Не чудовище

Пришло время перемен. Айрин понимает это, когда слуга передаёт от отца ей короткую записку с просьбой зайти к нему в кабинет после обеда — в это время он должен быть дома после совещания. Айрин прикусывает губу, задумчиво рассматривая почерк отца (хангыль обычно служил им своеобразным шифром в семье). Если он не хочет, чтобы кто-то случайно прочёл, значит, сегодняшний разговор будет касаться чего-то более серьёзного, чем покраска крыльца или высадка новых цветов. *** Из дверей отцовского кабинета вылетает маленький чайничек с кипятком и звонко обрушивается на пол. За ним в сопровождении маленьких чашечек из того самого же сервиза вываливается Джунхо, поскальзываясь на разлитом кипятке и яростно шипя от боли. — И не смей приводить эту девку в мой дом! И это исчадие в её животе! Вон!!! Джунхо коротко рычит, неуклюже поднимается на ноги и орёт в ответ: — Меня ничто не заставит ступить и один шаг назад в этот… этот… — запинается, плюёт на пол, и просто сжимает кулаки. Потом под очередной набор резких реплик из кабинета, резко разворачивается к выходу и летит по коридорам прочь. На парадном крыльце он притормаживает возле развалившегося на ступенях Джунмёна, тоскливо поглядывающего на редкие облака и пока ещё холодное солнце. — Хён-ним сбегает? — Джунмён спрашивает небо. Джунхо вздыхает, мотает головой и нервно пинает ступень. — Я должен, так что я не сбегаю. Это мой сын, Джунмён-а. — И мой племянник, — как бы между прочим замечает Джунмён. — А ещё у него есть бабушка, дедушка и много доверенных слуг семьи… — Ты сам слышал — нет у него никого, кроме меня теперь! — перебивает Джунхо, и проводит по лицу ладонями. — Есть я, — упрямит младший, не отводя взгляда от синевы сверху. — А у тебя — долг перед семьёй… На этот раз его прерывает подзатыльник, и Джунмён сваливается в лужу, оставшуюся от утреннего дождя. — Ты теперь этот долг! Теперь я на правах второго сына, так что мой долг выполнен, — шипит на него Джунхо, кривится от досады и отворачивается. Джунмён, морща нос, аккуратно поднимается, бесполезно отряхивается, и осторожно кидает взгляд на хёна. — Я не хотел, хён-ним. Я просто пытался стать тебе полезным, — тихо бормочет под нос. Джунхо долго молчит, пока донсен теребит свою заляпанную одежду, вздыхает. Оглядывает стены родного, но такого опостылевшего дома. — Дай тебя обнять. — Джунмён приближается медленно, но не колеблясь. Вжимается в плечо хёна лбом, вцепляется в ткань на спине, и зажмуривается. — Я никогда на тебя не сердился, — бубнит ему в макушку Джунхо. — Меня всегда доставал отец, а место наследника ты заслужил честно. Это мой выбор. Нелегкий, но мой. Раскачивается из стороны в сторону, прямо как в детстве, когда за окном гремела гроза и гасли все свечи от сквозняка. — И теперь я не часть этой семьи. От меня зависят другие, а эта дверь захлопнулась. Ты сильный, Джунмён-а, ты совсем справишься, — уверенно продолжает хён. От Джунмёна раздается короткий задушенный всхлип, он в последний раз крепко обнимает брата и резко отстраняется. — Пиши моему слуге — отец не додумается, что у него моя корреспонденция. И я жду хотя бы одного визита. Джунхо слабо улыбается и ерошит ему волосы. Делает шаг назад, другой, нащупывает за спиной створку ворот, и тихо ускользает, как не было его. Джунмён сглатывает ком в горле, закашливается, и заставляет себя отвернуться, направляясь к себе в комнату. Нужно переодеться, приготовиться к разговору с отцом за обедом, потом урок с учителем этого треклятого английского, что его заставили изучать на следующий же день, как хён признался отцу, кому принадлежит его сердце. Затем — сборы в Лондон, продолжающиеся уже вторую неделю. И нервное ожидание первого письма, что ему когда-нибудь передадут прямо перед сном, запрятав между тарелок на подносе с полуночным чаем, когда он вынужден в очередной раз засиживаться с трактатами до рассвета. *** — Деточка, Вы уверены, что Вас стоит так туго шнуровать? Вы и так среди всей этой толпы барышень самая тоненькая, — обеспокоено спрашивает няня, затягивая шнуровку на корсете. В ответ ей только упрямое молчание, и женщине остаётся только вздохнуть, прежде чем затянуть свою воспитанницу в тканевые тиски. Письмо отправляется на туалетный столик. Узловатые шершавые пальцы ловко поправляют ткань, чтоб не выбивалась, разглаживают бельё под корсетом и снова тянут, чтобы затянуть до тех самых девятнадцати дюймов, до которых остальным девицам надо пару месяцев голодать, а потом страдать в гардеробной, пока кто-то из мужчин будет пытаться утрамбовать их тела в корсет. Остальным, но не Айрин. — Не имея пышных форм приходится довольствоваться тем, что есть. И моё преимущество — это тонкая талия, — улыбается Айрин и