It was the heat of the moment

- Знаешь, что делали тогда с жидовским отродьем? - Чёрт тебя дери, ублюдок, заткнись! - А известно ли тебе, как поступали с рыжими еврейскими шлюхами вроде тебя? Спустя чёртовы полгода эта фраза, вкрадчиво и жарко прошептанная Кайлу на ухо самым большим подонком в Южном Парке, всё ещё заставляет быстро запирать дверь комнаты и дрочить, сгорая от стыда и желания. Хочется ли ему это повторить? Нет. Потому что снова бы пришлось чувствовать неимоверное возбуждение пополам со стыдом и унижением, а потом несколько недель пытаться вернуть прежнюю самооценку и успеваемость. Всё, что делает Кайл на уроках после этого - царапает короткими ногтями поверхность холодной парты и старается не смотреть на своего мучителя. Чувствуя на себе этот взгляд, полный торжества и какого-то нездорового удовлетворения, невозможно сосредоточиться на занятиях. В который раз он возвращается домой, откидывает сумку с учебниками куда-то в угол, забивая на обыкновенную аккуратность, и падает на кровать, пытаясь вытереть из покрасневших глаз и больной головы этого ублюдка, испоганившего всю его жизнь. - Знаешь, жидёнок, при виде тебя так и хочется блевануть. Но я сдержусь, пожалуй. Не очень приятно будет потом трахать тебя в твою еврейскую задницу. - Блять. Блять, когда уже это закончится, - отчаянно бормочет Кайл, отмывая руки и пытаясь промыть себе мозги. Сегодня вечером Кенни устраивает очередную вечеринку. Иногда кажется, что его родители-алкоголики – это плюс, потому что можно безнаказанно приводить кого угодно и приносить что угодно. Они всё равно будут видеть свои пьяные сны и ничего не узнают. Интересно, откуда у этого нищеброда деньги на выпивку? А, впрочем, плевать. Ведь разве волнует эта информация группу сумасшедших подростков, которые пришли сюда, чтобы повеселиться и поискать партнёра на одну ночь? Стэн корит себя уже полгода за то, что до сих пор не узнал причину столь явной перемены в лучшем друге, однако, кажется, его осведомлённость ничего не смогла бы исправить. Так что остаётся только быть внимательным и весёлым, отвлекая друга от странных переживаний. Кайл чертовски благодарен за то, что Марш не лезет и не выпытывает больше эту тайну. Он счастлив, ведь сейчас они вдвоём идут на тусовку, болтают о какой-то классной фигне и вообще не беспокоятся ни о чём. Безрассудство и легкомысленность теперь не кажутся чем-то глупым. Зря Кайл раньше был против подобных мероприятий. Горное солнце заходит, как всегда, слишком быстро, чтобы можно было очнуться и заметить закат. Когда друзья спохватываются, уже поздно – им остаётся только смотреть на мутный горизонт и первые пару-тройку звёзд. - Никогда бы не подумал, что лучший ученик школы и примерный старший брат будет вести себя так развратно. - Блять, давай уже! Всё настроение мгновенно пропадает, сменяясь на нервное напряжение, едва Кайл замечает на вешалке среди чужой одежды большую красную куртку. Какого чёрта, никто никогда не приглашает Картмана, он же озабоченный своими нацистскими идеями уёбок! Однако опасения не оправдались. Этой сволочи абсолютно плевать на всех вокруг, когда он в наушниках. «Наверняка слушает чёртову немецкую речь», - думает Кайл, успокаиваясь и сваливая подальше от угла, где расположился Картман. Его присутствие приносит череду досадных неудач: за первые пять минут Кайл успевает подвернуть ногу, удариться боком об острый угол тумбочки, упасть прямо на стол и тем самым пролить себе на голову банку пива. - Я хочу, чтобы ты ещё раз попросил. Только будь понежнее, тебе ведь не хочется завтра проснуться без единого живого места на теле. Картману действительно этого хотелось тогда. Хочется и сейчас. Он слышит дурацкий еврейский смех и ругательства из другой комнаты и мечтает заткнуть рот этой шлюхе. Кляпом или чем-нибудь получше. - Блять, Картман, пожалуйста… Наверное, не стоит вспоминать сейчас, каким невозможно жалким и прекрасным было лицо этого грёбаного рыжего придурка. Но теперь слишком поздно думать о последствиях, когда в ушах стоит звук умоляющего шлюшьего голоса. Пытается абстрагироваться от всего ещё минут десять, но ничего не выходит. Стараясь быть как можно незаметнее, Картман встаёт и быстро направляется к ванной комнате. Выгнав каких-то ширяющихся малолеток, закрывает дверь, садится на пол возле унитаза и опускает веки, надеясь прогнать наваждение. Мысли даже почти проясняются, но вдруг он осознаёт, что не один здесь. Довольно сложно не заметить звук льющейся в ванне воды за задёрнутой занавеской, однако он умудрился это сделать. Чертыхаясь, Картман встаёт и подходит к ванне, намереваясь прогнать и этого дебила, но рука, собирающаяся отдёрнуть занавеску, замирает в миллиметрах от неё. Этот голос может принадлежать только ему. Кажется, Картман ещё не самый невнимательный в этом доме, потому что Кайл не прекращает своих водных процедур и еле слышного пения, несмотря на то, что шаги заклятого врага нельзя было назвать крадущимися. Все попытки не думать об этом жиде провалились. Он снова всё портит. Интересно, как выглядят его уродливые яркие волосы мокрыми? - It was the heat of the moment… - чуть громче доносится сквозь шум воды. И Картман, поддаваясь на уговоры собственного сердца, громко продолжает за Кайлом эту строчку: - … Telling me what my heart meant. Пение в ту же секунду обрывается. Картман почти видит, как