Раздвоение реальности

Не знаю, какой сейчас месяц, день, время дня или ночи. Все мешается и путается, ограничивая возможность адекватно воспринимать происходящее. Я представился ребенком, только начинающим постигать окружающий мир: ползать, говорить первые слова, совершать обдуманные поступки, я учился заново жить. Отказываться от наркотика, принимая его столь долгое время, очень сложно. Находясь под его властью, ты не допускаешь возможности его отсутствия, но сейчас каждая мысль в голове нацелена на возможность повторно уколоться. Такое состояние не ломка, но ничуть не лучше. Ощущения притупляются, многое теряет свою значимость, а сам человек становится овощем, зарастающим высокой травой. Хочется заранее засыпать себя землей, поставив надгробие со слезной надписью. Ко всему прочему, добавляется нервозность. Ты облизываешь потрескавшиеся губы, пальцы непрерывно отбивают чечетку по столу, нет возможности сфокусировать взгляд, сосредоточиться, бессонницы, боль во всем теле, необоснованная злоба и страх… В голове пустота. Депрессия прогибает и ставит на колени, отторгая значимость банальных физиологических потребностей. Единственным, кто мельтешит на краю сознания, является Тэмин, его несчастное лицо, заглушенный плач и мое бессилие перед этими слезами. Доктор ставит мне цели, конечным итогом которых должно быть освобождение от гнетущих чувств начало полноценной жизни. Я просто застрял в прошлом, на моментах приема наркотика, памяти той безграничной эйфории и ложной радости. Следовало двигаться вперед, выходя из собственноручно возведенной тюрьмы, начать общаться с людьми и приводить в порядок свои способности осознавать настоящий момент. Два года на острие иглы не прошли бесследно, оставив после себя уродливый рубец. Заживить его труднее, чем казалось. Приходится прилагать большие усилия, чтобы добиться результатов. С каждым днем я начинал более рационально относиться к своему положению, осознавал и анализировал все прошлые ошибки. Человек не может изменить прошлое, но на его основе он может строить новое, чистое будущее. Ранее кажущиеся глупыми тесты и диалоги с психологом теперь имели большую значимость. А лекарства придавали фундамент воли к скорейшему выздоровлению. - Минхо, знаешь, что главное для наркомана в лечении? - Грамотные специалисты, - с гордостью в голосе говорил я, надеясь получить похвалу. - Ошибаешься, - мягко отвечала женщина в белом халате. – Он должен признать себя таковым. Стремиться не избавиться от ломки, а избавиться от той части себя, которая тянет его на дно. Не только ограничить себя от наркотических веществ, а от причины их употребления. Наше дело идти рядом с тобой, как поддержка, основную работу выполняешь ты. - Вы говорите о причине и ее ликвидации… Значит, от Тэмина я тоже должен избавиться? – путаясь в мыслях, блуждал я взглядом по лицу врача. - Посмотри на него с другой стороны, может, тогда ты сможешь сам ответить на свой вопрос. Избавление может не принести должного эффекта, порой даже ухудшить. Ты просто должен поставить определенные рамки как для себя, так и для своих фантазий… - Не понимаю. О чем вы? - Для нас всегда важно иметь твердое плечо рядом, справляться с трудностями легче с кем-то. Но, Минхо, тебе нужно научиться видеть тех, кто в состоянии помочь и то, что может нанести ущерб. Тэмин? Может, стоит просто контролировать его? За долгие часы бесед я рассказал ей большую часть своей жизни, больше правды, чем кому-либо еще. То, что происходило со мной, казалось таким далеким, но родным и вместе с тем столь сладким. Вся эта чушь, что наркоман, вылезший из грязи, смотрит на свое прошлое со стыдом, наивна и бессмысленна. Где-то там, в глубине, зависть точит нестойкий стержень воли, заставляя прогибаться под натиском жажды. Из горла вырываются сочувствие тем, другим, которые еще в