Июнь 1555 года, небольшая деревушка на юге страны.
Отряд инквизиторов следовал в столицу после выполнения очередного задания на северо-западе страны, где, по слухам, в последнее время развелось много ведьм. Люди шептались, приукрашивали и дополняли, и в итоге глава инквизиторской палаты решил отослать туда своих людей. То были суровые и жестокие ребята, альфы, не знавшие жалости и сочувствия, рубившие головы и сжигающие на кострах всех подозреваемых. — Устроим здесь привал, всё равно до города ещё более суток, — машет рукой командир отряда, приказывает найти кров и пищу, да разведать, всё ли спокойно в округе. — Сэр, женщина из дома на окраине по доброй воле созвала нас на ночлег. — Женщина, говоришь? — командир недобро нахмурился, натянул поводья, заставляя лошадь взмахнуть головой, раскидав гриву по плечам. — Ишь ты, смелая какая! Пойдём, посмотрим, что же там за радушный приём нас ожидает. На удивление отряда, женщина оказалась местной старостой, выбранной самими жителями деревушки. — Это ж как так, чтоб женщина да на управляющих позициях в деревне? — А вы, судари, сначала бы выяснили особенность мою, а уж потом и словами обидными в мой адрес обзывались. Я ведь в округе нашей всегда пост держу, чтобы не ведал народ о колдовских деяниях. Квон Боа моё имя. Вы держите путь в столицу, верно? — Да, миссис Квон, Вы совершенно правы. Мы после утомительной казни возвращаемся в столичные палаты, сообщить верховным лицам, что от ведьм в назначенном районе мы избавились. Нас ждали к вечеру этого дня, но, к сожалению, нам пришлось возвращаться другим путём, вот мы и потеряли в дороге парочку часов. — Как же повезло вам оказаться здесь! Я обеспечу вам хороший сон и вкусную еду, уж за свои слова я отвечаю. Нигде вы так вкусно не отужинаете ещё! — Благодарю Вас, очень приятно оказаться в столь радушной атмосфере. — Так вы же с благого дела возвращаетесь, охраняете детей наших от козней колдунов да ведьм. Скажу я вам по секрету, наведывались тут ко мне два колдуна, да обхитрить хотели — как дунули, и померла у нас в селе скотина вся! Хотели средство предложить, мол, дорого да эффективно. Но плюнула я им в лицо, собрала народ свой да и сожгли мы их, а прах рассыпали по углам часовенки, что недалеко отсюда. — Да Вы, милая, женщина с твёрдой рукой! Как жаль, что нет таких омег по всей стране, а то не знали б горя наши люди, и жили припеваючи. Командир достал из кожаной сумки большую книгу и положил ту на стол, хвастаясь перед дамой. — Вот, видите, это один из экземпляров «Молота ведьм», что для нас как молитвенник для священника. Господин мне сам вручил этот том, сказал хранить бережно и испытывать на ведьмах все методы. Да, честно говоря, мои солдаты предпочитают действовать по старой схеме — сжигать её вплоть до последней косточки, а после прах смывать святой водой куда-нибудь под землю. — А не боитесь ль вы, что она восстать сможет из мёртвых, энергию из земли брать? Аль не знаете, что ведьмы ж разными силами питаются! — Так как же не знаем, знаем! Осведомлены прекрасно, миссис Квон, поэтому кресты над местом захоронения ставим! Квон Боа поставила перед отрядом большой чан с отварным мясом и вяленой капустой. Члены отряда приободрились, увидев пищу, застучали ложками по тарелкам, уплетая пищу за обе щёки. За столом воцарилось молчание, и лишь хозяйка дома, улучив минутку и разрешения спросив у командира, тихонько листала у печки ту самую большую книгу, что с пытками и видами казней нарисована. — Вы извините, я забыл представиться, а Вы уже так великодушно приняли меня! Ох, голова моя совершенно думать отказывается! Я Ким Сухо, командир одного из четырнадцати отрядов по истреблению еретиков. — Ох, да Вы на родине своей наверняка завидным женихом слывёте? — Квон Боа рассмеялась, поглаживая свою длинную тёмно-русую косу, что доходила ей до пояса. Командир раскраснелся от ужина и столь лестных слов омеги, робко улыбаясь. — Да ждёт меня дома мой избранник, поэтому я так и тороплюсь вернуться в город! — Счастливец он у Вас, дай бог детишек, да побольше! — Благодарю на добром слове! — Так что же я сижу! Позвольте проводить вас в комнаты, — Боа вложила командиру в руки книгу и пальцем поманила за собой. — Конечно же, не хоромы столичной палаты, но, думаю, на ночь вам подойдёт, а поутру уже и в город отправитесь! — Спасибо Вам ещё раз, уважаемая! Уедем утром, на рассвете, поэтому вряд ли застанете нас ещё. Обязательно остановимся у Вас когда-нибудь, такой гостеприимностью грех брезговать. — Приезжайте, будем ждать вас, — Боа затушила свечу на стене, присела в реверансе, придерживая белоснежные юбки, и удалилась, пожелав отряду доброй ночи. Ким Сухо долго ворочался в холодной постели, привыкая к затхлому запаху от пола. Кровать, кстати сказать, была на очень низких ножках, отчего всё ощущалось сильнее, однако командир, как и солдаты, привыкшие ко сну на голой земле под моросящим дождём, не жаловались. Снизу