***
Париж - чудесное место, но мадемуазель Амелия его не любит. Можно сказать, она ненавидит его почти также сильно, как и через чур яркую его луну над просторными чванливыми улицами. А в узких улочках промеж домов таиться тьма, куда не пробирается ни солнечный свет, ни так ненавистный госпоже Амелии лунный. Она и определиться не может, что возмущает её спокойствие больше, и невольно любуется обеими этими вещами из окна под самым чердаком тюремного здания. Её пугают - как, в общем-то, пугали и всегда - эти навязчивость и тяжёлость обстановки, контрасты каменных зданий и совсем уж не таких мостовых, которых, в общем-то, местами и нет - просто голая земля. Когда-то в детстве маленькая леди Руф хотела убежать. Вырваться из своей жизни, убежать и из ненавистного дома, и от боли. И с прошествием времени желания менялись не особо - ну, только переклассифицировались в "глупые мечты, о которых иногда даже самому думать стыдно". Сейчас это кажется не так уж плохой идеей - взять и безответственно свалить куда подальше ото всех проблем. Она откровенно себе признаётся, что цветы в вазах около цветочных же магазинов выглядят престранно, чужеродно в этой мешанине серых и не только камней. Их пребывание в вазах эфемерно настолько, что даже тошно - на душной и пыльной улице цветок не проживает и половины дня. Те из растений, что не раскупили, безжалостно скидываются кипой на задний двор. Цветочное дело хоть и муторное, но достаточно прибыльное, чтобы позволить себе такое расточительство. Амелии трудно и тяжко на это смотреть - но да разве ж ей есть ещё куда? Из треклятого не слишком большого окошка с тоненькой решёткой видно только узенькую, чем-то неведомо изящную улицу и какой-то садик с пыльными деревцами. А перед магазином в вазе стоят красные розы - такой прозаичный и в тоже время классический вид цветов, грубый и нежный одновременно с разных сторон. Стоит, красуется и не знает, что через полдня его в любом случае тут уже не будет. А за стеклом, в прохладной тени магазина стоит фиолетовая герань в горшке. Умирать и не думает. Амелия вроде как тоже. Мадемуазель помнит все события умершей недавно недели - около стольки она тут и пробыла, ожидая неизвестно чего, прикованная абсурдной цепью к стене. Помнит слабость и как ей было холодно. Помнит чужие тёплые руки и горячую кровь. Помнит смутно драку и ярко - излечение, голос, выговаривавший её имя, и руки, поддерживающие под спину, чтобы девушка окончательно не рухнула на пол. Помнит, как боль перестала. Как прохладный, но приятный воздух врывался сквозь пробоину в стекле и как в эту же самую дыру грациозно улетает её пришибленный куском штукатурки спаситель помнит. Как с дуру почти ринулась следом, чуть не став третьей летящей к земле. Да вот только остановили её, помнится, остановили расстояние между ней и мужчина в тёмном костюме. Помнит она, конечно, это всё, но от этого легче не становится ни на песо. Остаётся только ждать. Мадемуазель Амелия более чем прекрасно знает, что бывает с носителями такой болезни. Приступы опасны для окружающих, да и самой ей неприятно осознавать себя "монстром", прямо как из старых сказок. Однако что-то изменилось. Боль больше не приходила, ровно как и холод - при спокойной обстановке вампиру особо много крови не надо, вполне можно питаться человеческой едой. Но в экстренных случаях без неё никак. Возможно, госпоже Амелии удастся безрассудный побег или что-то в этом роде. Возможно, даже скорее всего, ей придётся бросить всё, что у неё осталось здесь, воспользоваться ластиком и начать жизнь с почти чистого листа. Возможно, ей не удастся даже попытаться сбежать. В самом деле, прежде чем ей представится такая возможность, она сойдёт с ума в этом душном помещении. Госпожа Амелия потихоньку проваливается в тёмную апатию, пропитанную безысходностью, но твёрдо цепляется за мысль, что скоро это прекратится. Слишком долго следствие длиться не может, иначе будут подозрения со стороны. В среду перед магазином не выставили такие привычные уже