Проблемы с адаптацией

Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,

и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих.

_____________________

            У Габриеля Агреста были некоторые проблемы с контролем. Что бы ни происходило, контроля, казалось, было недостаточно. Так что тот день, когда Габриель, наконец, позволил сыну оставить обучение на дому и выйти в социум, автоматически приравнялся к красному дню календаря. Как событие, перевернувшее жизнь. Как двенадцатое апреля и Гагарин. Как четырнадцатое июля и Бастилия. Как седьмое января и Иисус.             Адриан не знает, что видит в брошенной в него, словно кость собаке, свободе — с одной стороны, отец наконец поинтересовался (ну почти) его мнением и выпустил в свет, а с другой: перспективы видеть отца чаще раза в неделю выкатываются из-под плинтуса и закапываются куда-то под фундамент дома.             Для человека, невероятно озабоченного безопасностью сына, Габриелю удивительно не интересна его жизнь.             Натали подала его документы в общеобразовательный лицей в четверг шестнадцатого апреля. Таким образом шестнадцатого апреля у Адриана на уме имеется ряд волнительных, положительно окрашенных ожиданий, но самое главное выделено жирным курсивом и подчёркнуто снизу — он ожидает и надеется завести друзей.             Однажды его преподаватель по истории так хорошо разжевал ему теорию знакомый-приятель-товарищ-друг, что Адриан до сих пор не может определиться, благодарен он за это или всё же не очень — месье Оронтье слишком хорошо выполняет свою работу.             Адриан может назвать несколько человек, которых он хорошо знает — отца (но он не считается), Натали (не совсем считается, и он не уверен), Хлою (считается), Гориллу (он не уверен, но! — считается.             Его зовут Михаил Воронцов, у него есть старшая сестра, и она называет его Мишенька. Адриан не совсем понимает, что это значит, но скорее всего это одна из форм его имени. Звучит мило).             И на этом всё.             Адриан чувствует потребность познакомиться с кем-нибудь ещё.             И ему хочется в школу — от идеи собравшихся в кучу несовершеннолетних веет незнакомой ему романтикой. Хлоя не слишком хорошо отзывается об этом, но тем не менее — все её рассказы будто принципиально начинаются с “сегодня в школе”, и Адриану натурально завидно. Он знает, как работает устройство школы, в которой она учится — он, положа руку на сердце, вынес ей мозг, спрашивая обо всём, что связано с её буднями свободного человека.             По большей части все её рассказы начинались и заканчивались тем, как её кто-то раздражает или какие вокруг неё все тупые, но вокруг неё были люди. Она сложный человек — она всегда была сложной, но у неё были друзья. У Адриана, конечно, тоже были. Хлоя его друг.             Плагг его друг.             Плагг был… существом, однажды просто появившимся в его жизни. Плагг, с его же слов — был чем-то магическим и околомудрым, а с собственных наблюдений Адриана — чем-то крайне прожорливым, вредным и, иногда, если очень нужно, заботливым. Последняя опция проявлялась не часто, но, бывало, спасала Адриана от чувства тотального одиночества, в котором его отец вымачивает его жизнь уже… ну, долго.             Плагг, опять-таки с его слов, был Квами, а ещё был послан ему свыше, что обязывало Адриана выполнять некоторые элементы культуры богослужения — он пытался обязать Адриана ему поклоняться и восхвалять, но по итогу сошлись на том, что достаточно будет его кормить. Плагг был материальной духовной субстанцией концентрированного высокомерия, но Адриан его любил. И хотелось бы верить, что тот любит его в ответ.             Это не меняло того факта, что Плагг всё ещё не был человеком и не считался другом в привычном понимании. В смысле — собака, конечно, друг человека, но вряд ли это утверждение позволительно проецировать на мифически-мистическое существо неизвестного происхождения. Было слишком много моментов, которые Плагг не понимал и даже не пытался.             Плагг появился примерно через год после смерти Эмилии — мамы — и застал все депрессивно настроенные моменты его жизни, но так и не понял, почему он такой чувствительный и постоянно ноет. Адриану очень хочется сказать о том, как он до сих пор любит свою мать, чтобы увидеть на лице собеседника сочувствующий взгляд и услышать слова поддержки, а не рассуждения о том, что его жизнь, по сути, только началась — он ещё много потеряет. Адриан знает, что Плагг прав, но так хотелось, чтобы его пожалели. Так что он мстительно думает о том, что ни в жизни вслух не признается, как он благодарен присутствию Плагга в его жизни — даже с условием исключительно пассивной эмпатии, именно благодаря его компании Адриан наконец перестал просыпаться посреди ночи от того, что снова так неаккуратно вымазался в крови матери.             Для сказочно красивой женщины Эмилию Агрест постигла иронично некрасивая смерть.             Адриану нужны были человеческие друзья. Ему нужно было выходить в люди. Ему этого так сильно хотелось. Адриану с трудом удается угомонить беспокойные конечности, когда он во втором часу ночи наконец укладывается спать. Не то чтобы он был очень занят все это время — он не настолько упрям и готов согласиться с Плаггом, что это просто шило в пятой точке застряло.             Шило, однако, не мешало приподнятому настроению и радости от того, что он наконец выходит из отцовской зоны комфорта на поиски своей — положительным эмоциям помешала собственная бедовая голова.             Санкционированный выход из дома перестал казаться положительным событием — которое перевернет его жизнь аж в ближайший понедельник — около пяти утра, когда очередной сценарий ассимиляции в общество скатился в подростковую драму. Сто тридцать первый вариант знакомства с одноклассниками сделал его изгоем класса в ту же секунду, как он сказал “привет”. Предыдущие десять сценариев заканчивались примерно также, но тогда он успевал сказать второе слово.             Середина апреля — почти конец учебного года. Конечно же он придет в уже давно образовавшийся класс, где все давно успели поделиться на кучки, и Адриант что-то как-то перестал представлять сценарии, в которых он нужен хоть одной из этих кучек. К тому же, не факт, что они с Хлоей окажутся в одном классе. Он может поменять дислокацию, в которой влачит своё одинокое, бесполезное существование, но какой в этом смысл, если, в самом деле, ничего в самом деле не изменится.             Адриан об этом как-то не подумал.             — Ну какой же ты драматичный, — Плагг кидает ему что-то на лицо, учитывая его недовольство, скорее всего какой-нибудь носок из корзины для стирки. — Спи, кому говорю.             — А если я стану изгоем?             — Конец света не случится.             Ну, если только локальный.             — Придешь, расскажешь о себе, — о, боже. — Найдешь такого же нерда, как и ты, — о, боже. — Будете вместе сидеть за компом и есть эти мерзкие белые штуки.             — Зефир.             Расскажешь о себе — звучит набатом в голове, и Адриан решает подумать над еще н-ным количеством удручающих вариантов его ближайшего предполагаемого будущего. Он справедливо думает, что других срочных дел в шесть утра у него нет.             Адриан считает, что всю свою жизнь он может описать четырьмя предложениями:             1. Кто я такой: где, когда и у кого родился;             2. Где я был: один раз ездил с родителями в Тибет, ещё один раз ездил с родителями куда-то за пределы Парижа, но в пределах Франции;             3. Даже у меня есть хобби: смотрю аниме, читаю научпоп, ботанику и учебники по истории;             4. Хочу завести кошку (с ноткой иронии, просто чтобы подразнить Плагга).             На этом, пожалуй, всё. Ему самому скучно обо всём этом думать. Боже, он станет изгоем общества, и он ни с кем не знаком, так что никто за него не заступится. Он всё равно будет одиноким, только теперь ещё и не сможет заглушить это, сыграв в девил май край — потому что в школе нет возможности уйти выбивать валюту из чертов, чтобы отвлечься и случайно не выбить валюту из себя, чем он может воспользоваться дома, когда ему неловко. Вынужденная социофобия имеет ряд нелицеприятных последствий.             Адриан может уйти, если его начнут обижать… но для этого придется рассказать отцу, почему он решил вернуться на домашнее обучение, и, нет, Адриан не расскажет Габриэлю об этом до тех пор, пока не станет слишком невыносимо.             Звучит как план.             — Откуда ты знаешь, кто такие нерды?             К удовольствию Плагга, Адриан всё-таки вырубился в восьмом часу утра. И к их общему неудовольствию, Натали разбудила их ровно в восемь тридцать.             — Закажи сегодня доставку, — Натали поворачивается перед тем, как уйти в столовую, надеясь, что Адриан просто как всегда молча её слушает, но, в самом деле, сегодня не-как-всегда-день. Адриан сидит на кровати с закрытыми глазами, сгорбившись, то зевая, то сонно моргая. — Ты не выспался.             Натали любит констатировать факты. У неё даже припасён специальный индифферентный голос для этого дела — такой прям инертно-осуждающий.             — Доставку я закажу сама. Преподаватель по истории придет через полтора часа.             Если верить вот точно такому же инертно-осуждающему голосу, которым она рассказала ему, в какую школу его отец позволил подать документы, то место, в котором он теперь будет учиться, особой исключительностью не блещет.             Лицей Франсуа Дюпон находится не совсем близко к дому — в часе неспешной ходьбы; в пятнадцати минутах, если на машине и без пробок (и в неисчислимом количестве времени, если по пробкам). Адриан, конечно, на секунду воодушевился идеей неспешной прогулки до дома после уроков, но это только на секунду. В следующую он вспомнил про Гориллу, его водительские права и служебную тойоту, большую часть времени стоящую в гараже. Горилла водит машину также, как живет большую часть времени — профессионально, угрюмо и исключительно молчаливо. Привыкнуть было сложно, но прошло уже четыре года с тех пор, как их друг другу представили, так что сейчас Адриан уже не чувствует такого напряжения, будто еще секунда, и он откроет дверь машины на сотне километров в час. Бывает, молчаливое присутствие Гор… Михаила его успокаивает. С ним как за каменной стеной, и если вспомнить их габаритные соотношения, то это утверждение не слишком далеко от правды.             — Уроки китайского с понедельника тоже могут проходить вне дома при особых договоренностях с твоим учителем, — второе, что говорит ему Натали за утро, как раз когда он думает выпить сока. Адриан отводит ото рта стакан, кивая и чувствуя себя при этом нелепо глупым. Натали смотрит на него своим анализирующим взглядам, и, судя по выражению неудовольствия на его лице, что-то ее в нем сегодня не устраивает.             Натали была секретаршей его отца и его собственной гувернанткой, сколько Адриан себя помнит. Хотя, на самом деле, она работает на его отца чуть больше десяти лет — когда она появилась, Адриану было… три? Ну, примерно. У Натали есть комната в их доме, большую часть времени она проводит рядом с одним из них, и только она всегда знает, на что у каждого из них аллергия и заняты они завтра чем-нибудь или нет.             Однажды, когда они все вместе были в ресторане, отец забыл, что у него аллергия на апельсины, и они двадцать минут спорили, можно ему заказать кофе с апельсиновым соком или нет. Габриель достаточно упрям, чтобы победить вооружившись ошибочным мнением, но, с другой стороны, Натали достаточно профессиональна, чтобы всегда носить с собой препараты от их аллергий. Адриан надеется, что у нее достаточно большая зарплата, чтобы терпеть их обоих.             — Доставка придет в три часа, курьер доставит необходимую канцелярию, тетради и учебники для внеклассных занятий. Ты будешь заниматься по ним со своими преподавателями, если… школьная программа не подойдет тебе, — Адрину очень хотелось бы узнать причину её заминки, но кто он такой в этом доме, чтобы что-то знать. — Этим вечером администрация школы должна дать окончательный ответ по поводу класса, в который тебя зачислят. Вчера я направила рекомендации твоих преподавателей и свои собственные, будем надеяться, что администрации хватит суток, чтобы определиться с твоим уровнем знаний, тем более что месье Агрест предупредил их об особенной срочности.             —... хорошо, — подумав — в основном над тем, зачем ему вся эта информация — отвечает Адриан, правда не придумав ничего лучше. — Я… иду в школу в понедельник?             — Да, как я вчера и сказала, — кивает ему Натали. — Твой отец сегодня занят. Мы уедем в три пятнадцать и вернемся около восьми вечера — точное время не скажу, предсказывать пробки во втором округе не входит в мои должностные инструкции.             Если Натали выдает свои безэмоциональные пассивно-агрессивные шутки, значит, отец сегодня уже сделал ей выговор по этому поводу. Адриан виновато улыбается — он всегда чувствует себя неуютно, когда отец и Натали ссорятся.             — На эти выходные у тебя нет расписания. Подготовься к школе.             Адриан тупит взгляд в стол, ждет, когда Натали от него устанет и уйдет к отцу, чтобы он мог прокрасться на кухню и украсть чего-нибудь для Плагга.             — Ждешь понедельника? Вперёд к новому виду ограничения свободы! — Плагг поднимает свою микроскопическую черную лапу, тряся ей в небольшом расстоянии от непропорционально большой головы.             Разрешение на начало социализации кажется Адриану новым проклятием — и отсутствие расписания на выходные делают два дня подряд удрученно свободными. За эти два дня он решает — справедливости ради, его подсознание решает — накрутить его до ручки к утру понедельника.

