***
Кэс более чем доволен. Мы стоим с ним в пустом классе, дверь заперта на ключ. Пути назад нет. — Рад, детка, что ты сам согласился. Все будет хорошо, тебе понравится. Я буду нежным... Ненавижу себя, мне противно и отвратительно, но все равно выдавливаю: — Не надо нежным, сделай пожестче... Лицо парня расплывается в довольной улыбке: — Как скажешь, малыш. Желание клиента — закон! — резко бьет меня по щеке, раз, другой. — Тебе нравится? Сквозь набежавшие слезы говорю: — Да... Кэс кидает меня на парту спиной, стаскивает кроссовки, сдирает штаны вместе с трусами. Раздирает рубашку, пуговицы сыплются в разные стороны. С улыбкой победителя закидывает мои ноги на плечи. Глядя на меня облизывает два пальца и резко вставляет. Боль, дикая боль! Пальцы уходят, но облегчение ненадолго. Их место занимает член. Лицо Кэса нависает над моим. Все с той же радостной улыбкой начинает вдалбливаться в меня. Руками отодвинув ворот пиджака и разорванную рубашку, хватает меня за шею и начинает душить. Это хорошо. Останутся синяки. — Нравится тебе, нравится, сучка! — почти кричит он. Внезапно он замолкает. В его глазах непонимание. Потом ужас. Мне это нравится! Пытается отодвинутся от меня, хватаясь за шею. В моей руке окровавленная металлическая ручка. Бью еще раз. Похоже, я удачно попал. Кэс резко бледнеет, кровь хлещет между моих пальцев. Сталкиваю его с себя. Кроме брезгливости, это окровавленное тело, бьющееся в предсмертной конвульсии на полу со спущенными штанами, ничего не вызывает. Орган, которым он так гордился, опал и вяло болтается между дергающихся ног. При каждом рефлекторном рывке головы серебристый металл корпуса ручки вызывающе поблескивает в алом месиве на месте левого глаза Кэса —правый закатился, и под веками видна лишь полоска синеватого белка. Жду, пока конвульсии прекратятся. Готово. Вытаскиваю телефон из кармана пиджака затихшего Кэса и набираю номер, который знаю наизусть. Кричу: — Помоги мне! Меня... меня... — рыдания получаются сами собой. Говорю, где я, и роняю телефон в лужу крови. Сажусь голой задницей на пол рядом с трупом. Надеюсь, что трупом. В руке нож для бумаги, взятый с учительского стола. Снова жду. Глядя на расплывающееся пятно между ног, машинально отмечаю, что, похоже, из меня течет кровь. Не знаю, сколько сижу. В дверь начинают барабанить, а потом пытаются выбить. Пора. Разрываю рукав и аккуратно режу руку вдоль. Кровь брызжет из-под лезвия ножа. Дверь с треском вылетает. Закрываю глаза и падаю на пол. Слышу крики, ругань, меня хватают, пытаются зажать рану на руке. Не открывая глаз, удовлетворенно улыбаюсь. Теперь можно и сознание потерять. Что я и делаю.***
Замечательная палата. Это не медпункт в интернате, где, благодаря, надеюсь, уже покойному Кэсу, за полгода я побывал неоднократно. Рядом сидит и держит за руку мой опекун. Пока неофициальный... пока. — Дэйви, ты что! Зачем это? — Успокойся, Алекс, все в порядке. Эта гнида, мистер Коллинз, здесь? — Директор? Да ждет в коридоре, потеет. Дэйв... тебе нельзя... — Алекс, спокойно. Тащи его сюда. Алекс, пожав плечами, подчиняется. Толстяк мнется, не зная куда девать глаза. — Документы на опеку принесли? —он удивленно смотрит на меня. — Мистер Коллинз, — говорю очень вежливо, хотя хочется наорать на эту жирную скотину. Но выигрывать тоже нужно уметь. — Мои документы готовы? — директор, начиная что-то соображать, кивает. —Замечательно. Как жаль, что я не успел их получить и уехать до этого... инцидента. Кстати, что с Кэсом? — Он умер, — отвечает Коллинз, изображая приличествующую случаю скорбь пополам с раскаянием. — Не расстраивайтесь так, в этом нет вашей вины... Хотя следствие, наверное, еще не закончено? — взгляд на Алекса, его кивок в ответ и незаметное для директора подмигивание мне. Тот понимает все, что не произнесено, и резко бледнеет. Капли пота появляются у него на лбу, он вытирает их рукавом. Судя по состоянию его пиджака — не первый раз. — Я жду документы, мистер Коллинз. И мои личные вещи из вашего сейфа не забудьте. Побыстрее. Директор исчезает, как и не было. Алекс смотрит на меня, поднимает большой палец. Я улыбаюсь. — Спасибо, я старался. Твой адвокат уже здесь? После утомительной беседы, во время которой больше говорил мой адвокат, чем я, обвинений мне предъявлено не было, но мне все-таки рекомендовали пока не уезжать из города. Дознаватель явно считал дело уже закрытым. В связи с переводом изначальной жертвы сперва в разряд подозреваемых, а потом и со смертью обвиняемого в изнасиловании. Родных у Кэса не было, что значительно облегчало дело. Все было ясно — изнасилование, следы побоев, порванная задница. Случайное убийство при самообороне, попытка суицида. На меня смотрели одновременно и с жалостью, и с восхищением. Изображая умирающего лебедя, я старался соответствовать. Директор привез документы, и мы тепло и неискренне попрощались. Похоже, ему очень хотелось больше никогда со мной не встречаться. Посмотрим. Переодевшись в свою, привезенную Алексом одежду, и забрав свои вещи, я вышел из больницы. Алекс шел рядом со мной. Улыбаясь. Как, впрочем, и я. Черный «Крайслер» ждал у ограды. Алекс закинул папку с документами на сиденье рядом с водителем и сел вместе со мной сзади. Нажатие кнопки — и непрозрачное стекло поползло вверх. Наконец-то. Мы целовались с ним долго. С моим опекуном, бывшим любовником и компаньоном моего отца. Теперь моим. Любовником и партнером. Ради него я в тот день отключил сигнализацию в доме, разблокировал двери и стоял рядом, когда Алекс пристрелил отца. Ради него терпел эти полгода в интернате, дожидаясь, пока он избавится от подозрений и оформит опеку. Но оно того стоило. Наверняка. Мой! Только мой!