состоянии колоться и вдыхать, а одновременно с этим и к себе самому. По большей части в ВАС двоих нет различий, желание у обоих, возможность лишь у одного. Более того, несчастным считаешь не его, а себя: спрятанный, закрытый под кожей и мясом томишься в себе, разлагаешься от кучи противоречий. Знаешь, что нужно войти в нормальное русло, перестать испытывать на прочность организм, что история не закончится счастливой улыбкой главного героя. Но вряд ли найдется человек, который после прочтения книги выскажет положительный комментарий в сторону среднестатистического кино, снятого на мотив того произведения. Похоже на действие порошка. Жизнь становиться всего лишь предметом насмешек, без прибыльного бюджета. А наркотик, напротив, располагает к себе красиво упакованной, пусть и отвратительно лживой явью. Никто не в силах выдернуть этот мир с корнями… Он все еще во мне… И я помню… Господи, не дай мне сломаться, дай сил и терпения выжить. Играть в русскую рулетку, наставляя дуло к виску, - не для меня. Я не хочу играть. Я хочу жить. Закопать все грезы, стереть выдумки и просто дышать городским смогом держа за руку любимого человека. Знаю, эта привычка не оставит меня, когда-нибудь я вновь поддамся соблазну. Черт возьми! Тэмин, что ты с нами сделал? Кем я стал, что случилось со мной? Мне противно видеть в отражении зеркала осунувшееся лицо, эти бардовые круги под глазами, редкие волосы, ставшие лишь напоминанием о пышной шевелюре, глубокие ямки над ключицей и дряблые мышцы. Наркоман. Низшая ступень человечества! Хватит! Не нужно больше этого восторга, этой неги, пыли в глазах! Я очень болен, так же как и ты. Мы едины в своем несчастье. Обещаю, что буду рядом, ты только подожди. Довольно неопределенных позиций! Никакого наркотика! Нет! Эта дрянь больше не попадет в мои вены, не затуманит рассудок, не покалечит и не убьет! Это мое окончательное решение! Теперь действительно «СТОП»! Некогда утративший себя Минхо должен был вернуться. Сложно стать тем, кем являлся раньше, но еще сложнее стать тем, кем до этого никогда не был. Вся моя хваленая сила была маской, прятавшей слабого, податливого человечка. Измениться было для меня важнейшей потребностью, поскольку жизнь перешла черту нормальности, она стала ужасно невыносимой, и именно большие изменения могли прекратить мои муки. Перевод из отделения строгого надзора в общий, стал приятным продвижением по «карьерной лестнице». Я приводил себя как морально, так и физически в состояние нормы. Все, что я получал от медперсонала, хватало с лихвой и даже больше. Они действительно подталкивали меня на нужный путь, не разжевывая проблему и не предоставляя мне толкование, как готовый к употреблению полуфабрикат, окончательный вывод принадлежал именно мне. Оставались, однако, некоторые провалы, не находившие под собой твердой почвы, только мешая мне составлять общую картину, коверкая ее. Чаще я забывал их с той же быстротой, с какой они появлялись, некоторые же не выходили из головы долгое время. - Минхо, тебя просили зайти в кабинет доктора Шинсу, - отвлекая меня от чтения книги, заголосил санитар – молоденький парень, проходивший здесь врачебную практику. - Зачем? Он только улыбнулся своими ровными белоснежными зубами, оставляя загадку беспокойно трепыхаться в воздухе. Книга была оставлена тогда без присмотра на весь остаток дня. Когда зима уже сменилась весной... был первый визит родителей. И именно в этот день я родился второй раз. Забытый мной ласковый голос матери, глаза, полные любви, мягкие, дарящие покой руки, виноватый голос, дрожащий в приступе волнения. Отцовские крепкие объятия и похвалы, ссутуленная осанка, твердые слова, и сбивчивое дыхание, вероятно, как и у мамы от переживаний. - Я знал, сын, я верил в тебя, - шепчет он мне, похлопывая мощной ладонью по спине. А я не могу и слова