еловое проклятие

       Джухон не любил ёлки.        Он не любил их, потому что эти зелёные твари рушились ему на голову, стоило только установить. Максимум, сколько могла простоять ёлка в одном доме с Джухоном – шесть часов. Он считал. Ему было четырнадцать, и это был самый удачливый, чёрт его дери, Новый год. Казалось, что все ёлки мира сговорились против него: не требовалась даже проходить слишком близко и цепляться за мишуру (в такие моменты ёлка и часа могла не простоять на отведённом ей месте) – огромная конструкция опасно накренялась и падала точно парню на макушку. Раздавался грохот, звон разбитого стекла, шуршание разрываемой взбешенным Джухоном мишуры и его же неосторожный мат, после которого мама смотрела на сына с укором несколько дней. Однажды абсурдность ситуации дошла до того, что Джухон разбил бровь, содрал кожу на пол-лица и свернул руку, когда падал – особенно не повезло.        Джухон не любил лишь новогодние ёлки. Впоследствии Новый год он не любил тоже.        Это началось, кажется, когда ему было десять. У Джухона с детства был старый набор игрушек пятилетней давности: зелёный паровозик с четырьмя вагончиками, железная дорога которого бережно прокладывалась вокруг более благосклонной на тот момент новогодней ёлки, олень на подставке в смешной балетной пачке, крутящийся вокруг своей оси, и механический Санта Клаус, тихо приговаривающий своё «хохохо» и мигающий красным носом. Эти игрушки, которые Джухон так любил класть под огромную новогоднюю ёлку, даже игнорируя подарки, были самым дорогим в его детстве, именно поэтому он заплакал, когда всё разом вышло из строя. Колёса нескольких вагонов поезда покорёжились, где-то откололись куски, некоторые колёсики потерялись вовсе, как и последний вагон. У оленя расплавилась вся правая половина туловища от близости к горячей батарее, а Санту Джухон так и не смог найти. Он ненавидел плакать уже тогда, но несдержанно ревел навзрыд – игрушек любимых ему было жаль.        Именно тогда Джухон разлюбил Новый год и на него впервые ни с того ни с сего свалилась колючая неприветливая ёлка.        Когда ему исполнилось девятнадцать, он резво съехал в общежитие. И к университету ближе, и пожить одному хотелось. Понять, каково это. В первый же год проживания там он зацепился за сверкающую разными огнями гирлянду. Долго думать не нужно, что произошло – Джухон оказался под горой игрушек. А в холле общежития была действительно большая ёлка. Было очень больно.        Джухону исполнилось двадцать лет. Он терпеть не мог сраные ёлки, ненавидел Новый год и думал, что ничего не изменится.        Скоро Новый год. Одна фраза, а сколько боли в ней для Джухона.        - Джухон, занеси ёлку, её уже привезли! – крикнула хозяйка с первого этажа. Парень постарался проигнорировать. Он бы здоровенный рояль занёс без разговоров, стиральную машинку притащил ненавистному скряге Паку из тридцать первой, даже построил баньку мужу хозяйки, но ни за что и ни при каких обстоятельствах не стал бы помогать заносить ненавистное всеми фибрами души дерево.        - Я попросила помочь. – Хозяйка заглянула к нему в комнату. Дверь всё равно была приоткрыта, и Джухон, признаться ничего не делал, разве что в потолок не плевал, не его же собственный потолок. – У тебя куча дел, - намекнув, добавила хозяйка, и у парня припекло ещё сильнее.        Что угодно, только не ёлка.        Только не ёлка.        - Куча дел, куча дел… - ворчал Джухон, спускаясь по деревянной лестнице и сужая свои и без того узкие глаза, зло сверкая глазами на появившегося в холле новенького – Хёну. – Куча дел, куча дел! – отчеканил Джухон ему в лицо, но будто ни к кому особо-то не обращаясь. – На хую я их вертел! – Отвернувшись от молчаливого и никак не реагирующего Хёну, Джухон продолжил ворчать. – Что угодно. Только не ебучая ёлка.        