демонстративно обхватывает ладонями затянутую талию. — Если бы, няня, Вы так не боялась меня затягивать, то можно было бы ещё на пару дюймов сделать меньше, но… — Маленькая мисс сейчас же замолчит и продолжит одеваться, иначе я доложу Вашему отцу, что Вы учиняете бунт! — Няня с оскорблённым видом протягивает молоденькой девушке сорочку, ожидая пока тихо рассмеётся и соизволит поднять руки, чтобы нырнуть в ткань. — Вы же знаете, что Ваш отец не хочет, чтобы Вы слишком уж уходили в моду Лондона, ведь, — переходит няня на заговорщицкий шепот, — дочь посла Кореи должна уважать традиции своей родины. — Я знаю, как отец скучает по ханбокам, знаю. — Айрин подтягивает на талию одну из нижних юбок, после чего складывает руки на груди. — Но и здесь нас, людей пришедших с Востока, и без привычной нам одежды замечают. Так что какой смысл? — склоняет голову и блуждающим взглядом водит по комнате, не находя ничего, за что можно было бы зацепиться. — Это всё равно, что среди белого дня с факелом в руках кричать, что мы чужие здесь. Няня качает головой и крепит турнюр. Когда она пришла в этот дом ещё совсем молоденькой дурочкой, то свёрточек с неимоверно тихим ребёнком ей показался очень милым. Сейчас же тишина в исполнении Айрин хуже бури, которая вот-вот должна набрать обороты. — Знаете, я сегодня в холле слышала разговоры о том, что Вам сегодня покажут фотографию Вашего жениха. Поговаривают, что лучшей партии Вам не сыскать, — Тягостное молчание снова прерывается словоохотливой женщиной, которой всегда есть, что поведать. Она уверена, что эта новость точно отвлечёт молодую госпожу от назойливых мыслей. — Правда, чудесно? Замужество — предназначение женщины. Как хорошо бы было, если бы мне поручили воспитывать Ваших малышей и… Айрин растерянно переводит взгляд на няню и едва заметно сглатывает: не то, чтобы она не догадывалась об этом, но это кажется так скоро, да ещё и брак по договорённости. Хотя, впрочем, на что ей было надеяться? Отец всегда был за то, чтобы Айрин вышла замуж за корейца и не смешивала корейскую кровь с какой-либо ещё. Отец верит, что их корейское происхождение всё так же неприкосновенно, словно они до сих пор живут в Корее. Айрин тяжело опускается на стул у зеркала, пока щебечущая няня начинает возиться с её волосами, решая, как лучше их заколоть. Густые локоны водопадом рассыпаются по плечам, пока щётка вычёсывает их, вынуждая погрузиться в почти медитативное состояние своей монотонностью. Айрин прикрывает глаза, сжимая руки в замок, чтобы вернуть себе спокойствие, а затем задаёт вопрос, который тревожит её юное сердце едва ли не в первую очередь: — А он очень стар? — Что Вы! Ваш одногодка, и, говорят, не глуп, весьма не глуп! — радостно делится няня, выдавая сотни теорий, каков же будущий кавалер её воспитанницы. Айрин чувствует, как ей становится немного легче и снова замолкает на долгое время. За окном начинает мягко шелестеть дождь по молодым листьям, пряди волос под ловкими руками распутываются, а у Айрин всё мрачнеет подозрительно взгляд. Прикусив легко губу, она со всей возможной безразличностью спрашивает: — А что, раз не глуп, и об этом все говорят, так значит некрасив? Няня переполошено охает, выпускает волосы из рук, и пускается в подробные описания всех слухов, что до неё доходили. — И мил, и вежлив, а как галантен, — старательно щебечет она. — От него в восторге все посетительницы дома посла… — Что, бабник? — охает Айрин, начиная подниматься. — Да что вы, маленькая мисс! — Няня в ужасе хватается за грудь, потом за воспитанницу, прижимая её обратно к стулу, затем тянется за графином, наливая два стакана воды. - Вот, переволновали Вы, так и страхи Вам дождь навеял. Солнце бы поскорее тогда и маленькая мисс на прогулку поедет, да отвлечётся, да и время-то быстро пролетит, и молодой господин приедет… Глотая воду под рассеянным вниманием няни, Айрин всё ещё хмурится, но желание делиться мыслями пропало. Нужно будет спросить у сестры, что там о нём кухарки болтают. *** До Лондона ещё двенадцать часов пути, но Тао уже готов проклясть свою неспособность телепортироваться. Естественно, он мог бы ускорить процесс одним щелчком пальцев, но уверенность, что должна произойти судьбоносная встреча, заставляет оставаться в этом временном отрезке дольше. Тао поправляет воротник рубашки, желая поскорее оказаться в отеле и принять ванную, ибо прекрасиями интерьера вагонов в викторианском стиле уже сыт по горло и уже как-то не до роскоши — Тао банально устал. На следующей станции обещают стоянку в четверть часа, отчего становится немного легче. Затёкшие мышцы требуют разминки, и оттягивать этот момент Тао не собирается. Он уже отработанным движением руки открывает дверь своего купе и