донеслось пение, и Ким, зачарованный прекрасным голосом, приподнял голову с подушки, чтобы лучше слышать слова. «Не освобожденный от мыслей о Шангри-Ла, Не просвещенный уроками Христа, Я никогда не пойму значения правды. Незнание ведет меня к свету» Солдаты привстали с кроватей, вслушиваясь в чарующее пение, как вдруг один из них увидел в рубленом окошке силуэт женщина в чёрном платье, чьи глаза горели огнём, а руки опутаны красными нитями. — Ведьма в доме! Все похватали ружья, собрали свои сумки и выбежали из дома, да только колдунья оказалась хитрее, и закрыла заклинанием все выходы. Солдаты в панике начали читать молитвы, брызгать водой вокруг себя, да зажигать спички. — Покажись, нечистая! — закричал Ким Сухо, как из тени выплыл женский силуэт. — Квон Боа! Команда охнула, но не побоялась побороться с женщиной. Та кидалась в них заклинаниями, шипела что-то в уши, отчего заколдованный тут же ложился на пол и поджигал сам себя. Ким Сухо воспользовался невнимательностью колдуньи, выскользнул за дверь, что была наполовину разрушена, и оседлал одну из лошадей, что в неистовстве ржали у дома. И пока ведьма мучила оставшихся в живых членов отряда, командир третьего инквизиционного спецотряда страны трусливо сбегал в ночь. Он мчался, не разбирая дороги, по луне ориентируясь на город, до которого оставалось около десяти миль по просёлочной дороге, усыпанной мелкой каменной крошкой по бокам. Страх сжимал его сердце, не давая повернуть головы назад, и Ким упирался шпорами высоких сапог в крутые рыжеватые бока скакуна, прибавляя скорости. Часа два гнал он по тёмному перелеску, ведомый вперёд желанием жить. Едва лишь башни города показались вдали, как командир выдохнул и позволил себе снизить темп. Глаза горели от ветра, руки онемели, но пускать лошадь шагом он не решался. Навстречу ему от городских ворот двинулись дозорные, однако, стоило им завидеть герб государства на боку коня, как они тут же поклонились, пропуская вперёд запыхавшегося командира Кима. Во дворике дворца было темно, и лишь слуги тихонько сновали меж корпусами большого и величественного здания, где проживал старый король со своим единственным наследником. Сухо спешился, отвёл лошадь в стойло, напоил её и похлопал по мордочке. Жеребец взбрыкнул, махнул головой, и Ким устранился во дворец. Вопреки ожиданиям молодого командира, несмотря на раннее время во дворце уже было немало личных охотников короля. Ким прошёл по залу, раскланиваясь высшим лицам направо и налево, замечая и молодого господина, который подпоясывал широкую охотничью рубаху. — Как прошла охота, командир Ким? — Ваше Высочество… — Сухо упал на колени, низко опуская голову перед альфой. — Каюсь, что вернулся в столицу один, без своего отряда. Мы возвращались домой, когда на горизонте заметили деревушку, в которой решили заночевать и переждать ночь. Никто ж догадаться и не мог, что хозяйка деревеньки той окажется сильной колдуньей! Убить она хотела нас всех, спалить во сне, да мы сражаться с ней стали. Но оказалась она величественнее, чем мы посмели думать. Казните, принц, да не велите возвращаться в Ад тот. — Как же так — вы слабее оказались? Что же за магичка там такая? Сейчас хотели на охоту ехать, да, видимо, поедем мы туда, откуда ты сбежал. — Господин Бён, Вы очень добры ко мне. Благодарю Вас, я рад, что у нашего государства такая справедливая и сильная власть. — Ты поведёшь нас в ту деревню, так что поторапливайся собираться, мы выезжаем, как только отец спустится. Ким Сухо спокойным шагом возвратился в конюшни, выбрав себе другую лошадь, свежую и мощную. Его сознание шептало ему, что возвращаться в то гиблое место — вовсе не то, чего хотелось бы в данный момент, да только повелениям господ он ослушаться не мог. Как только король спустился с комнаты, отряд двинулся в путь, ведомый командиром Кимом. Дорога назад оказалась длиннее, чем казалась на пути в город. Здесь Сухо предположил, что под гнётом страха он не следил за своим перемещением, и лишь волею господа добрался до столицы, а не отдалился от неё. — Бэкхён поведал мне, что в том самом месте, куда ты нас ведёшь, обитает ведьма? И что же — истребила всю твою команду? — в силу лет король говорил хрипло и с отдышкой, прерываясь на незначительные паузы. — Да, Ваше Величество, молодой господин прав. Простите, я… — Довольно, — в воздух взметнулась широкая ладонь старшего Бёна, из-за чего Ким мгновенно замолчал.