вымолвить, плачу, как ребенок, не различая их четких силуэтов. Прижимаюсь к нему со всей своей силой, боясь разжать руки и почувствовать пустоту. Моя мама. Как сильно ты изменилась, сколько ночей ты провела без сна, сколько здоровья я убил в тебе своим поведением, что на твоем, некогда ясном и живом лице появилось столько морщин? Мой папа. Насколько лет вперед я отнял твое здоровье, какую стойкость нужно было иметь, чтобы бороться со мной и за меня? - Пап, мам, - адресую самым дорогим мне людям, не зная, что следует сказать. Просто мне необходимо сейчас произносить эти два слова, потому что я слишком устал от тоски по ним, потому что именно из-за них я умирал в агонии, благодаря ним все еще живу. Непутевый сын. - Простите, - предательские слезы и всхлипы мешают внятно думать. Хочу сказать, как сильно их люблю, как сильно скучал, насколько чувствую себя виноватым. А они понимают все и без меня. Все еще любят и ждут. НЕПУТЕВЫЙ СЫН! - Все хорошо, мой дорогой, мама и папа рядом. Мама и папа больше не оставят тебя. В то время, когда люди моего возраста совершают подъем на вершину взрослой жизни, я, Минхо, опустился на дно, становясь потерявшимся в огромном магазине малышом. Брошенным и испуганным. - Все, прекращаем, семья, - слышится отнюдь не резкий упрек отца. Он мужчина, он должен держать себя в руках. А я, его жалкое подобие, мочу слезами мамину рубашку, от которой пахнет ее любимым парфюмом, и хочу провалиться сквозь землю, потому что большего стыда я себе не представлял. Мы долго разговаривали в присутствии доктора, он рассказывал о моих успехах, о старании и невероятной выдержке. Я слушал его изредка, тратя больше времени на разглядывание родителей, которые одаривали меня гордым и успокаивающим взглядом. Прогулки в парке, прилежащем на территории больницы, долгие разговоры о важных проблемах и нелепой чепухе вроде той, что на подоконнике в спальне завял любимый цветок матери, так как отец поставил его на яркое солнце. Они много улыбались, подбадривали меня, даруя покой и уют даже в таком месте, как это. Никогда до этого я не был рад видеть их рядом с собой, таких безмятежных и счастливых. Но через эту хорошо замаскированную ложь в мою сторону просачивались отблески тревожной осторожности. Они следили за каждым сказанным словом, рассчитывали до мелочей исход диалога и переводили его в другое русло, если он принимал ненужный оборот. За это я был крайне им благодарен. Больше всего на свете мне не хотелось вспоминать прошлое, свои ошибки и «преступления», все, кроме Тэмина. Чем лучше шел процесс выздоровления, тем больше я думал о несносном мальчишке. Все чаще в груди неприятно сжимало от предчувствий, не понятных для меня своей странностью. Кошмары не исчезли, не исчез и окровавленный Тэмин, он только стал смиреннее. Каждый день, просыпаясь, я давал себе слово найти его, вытащить из этого хаоса, подарить жизнь без зависимости и боли. Помогу, ты только дождись меня. Шесть месяцев - пол года, именно столько я живу в четырех белых стенах, окруженный запахами лекарств и такими же больными, как и я. Мы знаем все о жизни друг друга, но остаемся незнакомцами. Ни один из нас не имеет сладострастия погружаться в хаос чужого. По возможности человек старается избегать свидетелей своего позора, куда лучше самому стать таким наблюдателем. Личная жизнь не является достоянием общественности, она сугубо интимная, персональная. Но при лечении наркомании эти слова игнорируются, мы погружаемся в гниющую историю такого же, как мы, пациента, для дальнейшего его анализа. Планируем возможные действия на тот момент, пытаемся исправить ошибки в прошлом, составляем схему для будущего, тем самым вырабатывая мотивацию к выздоровлению, волю и уверенность в своих силах. Признать бессилие перед наркотиком, но найти в себе желание жить дальше с чувством