выходит на улицу, потягиваясь явно с большим усердием, чем должен джентльмен. Но становится как-то наплевать, учитывая, что внешность самого Тао изначально не способствовала его становлению истинным английским лордом с хорошим воспитанием — разрез глаз не тот, говор не тот, цвет кожи не тот. Всё не то, как должно быть. Иногда становится смешно от всех этих вопросительных взглядов в его сторону, но Тао ограничивается ухмылкой и продолжает делать наклоны со стороны в сторону. Когда тело снова приходит в норму и перестаёт ощущаться, как чужое, он присаживается на ступеньку в купе и позволяет себе погреться на мартовском солнышке. Путь из Китая долог и утомителен, и Тао думает, что в этом веке слишком много Европы для него и пора вернуться к истокам, но каждый раз, когда надеется осесть в какой-то из стран хотя бы на пару лет, его снова тянет сюда. — Простите, но у Вас не найдётся сигары? — Тао лениво переводит взгляд с местных пейзажей на просящего и едва заметно вскидывает бровь: молодой человек невысокого роста со стаканом чая в руке выглядит взъерошенным и смертельно уставшим, и его немного жаль. Тао надеется, что тот не принимает опиум, ибо эта штука весьма губительна и… — Нет, не люблю табак, — отвечает он, понимая, почему этот молодой человек подошел именно к нему: кореец. И в голосе его звучала такое ожидание, когда он смог себе позволить себе заговорить на родном языке, что Тао даже успевает почувствовать отголоски симпатии к нему. — Далеко едете? — В Лондон, к невесте, — коротко отвечает незнакомец, делая небольшой глоток чая, после чего оттягивает ворот рубашки и чуть ослабляет узел галстука. — Дочь посла Кореи, может, слышали о ней? Тао неоднозначно кивает, после чего двигается немного в сторону, позволяя «жениху» присесть рядом. — Так невежливо с моей стороны, — суетливо говорит тот, присаживаясь вполоборота к Тао, — позвольте представиться: Ким Джунмён, — затем протягивает руку. — Хуан Цзытао, — отвечает Тао на жест, и с каким-то странным удивлением проговаривает собственное имя ещё раз мысленно — он так давно не говорил своё полное имя, что каждая шероховатость звука оседает привкусом у корня языка. — Путешественник. — Хотел бы я тоже путешествовать в своё удовольствие, — невесело усмехается Джунмён, делая крошечный глоток чая. — Пусть я и мечтал увидеть дальние страны, но никак не под таким предлогом. — Старший сын, которому не дают спуску и возлагают большие надежды? — понимающе уточняет Тао, жмуря глаза от солнца. Он бы ещё и сладко зевнул, но нужно соблюдать хотя бы основы этикета, поэтому он мужественно держится. — Можно и так сказать, — после короткой паузы соглашается Джунмён. Солнце затягивает тучами с такой порывистостью, словно погода подстраивается под настроение Джунмёна. Тао считает это сравнение забавным. — Должен заметить, что это действительно испытание — английский мне дался с большим трудом. Тао едва заметно кивает головой, молча рассматривая горизонт. — Что ж, я, наверное, пойду, — негромко произносит Джунмён, откланиваясь. Перед тем, как развернуться и уйти, он рассеянно тянет к губам стакан с чаем. — Допил? Серьёзно? С такими поездками совсем голова перестала соображать. Возможно, самому Тао стоило бы приободрить случайного знакомого, но он внимательно следит за чайным облачком, которое парит над головой Джунмёна. Когда совсем уже забыв о пропавшем чае, тот аккуратной струйкой вливается обратно в стакан. Джунмён этого не замечает. — Что ж, в доме посла я ещё не бывал, — бормочет Тао, возвращаясь к себе в купе. На улице моросит дождь, и Тао почти наверняка знает, кто в этом виноват. *** Джунмён не знает, почему никто не встречает его на вокзале. Не знает, почему ему самому так спокойно, хотя ещё с полчаса назад, до остановки в Лондоне, он буквально слышал гулкое биение собственного сердца. Он сходит с поезда, крепко держа свой чемодан, и удаляется подальше от встречающей пассажиров толпы. Стараясь незаметно опустить поля шляпы на глаза, дабы не акцентировать на себе лишнего внимания, Джунмён останавливает кэб и, старательно произнося каждое слово, просит извозчика отвезти его к дому посла Кореи, находящегося недалеко от главной площади. — Впервые мне приходится везти академика — почту это за честь, — весело смеётся бородатый извозчик, и Джунмён не знает, что произвело такое впечатление: то ли правильное произношение, далёкое от живой речи, то ли дорогой костюм, сшитый на заказ лучшими портными, которых только смог отыскать его отец. Пока они едут по мостовой, Джунмён чувствует каждую неровность брусчатки, к тому же кэб время от времени проваливается колесом в небольшие колдобины, отчего и без того уставший с дороги Джунмён ощущает себя жертвой