!free!

      — На кой они выпускают журналы, если даже не вкладывают в них пробники духов? — ворчал Микки, нервно теребя журнал в руках.       — С каких пор тебя заботит то, как ты пахнешь? — усмехнулась Светлана, поднося ложку с детским пюре ко рту Евгения.       — Нахуй иди, ладно? — в своей манере вскидывая брови, ответил он, бросая ненужную стопку глянцевых листов на стол.       — Что, теперь, чтобы продавать кокс в подворотне, надо хорошо пахнуть? — не упуская шанса поиздеваться над братом, тут же встрял Игги, отрываясь от игры на приставке.       — Оставьте ваши, блять, шуточки при себе, лады? Я, вообще-то, теперь респектабельный гражданин нашей необъятной страны! — самодовольно улыбнувшись, пояснил Микки.       — Да что ты? — не унималась Светлана. — Погоди… хочешь сказать, ты реально устроился на работу?       — Что за поддержка у вас такая, хитровыебанная? — пихнув фильтр сигареты в рот, пробормотал он. — Мэнди пришлось отсосать у управляющего, чтобы меня взяли.       На пару минут в доме повисла тишина. И даже Евгений, до этого что-то активно лопочущий и махающий своими крохотными ручками, подозрительно замолчал.       — Да еб, расслабьтесь, — широко улыбнувшись, поспешил оправдаться Милкович. — Парень, которому я коку в залог оставил, сказал, что ему платить нечем и обещал поговорить с начальством, чтобы, знаете, чтобы меня приняли на работу. Вот он и поговорил.       — Еще раз так пошутишь, я тебе яйца выкручу, мудила, — сонно протянула Мэнди, медленно плетясь из своей комнаты в ванную.       — За яйцами своего ебыря лучше проследи, — в ответ проворчал брюнет, делая затяжку и протягивая сигарету брату. — Ну так, Игги, думаю, ты хочешь подвезти меня до моей новоиспеченной работы?       — Ошибаешься, мужик, — усмехнулся тот, выпуская дым прямо Микки в лицо.       — Уверен? — хватая парня за затылок, поинтересовался он. — Просто, если ты не уверен, то…       — Ай! Бля! Ладно, пусти! Подвезу я тебя, ебаный ублюдок!       — Никогда не сомневался в тебе, братец.       И спустя долгих двадцать минут, громкого «Светлана, где моя, блять, рубашка?», и пятиминутного распития пива за протяжными напутствиями сестры, Микки все же оказался на назначенном месте. Это был не чем не отличающийся, захолустный уголок на окраине. С красными кирпичными стенами, яркой вывеской и запятнанными большими стеклами.       Работать он пошел, конечно, не по своей воле. Неделю назад его выпустили по УДО, мол, тюрьма переполнена, вся хуйня, и настоятельно порекомендовали найти себе работу. И не то чтобы у Микки был хоть какой-нибудь выбор, он стал перебирать своих знакомых, но в голове всплывали только те, что толкали с ним мет за школьными гаражами. И как же вовремя он вспомнил про одного своего старого приятеля-должника Бэна, с некоторых пор работающего в закусочной. Конечно, блин, Милкович не следил за парнем, просто абсолютно случайно столкнулся с ним в темном переулке, когда последний, закончив свою смену, мирно направлялся домой. Ему, правда, пришлось немного задержаться.       Первый месяц на новом рабочем месте прошел, на удивление, довольно не плохо. Микки никого не заколол заточкой, не зарыл управляющего под железными путями и сам остался жив. Работа, конечно, не вызывала никакого энтузиазма, но выбора все равно не было. Да и все, что требовалось от Милковича — принимать заказы слишком, блять, медленных людей, подчищать за ними столы и стараться держать себя в руках. И если первые два пункта как-никак выполнялись, то последний — ни за что. Поэтому особенно трудные просители слышали в свой адрес пару тройку лестных матов и только тогда их мозг начинал работать более усердно, а они тут же заказывали себе еду, пытаясь как можно скорее избавиться от грубого темноволосого парня.       