свободы, не связанным по рукам и ногам. Вот он положительный эффект, жаль, что только в теории. На практике все смешивается воедино, и вдобавок к своему грузу я вынужден волочить чужой, ощущая нашу ничтожность. Неугомонные, извращенные в своих красках картинки будоражили воспоминания. С помощью наркотика я ограждал себя от неприятных ощущений, боли, эмоций, от всего того, что в итоге сейчас получаю с удвоенным эффектом. Чувствую себя раненым физически и морально, и мне очень тяжело найти иглу с ниткой, которым под силу подлатать все уродства. Я пришел к тому, от чего так старательно убегал, потерял то, что берег ценой своей жизни. И, Тэмин, ты воедино вобрал все мои противоречия. Неужели ты должен стать тем, от которого я сломя голову должен бежать? Чем дальше я становлюсь на правильный путь, тем сильнее отдаляюсь… Ночь. Бледная луна подсматривает чужие сны сквозь прозрачные окна, когда я прокручиваю прожитый день, ставя галочку там, к чему еще следует вернуться. Напеваю колыбельную, искренне надеясь, что Тэмин, где бы он ни был, услышит ее сердцем. Луна, прости, сегодня соната не будет посвящена тебе. * * * Каждодневно я подвергаю свое дряблое тело физическим нагрузкам. Пытаюсь вернуть мускулы, укрепить их, нарастить массу. Когда полуденное солнце не опаляет кожу, а занятия и сеансы у психиатров заканчиваются, для меня наступает время самосовершенствования. Мне разрешены занятия за пределами душных спортивных залов реабилитационного центра, что несказанно радует. Для тренировок больше подходит свежий воздух, большой круг с ровной, еще не изуродованной поверхностью, отсутствие других людей как раздражающего фактора. - Не перенапрягайся, спортсмен, - встречает меня на финише доктор Шинсу, все же прикрывая глаза рукой от ярких лучей. – Сколько пробежал сегодня? - Не считал, - между тяжелыми вдохами и шумными выдохами успеваю ответить я. - Не увлекайся, организму сложно выполнять то, чего ты от него требуешь, - подает бутыль с водой, между делом накидывая небольшое больничное полотенце мне на шею. - Два месяца не мало, я дозирую нагрузки. Мы направились к решетчатому забору, огораживающему площадку от задней территории центра, медленно переставляя ноги, которых я почти не чувствовал. - Как твое состояние? - Устал, - знаю, что спрашивает о другом, - а в целом неплохо. Мы долго еще бродили по закрытой от посторонних глаз территории, разговаривая о скором моем «освобождении», о продолжении учебы, о будущей карьере. То время, что я потратил на безликое счастье под гнетом иглы не оставило нужных знаний для дальнейшей жизни. Я остановился в своем развитии, вынужденный закрывать пробелы в пределах больничных стен. Жажда знаний очнулась от долгого сна, помогая мне вернуть утерянное. Наверно, нужно было пройти все испытания, побывать в грязи и очиститься от нее, понять, что ты делаешь неправильно, чтобы, наконец, выйти на правильный путь. - Это последняя неделя, Минхо, - уходил он вглубь коридора, - собирай вещи, парень. И я собирал. Нетерпеливо, с долей волнения ждал последних дней, представляя обратную дорогу домой. Последние сеансы, обеды в кругу выздоравливающих, как и я, последние строчки в ежедневнике, который я должен буду отдать в архив доктора Шинсу. В ту самую последнюю ночь я ни разу не сомкнул глаз. Миллионы вопросов не могли угомониться в своих дебатах, заставляя меня быть свидетелем их словесных разборок. Такие противоречивые чувства страха и счастья долгожданной свободы. Я не знал, что буду делать после возвращения, не знал, как вести себя за пределами этой «клетки». Находясь под надзором врачей, чувствуешь себя защищенным от вируса общества, их присутствие вселяет надежду, они – твоя самая надежная опора в это время. Контролировать себя самостоятельно будет сложнее. Ждет ли тот, о ком все мои кошмары? Примут ли