крепко натянутом канате, между нуждами деревни и нуждами собственного клана — до недавнего времени.       Он искренне считал, что держит всё под контролем. Перед его глазами до сих пор возникало перекошенное от ужаса лицо Эдогавы. Все звуки сливались в сплошной монотонный гул.       «Одержимость женщиной сделала тебя дураком» Мужчина прижал пальцы к переносице. Он должен сделать что-нибудь. Что угодно! Ему нужно еще немного времени, чтобы вернуть контроль. Яширо бубнил свой доклад. Завалы поместья потихоньку разгребают. Все свободные мужчины и женщины оказывают посильную помощь; Сарутоби выделил людей. Пять — шесть крепких шиноби, которые помогут избавиться от обугленных досок, остатков крыши и стен. Они вынесут, вычистят всё, суитон смоет остатки пепелища. Ничего не будет напомнить о произошедшем. — И ещё, — Яширо прочистил горло, его голос стал ниже. — Микото-сан оставила прошение. Снова. Фугаку поднял на мужчину такой взгляд, который заставил его резко замолчать и вообще проклясть тот момент, когда заикнулся перед главой о жене. И всё же, переборов робость, шиноби протянул Фугаку туго свернутый свиток. — Уже четвертое, — напомнил он, продолжая держать прошение навесу. — Может, вам стоит хотя бы посмотреть его? — Я прекрасно знаю, чего она хочет, — хмуро ответил Фугаку, проигнорировав жест Яширо. — Отправь его к остальным. — То есть? — все еще мешкая, уточнил Яширо. — Да. В мусорную корзину.       Яширо еще какое-то время держал прошение на весу, надеясь, что глава передумает; скоро сдался и сделал так, как было велено. Очередное письмо Микото-сан отправилось к трем предыдущим. Фугаку вздохнул после того, как Яширо ушел. Стул под ним был ужасно неудобным, кости ныли, ныло в груди. Микото. Микото. Микото. Она не остановится, но дело приняло совершенно другой оборот. Теперь Фугаку желал только одного: чтобы она нашла в себе силы остановиться. Он снова вздохнул. Взгляд мужчины вернулся к бумагам на столе. Последний доклад Като — Орочимару и лаборатории, — вот о чем он должен думать сейчас. Тайные ходы и исчезнувшие дети — это его забота, его обязанность и его долг. — Я хочу его видеть. Почему ты не пускаешь меня к нему? — Глава запретил посещения. Даже если вы, всё еще, считаетесь его женой, я не могу нарушить приказ, Микото-сан, — молоденький парнишка развел руками, безуспешно скрывая ухмылку. — Конечно, вы можете покричать, если хотите. Но, вряд!.. Первым выпадом женщина обхватила и вывернула ублюдку запястье, вторым — схватила за волосы, заставляя запрокинуть голову назад. Говорила медленно и очень-очень зло. — А теперь, яхонтовый мой, ты посидишь тут. Очень тихо. Пока взрослые разговаривают. А если я услышу от тебя хоть один звук, то подвешу прямо перед входом в участок, выпотрошу и вычищу, как свежую рыбу. Ты понял меня? Смысла дожидаться ответа она не видела. Безымянный мальчонка, очередной дальний родственник, тупо хлопал длиннющими ресницами, всё еще находясь в прострации. Ласточкина отпустила его, прошла напрямую в кабинет главы. Фугаку что-то увлеченно изучал в документах. Он был настолько занят ими, что не сразу отреагировал на то, что к нему кто-то зашел. — Яширо, что бы ты не принес, оставь это здесь и уходи. Я займусь этим позже, — сказал он равнодушно, указав пальцами на стеллаж у стены. Сашка нахмурилась. Всё в ней кипело, бурлило и требовало немедленного выплеска. В таком состоянии она была опасна. Опасна для окружающих, более опасна — для самой себя. Неуправляемые эмоции, слишком сильные для постепенного анализа, они были для нее в новинку. Александре не нравилось то, что она испытывает такую всепоглощающую злость, не нравилось то, как эти эмоции могут влиять на нее. И от этого женщина злилась еще сильнее. Было ли это влиянием шарингана или она действительно начала понемногу терять контроль? Ласточкина не знала. — Ты настолько занят, что не мог дать ни одного ответа за два дня? — она постаралась сделать своей голос максимально безучастным, но горящие глаза выдавали гнев женщины. Фугаку остановился. Закрыл папку и убрал ее в стол, прежде чем поднять на женщину взгляд, наполненный вежливой отстраненностью. Он будто бы ждал, когда она придет. Сашка внутренне дрогнула: Фугаку знал, что она придет. — Как видишь. Если ты пришла просить за Сузуму, то мой ответ — нет. Он не просто нарушил закон. Его преступление должно караться смертью. Так что, можешь считать, что ему повезло. — Его посадили ни за что. Это по-твоему «повезло»? — она сделала шаг к столу. — Анбу пришли в наш дом. Схватили члена клана. И оттащили за решетку, как какую-то уличную девку. И это ты называешь «повезло»? Это позор! — Замолчи! — прикрикнул Фугаку и как следует ударил ладонью по столу. — Я запрещаю тебе вмешиваться в это дело! Я запрещаю тебе пытаться помочь Сузуму! Я запрещаю тебе появляться в участке и собирать членов клана в поместье! Мужчина поднялся со стула так резко, что тот покачнулся на ножках. Сашка не отшатнулась. Она была готова принять удар и отразить его; была готова защищаться, обвинять и парировать. Она чувствовала себя настолько переполненной гневом, что могла без всяких угрызений совести разнести это здание и пару прилегающих к нему. — Ты видел след на шее. Ты знаешь, что произошло. — Не понимаю, о чем ты. — Прекрасно ты все понимаешь. Я докопаюсь до правды. Или найду паршивую овцу. И не дай бог тебе встать у меня на пути. Так она сказала. И только огромное самообладание помогло Александре не хлопнуть дверью напоследок, а уйти чинно, под настороженные взгляды тех, кого она должна считать частью своей большой и дружной семьи. Одно она знала наверняка: если даже Фугаку и не замешан в поджоге, он явно заинтересован в том, чтобы Сузуму больше не увидел родных стен. *** На улочку в самом потаенном уголке квартала упали длинные тени. Грязь и копоть лежали на снегу, делая его серым; на толстый слой наста опустились двое. — Принесла? — спросил первый, оставаясь в тени. Его лицо скрывал капюшон, но даже под плащом фигура молодого шиноби производила впечатление мощной силы. Женщина перед ним нерешительно отвела взгляд. — Нет. Сначала я хочу убедится, что он попадет в надежные руки. — Надежнее моих