На почве мыслей и ревности

      — Всем выпивки за мой счёт! — крик, принадлежащий зеленоглазому юноше (которому ещё нельзя было пить алкогольные напитки, между прочим), раздался сквозь тонны децибелов музыки. В ответ громче звучали одобрительные и радостные крики подростков, которые надрались ещё сильнее, чем владелец дома. Маринетт с неким разочарованием взирала на хаос, что творился на улице и в доме: разбросанный мусор, лужи из напитков и разбитые стёкла, серпантин из баллончиков на всём доме, даже музыка своим "весом", казалось, добавляла разрушений. Безумные телодвижения, которые должны походить на танцы, пот, теснота тел, "случайные" обжимания добавляли к этому некой грязи. И центром всего этого был Адриан.       Маринетт не то чтобы разочаровалась, скорее увидела недостатки в человеке, который идеален был для неё до этого момента. Было слегка обидно. Агрест до этого никогда не устраивал вечеринки, отец не позволял да не складывалось, так что семнадцатилетие решил отметить на славу. Вот и отметил. До тошноты в туалете. Да и какой вообще счёт, если вся еда и все напитки тут бесплатные, раз они на его дне рождения? Маринетт просто сидела у барной стойки и пила безалкогольный коктейль, осматривая всё безобразие вокруг. Практически уверенная, что стойку сюда притащили.       Ох, с этим будет много мороки, да? Девушке хотелось уйти, но, похоже, Адриану было весело, а это самое главное. В конце концов, он её лично пригласил. Примерно в этот же момент Кот Нуар тоже приглашал ЛедиБаг на ужин, мотивируя своим днём рождения. Вот совпадение же. Конечно, брюнетка отказалась. Её напарник слегка опоздал, приглашая на свидание (а именно это и подразумевалось), поэтому герой, в знак открытости, честно рассказала, что пойдёт к своему другу на большую вечеринку. Почему-то Кот улыбался.       Потрясение пришло, когда тот самый мальчик, в которого девочка была влюблена настолько, что заикалась перед ним от смущения, поцеловал какую-то брюнетку. Которая была вовсе не против, а лишь обняла Адриана за плечи, прижав к себе сильнее. К своему потному, липкому, практически обнажённому телу, а Маринетт мазохистски отмечала, что сквозь топ брюнетки видно соски. Она внимательно наблюдала, как пьяный именинник буквально всасывал женскую губу, слюнявя заодно и кожу вокруг рта. Просто не могла отвести взгляд от потрясения. И в грудной клетке как будто сломались рёбра, перевернулась душа и сердце разорвалось на маленькие хрустящие осколки цветных зеркал, смешиваясь с костями.       Человек много что может сотворить в пьяном состоянии. Но Дюпэн-Чэн теперь тошнило только от того, что Адриан смог напиться до такого состояния, что позволяет себе это, что... Слёзы прокладывали дорожки по щекам и ко рту, девушка их сглатывала в приступах паники. Лучше ей домой пойти. Она кивает и вскакивает со стула, разворачиваясь на шесть часов и быстро пробираясь сквозь толпу — аукнулись постоянные акробатические движения в костюме супергероя. Даже забыла про Алью, которая танцевала где-то посреди народа.       Но нетерпимое приходит чуть позже, когда Агрест сильно хватает девушку за руку возле выхода — да так, что наверняка синяк тёмно-фиолетовый останется, — и разворачивает, затем целует прямо в губы. Маринетт чувствует вкус чужой слюны, чьей-то вишнёвой помады, дешёвого алкоголя, который только и могут пронести несовершеннолетние, запах даже табака и специального дыма, солёность пота. Девушка сделать ничего не может, руки повисли и лишились крупиц сил, ноги удерживали туловище чудесным образом, потому что с ними точно такая же ситуация, как и с верхними конечностями. Разве что мышцы шеи ещё пригодны.       Не так Маринетт представляла свой первый поцелуй. Свой первый поцелуй с парнем, в которого влюблена. Это вызвало, скорее, отвращение. Настолько, что девушка потом отплёвывалась некоторое время — правда противно.       