друзья? А учеба? Или работа? Старые знакомые по шприцу, большую часть которых я сейчас не вспомню? Вернувшийся к жизни наркоман навсегда останется человеком с клеймом, которое не спрятать, не скрыть от посторонних глаз, оно само покажется во всей красе, отпугивая своим видом. За дверью слышались легкие шаги санитаров, готовящихся к утренним процедурам, когда я под гнетом своих раздумий, наконец, смог провалиться в дремоту. * * * - Всегда помни то, о чем я тебе говорила. Твоя память и твои прошлые поступки не должны забываться, не игнорируй их, но и не позволяй им владеть ситуацией. Старайся смотреть ясным взглядом на происходящее. Иначе, постоянно убегая, в итоге ты потерпишь поражение. Минхо, я очень хочу, чтобы ты понимал смысл каждого сказанного мною слова. Стоит ли объяснять? Пускать в глаза пыль или выглядеть разбирающимся во всех философских вещах человеком? Если говорить всю правду, моя сообразительность давала некоторые сбои на сеансах. Речи психолога или психиатра казались двусмысленными или же слишком поверхностными, они часто пролетали мимо, как листья, гонимые ветром. В похожих моментах я понимающе кивал головой, блуждая в темном лесу своих мыслей. «Да, да, вы абсолютно правы. Я понял, я осознал. А теперь, после нашего плодотворного диалога я хочу захлопнуть за собой дверь этого кабинета. Навсегда», - думал я, слушая последние наставления докторов. Они справились со своей задачей, но дальше я сам, не хочу более принимать участие в этом глупом диалоге. Мягкая подошва кроссовок бесшумно вела меня к главным воротам реабилитационного центра, чтобы провести завершающую черту. Нет боязни сделать первые шаги, нет волнения и нерешимости, ничего из того, что не давало покоя ближайшие два дня, когда я часами метался по комнате. Пожать руку своему наставнику, забрать «билет» в свободу и уйти туда, где бурлит жизнь во всей ее непристойной красоте. Хочу смотреть через окно машины на мелькающие зеленые деревья, ловить пальцами раскрытой ладони лучи солнца, даже вдохнуть городской смог. У отца новый автомобиль, один из тех, которые печатают в журналах со словами «все самое лучшее для вашей семьи» и крупной суммой мелким шрифтом. На случай, если ваши финансы не терпят затрат, такая красавица станет в жизни только лучшей мечтой. Мягкие сиденья, плавный ход, кожаные ручки, запах новой кожи. Из динамиков на радио волне ведут беседу двое задорных ведущих, вызывая улыбку на лицах родителей. И словно не было всех трудностей и неудач, которые создали в нашей семье разлад почти на три года. Мне снова пятнадцать лет, занятия спортом все еще лучше любых других развлечений, я - пример подражания для маленьких мальчиков и … - Я похож на ребенка? На меня смотри! Думаешь, твои тупые оправдания на меня подействуют? Такие, как ты должны молча подстилаться под чужие ноги! Ты же тряпка! Моя тряпка! И ты плохо выполняешь свою работу! – как гром отдалось в ушах. Что это? Чей-то темный силуэт плюется унижениями. Кто это? Откуда воспоминание? Резко открытые глаза застилает белесая пелена, окружающее пространство теряет четкие границы, я пытаюсь вернуться к моменту только что услышанных оскорблений, но они скрываются, умело прячась в извилинах подсознания. Память подкидывает мне подсказки на неизвестную задачку обрывочными эпизодами прошлого. Играет со мной, плотоядно скрипя заточенными зубами. Такие внезапные прозрения стали обычными после любого действия, отдаленно напоминающего, произошедшие ранее события. И основной проблемой был тот факт, что я никак не мог расставить их всех по полочкам. Дорога до дома стала выматывающим испытанием. Ощущения от непривычно длительного путешествия в автомобиле портили все воодушевленное расположение духа. Вдвойне хотелось скорейшим образом добраться до конечного пункта, послать проклятия на данное средство