ты не найдешь, — проявляя недюжинное терпение ответил мужчина, не шелохнувшись со своего места. Из-под плаща показалась его рука. — Давай то, что обещала. Но женщина только упрямо покачала головой. Она сделала это резко — и несколько прядей упало на её лицо. — Я обещала не тебе. Я думала, ты приведешь Микото сюда. Всё было подготовлено заранее. Я думала… — женщина осеклась, вовремя прикусив язык, заговорила медленно, с деланным спокойствием. — Я не могу снова позволить себе обмануться. Шиноби в плаще ринулся вперед, раскинув в стороны руки так, словно вот-вот поймает женщину в охапку. Но та изловчилась вывернуться. Грациозно и стремительно, как сорвавшаяся с тетивы стрела. Она обогнула его по боку, проскользнула под рукой. А когда он обернулся, её и след простыл. Шиноби нахмурился. Ничего, далеко не убежит — он знает, где она спит. *** Обыск домов старейшин не дал ничего, кроме того, что Ласточкина уже знала. Кто-то очень осторожный и хитрый выманил стариков из дома, а потом прикончил. А все следы преступления уничтожил пожар. — Похороны состоятся сегодня. Фугаку-сама отдал последние распоряжения. Старейшин захоронят, как подобает, но гробы будут закрыты. Церемония исключительно для членов клана. — Кто проводил вскрытие? — Его не было, доно. Из уважения к статусу старейшин, глава запретил вскрытие. Ласточкина нервно усмехнулась. Конечно он запретил! Она стояла над столом, нависнув над исписанными листами, в которых в мельчайших подробностях зафиксировала всё произошедшее в ночь пожара. Шаг за шагом. Исчезновение Сузуму. Собрание. Пожар. Смерти. Появление анбу и Хьюга. Фугаку. Женщина нутром чувствовала, что не видит чего-то очень важного! Аяками, заглянул женщине через плечо, со сдержанным любопытством изучая содержимое бумаг. — Доно! — дверь в кабинет распахнулась в проеме показалась взъерошенная шевелюра Сунако. — Я нашла! Вы не поверите! Ха! — Что? Что там ты нашла? Показывай. Александра встрепенулась, уставившись на женщину горящим взглядом. Наконец-то хорошие новости! Сунако оказалась одной из тех, кого Ласточкиной пришлось использовать для осуществления своего замысла. И она не прогадала: получив первое задание от своей доно, Шихо еще сомневалась, но вспомнив терпкий привкус опасности, без раздумий бросилась в самую гущу противостояния. Угроза разоблачения, тюрьмы, а возможно и смерти, только сильнее распаляли женщину. К тому же, у нее была самая лучшая мотивация. Ведь, если Александра получит свое, Сунако воздастся сторицей. — Записки. Их всего две, но, вот глянь, — она вытащила на стол два смятых, обугленных клочка бумаги, на одном из них текст был почти уничтожен, но что-то еще можно было прочесть. — С виду ничего необычного, но посмотри, здесь и здесь, — она по очереди ткнула пальцем в записки. — Это можно увидеть только через призму шарингана, используя технику копирования. Если попытаешься копировать их, то обнаружишь, что нажим пера был одинаковым в обоих случаях. Эти записки писал один и тот же человек. Сашка прищурилась, отбарабанила ногтем незамысловатый мотив. — Мы принесем их главе и тогда он убедится, что это был не просто поджег. Тогда он инициирует расследование и мы докажем, что Сузуму не виноват! — Фугаку знает. — Что? Шихо удивленно уставилась на Александру, та, в свою очередь кивнула Аяками, тем самым разрешая парню посвятить Сунако в реальное положение дел. — Фугаку-сама знает, что старейшин убили. Микото-доно обнаружила след от удавки на шее старейшины Эдогавы. Глава так же его видел. Так что, нет сомнений, он знает, что произошло на самом деле и использует это в своих интересах. Какое-то время Шихо молчала. В этом молчании она напряженно обдумывала то, что только что услышала. В ее взгляде все еще скользило смутное недоверие. — Я знаю Фугаку. Он бы никогда не оставил клан в таком бедственном положении. И уж точно не бросил бы Сузуму гнить в тюрьме без веской причины, — она всплеснула руками. — Вы же не серьезно. Это же Фугаку! Он же убьет за интересы Учиха! — Именно. Александра кивнула. Слова Шихо тронули что-то внутри неё и едва тлеющая злоба вновь вспыхнула внутри женщины, словно миазмы, просачивающиеся из гнилостной земли. Она вцепилась в стол с такой силой, что костяшки её пальцев побелели. Хрустнула деревянная доска столешницы. — Проблема в том, — обратилась она к Шихо, заставляя себя говорить медленно, — что ты, я, Сузуму и всё, что не вписывается в его картину мира — не входит в интересы Учиха. *** Александра припала спиной к стене высокого здания и аккуратно выглянула, внимательно изучая возвышающееся перед ней здание джохобу. Пять маленьких окошек, пересменка каждые два часа, забор в два метра по периметру. Совсем не похоже на штаб ожидания джонинов, в который вообще могли заходить все, кому не лень. Если проберется туда — можно сказать, что ей повезло, если выберется — будет считать эту ночь своим днем рождения. Третьим. Это было второе место, которое Александра посетила за сегодняшний день. Первым был морг, из которого уже унесли тела старейшин. Ласточкина наведалась туда, чтобы проверить догадку о сокрытии улик. Естественно, пришлось потрудиться, чтобы достать протокол не-вскрытия, зато теперь она точно знала, что было записано в официальном свидетельстве о смерти. Смерть от отравления угарным газом. Ну конечно. Александра не сомневалась, что кто-то из правления помог Фугаку всё это провернуть. Это мог быть даже Хокаге, с его маниакальным желанием сохранить баланс сил в деревне. Возможно, это был Данзо, правда, пойди пойми, зачем ему идти на такое преступление. Она должна была увидеть всё своими глазами. А в Конохе есть только одно место, куда могли отнести все улики по делу. Отдел расследований. Джохобу. — Простудитесь. Сашка медленно подняла голову вверх. Добрый взгляд единственно-видимого глаза был направлен прямо на нее. Тонкая фигурка Какаши едва виднелась среди плотной завесы переплетающихся ветвей. Ласточкина смотрела на Хатаке, Хатаке смотрел на Ласточкину. — Кто меня сдал? — после некоторого молчания, спросила Александра, удивившись и совершенно не-удивившись одновременно. Кажется, встревать в неприятности стало её личной черной меткой. Какаши