Второй месяц почти ничем не отличался от предыдущего, за исключением того, что к Микки, вдруг, стали подбиваться другие работники. Кто поделится с ним сигаретой, кто подменит его на заказе, кто прикроет перед начальством, когда ему надо уйти раньше окончания смены. И все они, вроде, были не особо навязчивы, но вот одна — Кайла, была чертовски приставучей. Ни разу не упускала шанса широко улыбнуться Милковичу, беззлобно потрепать его по волосам или сделать какую-то подобную уебанскую чушь, которую до усрачки он не любил, но послать ее ко всем хуям пока не мог. Он наметил это дело после того, как закончится срок УДО. И все было бы хорошо, и Микки бы продолжал работать в этой гребаной закусочной, если бы не одно «но». Рыжее, зеленоглазое «но», которое приходило в эту закусочную каждый божий день и не сводило с него взгляда. Милковичу это, порядком, стало поднадоедать, потому что этот тип почти ничего не заказывал. Просто пялился. Максимум выпивал чашку кофе и, оставив на столе двадцать баксов, сваливал. Не то, чтобы Микки был против двух десятков на руках, но его откровенно раздражало это рыжее чудовище, неотрывно следящее за ним.       И сегодня он, как обычно, явился в точно положенное время, поудобнее устроился на своем «забронированном» диванчике и принялся делать то, что делал на протяжении двух месяцев. Стал пялиться..       — Он снова тут, — широко улыбнувшись, сказала Кайла, прижимаясь спиной к стене.       — Я, бля, не слепой, ладно? — вываливая в мойку груду грязной посуды, процедил тот. — Сукин сын, второй месяц сюда ходит и пырится на меня!       — Думаю, ты ему нравишься, — кокетливо рассмеявшись, поделилась девушка.       — А вот почему мне должно быть не похер на то, что ты там себе думаешь? — он отряхнул руки и устало провел ими по волосам. — Может, ты его обслужишь, не?       — Это не мой столик.       — Ну и иди нахер тогда.       Милкович непреднамеренно мягко улыбнулся и отправился к незнакомцу за столик.       — Закажешь чего, или опять зыркать будешь?       — Прости? — вежливо протянул он.       — Чувак, ты протираешь свои штаны здесь уже несколько месяцев и все, что ты когда-либо заказывал — это минералка, чашка кофе и гребаный пончик.       — Ты запомнил, — это больше походило не на вопрос, а на констатацию факта. Причем самому себе. Он сложил руки замком и положил их на стол, ожидая следующей реплики собеседника, но не дождавшись, произнес: — Я, кстати, Йен.       — Мне, кстати, похуй, — огрызнулся Микки, нервно дергая пальцами. — Сотри, блять, эту улыбку со своего лица, пока я ее тебе сам не стер! И либо заказывай, либо проваливай.       — Ладно, ладно, большой парень, — Йен похотливо прикусил нижнюю губу и взглядом обвел Милковича с ног до головы. — Я хочу греческий бургер и чашку капучино.       — Как неебически оригинально! — буркнул Микки прежде, чем быстро смыться с заказом.       Весь день он, как, в принципе, и в другие дни, был довольно напряжен. Не только потому, что Кайла поделилась с ним тем, что видела, как рыжий глядел на его задницу, но и потому, что сегодня тот задержался на час дольше обычного. И ушел только за десять минут перед тем, как смена Милковича кончилась. Скомкав и закинув светло-синий фартук в шкафчик, схватив сигареты, он благополучно намеревался отправиться домой. И только выйдя из закусочной, завернув в переулок, его кто-то окликнул и дотронулся до плеча. Микки не был бы Милковичем, если бы тут же не отреагировал, схватив незнакомца за руку и прижав того к стене, рукой надавливая на горло. Он почти сразу ослабил хватку, когда столкнулся взглядом с темными, благодаря неосвещенному месту, зелеными глазами.       — Ты че, бля, жить устал? — переводя дыхание, прошипел он.       — Извини, не думал, что напугаю тебя.       — Ты? Напугаешь? Ты вообще в курсе того, что я тебя чуть не убил?       Йен усмехнулся и, потирая горло, отпрянул от холодной кирпичной стены.       — Че хотел-то? — подкуривая сигарету, спросил Микки.       — А ты как думаешь?       — Так, слышь, прекращай эту хуйню, — почти выплевывая потоки прозрачного дыма, проворчал он. — Кто ты, блять, вообще такой?       — Тебе не говорили? — изумленно подняв бровь, поинтересовался рыжий, крайне удивленный тому, что Милкович его не знает. Он указал большим пальцем вдоль плеча и снова заговорил: — Здесь недалеко бойз-таун. Я там танцую.       — Ну, поздравляю, епт, — пихнув свободную руку в карман, сказал брюнет. — От меня-то тебе чего надо?       Рыжий в очередной раз ехидно улыбнулся, оглянулся по сторонам и приблизился к Микки, медленно опуская ладонь на ширинку его джинсов. Тот, в своей излюбленной манере вскинув брови, толкнул парня обратно к стене, выбивая весь воздух из его легких.       — Слушай, блять, если тебя хочет каждый богатый престарелый пидор, это ни разу не значит, что тебя хочу я, уяснил? — вдавливая окурок в стену, рядом с лицом Йена, прошипел он. — Надумаешь выкинуть что-то подобное, я тебе хер оторву, понял? Мудила!       — Значит, я не ошибся, — едва слышно прошептал рыжий, слегка опуская голову.       — Не ошибся, сука, в чем? В том, что я могу сломать тебе пару конечностей? Бинго, емае!       — Да нет, — сложив руки на груди и широко улыбаясь, сказал тот. — Мне говорили, что ты весь из себя такой натурал, и чтобы я на метр к тебе близко не подходил, но я готов поспорить, что почувствовал в твоих штанах некие махинации.       — А не хочешь почувствовать некие, сука, махинации моих ботинок на твоих ребрах? — он скривился и сплюнул на землю.       — Ну, еще увидимся, Микки, — протянул тот, набрасывая на голову капюшон.       Все милковическое нутро так и жаждало остановить рыжего и вмазать ему хорошенько за то, что пришел тут, улыбается весь, светится, блять, шуточки пидорские отпускает, ноо все, что он сделал — это достал очередную сигарету и быстрым шагом направился в сторону дома. По дороге он то и делал, что старался выкинуть образ Йена из своей головы. И впервые, за пару лет, он был чертовски рад вернуться домой, и окунуться в эту блядскую атмосферу своей семьи. Светлана, держа на руках Евгения, торчала перед телевизором, Игги и Колин начищали пистолеты за кухонным столом, а Мэнди, судя по ее отсутствию в гостиной, была либо в комнате, либо ебалась со своим негроидным шкафом. Потрепав сына по волосам, поздоровавшись с братьями, Микки быстренько нырнул к себе в комнату и с громким звуком закрыл за собой дверь, оповещая всех о том, что если кто-то надумает потревожить его — лишится нескольких зубов.       Он обессиленно упал на кровать и закурил, пуская в потолок неровные дымовые кольца. \\       На следующий день Милкович снова отправился на работу. Он устало вздохнул и провел руками по лицу, наблюдая, как Йен присаживается на свое место за столиком.       — Ты че, опять здесь? — нервно выпалил Микки. — Я же вчера…       — Да-да, я в курсе того, что было вчера, — с некой злобой процедил рыжий. — Я здесь не для тебя, я жду своего парня, если ты не против.       — Парня? Ждешь пар… — брюнет несдержанно усмехнулся и потер большим пальцем нижнюю губу. — Ну да, коне…       — Вот и он, — Йен добродушно улыбнулся, когда заметил в дверях закусочной того, кого ждал.        Не то, что бы Микки пиздецки расстроило все то, что говорил рыжий последние несколько секунд, но в его в груди что-то на секунду сжалось, когда он обратил внимание на парня Йена. Блять! Этот хрен был похож на тех чуваков, которые рекламируют гель для душа. Знаете, такой весь подтянутый, с красивой улыбкой, с отличным выбором одежды и…       — Эй? — рыжий слегка пихнул Микки в плечо. — Я говорю, не мог бы ты уйти, или, например, принять заказ?       — Эм, да, я… В-вас обслужит кое-кто другой, окей? Ща.       Милкович скривился от своих же слов и, отвернувшись, быстро направился на раздачу, так и не увидев победной улыбки Йена.       Все оставшееся время он не упускал возможности косо взглянуть на эту миловидную, сука, парочку. Они улыбались, говорили о чем-то, иногда осторожно, даже почти неловко, касались ладоней друг друга. И, нет, не-а, Микки было совершенно плевать, просто впервые он почувствовал себя… Эм, брошенным? Он сам-то толком себе ничего не мог объяснить. Он просто знал, что ему чертовски сильно не нравится, когда рядом с рыжим был этот смазливый, до пизды красивый ублюдок. Они, к тому же, ушли слишком рано.       И какого хуя?       Этот вопрос сопровождал Мика на протяжении всего дня, и особенно тогда, когда после окончания своей смены он, абсолютно не владея собой, поперся в клуб, о котором говорил вчера Йен. Желание нанести себе увечья возрастало по мере того, как он приближался к бойз-тауну.       Почти сразу громкая музыка ударила по ушам, а яркие световые вспышки ослепили глаза. Милкович поморщился, осторожно оглянулся и двинулся вглубь здания. Присел на стул за барной стойкой и, заказав себе стакан пива, уложил свое лицо на ладони, томно вздыхая и проклиная весь этот чертов день, этого чертового рыжего уебка и его блядского парня.       — Не твой день? — поинтересовался бармен, ставя перед Микки его заказ.       — Ага, типа того, — пробормотал тот, делая пару добротных глотков. И Бог знает, то ли это пиво крепкое, то ли там подмешано что, но следующие слова никак не поддавались объяснению сознанием брюнета. — Видел здесь Йена?       — Йена?       И, к сожалению, а может и к счастью, их разговор остался незаконченным, потому что…       — Хей, Тони, не нальешь стакан воды? Я чертовски силь… Микки?! Бля, это ты? — рот рыжего растянулся в ехидной улыбке.       — Ага, — тяжело сглотнув, протянул он, медленно сжимая руки в кулаки.       — Веселишься?       — А че, бля, не видно? — огрызнулся, сверля взглядом бармена, телепатически пытаясь убедить его свалить. И либо этот парень действительно телепат, либо взгляд у Микки слишком пугающий, потому что Тони почти сразу смылся, поставив перед Йеном стакан воды. — А парень-то твой не ревнует, что ты здесь хуем трясешь?       — Брось, это не был мой парень, — сексуальным голосом произнес рыжий, делая глоток. — Он тоже здесь работает, вон, смотри сам, — указал большим пальцем себе за спину, а Милкович, послушно повернувшись, нашел доказательство его словам. Это «доказательство» как раз вертело задницей на коленях какого-то седого мужчины.       — Круто, ахуенно рад за тебя.       — Хочешь, я могу станцевать для тебя, — продолжил Йен, складывая локти на столешницу, еще больше обнажая широкую грудь.       — Пардон? — вскинув брови, переспросил брюнет.       — Говорю, я бы мог станцевать для тебя. Обычный танец — двадцать пять баксов, приватный, в одной из наших комнат — пятьдесят.       — Да за пятьдесят я могу закинуться эфедроном и подрочить, — вспылил брюнет, прищурив глаза.       — А могу подрочить я, — возбужденно сверкнув глазами, предложил тот. — Если ты, конечно, хочешь. Господи, блять, боже, перестань ты так краснеть! — рассмеялся, медленно поднимаясь на ноги. — Идем.       