Что в имени?

      Она пыталась бороться, но потребность была неумолима. Хельга быстро доела свой обед и проводила остаток перемены, наблюдая за Арнольдом, пока тот говорил со своим другом Джеральдом за их столом. Грёзы о своей тайной любви заставляли эмоции Хельги бурлить и кипеть, но по крайней мере это не оставляло того горького послевкусия, появлявшегося, когда Арнольд флиртовал с Лайлой.       Скоро должен был прозвенеть звонок. Пришло время изливать душу.       — Я на минуточку, Фибс.       Хельга встала из-за стола. Убедившись, что всё чисто, она рванула в своё привычное убежище за тележкой для грязных подносов. Это, конечно, не чулан, но с задачей своей справлялось. Фиби наблюдала, как её подруга покинула столик, уже привычная к внезапным исчезновениям Хельги во время обеда.       Хельга вытащила золотой медальон из-под рубашки и благоговейно уставилась на фотографию Арнольда. Эти золотистые волосы… Эти блестящие полузакрытые глаза…       «О, Арнольд! — воскликнула она про себя. — Моя вечная далёкая любовь! Мой запретный плод! Как мне хочется сорвать тебя с этого дерева и впиться зубами в твою сочную голову в форме футбольного мяча! Фигурально выражаясь, конечно». Она взмахнула медальоном, когда её томление достигло своего пика: «Ты, наверное, не замечаешь этого, Арнольд, но я твоя родственная душа. Девочки, как Лайла, — змеи в твоём саду, искушающие тебя ложным кокетством. Ты должен им противостоять!»       Хельга чувствовала, что поток аллюзий на тему Эдема иссякает, и решила закругляться. Обед не самое подходящее время для поэзии, но наблюдение за тем, как соблазнительно Арнольд поглощает сэндвичи, каким-то образом дало её эмоциям вырваться на волю.       «Однажды, — продолжила она, — мой дорогой Арнольд, однажды мы станем единым целым, заключённым тёплыми объятиями любви! Я больше не буду Патаки, но стану… Э-э…» Хельга нахмурилась, поток её сознания был прерван вопросом: «Какая же у тебя фамилия, чёрт возьми, любовь моя?» — спросила она себя.       — Хельга?       Хельга посмотрела наверх на источник звука, произнёсшего её имя, и чуть было не выронила медальон от удивления:       — Арнольд?       — Эм, привет, — сказал Арнольд, ставя пустой поднос в стопку.       Хельга встала, отряхнулась и уже была готова придумать какое-либо оправдание своему местонахождению позади тележки, когда заметила, что все остальные четвероклассники смотрят на неё со своих столов:       — На что пялитесь, неудачники?       Её одноклассники нервно осмотрелись, никто не хотел нарываться на гнев Хельги. Стинки, однако, казалось бы ощутил внезапный прилив уверенности:       — Должен заметить, ты там говорила довольно громко, Хельга, — сказал он. — Мы обычно уважаем твоё личное пространство и всё такое, но ты немножко переборщила в этот раз.       Хельга закашлялась. Она выпалила всё это слишком громко? Иногда она забывала следить за собой и выдавала свои монологи вслух всему миру. Она отругала себя за ошибку:       — А тебе какое дело?       — Никакого, — промямлил Стинки, — вообще никакого.       Столовая вернулась к привычной болтовне, и Хельга вздохнула с облегчением. Может, её секрет ещё не раскрыт. Она украдкой взглянула на предмет своего обожания, когда пошла обратно на своё место позади Джеральда. Однако, отходя от тележки для подносов, Арнольд обернулся с едва различимой ухмылкой:       — Кстати, Хельга?       — Чего, репоголовый?       Арнольд подмигнул Хельге, заставив её сердце пропустить удар:       — Шортмен.