бесшумно спрыгнул на землю и перевалился с пятки на мысок, небрежно засунул руки в карманы. Его взгляд был направлен на джохобу. — Никто. Считайте это интуицией. — А-а-а, — неопределенно протянула Сашка, привстав на локтях. — Долго ждал? — Сутки с небольшим. — И что делал? — Читал, — мальчик пожал плечами. Помолчали. В двух из пяти видимых окон джохобу погас свет. Сашка внутренне напряглась. Она должна была попасть в архив раньше новой пересменки. — Даже если вы попадете в джохобу, вам не выйти оттуда. Здание — ширма, всё самое ценное хранится глубоко под землей. — Архив? — спросила Ласточкина и Какаши кивнул. — Мне нужно попасть туда. В архиве должны быть все материалы по пожару. — Бесполезно, — мальчик вздохнул. — Попасть в джохобу можно, а вот выйти из него самостоятельно… Здание защищено. Только те, кто работают там могут свободно ориентироваться в лабиринте. Для пропуска на каждый уровень нужно разрешение с печатью. — Они там Кьюби что ли держат? — цыкнула Сашка, до которой начала постепенно обрисовываться вся бесперспективность ситуации. — Нет. Врагов деревни. — И Сузуму там же. Ласточкина потерла пальцами морщинку между бровей словно её голову пронзила острая боль. Какой кошмар. Она никогда не оказывалась в таком ужасном положении! Поступиться принципами и дать Сузуму сгнить в застенках, признать свое поражение и сдаться или — продолжать в прямом смысле шмякаться всей тушей о защищенное стекло. Какаши был прав, без плана, хорошего, надежного плана, ей не попасть в джохобу. А без этой информации она будет ещё долго шариться по кварталу, как потерянный котенок. — Я должна выяснить, почему Сузуму задержали, — продолжила она свою мысль вслух, взгляд женщины метался от окна к окну, от ворот к дверям, по крышам и решеткам. — Как угодно, но… — Возможно, я смогу помочь, — предложил Хатаке, заглядывая женщине через плечо. — И вам не придется идти на такой риск. — Что взамен? — женщина прищурилась, наконец обратив всё свое внимание на мальчика джонина. — И какая гарантия, что ты говоришь правду? — Взамен, — он произнес это слово медленно, растягивая, будто бы обдумывал вопрос Александры. — Я думаю, что тоже хочу знать, что там на самом деле произошло. Ласточкина призадумалась, как следуя взвешивая предложения джонина. Она открыто изучала мальца, которого в трудную минуту словно сама судьба ей подсунула. Слишком заманчиво, чтобы оказаться правдой. Она цыкнула, сложила руки на груди. — Не пойми меня неправильно, Какаши. Я не из тех, кто долго смотрит в зубы дареному коню. Но я никак в толк не возьму: тебе это всё на кой сдалось? — Давайте считать, что у меня есть личный мотив, — он попытался уклониться от ответа. — Человеку не всегда нужны какие-то особенные причины, чтобы хотеть помочь другому. Иногда мы просто делаем то, что считаем правильным. Даже если для этого нам приходится нарушать правила. Мальчик произнес это как нечто само собой разумеющеюся, но что-то в нем неуловимо изменилось. Какаши словно вытянулся, выросла тень, окружающая его со всех сторон. Гнетущая атмосфера придавила Александру; с этими словами Какаши словно бы повзрослел, проступила сквозь маску его суть. Он был похож на глубоко изувеченного и уставшего мужчину, а не на мальчика подростка. Это заставило Александру поверить. Это, и что-то ещё, что она поняла, но не захотела произносить вслух. — Ха-а. Выбор у меня всё равно невелик, — она протянула руку и крепко сжала плечо Хатаке. — Я поверю тебе. И приму любую помощь, которую ты можешь предложить. Окаменевшие мышцы под ее пальцами постепенно расслаблялись. Тяжелая атмосфера отступала. — Сузуму схватили, потому что член Не доложил, что видел его, покидающим особняк незадолго до пожара. — Не? — неподдельно удивилась Сашка. — Ты уверен? Какаши кивнул. — И не было никаких предпосылок? Никто не проводил расследование? Шиноби Не просто ткнул пальцем и ему все поверили на слово? — Не практически не вмешиваются в дела деревни напрямую. Если кто-то из Не решает свидетельствовать, значит дело серьезное. — Тц. — Александра впилась клыком в кончик языка. Она выстраивала факты, думая, что теперь способна увидеть целую картинку происходящего. Кто-то из Не видел, как Сузуму покидал особняк — но сам парень утверждал, что он следил за Фугаку. А это значит что, либо врут Не, либо Фугаку был в особняке незадолго до пожара. Однако, отрицать вероятность того, что врет сам Сузуму, она так же не стала. И всё же… Не? Значит, Данзо решил свести старые счеты. — Это нехорошо, — проговорила она, чувствуя, что находится в полушаге от того, чтобы отчаяться. Ни у кого в деревне нет настолько большого влияния, чтобы противостоять Не, которые заручились поддержкой Хокаге. — Что вы будете делать теперь? — Какаши с тревогой посмотрел на женщину. — Пока не знаю, — деланно беззаботно отозвалась Сашка, улыбнувшись мальчишке. — Но я обязательно что-нибудь придумаю. Когда она вернулась домой, дети уже спали. Саске бил во сне ножками своего обожаемого плюшевого динозавра и тихо лепетал что-то, уткнувшись носом в подушку. Итачи, в своей комнате, лежал на спине, раскинув в стороны руки и ноги. Его безмятежное лицо не выражало ничего, кроме умиротворения. Ласточкина поочередно зашла к обоим, поцеловала сыновей в чернявые волосы. Прикрыла одеялом их босые ноги… …Появление Аяками на пороге ее дома было неожиданным. Парень влез через окно, неслышимый и незаметный. Он застал Александру в кабинете мужа — женщина сидела на полу, в окружении вороха мелких исписанных листков. Его появлению доно совсем не удивилась. — Микото-доно, у нас проблемы. Хазуки пропала. Изуми тоже нигде нет. — Что значит «пропала»? Никто не испаряется из деревни просто так. Ты уверен, что она.? Ласточкина уставилась на парня, в ожидании немедленного ответа. Внутри нее ничего не дрогнуло, только волна удушающего раздражения накрыла с головой. Как же она ненавидела плохие новости! Вдруг, запоздалая мысль пришла ей в голову и женщина тут же озвучила её. — Как ты вообще узнал, что она пропала? Аяками отвел взгляд. Посмотрел на клочки бумаг, на острые коленки доно, обтянутые плотной тканью широких штанов, на угол массивного стола. Он не хотел