Единственной мыслью именинника была фраза: "Если ЛедиБаг на моей вечеринке, то, поцеловав всех брюнеток, я поцелую ЛедиБаг!". Именно с ней в голове он приставал ко всем девушкам с определённым типом волос. Как в этом списке оказалась Хлоя с её истинно блондинистыми волосами, было не большой загадкой — в кромешной темноте, полной ярких вспышек и взрывных огней, вполне можно перепутать не только цвет волос, но и пол человека.       Зато Маринетт, когда ошарашено и безжизненно стояла на коленях, а ей отдавливали ладони шпильками высоких каблуков и подошвами кроссовок, краем сознания наблюдала за похождениями человека, в которого влюблена: как он грязно домогается Буржуа — хотя та была вовсе не против такого безумного внимания, — как пытается подкатить к самому весёлому человеку их класса, потом и девушке Ивана. У Дюпэн-Чэн было ощущение, что топчут не её руки, а её тело и душу — точно так же бьёт изнутри реальность, оставляя багровые кровоподтёки.       Наслаждаться прострацией ей не дал собственный организм. Маринетт выскочила и побежала к мусорным бакам, где её вырвало.       Солнце начинало всходить.       — О, как же великолепно переполненное болью разбитое и раскрошившееся сердце. А любовная месть — всегда прекрасна! Лети, моя акума. Лети и подчини себе эту разбитую девушку!       Тикки видела чёрную бабочку с белыми трещинами на крыльях. Она пыталась расшевелить чуть ли не лежащего на грязном асфальте человека — Маринет было так плохо, дурно, что хотелось свернуться в комочек или отгрызть свою руку, чтобы не чувствовать этого ужасного отвращения и этой затуманивающей разум боли, — но никаким криками не могла достучаться до разума девушки. Не подпускать акуму к ней тоже не получалось, ведь нужно было как минимум закрытое пространство от полной изоляции, да розовая квами не была уверена, что эти чёртовы заражённые насекомые не могут проходить сквозь вещи. Бой длился в течение пяти минут, лапки Тикки каждый раз оказывались обожжёнными о зло, что покрывало милых бабочек, но ей просто не хватило внимательности. Слишком ревностно охраняла маленькая помощница серёжки, предполагая, что именно в самые драгоценные вещи вселится акума, когда как заражённая тьмой ухватила время и вселилась в красные резинки, сделав их тёмно-фиолетовыми.       — Суккуб, Я Хищная Моль, и я предлагаю тебе возможность свершить твою месть в обмен на маленькую услугу.       — С превеликим удовольствием!       Контур маски-бабочки исчезает, из-за чего саркастичную и, казалось, излучающую предвкушение мести ухмылку становится не видно в темноте. Чернота окутала Маринетт, через миг представляя перед миром Суккуба — рожки, хвост, кожаные крылья, кричащий макияж в тёмно-алых тонах, готическая откровенная одежда, — так, как представляют этого демона на Хэллоуин. Квами на затворах сознания отметила, что даже в образе злодея, несмотря на неподходящий образ, её избранная выглядит стильно. Но не красиво. Такая красота не для неё.       Маринетт была одной из самых жизнерадостных ЛедиБаг, которых она знала. Это Тикки всегда нравилось в ней, что она осознаёт возможность сильно пострадать перед каждым боем, что чувствует ответственность перед всеми жителями города, но всё равно продолжает стесняться глупых вещей и радоваться жизни. Да, и раньше супергероинь захватывали акумы, но это было в таких случаях, когда их не могли поддержать напарники или они были слабы морально — квами тоже могут ошибиться с выбором. Однако сейчас Тикки была уверена, что не ошиблась. Просто этот глупый мальчишка сделал её избранной слишком больно, чтобы это можно было легко пережить.       Квами молила о помощи всех Богов разных эпох.       Адриан более (скорее менее) очнулся, когда проблевался от передоза алкоголем — как романтично, их даже рвёт в одно и то же время, — и с некой надуманной амнезией пытался вспомнить последние несколько часов. В горле нещадно жгло, изо рта воняло, голова раскалывалась от невозможной боли. Ему бы почистить зубы и выпить ту волшебную растворяющуюся таблетку, которые так часто фигурируют после попойки в голливудских фильмах. Конечно, таблетку ему было не достать, зато зубы в собственной ванной почистить он смог.       