Рыжий взял Микки за запястье и потянул за собой, а тот, нервно оглядываясь по сторонам, пытался успевать за ним. Оказавшись в приват-комнате, Милкович был почти сразу прижат к мягкому дивану, а между его ног уже устроился Йен, поспешно расстегивая ширинку на его джинсах. С губ Микки сорвался невольный стон, когда он ощутил чересчур горячий рот на своем слегка напрягшемся члене. Он вцепился руками в обивку дивана и блаженно прикрыл глаза. Рыжий делал это просто ахуенно. Он вытворял такие вещи своим ртом, о котором Микки даже думать не смел. Он оттягивал кожицу на кончике члена и затем несильно кусал ее, после аккуратно посасывая. Цеплялся руками за рубашку Милковича, сжимая ее и поднимая вверх. Он смотрел на него с невероятной похотью. Такой, какой показывают во всяких пидорских фильмах.       — Нравится? — оторвавшись на секунду, спросил Йен.       — Бля, мужик, это ахуенно, — усмехнувшись, ответил Микки.       Милковичу потребовалось еще несколько минут, чтобы обильно кончить ему в рот. С лица того не сходила самодовольная улыбка, словно он, блять, открыл неебически важный закон и скоро о нем будут пестреть все заголовки журналов и газет.       — Проболтаешься кому — глазницы выжгу, понял? — прошипел брюнет, нервно натягивая на себя джинсы.       — Если честно, не совсем, — ответил тот, удивленно приподнимая бровь. — То есть, я тебе отсосал, а ты собираешься выжечь мне глаза? Серьезно?       — …если кому-то проболтаешься, — уточнил брюнет и поспешил на выход, но сильная рука одернула его от двери и с силой прижала к стене. — Ну-ка нахер свалил!       — Слушай, ты охренеть какой странный, ладно? Но ты охренеть как нравишься мне, поэтому, в качестве благодарности за минет и за то, что он был бесплатный, ты дождешься конца моей смены и расскажешь мне о том, почему ты так чертовски всего этого боишься.       — А если я не захочу ничего тебе рассказывать? — Микки начинала нравиться эта игра, поэтому слегка дернув уголком губ, он отпихнул от себя Йена и идентично вжал его в стену, сжимая руки по бокам его головы.       — А ты выпей побольше, и захочешь.       Прошипев грозное «мудила», Милкович вышел из комнаты и отправился обратно за барную стойку, чувствуя себя слишком неловко. На секунду он подумал о том, чтобы послать все это к ебеням и уйти домой, но приятный риск взял над ним вверх. Он поудобнее устроился на мягком сидении и принялся разглядывать рыжего, который уже активно двигал своим телом на основном подиуме. Микки было стремно это признавать, но Йен выглядел чертовски прекрасно сейчас. Обтягивающие золотистые шорты, такой же окраски маленький галстук и тяжелые военные ботинки. В разноцветном свете прожекторов и прочей мудреной хуйни, его тело казалось самым лучшим из всех, что могло когда-либо быть. И нахуй никакие журналы не нужны! Микки предстояло просидеть здесь еще пару часов за наблюдением того, как старые манерные пидоры пихали рыжему сотки за резинку шорт. Но его не могло радовать то, как Йен смотрел на него. Он снова не отрывал взгляда от Микки, так же, как делал обычно, когда приходил в закусочную. Казалось, что его взгляд направлен только на Микки, исключительно на него и не на кого больше.       И эти мучительные пару часов прошли. Переодевшись, рыжий выскочил к Милковичу и потянул его на выход. На улице он закурил и огляделся.       — Ну так, расскажешь или мы будем дальше молчать?       — Я что-то перехотел, — лениво протянул Микки.       — Серьезно? Бля, ты ждал меня несколько часов, чтобы сказать, что ты перехотел? Ничего умнее придумать не мог, я полагаю? — немного рассмеявшись сказал Йен, протягивая сигарету собеседнику.       — Да пошел ты! Не знаю я, что тебе надо рассказывать.       — Например то, почему ты хотел выжечь мне глаза после самого крутого минета в своей жизни.       — Не такой уж он и крутой, — растягивая слоги, произнес тот. – То, что было там… Я… Это все из-за моего отца.       — Что с ним?       — Он против всей этой гомосятины. И нет, я не имею ввиду, что он просто не любит геев, он их, знаешь, он их убивает нахер! А потом делится этим достижением со мной и двумя моими братьями.       — Все на самом деле так плохо? — поинтересовался Йен, выпуская густые потоки дыма.       — А ты как думаешь, если мне пришлось жениться на русской шлюхе, когда он застал меня и моего… эм… друга. Мы трахались, а он неожиданно быстро вернулся домой, вот и…       — Боже, блять… А ты и твои братья? Вы разве не хотите прекратить это дерьмо? Ну, там, заточкой его заколоть или, там, монтировкой… Ну, не мне тебя учить убивать людей.       — Дохера смешно, — скривившись, процедил Мик. — Это ж все-таки мой батя, мужик, взять и всадить ему пулю в лоб… Не, я так не могу.       — Ну да, лучше уж жить с русской шлюхой и делать вид, будто ты до пизды натурал, чем все это закончить, — хмыкнул рыжий, бросая окурок себе под кроссовки.       — Ты нихера не знаешь! — прошипел Милкович, толкая его в плечо. Тот громко шмыгнул носом и прижал его к стене, надавливая ладонью на грудь.       — Ты можешь сделать так, чтобы я знал.       — Да с каких хуев я должен делать это? Только потому, что ты отсосал мне? А не пойти бы тебе нахуй, например?       — Ладно, да, окей, я пойду, Микки, потому я могу, понял? Я бы лучше дал пристрелить себя, чем врал всем, кто я такой.       Он еще раз толкнул брюнета в стену и, поправив рюкзак на плече, отправился восвояси. Последний шумно выдохнул и, бросив тихое «блять», закурил, направляясь в противоположную сторону. //       На работу Мик явился совсем никакой. С красными заспанными глазами и бледным цветом лица. Всю ночь, как только он вернулся домой, он только и делал, что думал над словами Йена. В чем-то этот засранец был прав, потому что Милковича заебало жить так, как хочет его отец. Он понимал это, но пойти против воли Терри не мог, потому что тут же обрекал себя на смерть. Всю ночь он провел на своей кровати, выпуская в потолок струйки прозрачного дыма и тихонько матерясь. А еще он думал о Йене. Думал о его рыжей голове, веснушках и о его чертовски умелом рте. Но это закончилось, когда телефон разорвался звонком будильника.       — Хей, ты в порядке? — спустя пару часов работы поинтересовалась Кайла, осторожно касаясь плеча Микки.       — Ага, все круто, — лениво процедил он, укладывая посуду в посудомоечную машину.       — Уверен? А где же твое «иди нахер» или «руку, блять, убрала»?       — Не выспался.       — Твоего рыжика сегодня нет, ты поэтому…       — Так, бля, давай-ка мы проясним пару моментов: во-первых, рыжик не мой, а во-вторых, перестань, блять, вести себя как мамочка, сказал же, у меня все нормально, я просто не выспался.       Закончив с посудой, Милкович нервно толкнул Кайлу плечом, устремляясь вглубь зала. Он огляделся и понял, что Йена сегодня и правда нет. Обычно он приходил ровно в двенадцать, а на часах уже начало второго, поэтому ждать его не было смысла. Да и вообще, с каких это пор Микки должен ждать какого-то там рыжего Йена? Оно ему нахер не сдалось.       День подходил к концу. Микки протирал последний столик, когда зазвеневшие колокольчики оповестили о входящем просителе.       — Мы закрыты, — не проворачиваясь, крикнул он.       — Я знаю, — донесся до боли знакомый голос, от которого Мик на минуту замер, а затем медленно повернулся лицом к выходу, где стоял Йен. Его руки были спрятаны в карманах куртки, а губы едва заметно подрагивали. Он сделал шаг вперед и прикусил губу. — Я хотел поговорить.       — Поговори с кем-нибудь другим, я занят, — ядовито процедил тот, возвращаясь к протиранию стола.       Рыжий быстро оказался позади Микки. Он едва ли коснулся бедер Милковича, как тут же был отвернут.       — Слышь, держи свои, блять, руки при себе, лады? При себе, я сказал!       — Просто дай мне поговорить с тобой и я уйду.       