говорить, что действовал за её спиной, не хотел давать ей даже намека подозревать его в чем-то, чего он конечно не совершал. Но и обманывать женщину он не хотел. Так случилось, что в этом клане она оказалась единственной, кто не смотрел на Аяками свысока. — Были причины, — ответил он наконец, чувствуя, как пересохло в горле. — Хазуки хотела встретиться с вами. Она хотела, чтобы я привел вас к ней. Она хотела передать вам что-то. — Какого черта я узнаю об этом только сейчас? — холодно поинтересовалась Александра. — Я не был уверен, что это безопасно. Хотел сначала проверить сам. — Проверил? — отчеканила Ласточкина, пронзая яростным взглядом шиноби. Ей даже не пришлось повышать голоса, чтобы Аяками почувствовал, какую бурю поднял своим поступком. Шиноби молча качнул головой, смотря на женщину исподлобья. — Я исправлю свою ошибку. Я найду её. Найду и приведу к вам. Чего бы это не стоило. — Нет. Ты выяснишь, где она спряталась и доложишь мне. Ты сделаешь всё так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала. Молись, чтобы она была жива. Аяками угрюмо кивнул. Ласточкина проводила его спину взглядом, после чего взяла очередной листок и размашисто написала: «Хазуки». Она положила его к остальным, к именам и датам. Данзо. Совет. Сузуму. Хатаке — имен было много, но только одно она выделила, обведя несколько раз. «Фугаку» А утром в квартале Учиха стало на два трупа больше. *** Среди шиноби смерть не была чем-то необычным. Она плотно сплеталась с самой жизнью, с самого детства прикормленная и принятая каждым жителем деревни. Однако, в этот раз всё было иначе. У ног Александры лежало два остывших тела. Одним из них был Мэса, который всё-таки нашел свою смерть в стенах родного квартала. Вторым же оказался Текка. В его остекленевших глазах отражалось хмурое небо. — Мы насчитали не меньше пяти колотых на шее Мэсы. Судя по всему, удары нанесли сверху вниз, — сухо доложил мальчишка Инари, стоявший в полушаге от Александры. Аяками и Като сдерживали наплыв охочих до ужасного зрелища соклановцев. — Что с Теккой? — спросила она у парня, облизывая безразличным взглядом тела. Голова парня была расколота и часть её лежала в стороне, как и часть мозга. Видимо, Мэса нанес решающий удар тем самым мечом, что валялся аккурат под ним. — Сами видите, — равнодушно пожал плечами Инари. — Как только он смог в таком состоянии продолжать бороться? — Шок? — предположила женщина, краем глаза наблюдая за тем, как сквозь толпу просачивается Фугаку и несколько людей с носилками. — Сколько нужно времени, чтобы запрыгнуть на Мэсу и нанести ему пять ударов? Думаю, Текка хотел во что бы то не стало забрать его с собой. Повисла пауза. Ласточкина отступила на пару шагов назад, чтобы нужные люди сделали всю необходимую работу. Она чутко чувствовала на себе чей-то испепеляющий взгляд, но никак не могла найти его в толпе. А потом поняла — их просто было слишком много, так много, что, если бы взгляды Учиха могли действительно жечь, она бы уже сгорела дотла. — Пойдём отсюда, — приказала она Инари, который временно замещал для нее Аяками. — Мы узнали всё, что хотели. Инари шагнул первым. В этот момент из толпы вскочил длинный жилистый мужчина. Его лицо было перекошено от невыразимой никакими словами ярости. Всё произошло так быстро, что ни Инари, ни стоящий чуть поодаль Фугаку, ни Като, который в этот момент ринулся к этому мужчине, не смогли его остановить. Как ни странно, Ласточкина не почувствовала боли. Она только опустила взгляд и увидела, что из её живота торчит кунай. Увидела, как стремительно образуется ярко-красное пятно на её хаори. Она поняла, что прижимает руку к ране; что кто-то держит её на руках. «За моего сына. За Текку! Больше ты никому не навредишь» Кто-то кричит. В остекленевших глаза Текки все ещё отражалось хмурое небо. А потом зрение её погасло. *** Мало что в жизни Александры могло по-настоящему застать её врасплох. Она всегда гордилась своим умением распознавать угрозу там, где её не видели другие, и предпринимать всё необходимое, чтобы этих угроз избежать. Однако, она никогда не предполагала, что настоящие опасности будут подстерегать в собственном доме. Говорят, мы допускаем возможным только те поступки, которые могли бы совершить сами. Так вот, Александра никогда не думала о том, чтобы покушаться на жизнь «своих». Если бы она только могла обернуть всё вспять, то точно бы предусмотрела эту возможность. Тогда бы она точно не лежала сейчас в глубоком сне с ювелирно заштопанном брюхом. Итак, Александра пребывала во сне. Это точно был сон — она не могла перепутать, потому что уже умирала, и это ощущение абсолютного ни-че-го совершенно не было похоже на её предыдущее посмертие. Иногда ей казалось, что она вот-вот проснется. Сквозь это странное, довольно смутное ощущение контроля, она слышала эхо голосов. Кто-то звал её по чужому имени. Кто-то ругался над ней. Обрывки слов достигали её с трудом, удалялись, а потом и вовсе стихали. Среди этой какофонии слезных воззваний, криков и исступленного шепота она отчетливо слышала только одно: «Мама, проснись» Александра с трудом разлепила глаза. Обшарила взглядом полумрак комнаты: каждый угол, пол, потолок, плотно занавешенное окно. И, убедившись, что находится в своей старой спальне, а ныне комнате Фугаку, поспешно села на футоне. Живот тут же пронзила боль. А с болью вернулись воспоминания о произошедшем. Двойное убийство, покушение. Женщина застонала, схватившись за голову, глаза её увлажнились, потому что пришло осознание. Смерть! Она едва не умерла, потому что решила, что в пределах квартала никто не посмеет броситься на нее с мечом. Никто не посмеет броситься на нее с мечом посреди бела дня, при целой толпе свидетелей. Женщина немедленно встала, боль еще пульсировала, поэтому она схватилась за края рубаки и задрала ее вверх, чтобы осмотреть рану. Бинты и пластыри, едкий запах какой-то мази, от которой кожа вокруг невыносимо чесалась. Неважно. Сейчас это было неважно настолько, насколько вообще могло бы быть. Ласточкина отпустила полы рубахи и решительно поднялась с футона. Сильнейший спазм сковал все её тело, ноги подкосились и она упала. Тело не слушалось, и