***

            Утро понедельника — наказание, которым Господь карает неверующих, потому что нужно верить, и верующих, чтобы те не расслаблялись — думает Адриан, смотря в зеркале на своё отражение со спустившимися в колтун волосами, в котором все еще пытается доспать Плагг. Ему невероятно сильно хочется вернуться в постель и достать ещё хотя бы пару часов — не то чтобы он обычно спит до обеда, но Адриан также не то чтобы обычно ложится спать только под утро.             “Тебе, что, плохо жилось?” — продолжает думать Адриан, пока завтракает, и, — “Да, плохо”, — отвечает он себе, выходя из дверей дома вслед за Натали. Ему, вроде как, не стыдно схватить её за подол пиджака ради моральной поддержки, однако строгая, большую часть времени молчаливая и скудная до эмоций Натали не поймёт, и им придется очень неловко ехать в машине.             — Должна напомнить, — Адриан резво оборачивается на тихий звук её голоса. — Если твои оценки будут ниже ожидаемого, я буду вынуждена снова направить тебя на домашнее обучение, — её голос самую малость сожалеющий. — Распоряжение твоего отца.             На секунду он теряет контроль над мышцами лица, и его губы расплываются в улыбке. Это его немного радует — если ребята в классе его не примут, и он правда станет изгоем общества (ну, или если социализация действительно окажется слишком в тягость, что ближе к правде), он всегда может целенаправленно завалить парочку контрольных. Делов-то.             Отец, конечно, посмотрит на него, и скажет, что он был прав, но это мелочи, да и их взаимодействия так часто сводятся именно к этому, что уже и не страшно.             Успокоить себя этим не получилось.             Адриан упорно постукивает пальцами по ручке двери, трясется, нервничает и невидяще смотрит в спинку переднего сидения перед собой всю оставшуюся дорогу, вызывая у Натали не то уставшие, не то раздраженные взгляды, вздохи и выражения лица, которые Адриан замечает через раз — слишком занят, пытаясь дышать.             Незадолго до того, как машина останавливается перед вперебор помпезным главным входом лицея Франсуа Дюпон, Адриана начинает тошнить. Его последний раз тошнило, когда он втайне от отца и Натали объелся всякой японской химозой — это было около года назад, и как человеку, большую часть времени питающему исключительно здоро́во и сбалансировано, ему следовало знать лучше. Ему почти истерически смешно с того, что организм ассоциирует поездку в школу с несварением.             Однако, несмотря ни на что — вот Адриан прилежно выходит из машины, вот Натали звонит кому-то, приобняв его на плечи, вот Горилла отъезжает от входа, паркуя машину чуть поодаль, и вот Адриан замыкает круг, испытывая несколько экзистенциальных кризисов подряд.             Это ж сколько всего успевает произойти на полторы минуты вне дома, — думает он, послушно поднимаясь по ступенькам вслед за Натали. В дверях школы их встречает довольно молодой человек — у него короткая стрижка, его одежда примерно официально-спортивная, он представляется как смотритель за дисциплиной, закрывает за ними двери и ведет к лестнице на второй этаж. Он также пытается завести с Адрианом разговор, но моральных сил у того хватает только на несколько кивков и одну нервную улыбку, которую он натягивает на своё лицо и старается следить, чтобы она не слетала. Пустые коридоры школы напоминают ему об ужастике, который он смотрел на прошлой неделе.             — Адриан Агрест, верно? — директор лицея — великовозрастной мужчина со строгим лицом, густыми бровями и большими сложенными на столе руками. Он явно пытается быть дружелюбным, но, видимо, по жизни хмурился так часто, что даже целенаправленное действие не способно разгладить морщины на лбу. Если Адриана сейчас начнут отчитывать за что-нибудь, да хоть за отсутствие школьной формы, он даже не удивится. Лицо директора выглядит как лицо постоянно недовольного человека. — Зови меня месье Дамокль, мальчик. Я директор этой школы, и ты можешь обращаться ко мне со всеми своими вопросами, — месье Дамокль состраивает добродушное выражение, когда Адриан пытается улыбнуться так, чтобы сойти за нормального. — А вы, ээ… мадам…             У Адриана дёргается глаз.             — Натали Санкёр, секретарь месье Габриэля Агреста.             — Да, точно, прошу простить, запамятовал, — Адриан переводит взгляд на лицо Натали, даже более суровое, чем обычно. — Мадам Санкёр прислала мне твои рекомендации. Ты умный мальчик и успешно прошел с учителями часть программы на несколько классов вперед, в частности… — месье Дамокль опускает глаза на экран компьютера, и, видимо, ничего не увидев, наклоняется к нему ближе. — По истории и математике. Ты знаешь несколько языков, и… в общем, ты изучил часть программы наперёд, но мы не хотим смешивать тебя со старшеклассниками. Мадам Санкёр направила мне информацию, что ты до этого не был ни в каких общеобразовательных учреждениях, так что мы с учителями приняли решение, что полезнее будет зачислить тебя в класс к твоим сверстникам.             Адриан громко выдыхает затаившийся в груди воздух. До этой речи директора он даже не задумывался, что его одноклассниками могли стать люди старше или младше него. Как же удачно вышло.             Адриан смотрит в сосредоточенное лицо месье Дамокля, боковым зрением замечая, как лицо Натали также медленно обращается к нему. На второй минуте неловкого молчания, наполненного только шумом процессора старенького компьютера и тиканьем совиных часов у стены, Адриан понимает, что от него чего-то ждут.             Давай, Адриан, скажи что-нибудь. Хоть что-то.             Густую тишину кабинета нарушает один из пальцев Адриана — которые он нервно мнёт последние минут десять — который звонко хрустнул, вырвав месье из молчания, а Натали, кажется, из оцепенения.             — Я… хорошо, спасибо. Я тоже думаю, что с ровесниками будет… — всё внимание Натали снова обращается к директору, лицо которого расплывается в удовлетворенном выражении. — … лучше.             — Что ж, тогда, — месье, полный сдержанного энтузиазма, поднимается из-за стола — его кресло отъезжает к большому, залитому светом окну — и отходит к открытым деревянным стеллажам, выхватывая оттуда толстую ярко-рыжую папку. — Мы зачислили тебя в класс три А. Ребята не доставляют особых проблем ни учителям, ни другим детям из параллели. Там также учится твоя подруга, Хлоя Буржуа. Она убедительно настаивала сделать вас одноклассниками.             Адриан переводит взгляд с папки на лицо директора. Если Хлоя будет с ним в одном классе, он точно не останется один.             — Это класс мадам Калин Бюстье, — директор передает папку Натали. — Мы сделали копии всего, с чем может пожелать ознакомиться месье Агрест.             — Благодарю, месье Дамокль, — кивает Натали, складывая папку на коленях. — Если на этом всё, я предпочла бы передать Адриана учительнице и покинуть школу. У меня ещё есть работа.             — Ох, да, простите, что задерживаю вас, — кивает месье. — Не беспокойтесь, я уверен, Адриан подружится с новыми одноклассниками.             С первыми, — не говорит вслух Адриан.             Дамокль ему улыбается, провожая Натали и вызывая учительницу — мадам Бюстье — и вот тут Адриан наконец осознает, что это всё.             И он не совсем понимает, как он к этому всё относится.             На пятой минуте безнадежно молчаливого ожидания — месье Дамокль ещё на второй минуте решил, что Адриан не самый интересный собеседник — Адриан, видимо, начинает транслировать свои депрессивные настроения в прилегающую атмосферу, потому что Плагг вдруг решает его, о боже, поддержать.             Он вылетает из сумки, когда Дамокль громко влажно откашливается; секунду маячит у Адриана перед глазами, и залетает тому под рубашку. Адриан, конечно, вздрагивает — но это скорее потому, что Дамокль снова сотрясается в приступе кашля.             — Посиди здесь, я вернусь… скоро.             И вот так Адриан остаётся в кабинете единственным человеком.             — Ты вибрируешь, — Плагг усаживается ему на плечо, и Адриан чувствует на щеках прикосновения маленьких лапок, будто в щеку ткнули ватными палочками.             — Тебя заметят, — шикает на него Адриан, быстро захватывая его тело в замок из ладоней.             — Кто? — Плагг настроен настолько скептически, что Адриан почти чувствует соль на языке. — Какая толпа вокруг нас, о, что же…             — Перестань, он может вернуться в любой момент, — Адриан оглядывается исключительно машинально, тут же мысленно отбивая себе подзатыльник. — А ты тут… летаешь.             — Хватит трястись, — Плагг отмахивается от замечания, вылетает из сцепленных вокруг него рук, вызывает у Адриана секундную гипервентиляцию, и продолжает свою шарманку весьма поучительным тоном.             Стоит сказать, что, ввиду размерных габаритов, голос у Плагга высоковато-писклявый — его поучительный тон звучит как издевательство над человеческой психикой.             — Что ты так завёлся? Тебя что, убьют за неправильное слово? Эти эпохи давно прошли.             — Я знаю, что меня не убьют, — Адриан вздыхает, ещё раз оглядываясь на дверь. Та всё ещё закрыта и вдруг распахиваться не собирается. Он отворачивается, мысленно заклиная, чтобы та так и не открывалась, пока Плагг не договорит. — Но вдруг я им не понравлюсь?             — И что с того?             — Они не будут со мной общаться? — разговор с Плаггом — всегда игра в угадайку. В какой-то момент Адриан стабильно начинает сомневаться в том, что хотел сказать, что хочет сказать, и что однажды может захотеть сказать. — Все подумают, что я странный или скучный и не будут со мной разговаривать.             — Маловероятно, но допустим, — дипломатично заключает Плагг. — Насколько тебя это волнует? — он закатывает глаза, когда Адриан состраивает лицо, мол, очень волнует, и наконец опускается ему на колени, пропадая из зоны досягаемости для взгляда любого, кто решит зайти в кабинет. — Людей в мире много, ты не сможешь не понравится всем сразу.             — Но… я всё равно хочу понравится, понимаешь?             Плагг так вздыхает, что Адриан чувствует почти физический дискомфорт.             — Я даже тебе надоел.             — Да, ты мне надоел, — Плагг соглашается, даже несколько раз кивает в подтверждение, и Адриан чувствует, как к горлу подступает ком, и глаза щиплет так, будто он не выспался. — Думаю ли я тебе хуже от того, что ты мне надоел? Нет. Возможно, ты не будешь нравится всем, но ты не станешь изгоем за один день. Успокойся. Ты привыкнешь, вы ко всему привыкаете.             Адриан пожимает плечами, нервно перебирая пальцами.             — Или ты можешь всю жизнь просидеть дома. Мне так даже больше нравится.             — Я не смогу дойти до магазина и купить тебе еды.             — А, ну тогда мне так не нравится, — быстро ориентируется Плагг, широко зевая. — Но давай честно, ты правда думаешь, что Габриэль позволит тебе дойти до магазина, когда люди уже придумали доставку?             Адриан только тихонько кашляет в кулак и виновато улыбается — он старательно не одобряет шутки про отца, всячески стараясь избегать их, но, честно, Плаггу громко начхать на его старания.             