***
За завтраком Нико бросает попытки найти нарушителя своего спокойствия. В трапезной все запахи мешаются. Рядом с ним сидит Аннабет, и Нико в нос бьет запах ее персикового шампуня. От тарелки исходит потрясающий запах пирога и, если бы его попросили быть честным, то Нико признался бы, что за завтраком его уже не заботит ночной гость. Мысли о нем испаряются в течение дня. Его окутывает запах мороза, пока они с Аннабет, Перси и Джейсоном гуляют по узким тропинкам. А после обеда Нико и вовсе погружается в запах чистоты и медикаментов. Лазарет зимой не пустует, хотя множество полукровок покидает лагерь. Зато повсюду появляются коварные скользкие горки, твердые, заледеневшие снежки и холод, который полукровки не всегда замечают. Уилл крутится у шкафчика с перевязочным материалом. Роняет то бинты, то салфетки. Его неуклюжесть заставляет Нико иногда сомневаться в его профессиональности, но когда доходит до дела, он проявляет себя с лучшей стороны. Однажды Уилл, отчаянно краснея, признался Нико, что его присутствие смущает, поэтому у него все летит из рук. Нико счел это за комплимент и больше никогда не подначивал друга. Ведь он и сам испытывал нечто похожее, стоило Уиллу оказаться рядом. Они не раз и не два неумело флиртовали, но так и оставались лучшими друзьями, не решаясь - а, может, и не думая об этом — перейти на следующую ступеньку отношений. Закончив бинтовать разбитую в кровь руку маленькой дочери Гефеста, Уилл отпускает ее и с улыбкой поворачивается к Нико. Конечно, это не обходится без упавшего пузырька с нектаром и размотавшегося бинта, однако Нико не обращает на это внимания. За столом, где Уилл листает журналы о машинах и самолетах (он просто помешан на всем этом, как Перси на синей еде), в небольшой вазочке лежат три яблока. Четвертое Нико крутит в руках. — Угощайся, — заметив его интерес к фруктам, с готовностью предлагает Уилл и садится рядом. Но Нико только качает головой и пристально смотрит на Уилла. От него слегка пахнет нектаром и свежими бинтами, пропитанными в спирте. — Нет, спасибо, — Нико посылает ему легкую улыбку и снова становится задумчивым. — Уилл… — медленно произносит он. — Ты не знаешь, кто у нас в лагере может любить клубнику? Уилл хмурится в ответ на странный вопрос. — А что, клубники хочешь? — улыбается он, пытаясь поймать в темных глазах хоть намек на улыбку. Но нет — там только глубокие размышления. С таким видом, как у Нико сейчас, можно рассуждать о смысле жизни. — Нет… — качает головой ди Анджело. И пристально всматривается в лицо Уилла. Нет, ни один мускул не дрогнул. На него подозрения падать не должны точно. Уилл бы никогда не смог преодолеть расстояние от двери до кровати в домике Аида. Джейк и Томас — любители ночных игр в кошки-мышки — ни за что не позволили бы ему сделать это. Или сам Солас бы в темноте запнулся об собственную ногу. А его руки редко были теплыми по ночам — все свое целебное тепло он отдавал днем в лазарете. И запах. Никакими яблоками и клубникой не перебить этот резкий запах медикаментов, шлейфом тянущийся за сыном Аполлона. Нико просто хотел выдать желаемое за действительное. Это действительно так — Нико очень хотел однажды ночью медленно открыть глаза, повернуться и увидеть Уилла, сидящего на краю его кровати. Нико бросил взгляд на друга. Тот лениво листал одной рукой старый журнал с детскими комиксами, которые обычно отдавал детям-полубогам, попадавшим в лазарет. Вторая рука его лежала на столе совсем рядом. Пальцы Нико дернулись, но он передумал. Возненавидел себя за трусость и глупые догадки, но передумал. Уилл к нему приходит или не Уилл все-таки было достаточно просто выяснить. На столе лежал график дежурств в лазарете, расписанный разноцветными фломастерами. На сегодняшний день ночная смена была записана желтым — Уилл Солас.***