— Я не требую оправданий, командир, но если же твои слова окажутся неправдой, то ты будешь казнён как все твои бывшие подозреваемые. Сухо сглотнул, даже не сомневаясь в том, что слова короля могут оказаться неправдой. Однако и в себе он был уверен, поэтому нервозности своей не выдал. Лишь когда спустя два часа показались знакомые очертания деревянных домов, он напрягся и достал из-за спины лук со стрелами, на наконечниках которых был яд лягушки. — Так где же ведьма? — Вот дом её. Спалила она всех остальных внутри, — Ким Сухо указал на обгоревшие руины, дерево в которых местами ещё тлело. — А где же остальные люди? Неужели и остальных она убила? Отряд из пяти солдат двинулся обыскивать ближайшие два дома, а по возвращении откланялись, докладывая, что никаких признаков жизни они так и не обнаружили. — Что же это? Деревня давным-давно вымерла, а эта колдунья смеет зазывать уставших с дороги путников и тут же лишать их жизней? Нет, так не пойдёт. Найти мне ведьму! — приказ короля тут же пришёл в исполнение и все засуетились, обыскивая все близлежащие территории. — Ах, это ты, Ким Сухо, — мурлыкнула ведьма, выходя из своего убежища под раскидистым дубом, едва завидев командира. — Смотрю, привёл ты мне новых жертв. Что ж, я буду благодарна тебе, и даже не трону, лишь только перейди сюда, ко мне. Колдунья махнула изящной кистью, поманила к себе командира, будто бы не обращая внимания на остальных. В её сторону летели стрелы, но ни одна своей цели так и не достигла. — Сейчас умрёшь ты, прислужница дьявола! — король лично бросает в неё мешочек с травами, от которых силы колдуньи заметно уменьшаются, и вот она стоит перед ними, зажимая плечо, в которое попала стрела королевского лучника. — Вот так, теперь всё верно! На этой земле не должны ходить такие как ты, вы оскверняете чистоту, рушите семьи и убиваете невинных. Сейчас заплатишь ты, а после этого наступит однажды такой день, когда в моём государстве не останется ни одного мага. Вы бессильны против большого количества люда! — Пускай и так, умру я сейчас. Перед тобой умру, чтоб видел ты, как содрогается моё тело в предсмертных муках. Да только вряд ли жить ты будешь долго и счастливо, как и сыночек твой. Тогда лишь наступит мир на этой земле, когда человек полюбит всех, кто к нему близок, включая нас — людей, что обладают даром! — Не быть такому никогда, безумная ты лгунья! Сжечь её немедленно, я больше не желаю слышать злые речи. И солдаты кинулись сжигать колдунью, что даже слова не произнесла, когда почувствовала боль. Король ничуть не удивился, а молодой принц, ни разу не видавший таких представлений со столь близкого расстояния, смутился и отвёл взгляд, натыкаясь на нечто, напоминающее дверцу в погреб. — Нет, не трогайте, не смейте! — из последних сил закричала ведьма, заметив, куда смотрит принц. Однако тот, ведомый любопытством, сделал по-своему. За дверцей оказалась хрупкая лесенка, которая вела глубоко в погреб, и молодой принц не сразу решился спуститься туда. Лишь послав туда двоих солдат и получив одобрение, он полез следом. Там, в свету пары больших лучин, он заметил худого паренька, омегу, что жался к стенке, и смотрел на появившихся так, словно в глаза смерти. — Ты кто? И как тебя зовут? — принц чуть пригнулся, выражая свою дружелюбность. — Не бойся, я вовсе не собираюсь тебя убивать. Отойдите же отсюда, разве вы не видите, ему страшно! Солдаты откланялись, помялись, но всё же оставили принца наедине со странным мальчиком. — Меня зовут Бэкхён, а тебя? — Квон Хань. Зачем Вы сюда пришли? — Тебя держала в заточении та ведьма, я ведь прав? Сколько тебе лет? — Мне девятнадцать. И нет, меня никто не держит. Я просто живу здесь. — Как же так? Что ты знаешь о колдунье? — Она моя родная мать. Отца не помню — она его убила, когда мне исполнилось восемь, да и заперла меня здесь. Молодой принц затаил дыхание. Он совершенно не знал, как вести себя с этим мальчишкой. Ведь наполовину он всё же маг, а, значит, опасен. — Пойдёшь со мной в город. Я обеспечу тебя, и ты будешь всегда сыт, одет и доволен. Вот только ничего про свою мать не говори, ты слышишь? — Хань кивнул, подбивая колени под себя. Только благодаря этому Бэкхён смог оглядеть его, и выяснить, что парень не такой уж хрупкий. — Вылезай же поскорее, отправишься со мной. Едва лишь оба вылезли на белый свет, король кинулся осматривать своего наследника, да окинул взглядом неизвестного мальчишку. — И кто же это? — Я думаю, что ведьма та держала его в плену, отец. Нам следует позаботиться о парне. — Как же тебя зовут? Солнце выглядывало из-за редких ёлочных стволов, постепенно обогревая всех теплом. В его лучах все окружающие наконец смогли разглядеть мальчишку, что вышел к ним. Он был худым, но не критично, хоть белая просторная рубашка висела на его плечах, а штаны держались лишь благодаря поясу. Волосы отливали на свету золотыми бликами, а серые глаза выражали испуг и потерянность. — Моё имя Квон Хань. Командир Ким вздрогнул и перевёл взгляд на молодого господина. Тот жестом указал ему молчать, и пригласил Ханя на свою лошадь. — Больше здесь делать нечего, поедем домой. Отец? — Да, сын мой, едем. Как жаль, что не получилось выбраться нам на охоту. — Ну, этого ничего, отец. Лето лишь вступает в свои права, поэтому, я думаю, у нас ещё будет возможность пострелять в лесу дичь. Весь путь до столицы отряд шёл в молчании, изредка перебрасываясь фразочками. В основном все были обескуражены