пыток. Спина ноет, голова немного кружится, но он старательно сохраняет осанку, уговаривая себя продержаться ещё немного. Наконец-то остановка, и Джунмён степенно выходит из кэба. Он уже отчаялся, что его будут встречать, и теперь вместо надежды на тёплый приём в сердце поселился страх, как бы его не выгнали прочь. Вдруг он будет чем-то неугоден? — Мы ждали Вас лишь на следующей неделе, мистер Ким, простите нашу халатность — не уследили, — на крыльце дома объявляется сам посол в сопровождении секретаря и легко кланяется новоприбывшему. Джунмён чинно делает поклон по всем правилам и лишь после этого и жмёт на европейский лад руку будущему свёкру. — Мне было весьма полезно испробовать свои знания английского, — улыбается Джунмён, следуя за послом в дом. — Англия выглядит совершенно не так, как я её себе представлял. — Вы не поверили в её дождливость? — смеётся посол Бэ, продолжая вести гостя к себе в кабинет. — О, осадки я уже успел оценить, — Джунмён краем глаза успевает заметить, что дождь всё усиливается за окном. — Но английское радушие весьма впечатлило — ведь я был уверен в серости этой части мира. — Серо здесь только за бумагами, — усмехается посол, впуская Джунмёна в кабинет. — Я знаю, что Вы устали, но буквально пару вопросов и я отправлю Вас на заслуженный отдых. — Моя усталость ничтожна, — лукавит Джунмён, хотя у него большое желание просто рухнуть на паркет и уснуть мёртвым сном до начала следующего месяца. — С дочерью я Вас познакомлю уже сегодня за ужином, надеюсь, она придётся Вам по душе, — продолжает мистер Бэ. — Хотел уточнить всего один момент: Вы уверены в том, что вытянете мою должность в будущем? От Вас будут зависеть отношения сразу двух стран. — Я приложу все усилия, чтобы быть достойным такой чести, — не задумываясь, отвечает Джунмён. — Ах, какие речи в девятнадцать лет, — с толикой снисхождения подмечает посол. — Но лучшего ответа я и желать не мог. Джунмён кивает. *** Джой довольно хихикает в углу библиотеки, в сотый раз перечитывая кривое письмецо, которое нашла под книгой, посвящённой мифам древней Греции. Айрин косится на неё, прекрасно, зная, от кого сие «интеллектуальное» послание. Впрочем, Джой тут же подтверждает очевидное, ибо сдерживать восторг в шестнадцать лет невозможно — этим нужно обязательно поделиться! — Сондже зовёт пройтись вечером по саду — пишет, что видел белку, хочет показать, — доверительно сообщает Джой. — Вы только смотрите, чтоб вас никто не увидел целующимися под белкиным деревом, а то мало ли, — без доли эмоций предупреждает Айрин. Естественно, это ещё больше подогревает интерес Джой к настоящей реакции своей сестры. — А что, онни, завидуешь? — подстрекает она, и её глаза смеются. — Хотя, как ты можешь мне завидовать, если сама вот-вот выйдешь замуж — белый цвет тебе к лицу. Уже хочу тебя увидеть, идущую к алтарю, — щебечет она дальше, не замечая, что её сестра не перелистывает страницу книги уже больше минуты, хотя обычно прочитывает едва ли не главы в такой короткий срок. Айрин и правда завидует. Потому что у Джой не будет проблем в будущем, ведь Сондже сын секретаря их отца, а значит, вполне неплохая партия для младшей дочери семейства. Ко всему прочему, эта юная парочка цветёт и пахнет, и весна им только на руку в их взбалмошных затеях на любовном поприще. Айрин надеется, что то самое любовное поприще всё ещё носит платонический характер, иначе нехорошо получится. — Зато Сондже высокий, и у нас будут высокие дети, — не замолкая, вещает Джой, подскакивая на месте и махая ладонью над головой, чтобы показать примерный рост своего суженого. — Дети-великаны, — бурчит Айрин, снова утыкаясь в книгу. — Да ну тебя, онни! — стонет Джой и лезет обнимать уже улыбающуюся сестру. А вот суженый Айрин спит в последней комнате по коридору на втором этаже, и совсем невысокого роста. Айрин продолжает смеяться с нытья Джой, но чувствует, как в какой-то момент слабость одолевает её. Сознание меркнет. *** — Нюхательная соль — редкостная гадость, чтоб ты знала, — шипит Айрин, пока они идут в столовую, где должно состояться официальное знакомство будущих супругов. Джой закатывает глаза и рекомендует больше не строить из себя сверхвпечатлительную дамочку, падающую в обмороки. Айрин не успевает ответить, потому что двери распахиваются, и обе сестры вынуждены примерить на себя маски тех самых идеально воспитанных дочерей корейского посла. — Что ж, когда все в сборе, позвольте представить вам Ким Джунмёна — моего приемника и будущего мужа нашей Айрин. — Молодой человек у стены вежливо кланяется и произносит шаблонную речь о том, как дорожит этой встречей. За окном снова начинает барабанит дождь, и Айрин в который раз рада непогоде — означает, что никаких