Закусив губу и, нервно повертев головой, он кивком указал на стул, приглашая Йена сесть.       — У тебя есть пять минут, а затем я съебываю.       — Ладно, — быстро выговорил рыжий, — мне хватит и трех. Слушай, насчет вчера. Я не хотел тебя обидеть или типа того, просто… Просто я не подумал, что для тебя это какая-то больная тема, хорошо? Я не должен был говорить что-то про твоего отца, потому что ты прав, я ничего о вас не знаю, и я не имел права…       Микки прильнул к губам Йена прежде, чем тот закончил свою пиздецки долгую речь. Микки целовал рвано, кусаясь и переплетая их языки. Целовал грубо и властно, будто доказывая кому-то, что он может делать это. Может делать все, что ему хочется, а не то, что говорит делать его отец. И этот поцелуй, и Йен были здесь спасательным кругом из всего того дерьма, из которого Милкович никак не мог выбраться. И он отчаянно цеплялся за рыжего, хватая его лицо двумя руками, неосторожно проводя по коже неровными ногтями, жмурясь и желая, чтобы это не кончалось. Чтобы оно никогда не кончалось. Это чувство, где-то внутри, оно чертовски сильно дурманило, иначе как объяснить то, что Микки начал буквально срывать с Йена ненужную одежду.       — А давай здесь, — в попытке отдышаться, проговорил он.       — А давай, — с еще большим возбуждением прошипел брюнет, снимая с себя футболку и быстро переходя к джинсам.       Целуясь, они ввалились в маленькую подсобку, где Микки тут же оказался прижатым лицом к стене, а его задница развратно отпялена назад. Йен пристроился сзади и, взяв его одной рукой за плечо, стал медленно входить в разгоряченное тело.       — Да хули т-ты нежничаешь-то… Блять! — выкрикнул он, когда послушный рыжий резко толкнулся вперед.       Прикусив губу и сжав бока Милковича, тот стал быстро двигаться, заполняя комнату громкими хлопками тел и несдержанными стонами брюнета. Тот получал нереальное удовольствие, находясь рядом с Йеном. Он стонал, прогибал спину и царапал шершавую поверхность стены. Крепко жмурил глаза и ухмылялся, обессиленно опуская голову. Рыжий был доволен. Доволен тем, что несмотря на то, сколько ему говорили, что никто не сломит Микки — он сломал. В хорошем смысле. Он смог разрушить эту стену равнодушного, эгоистичного ублюдка и высвободить похотливого, ненасытного парня, которого Милкович так активно подавлял.       — Я с-сейчас… — не в силах связать слова, после нескольких минут ярой долбежки задницы Микки, прошипел он, сжимая пальцами его левую булку. — Господи… Мик, я…       И есть ведь поверье, что одновременный оргазм — самый лучший оргазм? Нет? Теперь есть. Они еще несколько минут стояли неподвижно, ожидая пока захлестнувшие их волны отпустят. И, когда они все же отлипли друг от друга и стали быстро натягивать на мокрое тело одежду, рыжий заговорил снова:       — Мы теперь пара или что?       — Ага, щас, бля, погоди, надену платьице, захвачу сумочку и побежим в закат, — усмехнулся Мик, застегивая молнию ширинки.       — Ты же знаешь, что ужасно шутишь?       — Да пошел ты, уж точно получше некоторых.       И Микки в который раз хотелось посильнее врезать самому себе за то, что он настолько счастлив с каким-то там рыжим Йеном.

***

      Спустя три года жизнь Микки круто изменится. Он перестанет бояться самого себя и того, кто он есть на самом деле. Познакомится с семьей Йена, и пускай в самой неоднозначной обстановке. Его отца посадят на семь лет за попытку преднамеренного убийства, чему вся семья, конечно, будет несказанно рада. Светлана слезет с шеи мужа и устроится на работу в «Алиби» — в самый отстойный (на самом деле, лучший) бар на юге. Йен переедет к Милковичам. Будет присматривать за Евом, выкуривать косяк-другой с Мэнди, готовить, как последняя хозяюшка, и жестко трахать Микки каждую ночь.