молодым омегой, который стеснительно опускал глаза, встречаясь с кем-либо взглядом. Парнишка был не меченый, — от него приятно пахло сладкими яблоками, — вёл себя сдержанно, держал принца за талию, едва касаясь. — Теперь ты будешь жить здесь, — принц помог Ханю слезть с коня, отошёл на некоторое расстояние, позволяя омеге чувствовать себя более спокойно. — К чему мне эта роскошь, если я привык на сене спать под сильными ветрами? — Хань не чувствовал себя в безопасности, хотя альфа напротив определённо внушал доверие. Омега невольно засмотрелся на молодого господина, залюбовался его строгим лицом, широкими плечами и статностью. — Пожалуй, мне следует отказаться от предлагаемых Вами удобств, ведь рано или поздно Вы потребуете плату. А что может дать такой нищий, как я, наследнику государства? Бэкхён был приятно удивлён самодостаточностью Ханя, хоть и не подал вида. Конечно же, он и не думал разрешать ему оставаться вне пределов дворца. Загадочность омеги привлекала, и это могло выйти боком Бэкхёну. — Что же, ты имеешь полное право мне не доверять. Но жить ты будешь во дворце, — Бён вскинул подбородок, оказывая давление на собеседника. Тот покорно потупил взгляд, чувствуя сильного альфу. — Надеюсь, ты не натворишь дел, из-за которых нас обоих повесят. Помни — я спас тебя, рискуя собой. Принц удалился, а к омеге подошёл парень, который едва ли был выше его самого. — Позвольте проводить Вас в комнату, сэр. Моё имя Ким Кёнсу, если Вас что-то будет беспокоить, можете обращаться ко мне. — Не стоит возвышать меня перед собой, Кёнсу. Ты так красив, — Хань заворожённо смотрит на милое лицо, которое приобретает розоватый оттенок. — Ты странно пахнешь. — Ох, простите! Я замаскирую запах. — Да нет же, погоди! Ты пахнешь очень приятно, но этот аромат принадлежит не тебе. Омеги смотрят друг на друга, а Хань внезапно улыбается. Он протягивает руку к животу Кёнсу, чуть оглаживая. — Так ты беременный. Это так чудесно! Слуга поджал губы и заплакал, а Хань совсем тут растерялся, обнял омегу за плечи, аккуратно поглаживая по спине. — Так чего же ты льёшь слёзы? Ты не рад такому чуду? — Я… Я очень рад, поэтому и плачу. Извините меня за столь яркое проявление чувств. — Ну, я же просил обращаться ко мне на равных. Ты сделаешь это для меня? — Квон заглядывает в карие глаза омеги, в которые плещется счастье, и берёт его за руку. Кёнсу кивает и утирает свободной рукой слёзы. — Идём, покажешь мне, где же мне жить теперь предстоит. Ким Кёнсу ведёт гостя до самых его палат, а затем исчезает, обещая вновь проведать его в ближайшее время. Хань кивает, заглядывает за тяжёлую позолоченную дверь и с усилием тянет её на себя, чтобы пролезть в образовавшуюся щель. Внутри помещение оказывается огромным, таким, каким не мог его представить омега даже в мечтах. Он проходит мимо диванов с большими, расшитыми камнями подушками, трогает резные колонны из цельного камня, засматривается на камин, в котором пылает небольшой огонь. Ему интересно посмотреть каждый уголок этого помещения, поэтому вскоре находится кровать, а неподалёку и ванна, около которой стоит бочка, полная воды. Омежий инстинкт попробовать что-то новое толкает Ханя к принятию ванны сиюминутно. Он скидывает свою старую одежду в угол, забирается в ванну и подливает медным ковшом воды. По другую руку он находит душистый кусок мыла, которым тут же обмывается, стараясь смыть всю грязь. — Прости, не знал, что ты бросишься первым делом принимать ванну, — доносится из-за небольшой ширмы голос Бэкхёна. Хань тут же сворачивается в клубок, прикрываясь. — Я принёс тебе новую одежду. Оставлю её на кровати. — Спасибо, — почти шепчет омега, утирая капли с волос. Он чувствует, как запах альфы постепенно становится слабее, и из этого делает вывод, что тот ушёл. Хань тут же вытирается большим полотенцем и шлёпает босыми ногами по плитке к кровати, восторженно ахая. Одежда, которую принёс ему принц, оказывается чуть больше чем нужно, но роскошь атласных рубахи и штанов он не может приуменьшить. Разодетый, он выходит из своих палат, спешит разведать, где и что находится. И, к счастью, по дороге в сад он видит Кёнсу, который несёт на своих хрупких плечах коромысло с вёдрами, полными воды. — Чего же ты такую тяжесть переносишь? Нельзя так, Кёнсу, — Хань снимает оба ведра, хватает их за ручки и тащит, прося омегу показать, куда их нужно ставить. В тени высокой мощной крыши оказывается довольно прохладно, и омеги вздрагивают от ветра, после чего Кёнсу хватает друга за рукав, ведёт его вниз по ступенькам, по другую сторону от королевских палат. С задней площадки открывается прекрасный вид на цветущий сад, запах цветов и фруктов смешивается в один, подобный амброзии. — Гляди, вот этот вид деревьев является гордостью нашего королевства, — узкие ладошки дотрагиваются до светло-зелёных листьев молодого деревца, что только начинает расцветать. — Старики говорят, что его плоды заколдованы