Плагг заботливо принёс Адриану свой любимый сыр, после чего парень побежал к унитазу снова. Чёрный квами хмыкнул и проглотил кусок, не жуя.       Адриан стирал с губ желчь, губные помады и отвращение к самому себе, с остервенелым хотением ничего не вспоминать из сегодняшней ночи. После недолгих и болезненных поисков всё-таки нашёл аптечку, выпил аспирин и лёг на кровать в жажде облегчения, когда Плагг смиловался и принёс неполный стакан воды, а затем мокрое полотенце на лоб. Насколько бы отрицательным его поведение не было, он беспокоился о своём герое.       Мужскую дружескую идиллию и недолгий трёхчасовой сон именинника прерывают вопли страха с первого этажа — вечеринка всё ещё продолжалась. До этого момента.       Суккуб задумчиво смотрела на Хлою, а та застыла, как окаменелая, а затем расплылась в противной безмозглой улыбке. Вокруг бегали люди, орали, крушили. Суперзлодейка до этого успела раскромсать пару стульев и одну колонку с пультом управления диджея. Только это сумело напугать толпу, хотя сами люди частенько в пьяном угаре вытворяли и не такое. Пусть она по пути и совратила пару парней, которые тут же полезли совокупляться со всеми подряд, но это же не повод?       — Хочешь угодить мне, дорогая? — суккуб обворожительно улыбалась, лёгким касанием подняла за подбородок блондинку с целью увидеть безумный взгляд, полный подчинения и обожания.       — Да, моя госпожа! Я сделаю ради Вас всё, что Вам угодно! — Хлоя взвизгнула, брызгая слюной.       — Иди и возьми самый острый нож. Ты же знаешь, где здесь кухня, дорогая? — брюнетка по-матерински улыбнулась, чем вызвала рукоплескания Буржуа.       — Да-да, я знаю! Я сейчас же принесу!       Ждать пришлось недолго, больше двух минут и не прошло. Одурманенная суккубом быстро принесла здоровенный и явно недавно заточенный тесак.       Маринетт упивалась внутри болью и несправедливостью, отвращением к миру, рыдая собственными чувствами и не желая слышать мысль "неправильно-неправильно-неправильно". Ей больно. Ей одиноко. Ей страшно. Ей тошно. Она умирает.       — А теперь, дорогая, проткни себя насквозь этим ножом, начиная с живота и заканчивая горлом, вот так, — суккуб провела пальчиком от низа живота до дрожащего горла вертикальную линию.       — Н-но... — губы дочери мэра дрожали в нерешительности.       — Но ты же так хочешь отдать мне всё, что у тебя есть, ведь правда? Тогда ты сможешь сделать меня счастливой, — реакцией на такую фразу стал шумный вдох жертвы.       — Да! Я всё сделаю!       Кто бы подумал, что герой не успеет спасти жертву злодея из-за собственного похмелья?       Руки Хлои дрожат, когда она подносила нож к животу. Суккуб просто отошла подальше, чтобы не забрызгать своё платье и лицо кровью — как бы алая помада ни гармонировала с тёмной тканью, но засохшие пятна смотрятся странным контурами, а смываются плохо, — и начала наслаждаться зрелищем.       Кровь, действительно алая и бордовая, начинала литься из самоубийцы, как только та поглубже вогнала в собственное тело нож. Она старалась не сильно кричать, чтобы не помешать наслаждаться своей госпоже. Злодейка слушала. Звук режущейся кожи, рваных сухожилий, льющейся крови, в конце треск рёбер и скрип металла о кости. Все эти звуки проняли до упоительной дрожи в коленках и заставляли счастливо улыбаться. Образ отвращения, ужаса, боли, желания угодить и безумства на чужом лице суккуб впитывала в память с восторгом, а предсмертный вой старалась слушать отдельно. Когда жертва упала, а её склизкие органы со звуком чавканья вывались на пол, злодей ушла искать следующую жертву.       Если бы у Адриана оставалось хоть что-то в желудке, даже вода, то его вновь бы вырвало. От противного запаха сырого человеческого мяса, от вида внутренних органов (теперь он мог бы сдать анатомию на пять) и кое-чего ещё, что описывать совершенно не хочется, выворачивало морально. Боже, он видел даже кости в разрезе, и то, что в костях, оказывается, что-то есть, стало своеобразным шоком.       