Они слышат легкий стук каблуков за секунду перед тем, как открывается дверь — за эту секунду Адриан успевает решить спрятать Плагга у себя в руках, сам Плагг успевает залететь ему под рубашку, так что Адриан просто звонко хлопает в ладони в момент, как два взрослых входят в кабинет. Его лицо покрывается румянцем и уши начинают гореть, но, спасибо, каблуки за его спиной обретают уютную фигуру со сложенными у груди ладонями, добрым лицом с мягкой улыбкой и разрезом глаз. Уютная фигура также сразу решает взять слово:             — Здравствуй, Адриан, — она подходит к нему и кладет ладонь ему на плечо до того, как он успевает встать. Ему вроде как хочется попросить её убрать руку, но ему не хватает на это смелости, так что выдавливает из себя улыбку, кивает, и только собирается открыть рот, чтобы поздороваться, когда она продолжает. — Меня зовут Калин Бюстье, я твоя классная руководительница. Мы уже заждались тебя сегодня.             Адриан испытывает острую потребность извиниться, будто он правда опоздал (лет на шесть). Располагающая улыбка не сходит с её лица ни на секунду, и Адриан задаётся вопросом, это она сама по себе такая, или потому что по нему видно, как сильно он нервничает? Отнимает ли улыбка у неё столько же моральных сил, сколько у него?             — Мы с тобой опоздали на первый урок, но мадам Бюстье, надеюсь, простит нам, да? На первый раз? — важно спрашивает её директор с по-старчески озорной улыбкой.             — Ну, если только на первый, — она ему подмигивает, и обхватывает плечи Адриана уже двумя руками, почти обнимая его. — Но на второй урок опоздать не разрешаю, так что мы пойдем, месье. Я всё тебе покажу, а потом мы пойдем знакомиться с ребятами, как ты на это смотришь?             Её улыбка начинает сиять ещё ярче. Черт, Адриан тоже так хочет уметь вот так улыбаться, но он только кивает — активно кивает — хватает сумку с пола и идёт за ней, не прощаясь и даже не глядя больше в сторону месье Дамокля. Да уж.             Да уж.             Мадам Бюстье показывает ему внутренний двор, класс искусств, столовую, раздевалки и мужскую уборную — где-то по пути расположились класс химии, класс биологии и естествознания, физики, три класса точных наук, два класса французского, литературный класс, класс иностранных языков. К моменту, как они подходят к классу информатики, Адриан запоминает только то, на скольких людей он успел наткнуться за это время, и сколько из них случайно (или нет) толкнули его, проходя мимо.             Адриан также успевает пропустить мимо ушей большую часть вопросов мадам Бюстье и неловко пробормотать что-то на "Как у тебя настрой, Адриан?".             Настрой у Адриана не слишком позитивный, но он, конечно, сказал, что всё супер.             Звонок звенит прямо над их головами, и это так громко, что Адриану отчаянно хочется заткнуть уши и пойти домой.             — Трепет перед чем-то новым это нормально, — говорит ему мадам, преграждая ему дверь в класс. — Я знаю, что ты впервые пошел в школу, и всё здесь для тебя в новинку, но помни, что ты всегда можешь попросить помощи у меня, у других учителей и у своих одноклассников.             Адриан кивает ей, делая глубокий вдох — ему нужно чуть больше мужества, чтобы встретиться с людьми, с которыми он будет общаться пять дней в неделю. Он сам это выбрал, сам решил, чего хочет, сам выносил этим мозг всему дому последние полгода — но он трясётся как лист на ветру при мысли о том, чтобы просто войти в этот кабинет, к черт знает какому количеству подростков — людей его возраста, каждый из которых куда более опытен в том, чтобы вести себя нормально, чем он.             И Адриан наслышан (начитан и насмотрен), что люди его возраста могут быть очень жестокими.             — Пойдем? — Адриан чувствует себя собачкой на приборной панели в рабочей машине Гориллы, но все равно снова кивает мадам Бюстье. — Хорошо.             Когда они захотят, всё внимание обращается на мадам — она заходит первая, здоровается, и получает весёлый гул нестройного приветствия в ответ. Адриан немного медлит — набрать мужества из воздуха так и не получилось — и заходит следом за Бюстье. На него не смотрят сразу все — но большинство? Да.             — Класс, минуточку внимания, — минуточку — думает Адриан. Нужно потерпеть всего минуточку). — Сегодня утром я говорила вам, что мы ждём новенького, и вот он к нам пришёл, — да, она просто сама по себе такая. Такая вот улыбчивая и беспрекословно позитивная. — Представишься? — она обращается к нему, снова укладывая ладони ему на плечи и выставляя вперёд. Адриану кажется, будто его выставляют на показ, словно животное на выставке, и от того, как он сейчас себя поведет, зависит, принесет ли он домой медальку на шее. Тишина вокруг стоит идеальная, и он чувствует, как бешено в груди бьётся сердце. Адриан надеется, что по нему не видно, насколько он нервный, но знает, что, о нет, по нему видно. Он навсегда запомнится всем как тот вибрирующий пацан, не способный посмотреть им в глаза. Ещё секунда, и его стошнит себе же на ботинки.             — Меня… — у него неожиданно хрипит голос, так что он издаёт какое-то богомерзкое хрипение, и начинает сначала. — Меня зовут Адриан Агрест. Мне почти пятнадцать, я… эм, — Адриан поднимает взгляд.             Они все на него смотрят. Кто-то с выражением скуки, кто-то с интересом, и среди этих лиц Адриан не замечает знакомого лица Хлои. Он ещё некоторое время ищет её, прошаривая взглядом всё помещение, и, не находя, тут же меняется в лице. Он старается вернуться к тому постно-вежливому лицу, с которым он зашёл в класс, но чувствует, как жалостливо смотрится сломанная от расстройства линия бровей.             — Я надеюсь, что мы подружимся, — заканчивает он, и с задних парт раздается одинокое хихиканье, звучащее до отвратительного громко в густой тишине класса.             Адриан думает, как здорово было бы быть улиткой, везде тоскающей с собой домик, в который можно заползти и не вылезать, пока опасность не минует.             — Расскажи что-нибудь ещё, Адриан, — наставнический тон мадам мгновенно утихомиривает чужие смешки. Адриан впервые встречает человека, способного заставить замолчать группу людей, не повышая при этом голоса. — Или давай ребята спросят тебя, что им интересно, и ты ответишь, если захочешь?             Адриан ни разу не посмотрел на часы, но минуточка давно закончилась.             Он кивает.             Он испытывает смешанные чувства, ни одно из которых не добавляет ему серотонина.             Желающих задать ему вопрос оказывается ни много ни мало человек десять, но начинает его персональное позорное шествие кто-то, кто выглядит как Фред Джонс.             — Уже почти конец учебного года, почему сейчас перевелся? — он говорит странно наглым тоном, но Адриан понимает, что Фред Джонс сам по себе такой и со всеми так разговаривает. Адриан делает мысленную пометку не спорить и не ссориться с этим парнем просто на всякий случай.             — Адриан не знает, как тебя зовут. Сначала представься.             — А. Я Ким. Ле Тьен. Так почему только сейчас?             — Я не переводился. Это моя первая школа, — Адриан вкручивает свою способность выглядеть безобидно на максимум, придерживаясь идеи быть белым, пушистым и антипровокационным. — Я давно пытался уговорить отца позволить мне пойти в школу, но он беспокоился, поэтому не соглашался, а на прошлой неделе вот… — у Адриана заканчивается воздух, и он останавливается, чтобы вдохнуть. —... согласился.             — Мммм, ну ясно, — Фред-Джонс/Ким-Ле-Тьен кивает, смотрит на Адриана ещё секунду, и теряет к нему интерес, отвлекаясь на парня сбоку. Парень сбоку выглядит как женская версия Велмы, но в зелёном, и, чтобы не улыбнуться этому и не выглядеть чудаком, Адриану требуется чуть больше усилий, чем оно того заслуживает.             — Можно я!? — кому-то маленькому, светлому и очень активному хватает едва видного кивка, чтобы заговорить. — Роуз Левилён, я рада познакомиться с тобой, Адриан! Скажи, когда у тебя день рождения?             Она добрая, но не такая, как мадам Бюстье — они обе кажутся почти навязчивыми, но ощущение от их прицельного дружелюбия кардинально разное. Улыбка мадам Бюстье полна плотной, густой, но мягкой уверенности, и Адриану чудится, что она его душит, но от дружелюбия Роуз хочется спрятаться под стол — оно слишком активное, и оно вездесуще. Она такая маленькая, но её слишком много для его ментального здоровья.             — В начале осени, — Роуз предвкушающе улыбается, приподнимая брови, мол, когда. — В сентябре. Двадцать девятого.             — Спасибо!             Перестань, — хочет попросить Адриан, когда Роуз тянет к ручке, которой тянется к огромной полуразвалившейся блестяще-пушистой тетради. Она что-то там пишет, и даже при его мнении о невысокой собственной значимости, он ставит все свои карманные деньги на то, что Роуз записывает, когда у него день рождения, и, боже, зачем она это делает.             — А что дома не сиделось? — парень с первой парты (который, между прочим, в этой своей кепке выглядит точь в точь как те хулиганы, которых он видел несколько недель назад во время фотосессии на площади Лувра), не поднимает руку перед тем, как задать вопрос, не представляется и не выглядит заинтересованным. — Кайф же, нет? Сидишь дома; просыпаешься, когда хочешь; никакой домашки; никакой еды по расписанию… никакой физкультуры.             Он кивает, таким образом призывая Адриана ответить, и Адриан… не знает, что сказать, кроме того, что он не прав.             — Ну, я всегда просыпался рано, не так рано, как пришлось сегодня… примерно на полчаса раньше сегодня встал, и… У меня была домашка, я был на домашнем обучении, это тоже самое, но у себя дома и в одиночестве, — парень с первой парты выглядит чуть более заинтересованным, чем минуту назад; сейчас он хотя бы выглядит так, словно слушает, так что у Адриана почти пропадает чувство, будто он разговаривает со стулом на глазах у целой толпы людей. — Но физкультуры правда не было, мне повезло.             Адриан нерешительно улыбается и парень улыбается ему в ответ.             — Хорошо, — мадам Бюстье легонько хлопает в ладони, складывая их у груди. — Вы познакомитесь поближе на перемене, а сейчас нам бы нужно вернуться к литературе, что скажете? — она шикает на гул несогласных голосов и призывает класс к тишине, а потом снова обращается к Адриану. — У нас не очень много свободных мест, Адриан, но из оставшихся ты можешь выбрать любое.             — Давай ко мне, — парень с первой парты убирает свой рюкзак с соседнего места, делая это с этаким… ленивым энтузиазмом, и Адриану требуется несколько секунд, чтобы двинуться к этому самому свободному месту. Он не думал, что кто-нибудь решит пригласить его сесть рядом. Он вроде как приятно удивлен.             Он усаживается на место — на своё место — на самый край и принимается впитывать всё, что решает преподать мадам Бюстье, когда его сосед по карте наклоняется к нему.             — Я Нино, — он — Нино — протягивает ему ладонь под столом, и Адриан принимает рукопожатие с волнующим трепетом. — Я тебе потом здесь всё покажу.             Адриан проглатывает замечание о том, что ему уже вроде как всё показали, благодарно кривая и поворачиваясь обратно к учительнице.             — Спасибо, — он облегчённо выдыхает. Всё вроде… хорошо. По крайней мере, никто не выглядит агрессивно настроенным против него, но Адриан не хочет расслабляться раньше времени — его наблюдения никогда не были объективной оценкой реальности.             — Пока не за что, — шепчет в ответ Нино. — Приятно познакомиться, Адриан.             Адриан слишком боится, что им сделают замечание за разговоры на уроке, поэтому только кивает, выдавливая из себя уставшую, вымученную улыбку.