ещё давным-давно, когда на этом месте жили лишь ведьмы. Один запах этих фруктов сводит с ума, подчиняет себе. А ты, Хань, веришь в это? Мой муж твердит, что это сказки. — Ты сам себе представить можешь, что это дерево, по сути, — дерево Судьбы? — Не знаю, ведь никто и никогда не видел, как оно цветёт, что говорить уж о плодах. — Ну, тут я не могу тебе ответить. Раз лишь по слухам всё известно, то бесполезно что-то думать, а тем более верить. — Пройдём вглубь сада, посидим у большого фонтана и насладимся шелестом листвы и ярким небом, — Кёнсу протянул Ханю руку, за которую тот тут же ухватился, и омежки радостно защебетали, оглядываясь по сторонам и останавливаясь изредка, чтоб рассмотреть чудесные цветы. — А расскажи мне, Кёнсу, о королевской семье, да как давно у вас идеей государства стало истребление людей, которые владеют магией иль силой целебной? — Ох, да всего я не упомяну. Но про семью одно скажу, король наш — очень строгий альфа, но мужественный и слово своё держать умеет. Я, между прочим, вовсе не родной этой земле, я родился к северу отсюда, далеко за горами, да только вся семья моя нуждалась очень в деньгах. И, поразмыслив, я решил уйти, отдаться в рабство, но чтобы хоть жили все мои родные в достатке. Меня купил король, и за милое лицо и сладкий голос поставил меня прислужником, да прямо во дворец. А после… я встретил альфу, в которого бесповоротно влюбился. Так он меня и замуж позвал сразу, да и, как видишь, я беременный теперь. Ко мне всегда тут хорошо относятся, хоть и чужак я. Смотрю, что и ты понравился молодому господину, раз он тебя привёл из ведьминских земель. — Я никакого отношения не имею к колдовству, друг мой, поверь. Но я немало видел, к тому же, подмастерьем был у отца, который слыл по деревне лекарем. За то нас с ним все жутко невзлюбили. — А мать? Иль ты не знаешь ничего о ней? — Я никогда её не видел, хоть говорили, что она была красива и отличалась от других омег, словно луна в беззвёздном небе. Думаю, что сбежала она от нас, после того, как узнала, что сын её — омега. Ведь все хотят защитника в семье иметь, а не проблемного мальчишку. — Не говори так о себе. Я думаю, ты сам знаешь, — ты красив. Намного лучше выглядишь, чем те омеги, которых привозят принцу на отбор каждые три месяца. Он, правда, очень уж придирчив. То запах приторный, то волос тёмный, то ростом слишком высока. Пытается король найти сыну пару, да поскорее. Он чувствует, что скоро передаст престол в его руки, да отойдёт в мир иной. — Смотри-ка, это кто такие? — Хань тонким пальчиком указывает вдаль, где с гор спускается отряд. — Не знаю, честно. Даже герб не наш! Пойдём, расскажем это Сухо, он разрешит всё мигом. Омеги добегают до дворца, стуча подошвами по мраморному камню плит, что на земле. Ким Сухо им встречается в конюшне, — оказывается, что в столицу едет правитель государства, что сосед по морю. — Ох, Кённи, ты в порядке? Не бегай быстро, береги себя, — и альфа обнимает мужа, легко поглаживая по спине. Кёнсу жмётся к сильному телу, делясь своим теплом в ответ. — Мне не трудно. Мы с Ханем с сада прибежали, там с гор отряд идёт. Надеюсь, с мирной целью? — Вы не волнуйтесь, лучше бы зашли в палаты, там безопасней будет вам. И Хань цепляется за ладонь друга, ведёт его к дворцу, чтоб переждать гостей. Омеги вместе прячутся за плетёной стенкой, забираются с ногами на широкий диван, устраиваются между подушек. — Как думаешь, удастся ли сегодня поговорить с принцем и королём? Мне всё ещё не очень комфортно здесь. — Не сомневаюсь, Хань. И перестань бояться, здесь все равны и никого не обижают. Старый король хоть и немного параноик, но всё же справедливо правит нами. — А что же принц? — Ох, говорят, король вначале очень не хотел его своим наследником ставить. Мол, у парнишки нет стремления к войне. Как думаешь, является ли это признаком плохого правителя? — Он очень хорошо отнёсся ко мне там, в той деревне, где меня нашли. Лишь выйдя из подвала, я понял, что передо мной принц. Он так галантен, мил, и засмущал меня, так стыдно! — Ты посмотри, это же род Чхве! Зачем они пришли к нам, интересно? Молчание воцарилось над дворцом, а две омеги аккуратно высовывали любопытные носы время от времени, так и не услышав ни словечка. Однако всё же Хань заметил, что гости были будто бы напряжены, и изъяснялись очень быстро и негромко, и сохраняя важное лицо. Когда ж Ким Сухо вышел чуть вперёд, то Кёнсу дёрнулся, а Хань обнял его, заставив усидеть. На удивление всем, переговоры прошли быстро, да прямо так — во внутреннем дворе, среди снующей взад-вперёд толпы. И стоило незваным гостям выехать за каменный забор, как кинулся беременный омега к мужу, обнял сильно, повис на сильной шее. Король же хмуро посмотрел на пару, да сплюнул на зелёную траву. — И что же делать нам теперь, ведь я войны нам не желаю? — размахивает он руками, едва не задевая советников, что стоят тут же. — Сын мой, может, позовём принцессу