никакое усилие воли не могло заставить его функционировать так, как Александра желала. — Работай, чтоб тебя, мешок с костями! — в сердцах выпалила она, подтягиваясь на локтях. Дотянулась до двери, сил хватило ровно на то, чтобы приоткрыть её. Слабый свет ослепил её, вдалеке она услышала знакомые голоса. — Самым лучшим будет забрать доно и наследников. Мы можем укрыться в Сора-ку на какое-то время, — она узнала голос, это был Аяками. — Нас объявят отступниками и будут гнать, как подстреленных собак до тех пор, пока не перебьют. Ты этого хочешь? Инари? — вторым, несомненно, был Яширо. Ласточкина нахмурилась. Что он-то тут забыл? — Нет. Фугаку-сама не позволит. Пока есть возможность договориться, мы должны пробовать. Наследников двое. Почему не может быть две ветви? — снова заговорил Аяками. — Как у Хьюга? Позволишь заклеймить себя? — А вот этот голос точно принадлежал Инари. — Я просто хочу сказать, что не обязательно всё решать насилием. Сашка выдохнула. Попробовала ещё раз подтянуться, но тело совершенно отказывалось подчиняться простым командам. Кажется, она исчерпала себя. Женщина прижалась лбом к татами, собрала последние силы и со всей дури ударила кулаком о дверь. Голоса стихли, она услышала чьи-то шаги… — Доно! Доно очнулась! — закричала тень так громко, что в голове Александры зазвенело. Тут же раздался топот, смешанный гул голосов. Они так сильно били по чувствительному слуху, что Сашка десять раз пожалела, что забарахлило ее тело, а не слух. Аяками, а неизвестным оказался именно он, — подхватил женщину на руки и снова уложил на футон. Его серое лицо выглядело таким счастливым, что Сашка почти передумала злиться. Комнату заполнили люди — Шихо, Якуми, Инари и, как ни странно, Яширо. Они окружили футон, сев полукругом, галдели, как стая ворон. В этом дребезжащем шуме Александра с трудом могла различить отдельные слова. А потом она увидела огромные глаза сыновей — мальчики мялись в дверях, не смея заглянуть. Сашка подняла вверх руку, призывая всех к тишине, затем медленно, словно управляя кистью частично, развернула ладонь внутренней стороной к потолку и несколько раз слабо дернула пальцами, смотря прямо на сыновей. Ничто больше ее в этот момент не волновало. — Мама! Мама! Мамочка! — тут же влетел в спальню Саске, каким-то невероятным образом просочившись между Шихо и Инари, и рухнул Ласточкиной на грудь. От слез нос мальчика опух, его маленькие пальчики сжимали ткань ее сорочки. Он что-то говорил, но из-за постоянного шмыганья никто не мог разобрать ни слова. Сашка обхватила младшего за талию и как можно крепче прижала к себе, Итачи стоял перед ней с поникшей головой. — Сядь, — попросила она, кивая. — Ты в порядке? Итачи молча кивнул, Саске продолжал заливать грудь Ласточкиной слезами. В этот момент женщина почувствовала, что всё хорошо. Всё на самом деле хорошо, потому что она жива, ее мальчики живы и здоровы, а с остальным она разберется. «Ох уж я разберусь» — мстительно подытожила она в мыслях, не сводя взгляда с личика своего старшего сына. Его воспаленные глаза были влажными от слез. Через некоторое время тишины и тихих всхлипываний Саске, после того, Александра попросила раздвинуть занавески в спальне и впустить свет, приоткрыть окно. Шихо тут же метнулась и выполнила просьбу, солнечный свет залил спаленку, а приоткрытое окно впустило зимнюю свежесть. И всё же, непривычная тишина заставила Александру насторожиться, словно, пока женщина спала, кто-то прошелся по земле метелкой и смел всех Учиха разом. — Три вопроса. Как долго я была отключке? Что произошло, пока я была в отключке? И почему, черт возьми, я чувствую себя так, словно меня отключили от питания? Она снова окинула взглядом непривычно мрачные лица шиноби. Шихо сидела на татами, поджав под себя ноги, и смотрела куда угодно, только не на Александру. Яширо прожигал взглядом Инари, который, в свою очередь, держал пальцы на ремне с оружием. Якуми же сидел практически между ними, напряженный, как струна. Нехорошее чувство кольнуло под ребром. — Доклад. Немедленно, — поняв, что просьбами она ничего не добьется, приказала Александра. — В клане жопа, — буркнула Шихо, пронзая Яширо острым взглядом. — После того, как на тебя напали, началась свара. Рейка, Танджиро, Сабуро, Итоми мертвы. Като почти мертв, никто не знает, доживет ли до завтра. Хазуки со своей полукровкой как сквозь землю провалились. — Квартал вторые сутки в оцеплении анбу. Все задействованные на миссиях Учиха были отозваны, — мрачно добавил Яширо. — Фугаку-сама пытается урегулировать вопрос. Хотя, после того, что вы натворили, я сомневаюсь, что всё удастся решить миром. — После того, что она сделала? — холодный голос Аяками раздался от дверей. Парень вернулся и теперь стоял, привалившись к дверному косяку. — Тебе напомнить, кто нанес первый удар? — Вот именно, — поддакнул Инари. — Доно чуть не умерла! Как ты вообще смеешь свой рот открывать, старик?! — Она не моя доно, — отсек Яширо, смерив его взглядом. — Я не люблю проливать кровь, парень, но для тебя сделаю исключение. В следующий раз, когда ты решишь открыть свой рот, я усеку тебе язык. — Может попробуешь прямо сейчас? — Инари подскочил со своего места, схватился за кунай. Ласточкина почувствовала, как Саске у нее под боком задрожал. — Отставить, — рявкнула она, бросив мимолетный взгляд на сына. — Инари, шаг назад и убрал оружие. Сядь. Парень скривил губы в гримасе отвращения и отступил. Яширо наградил его надменным взглядом. Александра села удобнее и погладила младшего сына по голове, желая унять его тревогу. Она продолжала изредка поглядывать на Итачи, который за это время не проронил ни звука. Позже они обязательно обо всем поговорят, а сейчас нужно решить дела насущные. Она посмотрела на Аяками. — Что с Хазуки? — Я обыскал квартал и приставил людей к её дому. Точно так же, я проверил все места, где она обычно бывает. Ничего. — Люди не исчезают просто так. — Если не сбегают, — влез в разговор Инари. — Ты представляешь, как тяжело сбежать из скрытой деревни с ребенком на руках? — раздраженно спросила Александра. — Если бы была хоть одна возможность провернуть всё незаметно, то я бы о ней знала. — Я продолжу