Исповедь страждущего твоего голоса

Знаете, люди странные существа, но их такими создали, хотя в некоторых случаях можно сказать, что кто-то создаёт себя сам. По кусочкам, по крупицам собирает свой душевный мир, но в один миг он может рухнуть у каждого и у каждого на это будут свои причины. Ты не хочешь слышать его голос, когда можешь … И до боли в ушах хочешь услышать его, когда уже никогда не сможешь … Странно, что всё, что нас когда-то раздражает, после так хочется увидеть … почувствовать … услышать … сказать … Раньше, я об этом не задумывался. Я не задумывался вообще ни о чём, до этого злосчастного дня. Для меня мир был, как мир. Я жил одним днём и даже был эгоистом, не ценил теплые слова родных, а тем более — простые каждодневные фразы. А о звуках окружающего меня мира и речи идти не могло. Даже чувства любимого человека разбивались об мой гранитный эгоизм, ведь в большей степи меня волновало, сколько он причинил мне боли, а о том, сколько причинил я, и думать не думал. Глупый … глупый, идиот … В один миг всё перевернулось, и моя жизнь затихла навсегда. Да, именно затихла, не единого звука, только давящая на мозг тишина. Если бы я не поругался с тобой, если бы не вспылил, не выбежал на улицу в гневе, не сел в тот злосчастный трамвай. Я бы снова смог услышать твой немного хрипловатый от простуды голос. С такой прикольной картавостью буквы «р», которая меня так раздражала временами, но сейчас я мог поклясться, что полюбил бы её всем сердцем. Больно … Как же мне больно … но не произнести ни слова … И это не только физическая боль, её заглушила новая - боль внутри меня. Я слышал, что её называют «душевной болью», когда болит душа — это страшно. Теперь я понимаю, что это значит, теперь я её чувствую постоянно, нет ни мгновения на передышку. Она разбивается на осколки, а я с немым всхлипом склеиваю её, но она вновь разбивается. И с каждым разом осколки становятся всё мельче, с каждым разом её всё труднее собрать воедино. Когда я был в пустоте, мне показалось, что я был в ней вечность. Темно, страшно и бескрайняя тишина, что сдавливала виски, душила, заставляла сердце болезненно сжиматься. Были приступы паники, я чувствовал, как шевелю губами, но не слышал себя, и становилось настолько жутко, что трудно было дышать, наступала «асфиксия». Я звал тебя, искал тебя среди этой тьмы, но не слышал ничего. В этот момент я чувствовал себя страждущим по звуку твоего голоса. Не важны слова, хотя бы просто такой родной звук именно твоего голоса, но тишина не отпускала меня. В какой-то момент, я отчаялся увидеть белый свет, но даже он мне был бы не нужен, если бы рядом был ты и просто говорил со мной. Руку, а точнее кисть, пронзила тупая боль, как будто её кто-то сильно сжимал, но, несмотря на боль, было и такое знакомое тепло. Я чувствовал, что это был ты и ты вытягивал меня из этого мрака. Я открыл глаза, и свет меня ослепил, но не было сил поднять руку и прикрыть глаза, но ты сделал это за меня. Ты был рядом, это ты сжимал до боли мою руку, счастье переполняло меня, но, увы, мимолетно … Наверное — это моя кара … Глаза привыкли к свету, и я увидел тебя, твою безграничную радость в глазах, твою по-идиотски милую улыбку. Я хотел попросить у тебя прощения, но не смог произнести ни слова и паника из тьмы вернулась. Я с ужасом посмотрел на тебя и обомлел, в твоих глазах ураганом проносились боль, отчаянье и ужас. Мне стало не хватать воздуха, грудную клетку будто раздавливали в огромных тесках. Надо мной закружили врачи, и я заметил, что их губы шевелятся, но я не слышу ни звука. Я вообще ничего не слышу! Может это просто очередной кошмар? Я не хочу тишины! Почему я ничего не слышу? Почему я не слышу твоего голоса?! Ну да, ты сейчас молчал, но что-то мне подсказывало, даже если ты заговоришь со мной, то я ни звука не услышу. Я успокоился, но в душе была истерика, которая рвала меня на части, на такие мелкие кусочки, что уже не было и шанса их склеить. Из глаз градом покатились слёзы, я просто был не в силах их сдержать, в кисти снова почувствовалась тупая боль. Это ты её опять сжал, и я повернулся к тебе, но твоя голова была опущена. А потом ты протянул мне к лицу клочок бумаги свободной рукой, но так и не посмотрел на меня. «Я люблю тебя, не смотря ни на что! Всё будет