прогулок под руку у всех на виду ради отца, который любит показать собственные достижения в не всегда завуалированной форме. Айрин давно выучила свою роль, а судя по отточенным движениям её жениха, то и он на славу постарался, репетируя свои реплики и совершенствуя знания этикета. Они поддерживают светскую беседу, соревнуясь в высокопарности. И оценивают, оценивают друг друга. По правде говоря, Айрин готова признать, что ей действительно повезло с партией, ибо по внешним и умственным параметрам очень даже хорош, вот только, что ещё скрывается под этой идеальной картинкой — ей неведомо. Ей кажется, что Джунмён в постоянном напряжении, вечных расчётах, выяснении каких-то внутренних недопониманий. И вся эта буря прячется под красивой белозубой улыбкой и участвующим тоном. Размышления Айрин прекращаются, когда она чувствует на своём плече влагу, словно кто-то из прислуги вывернул на неё бокал вина. Но когда он вертит головой, стараясь узнать, откуда на её плече обнаружилась вода, никого над ней не оказывается. — Кажется, у нас протекает крыша, — полушутя говорит Айрин, с удивлением подмечая испуганное лицо Джунмёна. Она не совсем понимает, отчего он так побледнел, но решает приободрить улыбкой. — Вы боитесь воды, мистер Ким? — Ни в коем случае, — поспешно отвечает, стараясь привести свои растрёпанные эмоции в порядок. — Просто удивляюсь силе дождей в здешних местах. *** Джунмён с большим трудом дожидается ночи, когда его, наконец, отпускают восвояси. Мелко дрожат руки, холодный пот катится по спине, заставляя ёжиться и втягивать голову в плечи. Джунмён падает на кровать, застеленную заботливой служанкой накрахмаленными простынями, и тут же закрывает лицо подушкой. Он остервенело жуёт наволочку, потому что кричать нет возможности, а затем заставляет себя выровнять дыхание. Возможно это всё совпадение — с чего он вообще взял, что способен управлять водой? Подумаешь, напитки из его посуды то исчезают, то снова появляются — это можно списать на обычную рассеянность, подумаешь, в последнее время пасмурная погода его преследует, подумаешь, он так долго смотрел на Айрин, что вода из её бокала нескладным облачком обрушилось той на плечо — это всё совпадения и усталость! — Надо проверить, просто проверить, — с силой проведя ладонями по лицу, бормочет Джунмён, поднимаясь с кровати. Он подходит к графину с водой и, сглотнув, направляет на него руку, затем легонько делает взмах ладонью вверх и чувствует, как у него внутри холодеет: вода неровным столбом поднимается из стеклянной тары, следуя за движениями руки Джунмёна. — Я сошёл с ума, — выдыхает Джунмён, опуская руку. Вода лужицей разливается по туалетному столику. — Так не бывает. — Бывает, и не так уж и редко, как ты думаешь, — слышится со стороны окна, но Джунмён даже не шелохнётся — его тело не слушается своего владельца, требуя выяснения ситуации. — Повезло же тебе оказаться хранителем Воды — самая спокойная и самая своенравная стихия. Джунмён слышит шаги в свою сторону и дышит через раз — он привык к тому, что всё упорядочено, что везде можно уловить суть, просчитать ходы, но эти сутки с разрушительной силой сносят все плотины здравого смысла. — Это какая-то чёрная магия? — хрипит Джунмён, стараясь не думать, что его могли проклясть. Ему стоит больших усилий не паниковать. Он подходит к окну и внимательно смотрит на ночного визитёра, благо, свет уличных фонарей позволяет это сделать. На языке вертится ещё с полсотни вопросов, но единственное, что может выдавить из себя Джунмён: - Ты? Тао довольно улыбается: что ж, по крайней мере, субординацию соблюдать уж точно не нужно. Он осматривает бледного Джунмёна, над которым аркой парит вода, обрамляя его от торса до самой макушки, и даже успевает полюбоваться этим зрелищем — опытные хранители редко показывают свои возможности, не желая выдавать свою истинную силу. — Прости, что посреди ночи — знакомый адвокат, который мог бы официально ввести меня в Высший свет, скончался пару лет назад. Я слишком давно не был здесь, — вздыхает Тао, растягивая слова, не позволяя чужому нетерпению брать над собой верх. — Поэтому, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, то я должен быть рядом какое-то время и, учти, я не собираюсь лазить каждый раз через окна по ночам. — Кто же ты? — Джунмён чувствует, как язык снова начинает его слушаться, но в горле всё ещё першит, как от долгого молчания. — Демон? — Хуан Цзытао, путешественник, хранитель Времени, приятно познакомиться, — отвечает Тао, соскальзывая с подоконника и шагая вглубь комнаты. — Как насчёт того, чтобы зажечь свет? Сомневаюсь, что темнота спасёт тебя от необратимого. Джунмён молча выполняет это требование, едва не опрокидывая керосиновую