расширяются глаза того, кто стоял в ванне, почти слышит одними губами произносимое «блять», почти почувствует бьющее по рёбрам жидовское сердце. - Кто здесь? Одна из самых тупых фраз, которые можно выдать в этой ситуации. Ещё раз Картман убеждается в правильности своего мнения о евреях. Он просто не в состоянии сохранять трезвость рассудка, когда до жути смущённый и обнажённый Кайл стоит так рядом. Отдёргивает занавеску, сжимает на миг челюсти и восхищённо присвистывает: - Потерял всю свою хвалёную бдительность, Кайл. Разве можно принимать душ в чужой незапертой ванной? Так вот как, оказывается, это выглядит. Потемневшие локоны стали почти бордовыми. Капли постоянно стекают с кончиков волос на бледные плечи и лицо. И, несмотря на обилие впитавшейся в них воды, кудри остаются такими же непослушными и спутанными, как всегда, только чуть менее объёмными. Весь мокрый и голый, он выглядит таким беззащитным. В его глазах блестит страх и… облегчение? Кайл молчит, сверля врага взглядом, полным напускной злости. Проницательность никогда не подводит Картмана, и он прекрасно осознаёт, насколько сейчас доступен этот еврей. Он грубо хватается за волосы на затылке Кайла, рывком притягивает его к себе и собственнически целует. У Кайла смешиваются мысли. Он не помнит, чтобы этот расист был настолько нежен, чтобы позволять себе поцелуи. Просто сносит крышу, и от одних укусов и оттягиваний нижней губы он готов стонать в голос. А когда Картман слизывает выступившую кровь кончиком языка, смотря прямо в глубокие зрачки Кайла, в голове не остаётся ничего, только безумное, отчаянное, невыразимое желание. Картман сильными руками резко вытаскивает его из ванны, заставляет встать перед ним коленями на ледяной кафельный пол. Он держит Кайла за кудри и сам не понимает, зачем, ведь он не собирается убегать. То ли для того, чтобы яснее чувствовать своё превосходство, то ли для того, чтобы потом подносить к носу свои ладони и вдыхать запах кайловских волос. С молнией джинсов тот справляется быстро, дрожащими руками стягивая их вместе с боксёрами вниз, и, замешкавшись на мгновение, берёт большой член в рот. Зажмуривается, чувствует, как ему не дают проявлять инициативу, насаживая голову и трахая в рот, выбивая из него короткие тихие постанывания. Шумное неровное дыхание Картмана радует. Ему нравится. Но ужасно хочется большего. К чёрту все эти прелюдии. Он и так знает, что, если ему того захочется, Кайл будет отсасывать столько, сколько нужно. Чуть оттолкнув его, Картман кладёт одну ладонь на щеку Кайла, неожиданно даже для себя начинает поглаживать большим пальцем скулу, а пальцами второй руки проводит по его припухшим губам. - Как же я терпеть не могу твою жидовскую морду, ты бы знал. Засовывает средний палец Кайлу в рот, с ещё более возросшим возбуждением наблюдая за тем, как он облизывает его своим развратным языком. Добавляет указательный, что явно нравится рыжему, который прикладывает старания и обсасывает, вылизывает и иногда слегка покусывает пальцы Картмана. От его блядского вида просто голову сносит. Хочется выть каждый раз, когда Кайл поднимает взгляд на Картмана, смотря прямо в глаза и проверяя, всё ли он хорошо делает. Зрачки расширены у обоих, и, кажется, обмениваются электрическими разрядами при каждой встрече. Еврей настолько возбуждён, что иногда издаёт томные вздохи, и нужно быть конченым психом, чтобы не сходить от этого с ума. - Господи, ты такая шлюха, Ка-а-а-а-айл. Кайл уже не может ждать. Он трётся щекой о руку Картмана, тихонько поскуливая, умоляя трахнуть себя. Картман с удовольствием бы помучил его, но он сам на грани, поэтому переворачивает еврея спиной к себе, в последний раз заставляет его облизать всю ладонь, проводит ею по своему члену и как можно резче входит в Кайла, надавливая на его поясницу. Он чертовски громко стонет, рвано, высоко и пытается, одной рукой опираясь на ванну, второй зажать себе рот. Но Картман не позволяет ему этого, грубо хватая за запястье. - Ты… Ты какого хрена не слушаешься, Кайл? – Хрипло возмущается он. – Ты моя блядь, понял? Не смей делать ничего без моего разрешения. Чем больше грязных слов произносил Картман, тем сильнее хотелось Кайлу заняться собственным членом. Как только он хотел об этом попросить, чужая рука сама сжала его плоть, ускоряя движения и вызывая тёмные пятна перед глазами. Непонятно, в какой момент расист подумал не только о собственном удовольствии, в какой момент захотелось вызывать новые, другие стоны, в какой момент Картман перестал врать себе, что это лишь для того, чтобы поставить на место тупого жидёнка. При оргазме Кайл выгибается ещё сильнее, сжимает пальцы на ногах, впивается ногтями в свои ладони. Коротко сматерившись, Картман снова заставляет его упасть перед собой на колени и, сжимая пальцами его лицо, кончает. Минуту пытается отдышаться и успокоиться, потом берёт своей рукой руку Кайла и собирает сперму с его лица, давая затем слизать её. Кайл ещё долго валяется на кафеле ванной, не в силах подняться. В одиночестве прокручивает в голове то, что только что случилось. Виски пульсируют, перед глазами периодически плывёт. Он закрывает глаза и пытается унять этот жар. Неожиданно громко пиликает телефон где-то в другом углу ванной, там, где лежит его одежда. Рыжий заставляет себя доползти до него. На экране высвечивается: «Чтобы через полчаса был у меня».