Чудес не бывает.

«Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне?» — искаженный, насмешливый, но такой родной голос врывается в затуманенный алкоголем разум. Молли застывает безмолвным памятником, распахнув рот, так и не донеся до него бокал, наполненный вином. Ей кажется, что это галлюцинация, бред, порожденный агонизирующим и разрушающимся в своем страдании разуме. Она не верит в то, что он жив. Не может позволить себе даже проблеска надежды, ведь чудес, как известно, не бывает, но в то же время... В то же время в глубине души теплится смутная и терпкая надежда, что он вернулся к ней, как и обещал. Хупер оборачивается, впиваясь взглядом в экран телевизора. На нем, кривя губы в своей ироничной полуулыбке, изображен Джим, все так же твердящий свое: «Соскучились по мне?». Бокал выпадает из мгновенно ослабевших рук. Острые осколки отлетают от барной стойки, ранят тонкую кожу, но она словно не чувствует этого. Он вернулся?.. Она не понимает, как такое возможно, ведь она лично осматривала его тело и была готова поклясться, что он мертвее всех мертвых! Мертвецы не возвращаются с того света, никогда не возвращаются, даже если их ждут. Во рту становится сухо, в горле снова застывает тугой и вязкий ком невыплаканных слез, совсем как тогда, когда она только увидела его тело. Невыносимо хочется выпить, словно только алкоголь сейчас и способен вернуть спокойствие и мир в паникующий разум. Она только свыклась с мыслью, что его больше нет. Только прекратила просыпаться по ночам от собственных кошмаров, в которых она пыталась спасти его и не могла, не успевала на долю секунды и он умирал у нее на руках. Привыкла к тому, что никто больше не сожмет ее шею до боли, до недостатка воздуха, целуя, нет, кусая тонкие губы, и обманчиво-ласково предупреждая прекратить даже думать о Шерлоке. Она только смирилась с тем, что он ушел, забрав вслед за собой безумие, звон разбивающейся посуды, крики и ее сердце. Доктор Хупер хриплым голосом просит у бармена налить ей виски. Мужчина странно смотрит на нее, что она отмечает только лишь краем глаза, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Бесполезно. Она хватает дрожащими пальцами бокал и залпом опрокидывает его в себя. Чистый виски огнем опаляет внутренности, заставляя ее скривиться и распахнуть рот, часто дыша. Облегчение не приходит. Ей не становится легче ни на секунду, разум даже не мутится, продолжает метаться, просчитывая возможность его выживания и возвращения к ней. Девушка жмурится, словно пытаясь сдержать подступившие слезы, а после открывает сумочку, вынимая из нее деньги и бросая на стол пару купюр. Она поднимается, на ватных, нетвердых ногах бредет к выходу из бара. В голове настойчиво пульсирует, отчаянно бьется мысль о том, что единственное место, где она может быть спокойна, куда может придти он, — дом. Ее уютная маленькая квартирка, пережившая ремонт после того, как в истерике она разгромила дом, избавляясь от всех следов его существования. Вот только не избавилась. Его рубашка, давно потерявшая его запах, висит в шкафу; его одеколон, такой терпкий и холодный, все так же стоит на полке, тщательно спрятавшись среди баночек с кремами, словно дожидаясь своего владельца в этом женском царстве; исписанные правильным мелким почерком, его почерком, листы бумаги нашли свой покой среди десятков пособий по анатомии. И только парочка его подарков тщательно упакованы и спрятаны под кровать. Она сама себе кажется нелогичной, но ничего не может поделать с потребностью засыпать, окруженная облаком его парфюма. Молли глубоко вдыхает промозглый воздух Лондона и садится в пойманный кэб, хрипло сообщая кэб-мену свой адрес. Мужчина молчит, за что