поиски. — Можешь поискать в канавах, — Шихо дернула плечом, поймав на себе осуждающие взгляды Инари и Яширо. — Ну что? Если человек пропал, то его ищут либо в канаве, либо в Нака. — Ты думаешь, что их?.. — Если бы мне нужно было избавиться от тела, я бы его утопила, — хмыкнула женщина, сложив руки на груди. — Это же элементарно. Ласточкина прищурилась, мысленно примеряясь, сколько бы тогда ей пришлось тащить того Не от леса до реки. Подумала и решила, что проще было сжечь. — Тогда, — обратилась она уже к Аяками, — не теряй времени. Нам нужно найти Хазуки и Изуми. Якуми, помоги ему. Раз уже все в курсе, — она мысленно махнула рукой. Якуми коротко поклонился и немедленно встал на ноги. Шиноби прошел к двери и, обменявшись с Аяками оценивающим взглядом, вышел из спальни. Рядом с Александрой остались только Инари, Шихо и Яширо. — А теперь, когда мы разобрались с дерьмовыми новостями, что с моим телом? — спросила Александра, чувствуя необычайную тяжесть в ногах и руках. Она то уходила, то снова наливалась в конечностях, отчего пальцы сводила легкая судорога. Любая попытка напрячь конечности сильнее приводила к тому, что они попросту немели. — Меридиональная система повреждена, — ответила Шихо после некоторого молчания. — Я не знаю, как он провернул это, но ты чуть не умерла не из-за ранения, а из-за того, что в твоем теле нарушилась нормальная циркуляция чакры. «Какие же в Учиха всё-таки хорошие шиноби. Просто горжусь нами. Так подгадить ещё суметь надо» — Риски, последствия? — Александра нахмурилась, перспектива навсегда лишиться бонуса в виде шарингана и умения бегать по стенам ей очень не понравилась. — Система восстановится, но я не знаю, сколько времени это займет, — Шихо пожала плечами. В этот момент Яширо громко хмыкнул и демонстративно вышел из комнаты. Инари подорвался с места и последовал за ним. Ласточкина вскинула брови. — Какого черта он вообще здесь делает? — спросила она, Шихо стрельнула взглядом в Итачи. — В общем, когда всё это произошло… Фугаку-сама приставил сюда Яширо, а сам послал за Хьюга. Хизаши. — Не поняла, — соврала она, потому что поняла всё и сразу. Хьюга были мастерами и в совершенстве овладели кейракукей, только вот она в толк не могла взять, на кой черт это всё Фугаку упало. Так унижаться… испугался что ли? — Хизаши тут больше трех часов провел. Запретил нам входить под страхом смерти, — усмехнулась Шихо. — Твоей. — Понятно, — проговорила Ласточкина и откинула голову на подушки. — Шихо, ты можешь привести семью сюда на время. В особняке достаточно комнат, если тебе будет нужно… — Нет. Спасибо, и я очень признательна, но Шиноиши не пойдет это на пользу. Я вернусь домой, там я нужнее. Да и неправильно оставлять все на Шисуи. Он сильный, но… — она вздохнула, мазнула взглядом по хмурому лицу Итачи. — Сама понимаешь. — Да, — кивнула Александра. Шихо поднялась, коротко поклонилась женщине на прощание, и тихо покинула спальню, сказав, что «доно может рассчитывать на неё в любое время». Когда дверь закрылась, а в наполненной светом спальне вновь стало так тихо, что сопение Саске стало единственным, что нарушало зыбкий покой комнаты, Александра обратила всё свое внимание на Итачи. — Я рада, что с тобой всё в порядке, — сказала она первое, что пришло в голову. Мальчик медленно кивнул. Он сидел на татами, в полуметре от материнской постели, и был настолько неподвижен, что действительно напоминал куклу с молочно-белым фарфором кожи и глазами такими черными, как два наполированных камня. — Итачи, посмотри на меня, — попросила Александра, чувствуя, что каждое слово дается ей с трудом; каждая попытка выразить словами эту смесь эмоций и ощущений, которые топили ее прямо сейчас. Она была счастлива, что наконец-то может обнять мальчиков; её душил стыд за то, что позволила собственной вражде с Фугаку затронуть сыновей; она гордилась Итачи, потому что он сумел проявить несвойственную детям выдержку; она не хотела, чтобы он вообще её проявлял. — Про…ти… — прошептал Итачи, не поднимая головы. Слова едва сорвались с его губ, но он повторил их, громче. — Прости меня. Прости, я должен был… Ласточкина поджала губы. Собственный ребенок был готов разрыдаться прямо перед ней, а она ничего не могла с этим поделать. Что ей нужно сделать сейчас? Обнять его? Отшутиться? Сказать, что он ни в чем не виноват? Зачем говорить то, что было очевидно. Она попыталась вспомнить собственное детство, но не могла припомнить ничего, что могло бы помочь ей справиться с этой проблемой. У Ласточкиных не было принято сюсюкать плачущих детей. — Я не смог тебя защитить. Я должен был стараться больше. Я должен стать еще сильнее. Прости. Ты была права. Я всё еще недостаточно… Прости. Мальчик глубоко втянул носом воздух. Сашка знала этот звук — так она делала в собственном детстве, когда пыталась справится с рыданиями, сдававшими грудь. Смотреть на мучения сына стало невыносимо. Сердце внутри нее разрывалось на части. Александра отвернулась от Итачи, опустила взгляд на замершего Саске. Он лежал, крепко закрыв глаза, плохо притворяясь спящим. Женщина смотрела на него, но видела перед собой только изрешеченные пулевыми отверстиями стены и горящие здания; обожжённые и изувеченные от взрывов мертвые тела. В каждом мертвеце ей виделись смутные очертания лиц собственных детей. Какими словами она должна сейчас описать этот страх? — Итачи, ку… — Сашка запнулась. Обернулась к сыну и протянула вперед руку, приглашая в объятия. — Обними маму? Она почувствовала жар его тепла под боком, коснулась губами вихр волос на макушке. В объятиях матери Итачи был напряжен, как струна. — Ты никому ничего не должен, понял меня? — шепнула она, поглаживая сына по спине. — Но ты сказала! — запротестовал он, подняв на женщину влажный взгляд. Сашка покачала головой. — Ты была права… ты во всем была права… Я должен был слушаться тебя. Я должен был… Сашка прижала сына к себе так крепко, что руку свела судорога. Она снова онемела, повиснув как часть тряпичной куклы. Мальчик немедленно отстранился, втянув голову в плечи, что повергло Александру в состояние, на грани шока и полного непонимания. Это она так запугала собственного сына? — Итачи, ты боишься