Панки славного Лондона.

Артур пускает изо рта кольцо дыма. Он так долго учился пускать именно такие кольца - ровные и плавные, - что Роза успела начать курить и выучит пару приёмчиков раньше него самого. Это бесило: у какой-то там Розы получалось всё куда быстрее, а у Артура - нет, будто судьба такая - пустить корни в скучающие бумаги консерватории. Ещё пара лет, и он получит звание академика. Кто будет смеяться, Роза, тогда?.. Пока дымная бабочка тает в слабых лучах солнца, он тупо пялится в успевшее потемнеть небо. По горизонту пополз червь из тёмно-синего кружева. Артур видел похожую на этот цвет краску - Франциск назвал её "индиго". Следы на майке такого же цвета - две тонкие полосы, оставшиеся воспоминанием о том, как Франциск однажды осторожно обмакивал пальца в разведённый раствор, недолго глядел на своим синие пальцы и вдруг долго провёл ими по и без того грязной майке. В голове долго звучит смех Франциска. Перед глазами мелькают длинные чопорные улицы, все в рваных шрамах-граффити и подтёках памятных слов. Как нарядившаяся в бальное платье шлюха или её подруга-аристократка в красном коротком рванье и грязных чулках. "Выходи, Роза!" "Роза - сука!" "Роза, я тебя люблю!" "Пошла ты, Роза!" Артур про себя шепчет имя: твёрдая "р", тягучая "о", сухая "з" и многообещающая "а". Перед глазами встаёт образ растрёпанной куклы с серыми ресницами и ярко-зелёными глазами. Эта Роза - его сестра, и надписи на стенах - его работа. Артур швыряет камни в окна третьего этажа - четыре мимо, один булыжник прямо в цель. Из-за выбитой рамы доносится визгливое "Сволочь!", и он с чувством выполненного долга - ведь английские джентльмены всегда предупреждают о своём приходе - подлетает по лестнице вверх. Лифт давно сломан, дверь открыта настежь. Он обменивается парой фраз с хорошенькой американкой с третьим размером по имени, кажется, Эмили и скачет к заветному ящику. - Эй, как жизнь, братишка? - тянет к нему мягкие руки Эмили. У Розы руки совсем не такие, у неё руки костлявые и тонкие, как стебли роз. - Прочь, а! - кричит Роза, и Артур честно берёт только одну бутылку. Глотку жжёт тёмным пивом. - А что, есть ли сегодня концерт? - щебечет Эмили. Голос у неё почти детский, тонкий и задорный, но сейчас звучит слишком уж нагло, будто она пытается выглядеть взрослее своих семнадцати. - Допустим, есть. - А можно мне? - Можно. Если желаешь. Эмили фыркает: - Говоришь, как англичанин. - Я и есть англичанин, дура, мать твою! Гремит посуда, и Роза подаёт Артуру странного вида хлебец. Один на целом блюдце. Артур жуёт с удовольствием и запивает пивом. Под майкой - тощее тело. На диван вплотную к нему подсаживается Эмили. Рядом с её загорелой кожей в угрях и прыщах Артур становится полностью прозрачным. Сквозь белую кожу виднеются тонкие дорожки вен. - Хорошие вены, - отмечает Эмили. Для неё это, наверное, комплимент. Для наркомана "хорошие вены" - похвала. - Отвали, наркоманка. - Пф, у меня ничего и нет. - Эмили раскачивается из стороны в сторону, нарочно сотрясая бюстом. - Всё у Альфреда. Он не даст, если не выложить немного деньжат. - Даже тебе? - Даже мне не даёт. Он на мели. И я тоже. - И мы, - кивает Роза. - А во сколько концерт? - Какой концерт? - Вы приглашали меня на концерт, - по-детски надувает губы Эмили, но тут же поправляет себя. Напускает на себя взрослый вид, заставляет глаза сверкать. - Сегодня вечером. Артур и Роза качают голова, соглашаясь будто бы нехотя, и Эмили переходит на ультразвук. Она скачет по комнате, спотыкаясь о стулья и поваленные стопки газет, неумело ругается и визжит от счастья. Короткая зелёная юбка топорщится, открывая пухлые ноги до самых трусов. Роза стряхивает с колен крошки - так грациозно, что у Артура темнеет в глазах, она всегда так умела - и встаёт. Артур встаёт за ней. - Надень сегодня очки, - шепчет он, но она брезгливо поводит плечом и откидывает надоедливую прядь колючих