Стоящий рядом с топчущимся возле входа Джухоном, Хёну выглянул за дверь, где в снегу ждала связанная и завёрнутая в гигантский прозрачный пакет ёлка. Он бросил на Джухона недолгий задумчивый взгляд, после чего стянул с крючка у входа свою толстовку.        - Я сам занесу, - произнёс Хёну, закатывая рукава и выскакивая на крыльцо. Дойдя до ёлки, он ухватился за ствол, перекидывая его через плечо, и потащил большое дерево к дому. Опешившему Джухону только и оставалось, что поражённо посторониться.        - Вот это силища, - бросил он, глядя на слегка покрасневшие от мороза пальцы Хёну, впившиеся в жёсткий рельеф ствола. – Спасибо, дружище.        Хёну даже не обернулся. Дотащил ёлку до угла, где она должна стоять, молча снял толстовку, повесил на прежнее место и, не глядя на Джухона, будто и нет его здесь вовсе, ушёл на второй этаж, где располагалась его якобы уютненькая комната, которую видели-то раз, два да обчёлся людей, и то чьи понятия «уютненького» могли быть весьма натянуты. Скрытность его Джухон не очень понимал. Перемену в поведении тоже. Джухон не обращал на него внимания с самого приезда в общежитие пару месяцев назад, и Хёну поступал точно так же. Поэтому Джухон был удивлён такой внимательности и, может быть, даже проницательности, которую тот вдруг продемонстрировал. Это какое-то волшебство под Рождество.        Парень усмехнулся своим мыслям. Не маленький уже, чтобы верить в волшебство.        Получив от хозяйки подзатыльник за то, что скинул свою работу на Хёну, Джухон принялся вместе со всеми подготавливать новогоднюю вечеринку, сопровождая половину действий ворчанием, другую – подколами, остротами и шутками.        - Вот если бы не был ты таким забавным и харизматичным, Джухон, я бы выкинула тебя ещё в прошлом году, - проворковала хозяйка, потрепав парня по щёчке. Тот в свою очередь улыбнулся, умиляя женщину своими ямочками на щеках, которые она так любила.        - Как хорошо, что я такой добрый и весёлый! – ляпнул он, на что получил скрепучий смех скряги Пака и как-то сам собой выловившийся заинтересованный взгляд Хёну. На секунду Джухон даже замер. Но на большее его не хватило. Хозяйка уже дала ему подзатыльник и обругивала за самолюбие и безделье, которое Джухон сеял вокруг себя большую часть времени, проводимого в общежитии.        Хёну, нарезающий фрукты для тортика, едва заметно улыбнулся.        Как и в прошлый раз, вечеринка началась в десять вечера, и даже не сумев доползти до Нового года, многие полегли на поле боя в реках выпивки и горах еды. Джухон, конечно, в этот раз справился лучше: ни напился, ни наелся до состояния «меня сейчас вырвет». Но в сон его неудержимо клонило. Он, развалившись на стуле, оглядывал присутствующих. Собственно, каждый занимался своим делом: кто ругался, кто танцевал под поставленный на проигрывателе рождественский джазок, кто спал лицом в салате. Казалось, что кого-то не хватает, но Джухон не понимал, кого, сонно хлопая упрямо закрывающимися веками.        - Не спать, - отчеканил он сам для себя и встал со своего места. Повернувшись к двери, он увидел в холле всё ещё стоящую на своём месте ёлку. Пожалуй, сегодня действительно долго. Может быть, оттого, что Джухон появился в холле раза три от силы, прижимаясь к стенке на противоположной стороне от той, где ёлка стояла. Так глупо. И Джухон, кажется, от подобного бреда немного устал.        Он вышел из большой общажной кухни, прикрывая за собой дверь, которая тут же заглушила тот шум, который там стоял. Джухон снова взглянул на ёлку. Она в этом году была красивая. Хозяйка что-то щебетала про золотистые и серебристые штучки для дерева, привезённые Хёну из дома родителей. И, действительно – вся ёлка была усыпала разнообразными колокольчиками, шариками разных размеров, бантиками и ангелочками. В какой-то момент Джухон даже подумал, что это очень мило. Ёлка стояла, блистая под светом развешенных по всему холлу гирлянд с их беспорядочно мигающими огнями.        