меня? — спросила она, уставившись на мальчика. Он молча мотнул головой. — Ты боишься, что я буду сердиться на тебя? — Нет, — проговорил он тихо, смотря на мать исподлобья. — Ты любишь меня. Я знаю, что ты любишь меня и делаешь все для меня и для Саске. — Ха-а… Саске под ее рукой замер. Малец украдкой поглядывал на мать, продолжая делать вид, что спит. Итачи же сидел напротив, на почтительном расстоянии, и весь его вид говорил о том, что он готов принять и выслушать всё, что скажет ему мать. Мать, которая заставила собственного сына следить за тем, что он говорит и что делает. Всегда. Она словно бы увидела всё происходящее со стороны. Как будто кто-то стянул шоры с ее глаз, позволив посмотреть на сына чистым взглядом. И на себя. Ей не нравилось то, что она видела. — Да, я люблю вас. И сделаю для вас всё, — медленно, словно пробуя фразу на вкус, повторила она слова сына. Слова, которые произносила так часто, что их смысл замылился. — Я правда… готова сделать для вас. Всё. Она замолчала. Посмотрела на младшего сына, на окно, на занавески, стену напротив. В голове звенело осознание еще не сформировавшейся мысли. Оно плавало на поверхности, но никак не хотело обретать форму. Вспомнилась их с Фугаку ссора — почти забытая причина конфликта; хлопнувшая дверь, каждый вечер, день и ночь, в которые она оставляла своих детей, чтобы интриговать и делать вещи, совершенно ей не свойственные. Каждое это воспоминание, как маленький кирпичик. — Мальчики, я… Громко хлопнула входная дверь. Голос Яширо пронесся по коридору, оповещая всех обитателей особняка, что глава вернулся. Ласточкина подобралась. Твердая поступь раздавалась всё ближе, очень скоро Фугаку переступил порог собственной спальни. — Папа! Саске подскочил с футона, в миг перелетел через мать и буквально повис на отце. Фугаку бегло улыбнулся младшему, взъерошив волосы у него на макушке, кивнул Итачи в знак приветствия. — Всё хорошо? — спросил он у всех сразу. — Хорошо. Мама скоро пойдет на поправку, потому что этот Хьюга выгнал всех и всё сделал, — довольно проговорил Саске, не понимая своим детским умишком, как режет по живому. Фугаку хватило выдержки, чтобы ничем не показать, как сильно его раздражает упоминание «этого человека» в собственном доме, от собственного сына. — Мама идет на поправку, — подтвердил Итачи. — Думаю, ей нужен покой. Саске, пойдем. — Но я хочу посидеть еще немного, — запротестовал он, вцепившись пальчиками в штанину отца. — Саске, не спорь с братом, — вмешалась в разговор Александра, после чего добавила значительно мягче: — Можем сегодня поспать вместе. Сказки почитаем. Как тебе? — И про шиноби, который смог? — И даже про него, — улыбнулась она, подмигнув. Саске, как по мановению волшебной палочки, отлип от отца и без всяких разговоров вышел из спальни, напоследок, предупредив, что «обещание он запомнил». Ласточкина хмыкнула беззлобно — так манипулировать родителями еще уметь надо. Она проводила Итачи задумчивым взглядом, а когда дверь за ним закрылась, вернула всё свое внимание мужу. Фугаку стоял у двери, привалившись к ней плечом, и буквально сканировал фигуру жены долгим, тяжёлым взглядом. Атмосфера вновь стала максимально нервной. — Так и будем пилить друг друга взглядами? — Сашка сложила руки на груди, дернула мизинцем, продолжая неосознанно проверять, насколько сильно повреждено её тело. — Зачем ты это сделала? Я запретил тебе вмешиваться. Я просил тебя не вмешиваться. Женщина сжала губы. Подушки, которые еще несколько минут назад чудились ей пуховыми, стали жутко неудобными. Фугаку не двинулся с места, но его фигура буквально нависла над Александрой. Так вот, зачем он пришел. — Не понимаю, о чем ты. Что-то случилось? — Не надо, Микото, — Фугаку рассек рукой воздух, будто отбрасывая от себя её слова. — Я знаю, когда ты мне врешь. Ты была в морге, ты болтала с Хатаке о пожаре. Ты продолжаешь делать всё наперекор моим словам. Посмотри, к чему это привело. — И что? — И бровью не повела женщина, спокойно смотря на мужа. — Ты всегда всё делаешь наперекор моим словам. Я же не мечу икру по этому поводу. Ну, как правило. — Это всё, что ты можешь мне сказать? — он нахмурился, отлип от двери. — Ты чуть не умерла. Ты подумала об этом? — Не умерла же. Брось, Фугаку, — Сашка расцепила руки, разгладила складки одеяла перед собой. — Если ты пришел, чтобы как девочку меня отчитывать, то можешь поберечь дыхание. Фугаку нахмурился, борясь с собой. Его буквально разрывало на части между желанием задушить жену на месте и схватить её за руки, пытаясь в очередной раз объяснить насколько важно сейчас смириться с положением вещей. Больше всего злило главу то, что ни на первое, ни на второе у него уже не осталось сил. Ласточкина уставилась на пол комнаты. Больше всего её интересовало, кто рассказал Фугаку о ее успехах. Текка бы не успел доложить о произошедшем, так как благополучно помер. В Аяками она была уверена. Неужели сам мальчишка Хатаке проболтался? Слишком много белых пятен; какого черта вообще происходит? — Просто. Не мешай, — искренне попросила она, бросив на Фугаку быстрый взгляд. — Я уже поняла, что ты знаешь, кто стоит за этим, и используешь Сузуму, как козла отпущения. — Это… — Нет. Не надо. Я не знаю, зачем ты это делаешь. И мне мерзко. Думаю, тебе было примерно так же мерзко, когда ты узнал о Хизаши. Если это месть, — она заставила себя отнять руки от одеяла и развела их в стороны. — Если это месть, то она удалась. Признаю. На какое-то время в спальне повисла тишина. Ласточкина опустила взгляд, рассматривая мослаки на руках. Собственная беспомощность била по нервам гораздо сильнее, чем давление мужа. Она ненавидела это чувство. Ощущение, что ты ничего не можешь сделать. — Тебе мерзко оттого, что я не мчусь спасать Сузуму? — озлобленно спросил Фугаку. — Оттого, что я не бросил клан, детей и, черт подери, тебя, чтобы вытащить из тюрьмы твоего?.. Да кто он тебе?! — Он твой человек! Наш человек. Он — Учиха! — мгновенно ощерилась Александра, приходя в ярость от самого факта, что Фугаку не способен понять таких простых вещей. — Да что с тобой такое? Как ты можешь просто сидеть в участке и делать вид, что ничего не происходит?! — Не