она ему смутно благодарна, разглядывая в окно проносящиеся мимо улицы. Она словно впала в прострацию. Словно выпала из реальности, потерявшись в болезненно-горьких воспоминаниях и надеждах. Ей кажется, что она снова чувствует на губах его поцелуй с привкусом дорогого алкоголя, и от этого ощущения ее бросает в дрожь. Она не может забыть его, как бы ни старалась... И в этом ее проблема, из-за которой она очертя голову бросилась в омут отношений с Томом. Задыхаясь в его объятиях, она не могла выкинуть из головы другое лицо. Слабачка. Голос кэб-мена, сообщивший о том, что они приехали, безжалостно выдирает ее из воспоминаний о Его руках и губах, о своем падении в самые глубины Ада. Выдавив слабую улыбку, девушка расплачивается, покидая кэб. Она закусывает губу, заходя в подъезд. Принимается считать ступеньки, лишь бы только не думать о том, что ждет ее в квартире, чтобы не тешить себя напрасными надеждами. Вот только поздно уже, глупое сердце, почуяв проблеск надежды, отчаянно бьется, заставляя ее то ускорять шаг, то замедляться, страшась. Шестьдесят восемь ступенек. Она стоит напротив квартиры и смотрит на входную дверь, нервно шаря по сумке в поиске ключей. Находятся они быстро, даже слишком быстро, как кажется полной тревожного предвкушения девушке. Ключ все никак не хочет попадать в замочную скважину, царапает ее, ведь руки дрожат так, словно она пьяна, хотя сама она чувствует себя на удивление трезвой. Ей хочется взвыть. Дверь открывается неожиданно, она пропускает тот момент, когда на чистом автоматизме поворачивает ключ. В квартире темно и пахнет ее духами, Хупер задыхается от едкого разочарования, что опаляет ее жидким азотом. Тоби трется о ноги, но ей сейчас не до кота. Она достает телефон, дрожащими пальцами набирая номер Шерлока, и прижимает его к уху, нервно кусая костяшки второй руки. Гудки кажутся ей бесконечно долгими, а время словно застывшим в смоле. Она всхлипывает, как мантру твердя про себя, что он вернулся, но большая часть ее сознания не верит в это. – Шерлок?.. Шерлок, это правда? – голос Молли хриплый и надломленный, почти что испуганный. Она боится и жаждет услышать ответ, знает, что консультирующий детектив понял, о чем она спрашивает, и сжимает телефон до белезны в костяшках. – Что? Конечно, нет! Он мертв, он размозжил себе череп, Молли, – отвечает ей Шерлок. Девушка всхлипывает, не слышит окончания фразы, как будто попала в вакуум. Она словно проваливается в густую, вязкую черноту, что поглощает ее раз за разом, заполняет ее легкие вязкой смолой, не дает дышать. Она нажимает на отбой, ничего и не ответив, у нее нет на это сил. Слова Шерлока, ожидаемые, но отрицаемые ее глупым сердцем, выбивают почву из-под ног, ржавым консервным ножом вскрывают сердце, заставляя его кровоточить. Молли сползает вниз по стене, запускает пальцы в свои волосы и воет. Болезненно, отчаянно, безнадежно. Она снова разбита, подавлена, она чувствует, что умирает снова. Ей так больно, что она готова сойти с ума, убить себя сама, лишь бы не чувствовать, или оказаться рядом с ним. По щекам текут крупные соленые слезы. Она прячет лицо в сгибе локтя и чувствует, как быстро промокает ткань кофты. Но какая разница, если он мертв? Если он снова разбил ей сердце, сначала подарив ей надежду, а потом так же легко разломав ее? Хупер давится рыданиями, падает на пол, дрожа и всхлипывая. Внутренности снова разрываются от боли, невыносимой боли потери. Она думала, что во второй раз будет легче, но ошибалась. Сейчас ей еще больнее, чем было тогда, когда они с Шерлоком «умерли» на крыше. Тогда оставался хоть крошечный шанс... Она до крови кусает губу, жмуря глаза до цветных пятен. Он мертв. Чудес не бывает.