Чхве к нам жить, да и поженим вас? — Отец, ты хочешь мне испортить жизнь? Или ты хочешь это сделать незнакомому омеге рода Чхве? Не собираюсь я на нём жениться, и тему здесь закроем. — Так против моей воли ты пойти собрался? Подумай хорошо, сынок. У нас не будет других шансов, ведь Чхве колдуний поощряют. Как проклянут они весь род наш, да не останется здесь ничего. — Тогда ведь можно пересмотреть свой взгляд на мир, Ваше Величество, — скромно шепчет Хань, оказываясь подле Кёнсу. — Не думаю, что стоит тебя слышать, безродный омега. Хань тут же потупил взгляд, не находя в себе ни капли силы воли, чтобы заговорить вновь с королём. — Отец, но он, возможно, прав. Гуманней стать — вот и всё решение. — Ты ищешь выхода в той тьме, которая несёт лишь зло. Колдовство — занятие грешников да разгильдяев. — Поэтому Ваш сын и никогда не видел мать? Толпа, удивлённо ахнув, затаилась, словно лис перед броском. Король побагровел, сжал руки в кулаках, но на омегу так и не замахнулся. Сам принц растерянно разглядывал орнамент плиточный, искусные рисунки на стенах дворца вдруг стали привлекать его с неведомою силой. — С чего же ты посмел так думать? Хань так и не ответил, а народ не спешил поддержать своего правителя. Ким Сухо вспомнил тут проклятье ведьмы, а после понял, почему же та не обрекла королевскую семью на смерть. — Бросьте его в темницу. Может, потом сообразит, что мне перечить никому нельзя. Король махнул рукой, два молодца-солдата схватили Ханя под руки, насильно повели с собой. Омега весь поник, как только оказался в маленькой каморке, где было сыро и темно. То, как повёл себя король, было предсказуемо, да только Хань надеялся на помощь. Но помощь всё же пришла, отчего омега заулыбался, приникнув лицом к тяжёлой решётке. — Ты прости моего отца, он часто совершает действия, но не думает об их правильности. Ты ведь ни в чём не виноват. Тяжёлая решётка сдвигается в сторону, и заключённый медленно ступает к принцу. Тот приподнимает уголки тонких губ, смотрит сверху вниз, чуть склоняет набок голову. В блёклом свете чёрные волосы принца отливают золотом, и Хань не удерживается — проводит маленькими пальчиками по прядкам, наслаждаясь моментом близости. — Я знаю, где тебе будут рады, но тебе придётся бежать так быстро, как ты можешь. А после, когда я смогу, то навещу тебя. Хань снимает с тонкой шеи цепочку с кулончиком, шепчет что-то, тихо-тихо, передаёт её в руки альфы. Тот смотрит удивлённо, разглядывает свой подарок и ждёт пояснений. — Так Вы найдёте меня, где бы я ни был. Он чувствует мою энергетику, он приведёт Вас ко мне. И помните — я буду ждать, поэтому, пожалуйста, не забывайте. Рука омеги оказывается в чужой, и оба парня, спотыкаясь, бегут наверх, прочь из темницы. Хань озирается, пытаясь всё-таки понять, сколько же времени он провёл в темнице. Судя по солнцу, что уже наполовину заходило за величественные горы, которые простирались на всём юго-западе страны, скоро уже должно смеркаться. — Будь осторожен, я прошу. Эта лошадь знает куда ехать, но, если ты вдруг потеряешься, ориентируйся на север. Лишь только стоит принцу прикоснуться к мощному крупу лошади, как та взбрыкивает, трясёт своею гривой, немного приседает. Альфа подсаживает Ханя, помогает поудобнее устроиться, а на прощание долго держит за руку. — Не бойся ничего, мой Хань. И конь срывается со двора, оставляя за собой столицу, летит по воздуху на север, туда, где был обещанный приют.***
Август 1555 года. Село на границе.
Омеге кажется, что за его плечами уже как пять лет без молодого принца рядом. Хотя, стоит отметить, что усугублял Хань страшно — всего два месяца прошло с момента его ночного побега. Он жил сейчас у доброго старика-альфы, который фермером в деревне был, поставлял всему народу молоко да мясо, вот Хань и помогал ему, взамен получая дом и кров, а также благосклонность деда. — Э, не скучай! Приедет принц твой, куда денется. Омега краснеет, прячет лицо в длинном вороте мешковатой туники. Он хочет поплакать кому-то в плечо, отчего припоминает Ким Кёнсу, которого встретил в королевском дворце, и сердце сжимается чаще. — Смотри-ка, во, едет очередной отряд посыльных из столицы, мы можем поспрошать, как там твой принц. — Не надо, дедушка, не стоит! — Хань кидается наперекор, обхватывает костлявые руки, да тянет в дом обратно. — Пойдём, выпьем чаю медового и спать. Старый альфа улыбается, следует за Ханем, но сам оглядывается назад, следит за приближением солдат. А дома омега отвлекает разговорами, не позволяет отлучиться, сидит с ним рядом, рассказывает сам, но и слушает внимательно. Сидели б оба так до самого утра, но раздаётся стук в дверь, и заходит не кто иной как командир Ким Сухо. Хань чувствует, как в сердце затрепетала крылышками тонкими надежда. — Доброго вечера в Ваш дом. Я Ким Сухо, командир королевского отряда, пришёл за Вами, Квон Хань. Принц желает видеть Вас во дворце. Омега со слезами счастья на глазах