передвижения и не приближаться к нему в самой безвыходной ситуации. Восторг сменился подбирающимся к горлу новым приступ тошноты. Новое старое с поразительной точностью выбивало почву из-под ног. После долгого лечения в закрытом пространстве, вдали от толп людей, машин и большого города, адаптироваться под всеобщий взбешенный пульс жизни стало затруднительным. Нередко возникало желание убавить громкость обступающего меня со всех сторон пространства, хотя бы на время. В моменты особого обострения дверь моей комнаты закрывалась для любых посетителей, решивших нарушить искусственно воссозданный мною покой и попытку уединения, будь то родители, знакомые, незнакомые, даже сквозняк. Однако и здесь таились подводные камни, точа свои острые края течением. Комната стала одной большой соринкой в глазу, доставляющей режущую боль. После ремонта она стала чужой, безжизненной из-за своей новизны. Изменен был каждый миллиметр. Чудом я удержался от оскорблений в адрес виновников таких преобразований, и чудом не разнес идеально обустроенный интерьер. Моя улыбка в момент знакомства с новой комнатой получилась, видимо, глупой и неестественной, потому как мама виновато закрыла после себя дверь, оставляя разбирать полупустой чемодан. Новое начало новой жизни по замыслу родителей. - Давно сделали ремонт? – запивая соком сухой комок пищи, решился спросить я. - О чем ты? Я мельком глянул на отца, который пытался совладать с банкой соуса, скользя рукой по плотно закрытой крышке. Губы сжаты, из ноздрей почти валит дым. Производство постаралось на славу, еще пару попыток и стеклянный сосуд будет дальше хранить свой секрет только в мусорном баке. - Моя комната, - приостановил меня хлопок досадно сдавшейся натиску сильных рук, крышке, – там все изменилось. Две пары глаз уставились прямиком на меня, отражая нескрываемое удивление. - Дорогой, твою комнату никто не трогал и пальцем. После того, как ты ушел, - она не смогла продолжить прерванная отцом. - Скорее всего, ты отвык, сказались долгое отсутствие. - Правда? – я отчаянно начал вспоминать то, что, по мнению отца, забылось с течением времени. – Может быть, - неуверенное соглашение для спокойствия папы и мамы тоже считается ответом. Жаль, что оно не вязалось с моими реальными размышлениями о случившемся. Недоверие – одно из защитно-приспособительных реакций человека на замаскированную от него истину, в нем нет постыдности, и на него не таят обиду. Нет, я не стал параноиком, видящим угрозу везде и во всем, абстрагированным от мира, зверем, забитым кнутом. Просто, попадая в непривычное положение, мы пытаемся проверить объект, ситуацию и т.д. на вшивость. Мое поведение - всего-навсего результат приспособленности, не более. Что касается друзей, то понадобилось некоторое время, в течение которого я всеми силами старался восстановить нашу разорванную три года назад связь. Имели место многочисленные расхождения во взглядах, недомолвки, секреты, неловкие моменты молчания, беседы, не сходящие с мертвой точки, что в совокупности заставляли чувствовать себя лишним. Будь у меня сейчас самая малость порошка, сближение пошло бы легче, а то и вовсе оказалось невостребованным. От злости и презрения к подобным идеям руки сжались в кулаки. Дать волю бывшим привычкам было бы настоящим расточительством. Наркомания накладывает отпечаток неудачника, запрограммированного на неизбежный срыв. Все успехи в лечении могли аннулироваться, и понимание того, что существует риск потерять себя снова, прогибаясь под гнетом собственного безволия, отрезвил окончательно. Начинать трудно, нужно иметь силу воли и недюжинное желание. Я стараюсь, достигаю поставленных задач и не смею останавливаться, потому как до безумия боюсь потерять равновесие и соскользнуть. Все те громкие обещания в моей голове - всего лишь пустые убеждения, опора на