розы, да и закрылась лавка раньше, сверкнув затухающей лампадой в седьмом часу. День был обычный ну совершенно, Амелия даже приноровилась кое-как коротать время. В своих расчётах она не ошиблась; уже на следующий день было небольшое слушание, оглашение возможных вариантов приговора и какие-то вопросы. Честно нанятый семьёй Руф человек ловко отвечал на обвинения, но в сущности все присутствующие понимали: нельзя отпустить возможно опасного вампира. Однако для приличия промаялись в душном подземном зале даже больше двух часов, если верить выставленным на обозрение часам с ленивым маятником. Не то, чтобы Амелия не ожидала такого поворота событий, нет. Она лучше всех знала, что ей будет. Но всё равно слова о том, что решающее заседание назначено на следующий день к двум часам после полудня, звучат для неё тошнотворно. Страх - верный и вечный спутник авантюр, особенно у привыкших к тихой жизни дам. Так или иначе, а немногим заполночь - ровно после последней проверки камер - пустая комната на чердаке скрипит неаккуратно прикрытым окном. Бежать по крышам жутко неудобно, особенно когда к твоей ноге всё ещё прикреплён огрызок цепи, но госпоже Амелии плевать. Госпоже Амелии плевать, потому что она задыхается от, кажется, слишком свежего ночного воздуха. Впрочем, скоро ночная прохлада сменяется жаром от бега и тяжёлым дыханием. Девушка бежит, перепрыгивая через бортики крыш, отдаваясь на волю человека, держащего её руку. Он спасает её не в первый раз, да вот как вышло. Она даже не знает, чем смогла бы ему отплатить, и зачем ему это нужно, а он просто чертыхается, споткнувшись о пустое место и пытается успокоить девушку. Когда становится более-менее безопасно, они притормаживают, чтобы перевести дыхание. Слова парня звучат на удивление надёжно. Настолько, что Госпожа Амелия запросто позволяет себе не отдёргивать своей руки от его, ведь так ей бежать гораздо легче. Он не особо против, а через полчаса их ноги распрощались с мостовыми Парижа если не навсегда - чтобы не бросаться в крайности -, то надолго.***
Да, не подумала бы маленькая леди о том, что её будущее будет такой сказкой. В маленьком городке близ Лондона на удивление тихо и спокойно, поют птицы и промеж деревьев близкого леса иногда растут нарциссы. Англия действительно щедра на дожди. Мелкая морось достаточно часто спускалась с бледного неба, отчего казалось, будто вода - часть воздуха, которым дышат. Бывают, конечно, и ливни, но это ближе к зиме. Здесь безумно красиво и ветрено. Амелия живёт в небольшом доме, как водится, на окраине селения - мало ли что. Но её устраивает и так, это куда лучше, чем быть отправленной на опыты "во благо общества". Амелия поселилась здесь около двух лет назад. Амелия впервые в жизни чувствует себя выспавшейся по утрам. Амелия думает, что, наверно, это и есть счастье. От старой жизни у неё осталась разве что причёска, подобранная, но всё же не совсем аккуратная теперь, кое-какие знания в медицине и книги. Больше ей и не надо. Может, девушка и задумывалась, что ничего не знает о жизни кроме теории, но это было как-то десятым умом и вообще не являлось первоочерёдной проблемой. Теперь, когда удалось сбежать из золотой клетки, ей предстояло ещё и жить самой по себе. Это не казалось ей плохой идеей, хотя и было сложно. Городок был тихий, но вовсе не безлюдный, Амелии удалось устроится в местную больницу. Всё наконец-то было хорошо.***
Девушка встала к часам шести, тонкая холщовая рубашка и юбка были её всегдатошней одеждой. У неё был выходной, и она решила прогуляться к лесу, в город идти желания не было. Летнее утро было привычно прохладным, дверь - скрипучей, а волосы не хотели залезать в аккуратную причёску. Она так и не смогла до конца совладать с всеми собственными прядями разом, каждый раз какая-нибудь из них устраивала-таки побег. Когда она пришла к каким-то удовлетворяющим её результатам со всеми мелочами, тень от столбиков ограды немного укоротилась и сдвинулась градусов на тридцать. Погода обещала быть солнечной, но