просит лишь несколько минут, и горько плачет на плече старика-альфы. — Не жалей ты меня, маленький. Мне здесь помогут обязательно, один я не останусь, а вот тебе бы следовало ехать в город к принцу. — Спасибо большое за всё, что сделал для меня ты, дедушка! Я буду помнить тебя всегда. Хань надевает на сухую руку кожаный сплетённый браслетик, в который тайком силу свою заключил. — Езжай уже, развёл тут озеро какое нежности-то, — старик улыбается на прощанье, отпускает Ханя от себя. Ким Сухо ведёт его к лошадям, и вот они уже мчат обратно в столицу. Омега вертит головой, запоминает каждый дуб, что упирается верхушкой в голубое небо, каждую развилку старой просёлочной дороги сохраняет в памяти своей. Сердце его колотится безумно под хрупкими рёбрами, и Хань уж думает заколдовать себя, сделать бесчувственным, чтобы не разрыдаться прямо у дворца. Он долго думает о предстоящей встрече, да и не замечает, как подъезжают они к городу уже. На тёмном небе, что освещено луной, отчётливо видны башни дворца, ворота и стена, что окружает город. — Принц очень хотел видеть тебя, Хань. Король наш при смерти, и приказал ему жениться срочно, — шепчет Ким Сухо, дёргая поводья. Омега едва сдерживает слёзы, прикрывает рот тонкими ладошками, забывает держаться за впереди сидящего альфу. — Так думаю, что станешь ты омегой его, если только согласишься наследника подарить в ближайшие годы. Ханя трясёт на пути во дворец, он уже не может дождаться и увидеть своего принца, того альфу, по которому безумно тоскует. Омега поправляет волосы дрожащими руками, путается в локонах, дёргает их. Перед ним открываются тяжёлые золочёные двери, неспящие слуги любопытствуют, выходят из своих уголков посмотреть на прибывшего. Хань краснеет, но медленно идёт вперёд, стыдясь своей разодранной рубахи. — Привет, мой Хань. И этот мягкий голос заполняет всё пространство, отдаваясь в голове звучным эхом. — Как я соскучился. Омега утыкается в сильную шею, дышит через раз, сжимается весь в маленький клубочек. Принц тянет его за руки в сторону от любопытных сонных глаз слуг, ведёт за собой в большую комнату. Хань хлопает глазами, восхищается резной мебелью, широкой кроватью с белоснежными шёлковыми простынями и толстому ковру, что под ногами. — Располагайся. И рассказывай, как же ты там жил? Тебя никто не обижал? Принц присаживается на роскошный пуф у самой кровати, а омега аккуратно пристраивается на самом её краю. Он смущённо рассказывает о своей жизни, смотрит лишь в пол, не смея поднять взгляд. Альфа поглаживает его по руке, улыбается, глядя, как зарделся Хань. — Командир Ким сказал, что Вы ищете пару, и что отец Ваш при смерти. Мне очень жаль, я постараюсь быть рядом, поддержать, чем смогу. — Я хочу, чтобы ты оставался со мной всегда, Хань. Тогда, в том подвале… Ты околдовал меня ведь, признайся. Омега начинает тихо плакать, всхлипывает в собственный рукав, качает головой в знак согласия. Он ведь действительно не смог сдержать себя, так как знал, что ему грозит смерть. Вот только не думал что тот, кто спасёт его, окажется столь дорог сердцу. — Я не злюсь, Хань. Прекрати плакать, я не могу смотреть на это. — Простите меня, я переполнен чувствами. Принц улыбается, целует пальцы, и поднимается всё выше, к красивым хрупким плечикам и тонкой шее. — Ты останешься со мной, Хань? — омега приподнимается на скользких простынях, ползёт к подушкам, где сворачивается клубочком. — Ну чего ты? Ты боишься? — Вы так добры ко мне, и даже после того, как мой обман раскрылся. Альфа садится рядом, поглаживает по мягким волосам, пытается расслабить Ханя. Тот упорствует сначала, но потом сдаётся, кладёт голову на мягкую расшитую подушку и переплетает пальцы с принцем. — Теперь нас никто не разлучит. И молодой наследник нежно целует омегу в губы, поглаживая по плечам. Хань судорожно вздыхает, цепляется за его спину, чувствует, как тело охватывает сладкая истома. Он откидывается на спину и тянет альфу за собой, обвивая бледными руками шею. Грубая кофта оказывается совершенно лишней, и вот Хань чувствует спиной прохладу шёлка, вьётся по постели змейкой, кусает свои розовые губы. На резных ключицах появляются красные пятнышки, а после поцелуи принца обжигают и живот. Омега вплетает свои пальцы в чёрные мягкие волосы, легко поглаживает, улыбается. По телу тёплым молоком разливается тепло, перерастающее в жар, как только альфа начинает раздеваться сам. Он тихо шепчет признания в любви в алеющее ушко, проводит пальцами по всему телу, останавливаясь на бёдрах. Хань льнёт ближе, вдыхает их смешанные запахи, целует своего принца куда придётся, — то в скулу, то в щёку. И дёргается, как только ощущает на коже живота что-то прохладное и жидкое. Альфа размазывает по всему телу ароматное фруктовое масло, с упоением отмечая каждый изгиб, что оглаживает. Хань первый раз стонет, впиваясь пальцами в кисточки подушки, тянет принца к себе, жарко целует и лижет губы. Серые глаза