хорошо!» — вот что было написано на клочке бумаги, но сейчас твой красивый почерк был до боли обезображен. Твоя рука дрожала, ты весь дрожал. Мои глаза ещё не видели так чётко, как раньше, но я сумел разглядеть слезинки. Они капали из-под твоих опушенных волос, что сейчас закрывали такие красивые, ярко-голубые глаза. Я часто завидовал тебе, что твои глаза подобны чистому небу, и завидовал сам себе, что они принадлежат и смотрят только на меня. Изо всех сил я постарался сжать твою руку, боль для меня не имела значения, главное, чтобы ты посмотрел на меня, чтобы ты остался рядом. И ты посмотрел, с той нежностью, что когда-то меня раздражала, а сейчас была как лекарство от безумия. Прошло время, и ты забрал меня домой. Раньше я считал его клеткой, в которой ты меня удерживал и теперь он ей действительно стал ей. Теперь я понимал, каким же я был глупцом, когда старался убежать от твоей любви и не берёг твои чувства. Теперь мне были рады только здесь. Только ты мне продолжал улыбаться день за днём, обнимать так крепко, как только мог, засыпал, дыша мне в затылок. Раньше меня это бесило, а теперь я боялся, что это исчезнет, как и моя способность слышать твой родной голос, говорить с тобой. Глупо … Эта авария забрала у меня жизнь, не буквально, конечно, но и этого хватило с лихвой. Хотя это моя глупость отняла у меня всё, отняла самое дорогое, что у меня было. Она отняла твой голос, который я так желал теперь услышать. Я готов был отдать всё, за одно твое «С добрым утром малыш», когда я просыпался в холодной постели, до боли в костяшках пальцев, которыми сжимал подушку, хотел снова услышать твоё тихое «люблю». Как мне теперь жить без твоего назойливого бормотания о всякой ванильной фигне? Я боюсь забыть твой голос — это пугает до судорог во всём теле. Вы когда-нибудь задумывались, как это не слышать ничего, представляли, как это. И не пытайтесь, не получится — это даже не описать, сколько бы я не старался. Когда мы с тобой ругались, я частенько думал, что не хочу этого слышать, когда ты возвращался с работы без настроения, я пытался сделать вид, что не слышу твоего монотонного бурчания. А сейчас бы душу дьяволу продал, чтобы услышать от тебя хоть что-нибудь, не важно, что именно. Пусть это будет то самое бурчание, как тебя бесит твой начальник, я буду слушать его с упоением. Каждый день ты бесшумно уходил на работу, а я просыпался в одиночестве. Теперь ты работал за двоих, ведь врачи дали тебе крохотную надежду, что можно вернуть хотя бы слух. И ты уцепился за неё, как за соломинку, поэтому теперь ты приходишь поздно и выглядишь усталым ещё больше. Но как ни в чём не бывало ты, переступая порог, счастливо улыбаешься мне, я каждый день сижу возле двери и надеюсь услышать твои шаги, но так и не слышу их. Я мечтал услышать звук открывающейся двери, когда ты приходишь домой и крик «я дома», но только вздрагивал, когда ты неожиданно обнимал меня за плечи. Странно и ужасно страшно не слышать даже своего дыхания, будто живой мертвец. Прошёл месяц, и меня уже разрывает изнутри эта тишина, всё чаще случаются приступы удушья, но тебя нет в эти моменты рядом, и это хорошо. Ты и так стараешься из последних сил, я не хочу, чтобы ты это видел, не хочу видеть эту нещадную боль в твоих прекрасных глазах, она сводит меня с ума. День за днём меня сжирает эта безумная тишина и твой уставший вид переворачивает всё внутри. Я начал просыпаться ночью и обнаруживал тебя у окна, ты прислонялся к нему лбом, ты стоял так очень долго, а я не подавал вида, что проснулся. Ты устал … Ты так устал мой бедный мальчик … И тогда я понял, что стал для тебя обузой. Нет, конечно, я знал, что ты меня действительно любишь, но любовь должна дарить счастье, а я всегда дарил тебе только боль. Эти мысли всё чаще крутились в моей голове, особенно, когда меня настигал очередной приступ. Я падал на пол и изо всех сил пытался тебя позвать, я знал, что ты не придёшь в тот же миг, но я хотел произнести твоё имя, хотя бы ещё раз. Сердце отчаянно пыталось взломать грудную клетку каждый раз, когда я понимал, что даже если получится произнести твоё имя, то я его всё равно не услышу. Судороги будто разрывали мои сухожилия и мышцы, но я терпел ради тебя. В те моменты меня охватывала ярость — это была следующая