не безоблачной, и девушка думала, взять ли ей с собой книгу или не стоит, когда взгляд её коснулся кое-чего чужеродного привычному пейзажу просёлочной дороги. Белый кот, горделиво вышагивая, выбежал с золотистого поля и направился к ней. В тот же момент Амелия сама побежала, не особо задумываясь над тем, что она босая да и вообще о прочих мелочах. Мурр недовольственно махнул хвостом, когда оказался сцапан в пламенные приветственные объятия, но царапаться не стал. Потом, после того, как девушка всё-таки выпустила его, он предлагающе сделал шаг к полю. Амелия покачала головой; вряд ли она босая беспрепятственно пройдётся по нему. По утоптанной земляной дороге бежать до станции совсем немного дольше, чем по полю, зато куда удобнее. Девушка бежала легко, но не слишком быстро, касаясь земли одними носками, а кот грациозно трусил за ней. Пару раз они останавливались, чтобы Амелия перевела дух. Мурр терпеливо ждал, пока они с новой силой пустятся вперёд. Ближе к станции показались лужи, не высохшие в тени со вчерашнего дня. Кот и девушка лихо перемахнули через короткие выщерблины в дороге, наполненные водой. Пробежали по мостику, соединяющему берега небольшой речки, через которую местами можно просто перепрыгнуть, если очень постараться. Прошлись, восстанавливая дыхание, в тени небольшого здания станции и поднялись на платформу, поздоровавшись с охранником. Поезд от Лондона пришёл не так давно, но ещё недавнее уехал, чухча и продолжая свой нелёгкий путь по железной дороге. Но Амелия, в общем-то, пришла вовсе не посмотреть на поезд. Мурр, не дав девушке растеряться, скользнул за угол. Ной с присущей ему трепетностью воззирал на открывавшийся ему вид и, кажется, старательно запечатливал каждый кусочек. Ванитас же, с унылой обречённостью уткнулся в холодный на вид столб, всем своим видом показывая, что о-боже-как-мне-всё-это-надоело-оставьте-меня-я-хочу-спать. Впрочем, едва тишина позволила звукам шагов донестись до путников, картина сразу же переменилась. Ванитас ожил за доли секунды и оторвался от блаженного подпирания стены в пользу приветствия девушки. Во мгновение ока он оказался около новоприбывших и, галантно отпихнув ногой кота, поцеловал руку девушки, как в старых романах. За время Амелии удалось привыкнуть к таким приветствия, ровно как и к тому, что первое время Ванитас ещё вставлял перед её именем "госпожа". Потом, правда, забывался и обращался просто, но приветствие у них всегда выглядело так. С Ноем было проще. Он просто подошёл и сгрёб девушку в осторожные недолгие объятия. Потом осторожно попытался поправить сильно выбившуюся из её причёски прядь. Впрочем, чтобы поправить положение дел с волосами девушки их пришлось бы как минимум распустить и переплести заново. Обратно они не бежали. Амелия взяла Мурра на руки, с детским восторгом тиская кота. Ванитас активно распространялся насчёт всякой чепухи и не чепухи, а когда они подошли к первым ручейкам, проворно взял девушку на руки, и они преодолели преграду так. Ной поведал о недавних делах, всё было как обычно. В Париже снова возникли какие-то недовольства; Лондон как стоял на месте, так и остался. Впрочем, про последний Амелия знала и так из газет, новостей и прочего, а вот про Францию послушать ей хотелось. Солнце потихоньку чертило свою дугу по небосклону, путники подходили к дому. Коту наконец-то представилась возможность вырваться, и он обосновался на наружной части подоконника. Впрочем, окно было открыто. Прознав про намеренье девушки ещё утром сходить в лес к месту, где речка была более внушительна, её сразу поддержали все. На небе не было ни облачка, когда компания, кое-как переодевшись, двинулась по полю к близлежащему лесу. Даже Мурр соизволил сойти со своего насиженного места. -Идём? - спросила девушка, взмахом руки указывая, куда примерно они собираются идти. -Идём, - эхом отозвалась компания. Им ещё о много надо было поговорить и многое рассказать. Да, одним солнечным утром, близящемся к полудню, Амелия совершенно точно была счастлива.