Улей

Гражданское последний раз одевал в отпуске цикла два назад. Надеюсь, все одел правильно и в нужном порядке. Не хотелось бы услышать насмешку от отца или собственных бойцов за нелепый внешний вид. Из палатки я выбрался едва просветы в кронах сосен стали окрашиваться золотым. И чуть было не налетел в темноте на Его Превосходство. Генерал, одетый в такую же куртку и штаны, как у меня, с лямкой вещмешка на плече и боевым посохом, в сложенном состоянии прицепленным на пояс, молча стоял возле моей палатки. Я набрал воздух в легкие - Служу и… - Тихо, - оборвал меня генерал, - весь лагерь разбудишь. Пока мы будем в деревне, обращайся ко мне на ты и по имени. Это приказ, лейтенант. - Есть, - ответил я, привычно вытянувшись в струнку. Ну не дурак-ли? Наилий тяжко вздохнул и покачал головой. - За мной. Светило поднималось все выше и теперь уже из прорех в кронах деревьев падали тугие, плотные лучи света. Отчего казалось, что мертвый лес наполняется жизнью. А мы плыли сквозь утренний туман двумя одинокими черными точками. Чем дальше мы уходили на юго-восток, тем ниже становились сосны и тем шире они расступались. И вот уже под ногами появилась трава, все еще зеленая, несмотря на приближающиеся холода и мне никак не верилось, что я впервые оказался так далеко от дома, что это невозможно осознать. Генерал молчал, шагая впереди с уверенностью стрелки на компасе. А мне так хотелось, чтобы он хотя бы раз обернулся. Точно дурак. Мальчишка. Вскоре ветер принес едкий запах гари и еще чего-то, что я никак не мог определить. Не мог потому, что аромат медовой сладости казался неуместным, а слышался именно он. Сосны расступились, выпуская нас на широкую поляну, а на горизонте из земли поднимались черные остовы сожжённых домов. Туман давно рассеялся и остался лишь там, где мутное белое полотно порвалось об острые макушки молодых деревьев и осело во впадинах и низинах. - Огибаем деревню справа, - тихо сказал Наилий, - нам нужен первый встретившийся на пути жилой дом. Вблизи запах гари стал невыносимым и теперь отчетливо слышался смрад паленой плоти. Я начал узнавать ракурсы с фотографий разведчиков. Черно-белое царство смерти. Тишина утра наполнялась звуками. Пронзительно закричала пестрая птица, залаяла собака. - Цыц, поганец! Ух, я тебя! Из-за обгоревшего угла дома показалась вполне целая деревянная ограда, а за ней сгорбленная старуха в цветастых тряпках и черном платке. Она погрозила прутом тощему, облезлому псу и с кряхтением разогнулась. - Мир дому вашему, - громко сказал генерал и я ждал, что он улыбнется, демонстрируя наше расположение и добрые намерения, но Наилий даже играя роль, оставался верен себе. - Обернись, вон он мир. И счастье, и достаток, - проворчала старуха, но к ограде подошла, уставившись на нас подслеповатыми глазами. И тут я заметил, что ростом едва ли достаю макушкой ей до носа. Нет, читая задание к операции, я запомнил, что люди выглядят так же, как цзы’дарийцы, только выше ростом и шире в плечах. Но цифры цифрами, а на деле я снова почувствовал себя сопливым кадетом, впервые оказавшемся на плацу перед наставником. И взгляд у старой женщины был такой же цепкий и внимательный. Смотрела, будто дырку во мне высверливала. - Откель явились, паны? – спросила старуха, не сводя с меня пронзающего взгляда. - Издалека, - ответил Наилий. - Вижу, что не от соседей за горстью соли. Старуха теперь изучала генерала. Отец встретил тяжелый взгляд хладнокровно, умудряясь уверенно смотреть сверху вниз. А я все думал, сколько циклов отсчитала с рождения старая женщина? Шестьдесят, семьдесят? Наилий шестьдесят три, но то, что называют старостью, не коснулось его своим дыханием. Не коснется и меня, конечно, если не убьют в бою раньше, чем я сравняюсь возрастом с ним, сегодняшним. - Мы пришли за теми, кто жжет ваши деревни, - глухо сказал генерал. А у меня сердце в очередной раз ухнуло вниз и пропустило пару ударов. Вот так, сразу? Ничего я не понимаю в искусстве переговоров. - Ну коли так, тогда пожалуйте в дом, паны, - сказала, а радушия в её словах не чувствовалось, - не гоже про навь у ограды говорить. Старуха открыла дверь в ограде и пошла к дому, с трудом переставляя ноги. Генерал достал из кармана мини-бластер и показал мне. Затем отрицательно покачал головой и положил бластер обратно. Понятно, чего уж там. Гражданские во время операции с научными целями не должны пострадать. А если там засада мародеров? На пороге дома старая женщина заставила нас снять ботинки, постучав по ним прутом и проворчав что-то про грязь и непрошеных гостей. Миновав крошечный, неосвещенный тамбур мы вошли в жилое помещение. На меня обрушился аромат теплого молока и пряных трав. Мебели в доме, как в казарме – необходимый минимум. Кухонной утвари и того меньше. - Уж не обессудьте, потчевать нечем. Старуха загремела посудой, выставляя на стол два стакана и странный пузатый сосуд. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять – молоко. - Но не садить же гостей за пустой стол, - сказала хозяйка, разливая молоко по стаканам. Наш врожденный иммунитет к ядам, конечно, многое нам позволял, но употреблять что-то в пищу на враждебной местности без лабораторных анализов противоречит инструкциям. - Благодарствуем, - сказал генерал, сел за стол и сделал два крупных глотка молока, - садись, Дарион, в ногах правды нет. На длинную скамью перед столом я опустился в каком-то полусне. Я уже совершенно ничего не понимал. - Братец твой меньшой нешто хворый? – спросила старуха, усаживаясь напротив и складывая руки на столе. - Навь боится, - сказал Наилий, пододвигая ко мне стакан. - Не мудрено, - вздохнула старуха, - сколько душ погубила навь, сколько жизней отняла. Целыми семьями народ косит. - Что ж вы отпор не дадите? Ополчения не соберете? - Да разве ж можно победить навь? Что мертвецу сделается? Ты ему нож в грудь, а он ухмыляется. Генерал кивнул явно одобрительно и тут же спрятал лицо за глотком из стакана молока. - Зачем ходит к вам навь? Что берут? - Припасы берут, - ответила старуха, - курей, коров угоняют, да что понравится, то и берут. - Женщин… обижают? - Обижают, - сказала хозяйка и заморгала часто-часто, - лиходеи проклятые. Девчонок едва округлившихся. А потом потрошат, как цыплят и на дорогу выбрасывают. Вон они голубушки, все на кладбище. Спят красавицы, в земле сырой… Старуха утерла слезы концом платка и задумалась, глядя в пустоту перед собой. Наилий тоже молчал, ждал. - Уж не собрались ли вы навь на живца ловить, мальчики? – прошелестела старуха надтреснутым голосом. - Похожи мы на мальчишек ваших? – осторожно спросил генерал. - Он да, - ответила старуха, тыча в меня узловатым пальцем, - а у тебя лицо мальчика, а глаза мужика зрелого, самогону отведавшего, да всех баб перепортившего. Не по нраву ты нави придешься. Они чистоту любят. - И что навь с мальчиками делает? – не выдержал я, встрял в разговор. - Никто не знает, - вздохнула старуха, - забирают они мальчиков с собой, всех от десяти до тринадцати годков. Уж мы их по погребам прятали, да в лес отводили. Нюх у нави, что у собаки, везде отыщут. В голове моей крутилось всякое и на языке тоже, но я посмотрел на напряженное лицо генерала и промолчал. - Находите потом мальчиков? Потрошенных? - Нет, никто их больше ни разу не видел – старуха вдруг придвинулась к Наилию, чуть не схватив его за руку, - не ходил бы ты на север касатик, не искал навь. И братца не таскал с собой. Пожалей кровинушку. Уж не знаю пошто тебе навь, да не совладать с ней. - Да мне одним глазком взглянуть, да уйду я, - генерал не вздрогнул, не отпрянул, так и смотрел в глаза старухи, - как её встретить? - Никак, - хозяйка отодвинулась, встала и убрала стаканы со стола, - сама найдет, коли захочет. Генерал тоже встал и кивнул мне на выход. И тут снова зазвучал голос старухи. - Ты сам как навь, неужто не чувствуешь? Тьма в тебе… Возможно, хозяйка еще что-то говорила, но генерал уже обувался в темном тамбуре и я поспешил вслед за ним. - Возвращаемся, – голос Наилия стал холодным, злым. - Я услышал достаточно. Всю дорогу до лагеря шли молча и не останавливаясь, дважды генерал доставал портативный спутниковый приемник, чтобы проверить, не отклонились ли мы от маршрута. Вечерело и просветы между деревьями окрасились багряным светом заходящего светила, отчего даже воздух казался зловеще красным и удушливым. У разума есть свойство преувеличивать опасность и раздувать мелкие страхи до Вселенских масштабов, особенно у разума женского, да после трагедии. Но если все сказанное про неуязвимость и бессмертие васпов или навь, как их назвала старуха, окажется правдой, то я понимаю, почему рядовой исследовательской операцией руководит генерал. Наилий передал по рации, что мы приближаемся. Интересно, успели ли вернуться разведчики или у меня будет время, чтобы привести себя в порядок перед очередным совещанием? Время сжималось, ускоряя бег или это в моей голове было слишком много мыслей? - Наилий, почему они мародерствуют? Кажется, я забылся и назвал отца по имени. Молодец, конечно, приказ помню, но только мы уже ушли из деревни. - Хороший вопрос, - генерал остановился и обернулся, - представь, что моя пятая армия вдруг застряла на этой планете без возможности вернуться домой. Без связи с материнской планетой, без поддержки и финансирования. Вообще в полной изоляции. На сколько бы хватило нашей провизии? А что бы мы потом делали? - Выживали…- пробормотал я, - они просто выживают. А мальчики им зачем? - Я не знаю, - ответил генерал и, как мне показалось, потеплел, оттаял, - давай дойдем до штаба, посмотрим на разведданные с северо-запада и вместе подумаем. До первого поста дозорного я не шел – летел.