лампу. — Если тебе станет проще, — начинает Тао, присаживаясь в кресло, стоящее рядом с кроватью, — где-то неподалёку есть ещё один хранитель, в ком силы вот-вот должны пробудиться или же недавно это всё же произошло. — Сомневаюсь, что я смогу выяснить это, находясь в городе всего один день, — бурчит Джунмён, проводя ладонями по лицу. — Расскажи мне, что происходит. — Ты слышал что-нибудь о Древе? В Корее довольно известная легенда, если мне память не изменяет, — Тао едва заметно улыбается, хотя его жёлтые глаза не трогает ни единая эмоция. Когда он замечает замешательство на чужом лице, то лишь закатывает глаза. — Если вкратце, то благодаря Древу, которое объединяет два мира, появились хранители, обладающие древней магией, способной защитить, как само Древо, так и мир в целом. Все двенадцать хранителей собираются крайне редко полным составом, и то это в случае, если от них зависит Судьба всего света в целом. В общем, нечасто можно за одну человеческую жизнь перезнакомиться со всеми своими братьями по силе, да и никогда не знаешь, где, когда и, тем более, в кого произойдёт реинкарнация. Но учти, это и правда самый лаконичный вариант нашей истории. — И что требуется от меня? — осторожно спрашивает Джунмён, сидя с неестественно ровной спиной. Тао чуть прикрывает глаза и снова рассматривает его. — Жить мирно, совершенствовать способности и в случае чего помочь братьям — не очень много, согласись? — Тао вытаскивает из кармана пиджака серебряные часы и смотрит время. Начало второго ночи. — Но в первую очередь тебе надо принять самого себя. — Я способен кого-то убить, не желая того? — Если ты не научишься контролировать стихию, то ты и города в порыве гнева способен смыть к чертям, — без всякого предисловия говорит Тао, прекрасно видя, как вздрагивает, словно от пощёчины, Джунмён. — В твоих интересах обуздать её, а не пускать на самотёк. — Я понял тебя, — хрипит Джунмён, хмуря брови. *** Айрин чувствует себя неважно: голова кружится, общая слабость вынуждает сидеть на месте и изображать внимательное чтение. Впервые она так счастлива, что отец уехал из дому вместе со своим будущим зятем по делам, чтобы ознакомить с местом будущей работы и кругом нужных в первую очередь людей. Айрин искренне надеется, что ей простят простое домашнее платье, которое она надела вместо тех, которые обычно носят при гостях. Айрин чувствует себя безумно уставшей. Возможно, ей стоило бы позавтракать и посоветоваться с няней касательно собственного недомогания, столь непривычного ей. Но в какой-то момент, она решает смолчать: их дом напоминает муравейник, где каждый исполняет свою особенную роль. Айрин — хозяйка здесь, и все вопросы спрашивают у неё, когда отца нет, все споры решают с ней — никто не видит в ней девятнадцатилетнее дитя. Разве её могут считать ребёнком, если совсем скоро она будет связана узами брака и будет считаться почтенной матроной, несмотря на возраст? И Айрин не хочет рушить этой идиллии своей семьи — ей нельзя доставлять лишних хлопот никому, иначе как на неё можно будет рассчитывать? На улице снова идёт дождь — Айрин за все десять лет жизни здесь всё никак не может привыкнуть к тому, что всегда нужно быть готовым прикрыть голову от назойливой воды, которая всё падает и падает, щёлкая по носу или порой заливающей сразу всю тебя. — Онни, пойдём в гости к Сондже? — Джой, как та егоза, крутиться вокруг сестры, не желая видеть её в столь вялом настроении. — Он проиграл мне спор, и теперь просто обязан приготовить яблочный пирог. Мы просто обязаны увидеть, как он будет сжигать кухню собственного дома! Айрин слабо улыбается на её слова, но лишь качает головой. — Лучше бы помогла ему в готовке — тогда бы он на тебя не дулся после собственного промаха, — советует она, когда Джой хватает её за руку и тянет за собой. — Я не хочу без тебя, — бурчит Джой, опускаясь на колени перед креслом, где сидит Айрин. — Мне скучно, давай ты что-нибудь нарисуешь — я люблю твои картинки! — капризно просит Джой и преданно заглядывает в глаза. — Ты же знаешь, что я не умею рисовать — хохочешь вечно с этих «шедевров» до икоты, — закатывает глаза Айрин, стараясь сдержать желание показать младшей сестре язык. — Это не в моём стиле — тратить время на глупости. — В твоём стиле, как раз-таки, рисовать пятиногих носорогов, — хохочет Джой, обнимая сестру за талию. – Ну, давай порисуем, ну, пожалуйста! Айрин даже не удивляется, когда у неё на коленях объявляется бумага и перо в руках — Джой никогда не отличалась терпением. *** Ближе к концу недели, когда Джунмёна видят чаще дома, чем вне его стен, мистер Бэ решает представить своего приемника уже широкой общественности, воспользовавшись приглашением на бал. Естественно, среди слуг