В домике Аида пахло сыростью и стоял вечный холод. Нико не знал, откуда они появлялись. Возможно, это было как-то связано с самим Аидом, во дворце которого стоял точно такой же запах. Постороннему человеку, зашедшему в гости к Нико, было бы явно неуютно здесь, но сам он давно привык. Это был запах подземелий — и он чувствовал себя здесь хорошо. Но иногда ему становилось одиноко. В те дни, когда он проводил время с Уиллом. Он привыкал к запаху медикаментов, солнца и жизни, которые всюду следовали за сыном Аполлона. И когда приходил момент расстаться и отправиться спать с свой домик, Нико чувствовал разочарование. Ему не хотелось оставаться одному в полной тьме, где нет места лучику солнца. В его домике на полу лежал паркет, и каждый звук игры животных-скелетов отдавался эхом в полупустом помещении. Только у кровати Нико постелил мягкий ковер, скрадывающий шаги, греющий. Потому что ни один человек на свете не любит просыпаться утром и сразу вставать на ледяной пол. Нико сел на кровать, держа в руках теплую кофту, в которой любил спать. Его пижама, весь день лежавшая на кровати, всегда пропитывалась холодом, и Нико в ней долго засыпал, стараясь прогреться под толстым одеялом. Проблему решил загадочный ночной гость. Он согревал своим запахом, своими теплыми руками, дыханием. Нико становилось тепло и уютно от одного его присутствия. И это его пугало. Нет, не действия гостя, а сам факт того, что кто-то приходит в его домик по ночам и старается не выдать себя, даря ему нежные прикосновения. Это походило на одержимую любовь, на полнейшее безумие. Опускаясь на подушку, Нико не ощущал сна. Его голову заполняли сотни мыслей. Как это всегда бывает, когда ты собираешься спать, но уже ощущаешь надвигающуюся бессонницу. В эти моменты хочется широко распахнуть глаза и смотреть на образы, что рисует на потолке воображение. И ловить мысли, что решили поиграть. И все они просачиваются меж пальцев, оставляя после себя легкую грусть или мимолетное возбуждение. Сквозь узкую полоску между шторами просачивался свет луны, прокладывая тонкую серебристую дорожку на полу, словно отгораживая кровать от всего остального мира. Мысли в голове жужжали пчелиным роем, и Нико зажмурился, почти с головой накрываясь одеялом. Его разрывали противоречивые чувства. Он хотел, чтобы ночной гость пришел сегодня и подарил ему еще одну спокойную ночь. И вместе с тем не хотел этого. Ведь если он не придет, то Нико только уверится в том, что это Уилл. Уилл, который стал близким другом за несколько месяцев, а не кто-то неизвестный с пугающими привычками. В тишине, окутавшей дом, раздался скрип двери. Нико постарался притвориться спящим, вслушиваясь в мягкие шаги по паркету. Гость шел медленно, будто прощупывал под своей ногой каждый сантиметр. Когда он прошел мимо письменного стола, что-то зашуршало и взвизгнуло. Сам гость подскочил, а следом раздался хруст. Кажется, это был Томас — кот-скелет обожал устраивать засады под столом. — Упс, — знакомым шепотом произнес незнакомец. Кровать медленно прогнулась под чужим весом. Гость осторожно присел на одеяло. И просто смотрел на Нико, который прилагал титанические усилия, чтобы его ресницы не дрожали и редкое дыхание не сбивалось. Он собирался выдать себя этой ночью, поймать таинственного посетителя. Но не сейчас. Сейчас еще рано. А странный парень все смотрел, Нико буквально чувствовал покалывание на лице, где скользил его взгляд. Со лба, на который опустились пряди густой длинной челки, на короткие ресницы, на острые скулы. Мимолетный взгляд на губы, и Нико почувствовал жар на лице, надеясь, что это никак не отразилось на его бледной коже. Хотя что можно увидеть в темноте? Только легкие контуры и загадочные силуэты. Ночью не только кошки становятся черными, ночью тьма может покрыть даже самого светлого человека. Вот рука, покоившаяся на одеяле дрогнула, и потянулась