***

            Мысль, которая посещает Маринетт при первом взгляде на Адриана, это мысль о знакомом лице. Он уверен, что где-то его уже видел, но вспомнить где не так интересно, как доспать те часы, которые он не доспать ночью, потому что, боже, у него столько дел. Маринетт иронично усмехается и бьётся лбом об парту, когда пытается удобно улечься на сложенные на столе руки. Звук столкновения его лба и твёрдой поверхности заставляет только усевшееся знакомое лицо обернуться и обвести Маринетт ошалелым взглядом.             У Маринетт чуть хрипит голос, когда он извиняется, а спустя мгновение знакомое лицо скромно улыбается, и до Маринетт наконец доходит. Знакомое лицо перед ним — крайне симпатичное лицо Адриана Агреста.             Маринетт мысленно восторгается тем, как улыбка может изменить лицо человека.             Маринетт не то чтобы был фанатом самого Адриана — выбирая между двумя Агрестами, он всегда был более заинтересован тем, что постарше. Габриэль Агрест устраивал показы новых коллекций два раза в сезон, и Маринетт, стабильно сшивающий что-то принципиально новое и примерно красивое дай боже раз в полугодие, восхищался им последние три года.             Маринетт также не то чтобы считает, что Адриан занимается какой-то фигнёй — положа руку на сердце, Маринетт знает, что модельный бизнес не самая благоприятная среда — но, смотря на фотографии Адриана, он редко видел что-то большее, чем красивое, смазливой лицо. Дело в том, что… не то чтобы нужно особо стараться, когда ты уже красивый и уже сын самого известного модельера Франции.             Без макияжа лицо Адриана кажется чуть младше, добрее и изможденней, однако менее красивым оно не становится.             Маринетт ловит себя на том, что рассуждает о красоте нового одноклассника, черт знает сколько времени взглядом сверля тому затылок — он чувствует себя жутким и отворачивается. Алья рядом с ним перелистывает страницы примерно раз в минуту, и Маринетт гадает, какую домашку он не сделал на этот раз.             Взгляд снова цепляется за Адриана — светлые вихры волос аж в полуметре от него, но, кажется, даже так он может слышать запах яблочного шампуня.             Маринетт со стабильным постоянством натыкается на фотографии Адриана Агреста минимум четыре раза за сезон — в сторонних изданиях, и в каждом номере журнала и каталоге Габриэля. Маринетт хорошо знает это лицо — удивительно, что с ходу не признал. Красивый и красивый, бог с ним, но взгляд всегда будто сам задерживался на странице, на которой редактор решил вставить его фотографию.             Красивый и красивый, но в полуметре от него Адриан был не просто смазливой мордашкой — смущенный, неудобный взгляд, осматривающий людей вокруг, вглядывающийся в лица, в вещи, в чужие действия с осторожностью, но с неподдельным интересом — Адриан был очаровательным.             Врождённая харизма — некоторым людям просто ничего не нужно делать, чтобы располагать к себе.             Возможно, дома Дюпэн-Чэн пересмотрит парочку последних фотографий Адриана, просто чтобы сравнить.             — Ты меня не слушаешь, — Алья тыкает ему в бок карандашом, Маринетт ойкает, и бьется локтем об парту.             — Слушаю, — возражает Маринетт, прилагая осознанные усилия к тому, чтобы отвести от макушки Адриана взгляд, и перевести его на Алью. — Просто не всё. Ты опять говоришь что-то про ЛедиБаг.             — Знаешь что?             Несмотря на противоположный пол и минимум точек соприкосновения, Алья и Маринетт смогли сдружиться в том возрасте, в котором мальчики с девочками уже особенно не дружат — в прошлом году в жизни Маринетт произошло очень много всего, и самое позитивное и беспроблемное это, безусловно, знакомство с Альей. Она была доброй, остроумной, отважной, всегда делала то, что хотела, много говорила и не видела ничего плохого в том, чтобы сидеть в пижаме у него в комнате, пока сам Маринетт тоже сидит в пижаме у себя в комнате. Роуз и Милен, например, ни разу не оставались у него на ночь, если это не посиделки в гостиной вместе с его родителями или общими школьными проектами, потому что “мы же девочки”. Алья тоже девочка, сам Маринетт все еще мальчик, но друг для друга они в первую очередь всегда были друзьями.             — Не знаю, но догадываюсь, — пожимает плечами он, уверенный, что сейчас ему прилетит пальцем под ребра.             Он угадывает.             — Я говорила, что когда Бражник совершил очередной акт магического терроризма на прошлой неделе, он опять сказал об этом артефакте Разрушения — и это не дает мне покоя.             Маринетт вздыхает.             Он особенно оценил присутствие в своей жизни Альи, когда обзавелся более чем несколько тысячелетней малышкой Тикки и сопутствующей кучей проблем мирового масштаба (на самом деле не мирового — за пределы Парижа всё то, что Маринетт называет своей работой, не вырывается).             — Если брать за факт, что у ЛедиБаг артефакт Созидания, то это должно быть чем-то противоположным, но равноценным.             Это правда. Мастер Фу — тот, кто отдал Маринетт его собственный артефакт — талисман Тикки — сказал, что где-то в Париже должен быть его антипод. Квами чувствуют его где-то здесь, и именно за ним Мастер Фу приехал сюда пять лет назад — за ним и, как квами рассказали ему позже, ещё двумя. Талисман Разрушения и, соответственно, Плагг — квами Разрушения — были не единственными, что когда-то потерял Фу. В шкатулке не хватало талисманов олицетворения эмоций: Бабочки и Павлина. Долгое время Мастера Фу больше интересовали поиски Плагга, но теперь его мнение сменило ориентир. Сейчас они точно уверены: талисман и квами Бабочки были тут, и теперь им предстояло их не только найти, но и отнять. Они всё ещё не знали точно, где второй талисман эмоций, но, беря во внимание тот факт, что они были потеряны одновременно, Мастер Фу предполагал, что он тоже у Бражника.             Квами и талисман Разрушения были потеряны позже, и, наблюдая, как отчаянно Бражнику были нужны и талисман Маринетт, и его антипод — тогда, видимо, Плагг сейчас тусит где-то в другом месте.             Мастер Фу собирался искать всех потеряшек сам, но в том году появился Бражник. Вслед за ним в тот же день появился ЛедиБаг. С того дня Маринетт Дюпэн-Чэн везде опаздывает, ест за троих и не высыпается.             