Это было отвратительно. Это было ярко-бордово, склизко, пахнущее потрохами. Это было его одноклассницей. Это было Хлоей Буржуа. У которой на лице застыла блаженная улыбка счастья.       Он не успел её спасти.       — Ха-а-а... — обыденный выдох вырвался сам собой из Кота Нуара, а в рот проник вкус сырого мяса. Да, он знает, как мертвечина чувствуется на вкус. В образе Кота некоторые повадки остаются, и контролировать он их не может, поэтому одна птичка на его совести уже была.       Тот, кого увидел рядом с телом Кот Нуар, поверг его в чуть меньший шок, — переплюнуть тело развороченной наизнанку девушки не сможет никто, — но такой откровенный образ он не видел даже у проституток, которых однажды рассматривал на фото. Голубые глаза, два коротких иссиня-чёрных хвостика, неизменная прямая осанка ему напомнили...       — ЛедиБаг?       Обычно к тому, что твоих знакомых захватывает акума, Адриан относился спокойно. Да, это бывает, это не по твоей вине, надо немного поддержать и помочь советом человеку. И всё хорошо. Никто не будет никого винить в Париже, что тот в образе суперзлодея кого-то убил, потому что этого раньше не было, или повредил что-то. У всех бывают чёрные полосы, которые опасны в этом проклятом городе. Но захват акумой его Леди, его примера стойкости и смелости, доброты, его главной опоры и силы, которую он любит и восхваляет, ставя выше собственной гордости и самооценки — нечто, что выбивает веру в человеческих дух из-под ног.       — Суккуб, схвати его камень чудес!       — Да, Хищная Моль.       Маринетт видит котёнка, такого слабого и растерянного, шатающегося на обычно стойких лапках и использующего посох в качестве опоры. Бледного, с опущенными ушами и с полными ужаса зелёными глазами. Почему его не было тогда, когда он ей был нужен? Почему не отговорил, как обычно пытался сделать, от прихода на эту ужасную вечеринку? Они могли бы провести прекрасный вечер вдвоём как напарники и отличные друзья, она бы ему даже подарок сделала. Но тот только улыбнулся. Он ничего не сделал, хотя ощущал беду, Маринетт это знала — кошки, тем более чёрные, отлично чувствуют всё плохое.       Кот Нуар тоже виноват. Его надо наказать.       — Я Суккуб! — коронная представляющая себя фраза всех злодеев, которые штампуются в Париже чуть ли не каждый день, эхом прокатилась по теперь пустому залу.       Юноша впервые задумался, почему конкретного человека могла захватить акума? Кто так больно сделал его Леди? Он подозревал, что ЛедиБаг была в кого-то влюблена. Между ними пусть и установились довольно странные партнёрские отношения, но таковыми в обычной ситуации они долго не держатся, просто потому что это стадия первого шага. И героиня всегда мягко, нежно, подпуская к себе настоящей ближе, мягко отталкивала от грани романтических отношений, стараясь сделать каждый толчок нежёстким, плавным, который не бил бы по влюблённой кошачьей душе.       Сейчас Кот Нуар думал, что лучше бы девушка отказала жёстко ему один раз — сейчас бы было не так больно.       Они просто стояли и смотрели друг на друга.       Это был конец. Бабочка наверняка в серёжках, а если он их сломает, то квами божьей коровки будет некуда вселиться, да восстановить их не получится. Чудесная сила больше не сможет исцелить никого. И акуму тоже будет некуда деть. Никто не знает, что будет, если он прикоснётся к ней руками или попытается словить.       — Ты же хочешь мне угодить, котёночек? — этот голос Кот не любил, эти совращающие интонации ему противны и напоминали о трупе под ногами, этот запах слишком приторный для чувствительного звериного носа. — Хочешь? — Суккуб улыбнулась.       Кот Нуар осмелился взглянуть в глаза той девушки, которую любил. Чистые, голубые, как льдины или небо за слоем облаков, они внушали доверие и любовь к себе. Он вспомнил, почему изначально влюбился в неё. Уверенный взгляд в будущее, который показывал уверенность в добре и справедливости человека. И это был не тот взгляд, который он видел перед собой.       — Хочу, — однако он отвечает со смиренной улыбкой на лице, подходя ближе. Вдруг бабочка не в серёжках? Надо найти такой предмет, который постоянно с ней и был так же дорог.       — Тогда ты мне же поможешь? Кот Нуар, ты же отомстишь за свою Леди тому, из-за кого она стала такой?       — Что ты творишь, Суккуб?       Герой застыл на месте. Обычно он двигается, изворачивается, не нанося серьёзных ударов и отражает чужие атаки до того момента, пока ЛедиБаг не придумает очередной отличный план. Но Леди сейчас — враг, плана нет, а сама она вовсе не хочет атаковать. Кажется, даже здесь девушка отличилась.       И немного мазохистского любопытства в парне присутствовало, поэтому он остановился.       — Из-за кого моя Леди стала такой?       — Если я скажу, ты его накажешь? Накажешь ведь? — интонация у вопросов какая-то детская и восторженная. И Суккуб подплыла к Коту Нуару, взяв его руку в свою. На пальце, обтянутым прочной чёрной кожей, сверкнуло кольцо с кошачьей лапкой.       — Мальчик, в которого я влюблена, сделал мне очень больно. Он поцеловал меня, затем другую и третью девочку. Ты представляешь? Вот ведь скотина. Ты же его расцарапаешь, мой котик? — герой кивнул и ухватился взглядом единственную вещь, кроме гвоздиков, которая могла бы подойти. — Эту сволочь зовут Адриан Агрест. И я сделаю всё, чтобы отомстить ему лично!       Маринетт внутри ревела, выворачивалась наизнанку от боли и неправильности всего происходящего, а ещё глубже, глубже души, билась мысль, что котика надо лелеять и защищать, его нельзя бить, обижать и делать ему больно, его надо поддерживать и помогать ему. Но разве могла чужая боль, пусть и близкого человека, сравниться с её собственной?       Когда Суккуб сдёрнула кольцо на пальце героя и швырнула парня через плечо, тот успел ухватить две ленточки для волос противного фиолетового цвета. Кольцо осталось в руках злодейки, но уже Адриан порвал зубами тонкие ленточки, которые смогли превратиться обратно в красные резинки. Чёрная бабочка улетела, никем не пойманная.       Имя оглушило только тогда. Когда перед его глазами предстала полуобморочная Маринетт с кольцом в руках. Удар под дых — осознание настоящей личины.       Дюпэн-Чэн даже после обычной амнезии, которая сопутствовала всем обращениям в суперзлодея, могла только беспомощно всхлипывать.       Адриан надел кольцо обратно и превратился Кота Нуара, покрепче сжимая девушку в руках, и сбежал с места преступления, как нашкодивший котёнок, который насрал в тапок хозяина. Жертв акуманизации никогда не судили, но убийство дочери мэра могло круто изменить угол зрения обычных горожан.       Оно и изменило. Популярность героев резко спала, но, по крайней мере, их никто не захотел посадить в тюрьму за допущенную оплошность. Самоубийство Хлои Буржуа под действием гипноза признали убийством и тут же задвинули в дальний ящик, так как раскрыть его никогда не смогут. Сменился мэр. Единственное, что не менялось — бескровность лица Маринетт, полный ненависти взгляд Тикки в сторону Плагга и его избранного, неловкость одна на двоих, удвоенная грузом ответственности за кровь на руках. Никто так и не узнал того, кто стал первым суперзлодеем, свершившим месть.       Стала хуже работа в команде, они опасались друг друга и никогда не забывались по-дружески, работали на пару отдельно. Это приносило столько хлопот, что иногда сердце уходило в пятки от мысли "А если опять допущу ошибку? Если снова кто-то умрёт?".       Разговор был долгим, тяжёлым, но неизбежным. Извинения были надломленными с хрипом от усталости в голосе. У них одна ответственность, один груз на плечах, один долг перед этим городом. И, пусть так болезненно открывшись, спустя какое-то время стало гораздо проще. Без этих интриг, часто неуместных заигрываний и непонимания настоящей жизни друг друга. В конце концов, они любили.       Становясь ближе к друг другу, чтобы согреться от холода призрака из прошлого за спиной.