смей мне говорить, что я ничего не делаю! Ты понятия не имеешь, что мне пришлось сделать ради этого клана, ради тебя! — Ради меня? — Ласточкина нервно хохотнула. — Не надо ничего ради меня делать, Учиха! Ты должен был лечь костьми, но защитить нас. Нет! Их! — она вскинула руку, указывая пальцем на окно, этот импульсивный жест спровоцировал очередную болезненную судорогу, но Александра была так зла, что не обратила на это должного внимания. — Ты должен был защищать их! Этих людей. Всех тех, кто сидит по своим норам и ждет, когда Коноха бросит им очередную кость! — Как я не могу ничего для тебя делать?! Всё, что я делал, я делал только для того, чтобы защитить тебя! — Да кто тебе вообще сказал, что меня нужно защищать?! — Ты моя жена! — заявил мужчина так громко и с такой ненавистью во взгляде, что Александра внутренне содрогнулась. — Моя! Жена! — повторил Фугаку так, словно бы это всё объясняло. — Я больше не твоя жена! Она прокричала это. По горлу будто бы пробежал огонь, губы стали сухими, как бумага. В наступившей тишине Александра слышала, как гулко колотится собственное сердце. Фугаку застыл напротив нее, лицо его сделалось серым. — Ты не можешь. Фугаку рухнул перед ней на колени, схватил за руки. Сжал их в своих так крепко, что кисти пронзила боль. — Ты врешь мне. Ты любила меня. Ты родила мне сыновей. Мы были счастливы, Микото. Ты врешь! — Перестань. Фугаку, перестань!       Сашка дернулась, пытаясь отстраниться от мужчины. — Нет! Я не верю в это. Невозможно так просто отказаться от прошлого. От наших чувств. Ты не можешь отрицать, чем мы стали друг для друга, — он отпустил её руки и схватил за плечи, пресекая попытки отстраниться, глаза мужчины лихорадочно блестели. — Посмотри мне в глаза, Микото. Ты не можешь перестать любить меня. Посмотри мне в глаза, и скажи, что ты больше не любишь меня так же, как я. Глаза Александры вспыхнули. — Да ты же не любишь меня, Учиха! — она снова попыталась сбросить его руки со своих плеч, но не смогла даже сдвинуть мертвую хватку. — Черт. Черт. Черт! Посмотри на себя. Ты похож на ребенка, у которого вот-вот заберут любимую игрушку! — Это неправда. — Это правда! — Сашка снова повысила голос, но вдруг остановилась, оборвала саму себя. — Даже сейчас! Даже сейчас ты ведешь себя так… Дерьмо! У меня слов нет, чтобы описать, как я зла! Ты пытался манипулировать мной через детей, потому что знал, что только так можно уязвить меня! Ты пытался засадить меня в застенки этого особняка, чтобы я не мешала тебе! Ты поворачивался спиной ко мне всякий раз, всякий проклятый раз, когда был нужен! — она толкнула мужа в грудь, желая избавиться от навязанной близости. — Это, Учиха, что угодно, но только не любовь! Фугаку даже с места не шелохнулся, он встряхнул Ласточкину, как куклу. — Я пытался защитить тебя! Я делал всё, чтобы не найти тебя за стеной с перерезанным горлом! — Ты повторяешь это снова и снова, снова и снова! Меня уже тошнит от твоего «защитить»! Разве я похожа на того, кто нуждается в защите?! Она извернулась, ужом выскользнув из объятий, которые были ей противнее склизкой жабы, и вскочила на ноги. Крупная дрожь тут же пробежалась по телу женщины, она содрогнулась и уперлась руками в колени. Фугаку поднялся вместе с ней, он протянул руки, чтобы подхватить жену, но она хлестнула по его ладоням ногтями, отбрасывая от себя. — Не прикасайся ко мне! — Тебе нужна помощь! Дай мне помочь тебе, — взмолился мужчина, не смея шелохнуться. — Мне не нужна помощь! Тем более, твоя, — озлобленно рыкнула Сашка, уставившись на него с ненавистью. Фугаку сжал челюсть. Убрал руку и отстранился, наблюдая за тем, как Сашка медленно продвигается к окну. Ей хотелось закрыть его, зашторить, чтобы никто не слышал и не видел, как Фугаку Учиха кричит, что ей нужна его помощь. Её колотило. Боги, какое счастье, что кто-то забрал ее наручи, потому что иначе бы она немедленно всадила Ёто в грудь Фугаку. — Ты еле на ногах стоишь, — заметил он холодно, сложив руки на груди. — В таком состоянии ты не обойдешься без меня. — Ха-а… И это слова влюбленного мужчины, — процедила Александра, стараясь скрыть, что чувствует себя уязвленной. — Может проще мне просто ноги оттяпать, чтобы точно не убежала? — Я не имел ввиду это, — выдохнул он. Сашка схватилась за ручку, с силой потянула створку вниз. Градус напряжения спал, в ее голове прояснилось. Эмоции, которые она копила в себе столько времени наконец нашли выход. И теперь внутри нее была только блаженная пустота. Чувство вины, которое обычно приходит после признания, настигнет ее еще очень нескоро. Еще есть время насладиться. — Мы могли бы стать отличными партнерами. Мы собирались ими стать, — Сашка прижала пальцы к переносице. — Какого черта всё так обернулось? — Перестань сбегать от меня и всё закончится. Я знаю, ты всё еще хранишь мои подарки. Ты неравнодушна ко мне. Ты не пошла против меня, это что-то значит. — Это значит, что я не сволочь, — хмыкнула она, обернувшись. — Ты не любишь меня, Фугаку. Просто… черт. Посмотри правде в глаза и признайся самому себе, что ты просто не хочешь терять меня. — Разве это не одно и тоже? Мужчина снова шагнул к Александре, смело протянул к ней руку, нежно касаясь пальцами подбородка. — Нет, — она качнула головой, а потом потянулась к мужу, сама. Обхватила его щеки ладонями, заглядывая в глаза. — Фугаку, то, что с нами происходит, не любовь. — Ты просто не понимаешь. Ты забыла. Я помогу тебе вспомнить. Мы можем… — Подожди. Постой. Не надо, — Александра мотнула головой. — Фугаку, не надо. У меня очень много недостатков, но в одном я была уверена всегда. Я всегда была честна в своих желаниях и эмоциях. Ты тоже должен стать честным с собой. Разберись в своих желаниях, и ты поймешь, что между нами нет любви. — Я не верю. Так не должно было случится. Это неправда. Ты говоришь это, потому что зла на меня. Я всё исправлю. Мы всё исправим. Фугаку сгреб Ласточкину в объятия, сжав так сильно, так отчаянно, что она задохнулась. Он всё повторял эти слова, как молитву, обещая, что всё исправит. Его горячее дыхание опаляло шею женщины, биение его сердца отзывалось в ней самой. Она наконец-то это сказала. — Мне жаль.