к волосам Нико. Невесомое прикосновение, Нико напрягся, и когда гость уже хотел отдернуть руку, он схватил его за запястье и открыл глаза. На него смущенно и напуганно смотрели знакомые глаза, цвет которых трудно было различить во мраке. Запах яблок и клубники, исходивший от гостя в прошлые разы, в этот раз перекрывался запахом лекарств. — Извини, Нико. Я думал, что ты… То есть я хотел, чтобы… Ты говорил… — затараторил Уилл, пытаясь оправдаться. — Солас, — не отпуская его руки, Нико сел в кровати и натянул на себя одеяло. — Скажи нормально, что ты тут забыл посреди ночи, — он старался говорить спокойно, чтобы Уилл не усмотрел в его голосе злость или недовольство. — Ну… — смущенно протянул Уилл, опуская голову. — Ты как-то сказал, что плохо спишь последние дни. И я решил тебе помочь. Знаешь, — он неопределенно повел рукой, — не только дети Гипноса способствуют хорошему сну. — Ясно, — улыбнулся Нико и отпустил руку Уилла, но когда тот поспешил ее убрать, схватил снова, осторожно касаясь пальцами ладони и переплетая пальцы. — А ты просто не мог сказать мне об этом? Зачем было тайком прокрадываться в мой дом? У меня ведь под кроватью, чтобы ты знал, лежит меч, а еще я в любой момент могу уйти по теням или вызвать толпу зомби и скелетов. — Тогда я бы положил тебя в лазарет до конца зимы, — Нико услышал его тихий, скромный смешок. — Никаких штучек, связанных с тьмой и смертью, помнишь? Я, как врач, еще не отменял своих рекомендаций. — Хорошо, это так, — кивнул Нико. — Но почему ты не мог сказать, что хочешь помочь мне справиться с бессонницей? — А ты бы позволил мне всю ночь сидеть на твоей кровати? Нет, Нико, на самом деле, предпочел бы, что Солас всю ночь лежал на его кровати. Рядом. Чтобы обнимал, согревал и был рядом. И целовал? Может быть, и это было бы замечательно. — Наверное, нет, — неопределенно ответил Нико и, прежде чем Уилл грустно кивнул головой, говоря «ну, вот видишь», добавил: — Я бы предложил тебе прилечь рядом. Места должно хватить. Оба уставились друг на друга в смущении. Уилл улыбался и как будто немного светился, словно его намазали фосфором. Очень милое свойство, которое Нико открыл для себя, когда впервые позволил сыну Аполлона обнять его. Это было вечером, когда они прощались после посиделок у костра. Они одновременно потянулись друг к другу, и долго не расцепляли крепких объятий. Потом Уилл признался, что всегда слегка светится от счастья в прямом смысле. — Уилл, — первым нарушил долгую тишину Нико. — Все ведь давно знают, что мы друг другу нравимся. — И ты хочешь сказать… — Скорее, предложить… — Да, давай. Как в тот летний вечер на ступеньках домика Аида, они одновременно потянулись друг к другу, но уже с более серьезными намерениями. Нико решительно коснулся губ Уилла, целуя неумело, но вкладывая в поцелуй свои чувства, что успели накопиться за несколько месяцев их близкой дружбы. И едва ли в мире хоть раз был такой же неловкий, неуклюжий, такой невинный, но теплый и нежный поцелуй, в котором таилось столько любви. Нико чувствовал теплые руки на своей спине, на плечах, на шее, и бабочки-скелеты в его животе кружились волнительной стайкой. Они медленно отстранились, скромно улыбаясь друг другу, Уилл порывисто обнял Нико, крепко прижимая к себе. А он уткнулся носом в его шею, чувствуя, как по всему телу разливается успокаивающее тепло. И все ночи, проведенные с солнечным «незнакомцем» показались ему вдруг самыми необычными, но оттого еще более прекрасными таинственными свиданиями. А в темноте, в углу, где отдыхали от игр крысы-скелеты, удовлетворенно блеснули красные глаза, и бог, скрывавшийся там, спокойно улыбнулся. Он хотел доказать Нико, что умеет быть добрым. И сделал это. Его миссия выполнена, а дальше они уже справятся сами — двое счастливых юных мальчишек, смущенно обнимающиеся под теплым одеялом.