Если бы мог, Джухон бы улыбнулся.        Сделав небольшой шажок в сторону лестницы, парня вдруг остановил странный звук. Медленно оборачиваясь, он уставился на ёлку, выискивая в ней какой-то подвох.        - Ну? Что? Сегодня наша программа меняется, и ты взлетишь или что-то типа того? – несколько испуганно произнёс Джухон, но тут он, наконец, разглядел шевеление под ёлкой. Там что-то происходило. Там, в самой тёмной части. Напрягая зрение и щуря глаза, парень вглядывался туда, в этот подъёлочный мрак.        В подъёлочном мраке нечто блеснуло зелёным.        Глаза Джухона расширились, и он, не подумав о последствиях, рванул к ёлке. Упав возле неё на колени, он заглянул под ёлку. Было страшно, но не из-за этого, наверное, так сердце билось. Это было какое-то ненормальное волнение, биты которого пытались попасть в такт ритму зелёного паровозика из детства. Или хотя бы в до боли знакомого «хохохо». Джухон схватил целого и невредимого оленя, уставился на Санта Клауса с всё тем же мигающим красным носом, как тогда, десять лет назад, и как-то отчаянно выдохнул.        - Что за чертовщина? – выстонал он, глядя на крутящегося вокруг своей оси на подставке оленя в пышной балетной пачке, отчего-то не тронутой ничем горячим, не расплавленной. – WTF? Как такое вообще возможно?..        И тут Джухон вспомнил о свойствах ёлки.        Он отчётливо услышал надломившееся дерево. И, сидя под такой громадой, увидел, как ствол у основания идёт трещинами. Обречённость пригвоздила Джухона к полу, он не то, что не мог сбежать, а не хотел даже. Эта хрень с ёлкой – его чёртово индивидуальное проклятие, ни у кого нет такого. Вот, она уже почти падает. И, как по негласному правилу, в его, джухонову, сторону. Иначе и быть не могло. Он знал, на что шёл, когда приблизился к дереву, пусть и необычайно красивому сегодня.        - Пиздец, - проговорил Джухон и закрыл глаза, опустив на колени оленя, сжатого в ладонях. Он, вроде, не маленький, но как остёр стал момент благодаря одним только ритмичным звукам проезжающего по крохотным рельсам поезда. На этот раз, должно быть, будет больнее, но хотя бы в родной атмосфере.        Дерево треснуло. Джухон слышал. Но на макушку ему ничего не свалилось, поэтому, повременив с минуту, он недоверчиво приоткрыл один глаз.        Над ним возвышался Хёну, стоящий слева и держащий ладонью накренившуюся сияющую красоту. Он был абсолютно спокоен и умиротворён. Не смеялся, хоть Джухон даже без его смеха ощутил на какой-то момент весь свой позор: он, падающая ёлка и игрушки. Ужас.        - Что за хренотень, я не понимаю, - потеряно сказал Джухон, вновь поднимая взгляд на Хёну, но неожиданно наталкиваясь на улыбку и теряя дар речи. Хёну ему никогда не улыбался. А тут вся доброта и участие были в этой улыбке, и Джухон как-то подвис.        - Волшебство? – отозвался Хёну. Вопрос, не требующий ответа, который и так не родился бы в помутневшем от тепла рассудке Джухона. Того тепла, которое покинуло его на десять лет. Того тепла, которое уже и не надеялся Джухон ощутить. Того тепла, которое только усилилось от биение настенных часов, старых и уже едва способных поспевать за временем современности.        Джухон видел, как Хёну бросил взгляд на эти часы, улыбаясь ещё шире. Он приставил ёлку к стене и, опускаясь рядом с Джухоном на корточки, потёр руки, немного грязные и исколотые. Джухон видел, как Хёну забрал у него игрушечного оленя, оглядел, будто впервые видит, и произнёс заезженное, но такое важное на тот момент для Джухона.        - С Новым годом.