волос назад. - На чучело в них похожа, не стану. Мне и так вполне видно, я не настолько слепа. Троица вываливается на улицу, поднимая столбы пыли и брызг. Моросит дождь, небо покрыто тяжёлой бархатной занавеской. Артур скачет по лужам, топчет грязь тяжёлыми сапогами, и девушки проворно уворачиваются от летящих ошмётков, пытаясь влепить ему пощёчину или пнуть под тощий зад. - Пиво и рыбные чипсы! - Рыбные! Рыбные чипсы! Улица сменяется другой, мелькают зубастые подворотни. Артур и Роза мельком бросаются в одну из них. Следом прыгает Эмили. Она несётся впереди, вся в нетерпении, не зная даже дороги. Артур подсаживает их на жестяные баки, забирается сам и рыбкой ныряет в оконце. Роза и Эмили у зеркал поправляют размалёванный грим на лицах. Одна нарочито выделяет густые брови и красит поярче бледные губы. Вторая поливает лицо дешёвым тональным кремом и томно обводит глаза фиолетовым. Обе оправляют лифчики, плавясь в вибрирующем воздухе, и как ни в чём не бывало выползают из туалета. Артур пятится за ними по стенке. В субботу девушек в пабе мало. При виде Розы и Эмили начинают свистеть и хлопать руками по бёдрам. Англичане и ирландцы - те ещё извращенцы. Шотландцы тоже, но предпочитают хорошие сигареты связыванию и прочим игрушкам. Всё перед сценой забито битком. Паб бурлит субботой. Гремит музыка, потная толпа двигается вразнобой, пихаясь и задевая друг друга локтями. Народ даже не осматривается, не приглядывается друг к другу - они здесь просто потому что здесь, секс никому не нужен. Розу и Эмили уносит куда-то к бару, Артур уже пьян свыше нормы. Он кричит и танцует в такт ударным, бьющим в подошвы сапог и отдающимся в железных пластинах в сотню раз. Времени проходит много, но останавливаться нельзя. Перед глазами мерцают узоры калейдоскопов. Если остановиться, то углы тесного паба надавят на виски до тошноты, что-то невидимое коснётся глаз так, что они полезут через нос и уши безобразной изумрудной, как когда-то радужка, жижей - Артур этого не хочет. Если он будет танцевать, то увидит море и полосатое небо, услышит хихиканье Франциска и издевательский шёпот Ивана - русского, которого он терпеть не может, но сейчас всё иначе. Артур падает на дверь, вылетает на улицу и несколько сантиметров пашет носом асфальт. Садится, стирает с губы кровь и хватается за выпрыгивающее из груди сердце. Он бодр, но на душе его скребутся кошки. Вернись он обратно в паб, ему никогда больше не стать частью толпы. В тишине улицы он сидит на голой земле и подставляет руки холодному ветру. Глаза болят от жара, всё дрожит и плывёт, как в лихорадке. Июльская ночь набирает обороты. Если ещё чуть-чуть приподнять майку, можно увидеть живот. Глаза его темнее, из зелёного становятся чёрными. Невозможно чёрными, почти сливающимися со зрачком. Над головой светит луна в ореоле из тумана и облаков. Дождь почти перестаёт, но вновь набирает силу. В проём высовывается взмыленная голова Эмили. - Ты куда исчез? Зайди, иначе заболеешь. - Нет уж. - Почему? - Смотри, какая луна красивая. - Ага-ага... Так что, вовнутрь? Тут холодно. - Плевать хотел. - Артур отрывает глаза от ног и поднимает голову к Эмили. Она таращит на него пьяные расфокусированные зрачки. - Вали подальше, поняла? Эмили мнётся на месте, вертя задницей. Наверное, сзади вид более чем живописный. Она облизывает блестящие губы, растягивает рот в кривую улыбочку и нагло выдыхает ароматом текилы, наклонившись прямо к лицу Артура: - Скажи, ты бы меня трахнул? Сейчас? Чего ты хочешь? - Секс - это скучно. Но я бы сейчас с удовольствием трахнул небо. Пошла вон! - Да ты больной. Вы все тут больные. Она поводит плечами и скрывается за дверью, унося с собой запах чипсов и пота. Артур плотнее укутывается в кожаную куртку, встаёт, сутулится и вяло перебирает ногами подальше отсюда. Сегодня дома он не появится, а ненавистные Франциск и Иван точно накормят чем-нибудь получше хлебца.