поднимается суматоха, а бедная нянечка не знает, куда деваться: Айрин нужно одеть так, чтоб ни одна европейка не была в состоянии затмить её нежной красоты. Ведь Джунмён не должен сомневаться в своей партии ни минуты. Сам Джунмён подолгу сидит у себя, и его никто не смеет тревожить, прекрасно осознавая, сколько всего произошло для него в такой короткий промежуток времени. И Джунмён благодарен этой заботе — целый день спокойствия перед празднеством как нельзя лучше способствует расслаблению и самоедству — Джунмёну тошно от этого коктейля эмоций, которые он испытывает. — Мне кажется, ты не веришь в себя, — тянет Тао, сидя всё в том же кресле, но уже на правах друга Джунмёна (посол был очень удивлён, что у его приемника оказался друг в такой далёкой стране, но препятствовать общению не стал). — Вчера тебе удалось спокойно переместить воду из стакана в графин и обратно, и даже ни одного мокрого пятна на ковре. К тому же, вода тебя слушается — твоё смирение и терпеливость подкупает её. — Я не хочу думать, что будет, если однажды всё выйдет из-под контроля, — Джунмён делает небольшой глоток ромашкового чая, который ему приносят едва ли не каждый час. — Невозможно ничего предугадать. — Если вдруг ты сойдёшь с ума, то кто-нибудь из хранителей тебя прикончит, не переживай, — скучающе говорит Тао, потягиваясь на кресле. — Если тебя это успокоит, то я на балу тоже буду, так что пока можешь рассчитывать на мою поддержку. — О да, поддержка от потенциального вершителя правосудия, — фыркает Джунмён, движением руки заставляя прозрачную жидкость подняться из стакана в воздух и принять форму слова «долг» корейским хангылем. — Как думаешь, Айрин сильно разочарована в том, кто ей выпал в спутники жизни? — Ты наконец-то стал задумываться о своей будущей жене? А ты много о ней знаешь? — вскинув бровь, интересуется Тао. Джунмён отставляет чашку на прикроватную тумбочку и устало трёт переносицу. — А что ещё можно ожидать от дочери посла? Воспитана, образована, умна, вот только не знаю, что у неё там в голове происходит — обычно она предпочитает молчать и слушать. — Само совершенство, на мой взгляд, — улыбается Тао, обводя кончиком пальца контур рисунка на обивке кресла. — Ты считаешь её красивой? — Всегда считал, что это очевидно, чтобы ещё раз упоминать, — отмахивается Джунмён, но Тао прекрасно видит, как алеют кончики его ушей. *** На балу слишком ярко — другого слова Джунмён подобрать не может. Он одновременно чувствует восторг от помпезности нарядов дам и кавалеров, от убранства зала и вышкалке слуг, и утомление от наигранности поведения некоторых дам, которые с осторожностью и интересом пытаются заставить общаться с ними, задавая поверхностные вопросы. Джунмён старается отвечать приветливо и полно, чтоб не казалось, будто он не желает общества всех этих людей, ибо если хочешь быть дипломатом, то внушать доверие людям просто обязан. Когда оркестр начинает играть вальс, Джунмён с каким-то облегчением откланивается своим собеседникам и идёт искать Айрин по залу. Её общество ему в разы приятнее, чем напичканные формальностью и шаблонами разговоры — лучше молчание и понимающий взгляд. — Вы позволите? — Джунмён чинно кланяется и протягивает Айрин руку. — С большим удовольствием, — с полуулыбкой соглашается она, поднимаясь с кресла у окна, где отыскал её Джунмён. Их пара самая миниатюрная среди вальсирующих европейцев, но в то же время — самая гармоничная, начиная от комплекции, заканчивая манерой держаться. Естественно, об этом ни Джунмён, ни Айрин не знают, ведь Джой шепчет об этом только Сондже, который тоже начинает тихонько хихикать — он довольно редко не поддерживает Джой в таких затеях. — Вы очень пластичны, — наконец говорит комплимент, желая выразить хотя бы толику восхищения податливой Айрин, с которой, он уверен, станцевал бы ещё не один танец. — Мне повезло с партнёром, — лукаво говорит она, прогибаясь чуть сильнее, когда они идут на очередной круг. Джунмён несколько секунд смотрит на беззащитную шею, открывшуюся ему, и от неловкости переводит взгляд. Остаётся только радоваться, что у платья Айрин плечи скрыты тканью, ибо иначе для Джунмёна было бы слишком много обнаженной кожи. — Простите, — как-то виновато шепчет Айрин, когда Джунмён предлагает станцевать ещё и польку, перестроения которой он успел выучить как раз перед самым отъездом. — Мне немного дурно. Может, пройдём на балкон? — Как скажете, — понимающе кивает Джунмён, поспешно уводя свою даму из людного зала на свежий воздух — у джентльмена рядом с ними начало бурлить шампанское в бокале под стать взволнованному настроению хранителя. — Вы чем-то больны? — осторожно спрашивает он, когда Айрин с ощутимым усилием переступает высокий порог