стадия : новый приступ и я начинал колотить руками и ногами об пол, бился в истерике и беззвучно рыдал. Истерика со временем утихала, и я шёл готовить тебе ужин, ведь скоро ты должен был придти, а мне надо было успеть притвориться спящим, укутавшись в одеяло. Ведь с каждой истерикой я разбивал руки и ноги в кровь и не хотел, чтобы ты это узнал, тебе и так хватало боли, причиненной мной. Всё, что я мог для тебя — это держать нашу квартиру в чистоте, стирать и гладить для тебя одежду, готовить ужин и не дать увидеть себя. Когда ты возвращался, то всегда мягко заползал на кровать и обнимал меня сзади, наверное, боялся разбудить. Каждый раз нащупывал мою руку сквозь одеяло и сжимал мою кисть, я пытался не подать вида, слёзы бесшумно катились по моим щекам. В эти моменты в душе я кричал от боли, ведь мои руки были разбиты, но в тот же момент был счастлив, что не могу закричать — это было моё наказание за всю боль, что я тебе причинил. Уже три месяца мы не виделись, но твои труды дали плоды и у меня появилась куча дорогих лекарств, на каждом были прикреплены записки от тебя всё ещё корявым почерком с просьбой, принимать их в указанное время. А ещё каждое утро меня ждала почти остывшая кружка кофе на кухонном столе и записка со словами: «С добрым утром малыш! Люблю тебя!» От этой бумажки каждое моё утро начиналось со слёз, я больше не хотел это читать, я просто хотел это услышать. Сердце нещадно рвалось на куски, казалось, что в голове лопаются капилляры, дрожащими руками держал кружку и захлёбываясь выпивал кофе, всё, до последней капли. Кажется, я начинаю сходить с ума … Я не знаю, когда это началось, ко всему прочему прибавилась ещё и бессонница. Хотя я немного был ей рад. Ты спал так крепко и в эти часы, я мог смотреть на тебя, гладить дрожащими пальцами твои чёрные, мягкие, как шерсть кота, волосы. Я запоминал каждую черту твоего лица снова и снова, я боялся забыть их. Меня начал охватывать вселенский ужас, когда в голове возникала мысль, что тебя больше не будет рядом, я никогда не увижу твою по-идиотски милую улыбку, не увижу отражения неба в твоих глазах, не смогу гладить твои волосы, и ты не обнимешь меня больше. Прошёл ещё месяц и опять бессонная ночь, я привычно гладил твои волосы. Луна так ярко сегодня светила, что переливалась в них. Я заметил в них светлый блеск, а когда пригляделся, просто не смог сдержать слёз, ты сильно поседел, и всё из-за меня. Я сидел рядом с тобой и мысленно молил о прощении, сжимая кисти своих рук, так сильно, что бинты становились мокрыми от крови – так, я наказывал себя за седину в твоих прекрасных волосах, ведь ты был ещё молод для неё. Эта ночь выдалась жаркая, и ты, повернувшись во сне, откинул с себя одеяло. Я оцепенел от ужаса, мне хотелось завыть во всё горло, ведь твоё тело исхудало до неузнаваемости за эти четыре месяца. Я сжимал свои руки всё сильней, но уже не чувствовал в них боли, а вот грудную клетку разрывало пополам, воздуха не хватало, глаза застилали слёзы, боль сковала тело. Руки тряслись и тянулись к тебе, но не смели прикоснуться. В ту ночь я окончательно сломался … Ты для меня всё, как воздух, ты помогаешь мне жить дальше, но, если ты моя жизнь, я сейчас являюсь твоей смертью. Стоя на балконе, я понял, что собственными руками толкаю тебя в пропасть и осталось уже немного. Ты для меня лекарство, а я твой яд. Я думал, что ограждаю тебя от страданий, но не заметил, что причиняю ещё больше. И теперь я готов тебя отпустить, я должен исчезнуть, пока не сломал тебя окончательно. Пока бьётся моё сердце, твоё начинает утихать. Эгоист … Я так и остался эгоистом, ведь хочу свести все твои старания к нулю. Жалок, как же я жалок, но я не могу просто смотреть, как медленно, но верно убиваю тебя. Я знаю, что принесу тебе ещё больше боли, но ты сильный, ты справишься и будешь счастлив. А я ... я уже всё решил, я не могу смотреть, как самый любимый человек для меня чахнет на глазах. Любая боль, что я себе причиню, не сравнится с той, что испытаешь ты. Прости, что хочу позорно сбежать после того, как ты уже столько сделал для меня. Я не приношу тебе счастья, а боли с тебя уже хватит. Ты начал курить, ещё один яд, к которому я тебя подтолкнул. Я так и не смог сомкнуть глаз и осушить их от слёз, и не мог насмотреться