хлипких ножках. * * * - Ты с нами? - Ага, - выпалил я, отвлекаясь от разглядывания заходящего солнца. Напичканные наркотиком, едва способные передвигать ноги, Тэмин и я часто наблюдали за его уходом во тьму горизонта. Его великолепие добавляло романтичности в моменты уединения: ласки становились чувственнее, поцелуи слаще, занятия любовью опьянительнее. - Не уверен, что ты слышал. Аттеншн! Мы собираем всю бывшую компанию, и ты - один из неотъемлемых ее частей. Как на это смотришь? - Все еще являюсь, значит. - Минхо, - выдыхая горький сигаретный дым, серьезно начал Джонхен, - не говори глупостей, ты знаешь, что я прав, но по неизвестным мне причинам все еще строишь из себя жертву. Да, влез туда, куда не следовало, поддался соблазну, с мальчишкой этим связался. Тебя никто не оправдывает, но и клевать, как стая стервятников не будут. Уверен, и дня не проходит, не сожалей ты о прошлом. Много думать не решение, больше действий, друг, они существеннее. Забудь свои ошибки и продолжай жить так, будто ничего не происходило. Нельзя забывать ошибки, мне нужно их помнить и анализировать, дабы не допустить их нового появления. Другие воодушевленно замотали головой, подписываясь под каждым словом Джонга. - Мы знаем друг друга вечность, - рука рядом сидящего парня глухим хлопком откликнулась на моей спине, - ты и в подметки не годишься тому гею. Придурок, подсадил тебя на наркоту, а затем тянул нитки в собственных интересах. Нашел кошелек. Ты просто удачно попался на крючок его удочки. Тэмин – манипулятор? Оправдания в защиту оклеветанного мальчишки прожигали язык, стремясь доказать его невиновность. Остаться кристально чистым самому, перекладывая всю ответственность на такую же жертву, как и я сам, слишком подло. Только я молчал, проглотив все слова. Хотелось почувствовать себя чуточку правильным, услышать поддержку и представить на секунду совою свободу от тяжких преступлений. Жаль, что высказанные утверждения являются гипотезами. Правда была далеко не на моей стороне. Он не плел сети, словно паук, скорее им был я, который вонзал в жертву свое отравленное жало. Если вспомнить, именно я позволил случиться такому с нами двумя. Мой эгоизм и ненормальное желание обладать Тэмином любыми способами сыграли злую шутку. Я покупаю - он колется, тянется ко мне, а я крепче сжимаю свои тиски, заранее обдумывая, как дольше удержать его подле себя. Яд, оказывающий ложную услугу любовного зелья. Не Тэмин гей, не он зависим от моего общества, его желания упирались только в достижение удовольствия посредством новой дозы. Наши отношения были для него не чем иным, как платой за предоставленное мною шоу. Глупый подросток, которому хотелось вырваться из рутины вслед за новыми ощущениями, испытать все радости жизни на своей шкуре. Именно этого хотел мой малыш. Пока средства могли создать для него благоприятные условия, мы отдавались во власть моей любви. А позже, когда она переросла в ненависть или презрение, до сих пор не могу разобраться, как такое могло случиться, Тэмин стал лишней фигурой на моем шахматном поле. Мы стали противниками, чужими людьми, изредка находящие в себе силы для ленивого удара оппонента. Баланс нарушился, каждый боролся за свое счастье, и, увы, его шансы колебались на отметке «0», против моих - ста. Такие, как следствие, становятся побежденными. И после подобных грязных махинаций Минхо можно считать тем, «кого подсадили»? Сомневаюсь. Самое худшее – понимание мною всего вышесказанного. - Минхо, где ты опять витаешь? - Иду, да. Интерес в обсуждении и планировании предстоящей встречи не появился, оно и к лучшему. – Увидимся, - вставая с покрашенной недавно лавочки, кинул я назойливому Джонхену. В ответ услышал все шесть голосов, кроме одного – Ки. Болтливый и язвительный прежде, сейчас Кибом не удостаивал меня вниманием. Возможно, его