по пути на балкон. — Обычное недомогание, — криво улыбается Айрин и, противореча всем своим отговоркам, падает на пол в тот же миг. Джунмён едва успевает поймать бессознательную девушку, чтобы она не ударилась головой и бережно держа на руках, укладывает на скамейку, поставленной специально для ночных разговоров под звёздами. Врача находят уже спустя четверть часа. *** — Скоротечный брюшной тиф, у неё запущенная форма, высока вероятность летального исхода, — словно на уроке отвечает Джунмён на немой вопрос Тао, который тенью следует за ним уже третий час, не замечая ни предупреждающих взглядов, ни обидных слов. — Ты был там, и как ты мне помог? — Я наблюдатель и советчик, а не активный деятель, не забывай об этом, — спокойно отвечает Тао, складывая руки на груди. Он видит как растерян Джунмён, как ему тяжело от собственного бездействия, и ему отчего-то смешно, потому что выход есть и очень простой. — Поэтому я готов тебе рассказать, как ты можешь спасти её за несколько минут. Джунмён смотрит на него во все глаза и не в силах произнести ни звука — ждёт. — Думаю, ты знаешь, что кровь — это жидкость, соответственно, ты имеешь определённую власть над ней. Тебе стоит просто сконцентрироваться на том, чтобы она с кровью выкашляла свою болезнь. Ты не исцелишь её, ибо это не твоя сфера, но сможешь очистить. Тао замолкает и выжидающе смотрит на Джунмёна. — Она может умереть в процессе? — только и спрашивает. — Да, если ты потеряешь концентрацию, — отвечает Тао и сам же открывает дверь в комнату Айрин, у которой они уже нарезают круги столько времени. Джунмён обессиленно сжимает и разжимает кулаки, с силой шлёпает себя ладонями по лицу и, уже заходя в комнату, читает себе молитвы богам, известных лишь ему одному. Тао закрывает дверь. Минутой позже из спальни доносится крик и надрывный кашель. Тао останавливает время для всех, кроме них троих, спасая от ненужных свидетелей. *** — Я хочу поблагодарить Вас, — шепчет Айрин, утаскивая Джунмёна на чердак. Он не понимает, зачем она его тащит куда-то, если она видела и знает, что он заставил её едва ли не истекать кровью. — Зачем благодарить чудовище, которое едва не отправило Вас на тот свет? — глухо спрашивает Джунмён, не зная, куда деваться, когда Айрин закрывате за ними дверь, ведущую на чердак. Тао, в последнее время заведший привычку проводит здесь время досуга, на автомате отступает в тень, не желая быть замеченным. — Затем, что Вы спасли меня, а не убили, — улыбается Айрин. — Я рада, что у меня будет такой особенный муж. И знайте, что я никому не расскажу Вашу тайну, если Вы того не пожелаете. Айрин говорит что-то ещё, но на середине предложения её речь обрывается удивлённым вскриком, потому что она вдруг взлетает. Отрывается от земли и взлетает, растерянно прижимая руки к груди. — Да, У Ифань, у тебя ещё не было реинкарнации в женщину, тем более, такую хорошенькую в своей миниатюрности, — усмехается Тао, наблюдая, как Айрин то смеётся, то визжит «не смотри!», когда юбка норовит задраться непозволительно высоко, к самым бёдрам, пока сама Айрин парит по комнате над ошеломлённым Джунмёном. Тао не будет рассказывать Джунмёну, что обычно хранители рождаются мужского пола. Не расскажет и того, что изначально хранителем Полёта был высокий, статный и малость высокомерный мужчина с весьма своеобразным видением этого мира. Жаль только, что Ифань не принадлежит к тем хранителям, которые помнят свои прошлые воплощения, иначе бы Тао воспользовался этой возможностью, чтобы расписать ему в красках, как замечательно он выглядел в пышных платьях и затянутой в тугой корсет тонкой талией. Он смотрит, как Джунмёну наконец-то удаётся поймать Айрин за руку, и девушка, словно почувствовав защиту, расслабляется, что, естественно способствует её относительно безопасному приземлению — Джунмён, конечно, не подушка, но явно мягче, чем пол чердака. Тао думает, что им удивительно повезло — откройся сила у Айрин на пару дней раньше, то Джунмён не смог бы её спасти, как бы ни старался. — Возможно, это прозвучит сейчас абсурдно и немного не к месту, но позволите ли Вы мне, Айрин, лично попросить Вашей руки? — Джунмён так и лежит на полу, пока его невеста тихонько смеётся, параллельно пытаясь привести дыхание в норму. Она с трудом поднимается на колени, и, всё так же сидя, поправляет причёску, растрёпанную этим внезапным приключением. — Чудовищам полагается быть вместе, — кокетливо отвечает она, впервые позволяя себе так открыто демонстрировать собственные чувства. Тао старается не засмеяться от того, как круглеют от этих слов глаза Джунмёна. — Вы так не считаете? Айрин лохматит свои волосы, отчего несложная причёска рассыпается. Потрёпанная белая лента летит на пыльный пол.