на мгновение вспыхивают ярчайшем пламенем, а после гаснут, оставляя лишь незаметный огонёк тлеть в цвете радужки. Поцелуи цепочкой идут от подбородка до пупка, где принц старательно исследует каждый миллиметр кожи. Вслед за губами тот же путь проходят пальцы, поглаживая разгорячённую кожу, иногда мягко надавливая. Хань двигает бёдрами вперёд, привлекает внимание и шумно дышит. Руки альфы переходят на ягодицы, чуть надавливая на расслабленные мышцы. — Ты будешь моим, Хань? Тот смотрит на принца, обнимает его руками и ногами сразу, и шепчет тихое согласие прямо в ухо. А после тихо вздрагивает от волнующего скольжения пальцев между половинками попы. Альфа медленно и нежно целует его, выливает ещё немного масла себе в ладонь и оглаживает пальцами вход, отчего омега, практически переставая дышать, смотрит широко раскрытыми глазами и закусывает губы в предвкушении. Растяжка проходит мучительно неспешно для обоих, но принц наслаждается видом распалённого Ханя, искренне хочет показать ему настоящую ласку. Поэтому неспешно спускается ниже, целует омегу в живот, не прекращая растягивать, а после подбирается к небольшому члену, но минует его, спускаясь ещё дальше. Хань вздрагивает, хочет выпрямить ноги, да только альфа оказывается сильнее и проворнее — прижимает стройные омежьи бёдра к его же груди, целует заднюю поверхность бедра и попу, а после начинает ласкать языком манящую дырочку. Хань неожиданно пищит от ощущений, смущается своей же реакции, и, сжимая простынь одной рукой, другой тянется к макушке принца, чтобы вцепиться в волосы. Альфа отрывается от своего занятия, улыбается, вновь начинает осторожно двигать пальцами, наблюдая за движениями омеги. — Перестаньте мучить меня, прошу, — Хань выгибается насколько может, обнимает свои ноги под коленями, прижимая их к себе ещё сильнее. — Пожалуйста. В серых глазах плещется желание и покорность, и альфа не может противостоять очарованию своего мальчика. Он ощущает окружающую их магическую ауру, будто бы балдахином свисающую над кроватью, чувствует, как её плотность увеличивается пропорционально возбуждению Ханя. Они мягко целуются, льнут друг к другу, и Хань чуть напрягается, когда член альфы упирается ему в бедро. — Расслабься, мой Хань. Всё хорошо, — губы дотрагиваются до трепещущих ресничек, переходят на нос. Омега ёрзает по простыням, неловко дёргается от незнакомых ощущений, когда принц входит в него. Он чувствует себя крайне странно, — не больно, но ощущения ему неприятны, — чуть двигается сам, лишь бы не лежать бездвижно. Магия вспыхивает огнём, зарождает восторг и страсть, нежность и любовь. Принц увеличивает темп, но смотрит только лишь в глаза Ханя, чтобы усилить ощущения. Они занимаются любовью медленно, среди подушек и на практически полностью съехавшей простыне. Хань теряется в себе, в пространстве, в запахе альфы, который окутывает, властвует над ним. Он еле успевает вытирать капли пота с их взмокших лиц, снова и снова целует желанные губы, улыбается. Потом внезапно откидывает голову, просит стонами поставить метку, впивается сильнее в плечи. Чувствует зубы на своей коже, дёргается от укуса и кончает. Принц следует за ним, осторожно выходя, ложась рядом и прижимая к своей груди расслабленного омегу. — Теперь ты останешься со мной навсегда, — лёгкий поцелуй в висок, и Хань улыбается, прячет лицо в тёплых объятиях. Сопит, проваливаясь в сон, и телом, разморенным от ласк, жмётся ближе к альфе.***
Июль 1556, сад позади дворца.
Счастливый Ким Кёнсу хлопочет над сыном-омежкой, целует его в маленький носик-кнопочку, а тот смеётся, растягивает пухленькие щёчки в счастливой, ещё беззубой улыбке. Хань стоит рядом, наблюдает, а сердце трепещет, бьётся об рёбра. Руки сами по себе перемещаются на собственный живот, где зарождается новая жизнь. — Не представляешь, муж за время всей беременности был такой ласковый и нежный, а сейчас проявления чувств будто втрое сильнее стали. Благо король разрешил ему взять отпускные, да с нами посидеть. Счастливее меня он ведь сейчас. Хань замечает взгляд счастливых глаз, адресованный ему, качает головой, смеётся как ребёнок. Ему радостно видеть, как друг возится со своим мальчиком, делится своими впечатлениями. Омеги часто посещают сад, где наслаждаются запахом цветов и цитрусовых деревьев, играют с малышом и наблюдают за лошадьми, что пасутся в поле за садом. Здесь Хань иногда пробуждает свою магию, показывает чудные миражи, перемещает маленькие предметы. И оба Кима, да и случайные свидетели, восхищённо хлопают глазами, разглядывая гладь большого озера, которое внезапно появляется средь сада. А молодой король любит подкрадываться к своему Ханю, обнимать его крепко и целовать в губы при всех, что и делает сейчас. Омега улыбается, упирается ладошками в сильную грудь, но ластится ближе, забывая про своё представление. Мираж исчезает, да только это мало беспокоит его. Его Бэкхён — самый настоящий, а это главное.