звездной личности было неприятно вести со мной беседы, имело место быть затаенная обида: такие предположения. Кажется, раньше было больше сил и беззаботности. Мы пользовались жизнью, пускаясь во все тяжкие, набираясь опыта и не особо заботясь о последствиях и соблюдения стандартов. Это не глупости: легкомысленность и разгильдяйство, это игривая религия со своими разумными рамками. Порой, я мечтаю вернуться во время, которое упустил, роя две глубокие могилы. Прошлое, со всеми его изъянами и уникальностью, напоминает мне переполненный багаж, который страшно трогать или открывать. Осознав всю опасность ситуации, я спасовал, отдаваясь во власть дискомфорта. Погряз куче проблем и задач, не отпуская ногу с педали тормоза. Существует тысяча и одна отговорка, ловко преграждающих мне путь к выходу как вариант спасения. Трусость - именно она играла моим поведением. Страх сковывал намерения, укрепляясь все больше, блокировал, окружая всевозможными ограничениями. Его задачей было обезопасить меня от неожиданностей и сюрпризов. Они оба происходили от чувства вины, гложущей меня непрестанно и плотоядно. Бросив на произвол судьбы, пусть не по своей воле, Тэмина, я почти вычеркнул его из своей жизни, мучаясь в думах о его сохранности. Не могу отрицать: любил и, наверняка, все еще люблю, потому что сердце ноет по нему. Груз ответственности до сих пор на моих плечах, но ничего кроме сожалений и молчаливых просьб о прощении с моей стороны не происходит. Я искренне надеялся на неожиданную встречу с Тэ, тогда мне не пришлось бы прикладывать усилия, все решит случай. Даже если это будет односторонняя встреча, когда я увижу его чуть поодаль от себя – этого было бы достаточно. Знать, что все в порядке, что живой и здоровый. А пока, оставалось неосознанно убегать. Держа руку на замке входной двери с четко поставленной целью, отсчитываю секунды для решающего хода: «На 10 ты пойдешь» «8,9,10… Нет, на 35 да, так будет легче» «35,36,37.» «На 50 точно!» Никакого результата и прогресса. Стоять у двери, уходить на кухню, тарабаня пальцами по столу, бежать по лестнице в свою комнату, громко топая ногами – варианты исхода жалких попыток. Вытолкните меня кто-нибудь, через дверь, окно, телепортируйте, любым способом заставьте пойти к нему! Мне нужен толчок, способный растормошить меня, отодвинуть на задний план сомнения. Когда таковой появился, меня, будто высекли кнутом до потери пульса, воскресли и продолжили истязать другими орудиями пыток. Передача новостей с девушкой, сделанной скальпелем хирурга, вещала о страшной находке городской полиции: - Тело молодого человека, приблизительно 18-20 лет, было сегодня найдено в районе N. Личность убитого установить пока не удалось, но по данным полиции и мед. экспертов в крови парня обнаружена летальная доза наркотика. Опознание осложняется по причине изуродованного лица и тела потерпевшего в результате избиения. Жителей района уже предупредили об опасности нахождения в данной местности… Больше я ничего не услышал. Мне хватило руки парня с кольцом на указательном пальце, случайно выглянувшей из-под белоснежного покрывала. Когда-то давно, на нашу вторую годовщину, а может и на другую дату, я вручил в руки Тэмина коробочку – не украшенную блестящими атласными ленточками, а собственноручно слепленную из плотного газетного листа. Шиковать нам не позволяли финансы, большинство уходило на покупку героина или плату за наш домик. Внутри было самое обычное кольцо без грузных камней и прочих элементов декора. Казалось, его счастью не было предела. Безделушка смотрелась на коротких пальчиках немного глупо, но ее обладатель еще долго благодарил за лучший, по его словам, подарок. Наспех кинув в рюкзак все необходимое: деньги, телефон, теплую американку, и другие мелкие вещи, я выскочил из дома с твердым решением посетить морг.