на твоё лицо. Чувствовал, как ты проснулся, вдыхал едкий дым твоих ментоловых сигарет, пока ты собирался. Перед уходом чмокнув меня в макушку, ты ушёл, я не слышал этого, но почувствовал, как квартира опустела. Я приготовил тебе свой последний ужин, принял душ, надел твой любимый банный халат, он так невыносимо пах тобой и отдалённо напоминал твои объятья. Сел за твой стол и написал первое и последнее письмо, в которое постарался вложить всё-то, чего просто не имел больше возможности сказать, всё то, что не говорил, когда ещё мог. Строки сами собой ложились на лист: «Прости меня моя любовь! Я знаю, что не достоин этого, но всё же молю о прощении и надеюсь когда-нибудь его получить … Я причинил тебе столько боли, что даже не могу представить, но больше не в силах мучить тебя … Я всегда безумно любил тебя и всегда буду любить … Прости, что не говорил этого раньше и не могу сказать сейчас! Каким же идиотом я был! Я люблю тебя, Ирвин». Было страшно, но так жить ещё страшней. Записку я оставил на зеркале в прихожей. Слёзы всё не как не переставали течь, они душили меня, но я из всех сил сдерживал приступ. В последний раз прошёлся по квартире, достал из комода отцовский подарок — это была старинная бритва. Её лезвие было необычайно острым, как и так боль, что пронзала сейчас не только мою грудь, но уже и всё тело. Сев на подоконник, я уставился на экран телефона, там была наша фотография, на ней ты был таким счастливым. Прощай любимый … Отложив телефон, я поднёс бритву к руке, но чувство вибрации остановило меня. Это было смс от тебя, я уже и забыл, когда последний раз ты мне писал. «Я люблю тебя! Всё будет хорошо!» — не сейчас, только не сейчас. Почему именно сейчас ты написал мне это?! Не смей сеять сомнения в моей умирающей душе, я не могу поменять своего решения освободить тебя … Теперь руки тряслись и вернулся неописуемый страх. Трус, я всегда всё бросаю на полпути, но сейчас не отступлю. Решительный взмах лезвия и тёплая кровь заструилась на пол со свисающей руки, бритва выпала из руки и её место занял телефон. Дрожащими пальцами я написал тебе ответ: «Конечно, любимый». В глазах стало темнеть, а это правда, чтобы попасть на тот свет много и не надо. Сознание постепенно угасало, я упал на пол, кажется, сильно стукнулся головой, но боли не почувствовал. Вся боль в груди начала медленно угасать, а я из последних сил пытался не выпустить из руки телефон, который неистово периодически вибрировал. Прости, я уже не смогу прочесть твоих смс. Меня уже окутала та привычная темнота, пустота и тишина. Я почти перестал что-либо осознавать, не было ни мыслей, ни боли, только тлеющее сожаление. Я больше никогда не загляну в эти любимые, бездонные глаза цвета неба. «НЕ СМЕЙ!» Что?! «НЕ СМЕЙ ОСТАВЛЯТЬ МЕНЯ!» Чей это голос? Этого просто не может быть! Я не могу слышать твой голос! Внезапно боль, вся боль вернулась, и меня пронзило разрядом. Я ведь умер … Почему я снова чувствую боль, я опять чувству слабое биение своего сердца! Не возможно — это самообман, но желание вновь услышать твой тихий, манящий голос толкало меня куда-то. Еле слышное пиканье меня раздражало и опять эта боль в руке. Как я могу что-то слышать, откуда это противное пиканье и боль? Меня мучило желание открыть глаза, но страх сковал будто цепями. «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!» Глаза моментально распахнулись, всё плыло, но твой силуэт я узнаю из тысячи. Я не мог поверить, что вновь слышу твой голос и не хотел даже думать, что это галлюцинации. Тело было тяжёлым, как свинец, но я всё же поднял руку и коснулся твоих волос. Ты вздрогнул, схватил мою руку и начал целовать обветренными губами, на неё капали твои слёзы.  — Всё будет хорошо, слышишь! — твой голос дрожал, но я не мог тебе ответить, а только еле кивнул головой, от чего ты просто моментально подскочил. Сейчас ты был как пушинка, даже когда навалился всем весом, обнимая меня и целуя мои пересохшие губы. Слёзы опять потекли по моим щекам, но теперь эти слёзы олицетворяли не боль, а безграничное счастье, ведь я мог слышать твой голос, который почти забыл. Пусть он был тихим, но всё же я слышал его, а это уже заставляло меня опять захотеть жить. «Я люблю тебя!» — я обязательно скажу тебе это, только подожди ещё немного.