А еще за последний год он вырос из своих нестандартных для его возраста, но всё же уютных ста семидесяти двух до ста девяноста одного — и родители все еще шутят, что он выкрал отцовские дрожжи. Маринетт, в принципе, всегда знал, что он будет высоким — его папа довольно эффектно возвышается над впечатляющим большинством людей рядом, а Маринетт знает, как работает наследственность. И не то чтобы это недостаток, но он выше своих одноклассников не менее чем на целую голову (кроме Ивана и Кима) — он выше мадам Бюстье, и все вокруг думают, что он совершеннолетний. В расслабленном состоянии его лицо немного хмурое. Совокупность роста и недовольного лица немного пугает людей вокруг, но сейчас у него не хватает энтузиазма, чтобы как-то решать эту проблему.             Да и к тому же, это ему на руку — его сложнее вычислить.             — …и они оба ему зачем-то нужны, — дожимает его мозг Алья. Маринетт любит её слушать, он думает, она умнее его, и иногда это помогает ему самому начинать включать мозг, но сегодня он устал. — Но как он может быть уверен, что Разрушение тоже в Париже? У этого нет никаких доказательств.             Скорее всего ему сказал Нууру. Квами, возможно, и не способны точно определить местонахождения друг друга, тем более поодиночке, однако они могут сказать, когда олицетворение Разрушения находится где-то рядом. Но Алья всего этого не знает.             — Нужно как-то передать ЛедиБаг сообщение, — кивает себе Алья. — Но как?             — У тебя целый сайт, напиши там, — пожимает плечами Маринетт. — Гарантирую, он посмотрит. Все смотрят.             — Ты не слушаешь, — вздыхая, усмехается Алья. Наклоняясь вперед. — Эй, эй, Адриан!             Маринетт возвращает свой взгляд к светлой макушке за первой партой, чувствуя, как порция в ноль пять свежего дофамина бьёт в голову. Интересно, Адриан следит за прической, или у красивых людей все автоматически у отметки “идеально”? Спина Адриана пряма и неподвижна перед его глазами, хотя плечи парня однозначно напряжены, и Маринетт хочется направить все доступные его телу движения, чтобы помочь ему расслабиться. Положить руку на плечо, похлопать по спине — что угодно, только бы он перестал излучать флюиды стресса в радиус пяти метров.             Эй-эй-Адриан едва поворачивает к ним голову, но и Маринетт и Алья понимают, что они завладели его вниманием.             — Я Алья, а это Маринетт, — Алья небрежно укладывает ладонь Маринетт на руку. Адриан смущенно улыбается, слабо кивая ей. Ему проблематично смотреть на Маринетт, так как тот сидит прямо у него за спиной, и Адриан повернул к ним только голову, чтобы, скорее всего, не получить выговор от мадам Бюстье. — Мы друзья Нино, — продолжает Алья, хватаясь за горло футболки Нино, таща его назад, чтобы прижаться своей щекой к его макушке и показать Адриану правой рукой знак пис. — Мы ведь друзья, да, Нино?             — Да, мои самые классные друзья, — соглашается он, слабо отбиваясь от руки Альи. — Мадам Я-Бегаю-По-Городу-С-Камерой и Месье А-Я-Просто-Бегаю-И-Все-Равно-Везде-Опаздываю.             — Точнее даже я бы не сказала, — гордо соглашается Алья. — Как насчет сходить в столовую вместе? Мы все-все тебе покажем и расскажем: где сесть, какой салат не брать, и где взять картошку фри, когда в открытом лотке она закончилась, — она заговорчески приближает свое лицо все ближе к нему, и Маринетт почти говорит ей, что ее стратегия не работает: Адриан, будто не понимая, какое выражение должно принять его лицо, продолжает натянуто улыбаться, но брови хмурятся от дискомфорта.             — А когда мы с тобой начинали дружить, ты мне только жвачку в лицо кинула, — пытается разрядить он обстановку. Ему часто говорили, что он замечает эмоции людей чуть лучше всех остальных, но неужели ни Алья ни Нино правда не видят, как Адриан куксит лицо? У него не очень хорошо получается это скрыть. — Сразу видно, что Адриан тебе нравится больше, чем я.             — Он симпатичнее, — пожимает плечами Алья.             — Он модель, — парирует Нино. — Еще бы он не был симпатичнее нас, простых смертных.             — Девочкам больше нравятся загадочные и не от мира сего, так что этот аргумент не противодействует, а укрепляет мои позиции!             — Алья, Нино, Маринетт, Адриан — до конца урока не так уж много времени, поговорите на перемене, — мило улыбается им мадам Бюстье.             Алья выпрямляется на своем месте, Нино виновато улыбается, Маринетт, наконец, открывает учебник, и Адриан так быстро поворачивает голову к мадам, что у него хрустит шея — и все они бормочут извинения, сосредотачиваясь на уроке. Адриан, кажется, перестает дышать: Маринетт это немного беспокоит, но им уже сделали выговор, так что он сомневается, что Адриан отреагирует, если он спросит, все ли с ним в порядке.             До конца урока действительно оказывается не так уж много времени: через десять минут звонок отпускает их на перерыв.             Маринетт почти отшатывается, когда Адриан резко перестает косплеить статую самого себя, поднимаясь с места, хватая сумку и стремительно выходя из класса. Нино вскидывает голову, едва успевая отследить все эти действия — не то что успеть их повторить. Так что к моменту, как Нино тоже выходит из класса, Маринетт не думает, что тот найдет Адриана. Или что он, хотя бы, найдет его первым.             Маринетт вздыхает, меняя учебники: сегодня все их уроки проходят в классе мадам Бюстье.             — ЛедиБаг последнее время появляется реже, — вздыхает Алья, приваливаясь к его плечу, возвращаясь к своему телефону.             — Радуйся за своего героя: меньше акуматизированных, меньше проблем, меньше разрушений…             — Меньше новостей.             — Ну, и это тоже, — Маринетт провожает взглядом выходящую из класса мадам Бюстье, примечая отсутствие привычного шума, что на переменах бывало редко: только когда они всем классом дружно сматывались в столовую или по домам. — Где все?             — Сдуло ветром перемен под названием “Адриан”, — тут же отвечает Алья, указывая в сторону внутренних окон класса, из которых видно, как во внутреннем дворе их одноклассники обступили одну лавочку. — У него там сейчас нервный срыв будет, — усмехается Алья.             — Надеюсь, Нино с ним, — Маринетт вздыхает и они, будто по команде, одновременно встают и идут к той самой лавочке.             Ребята действительно обступили именно Адриана и сидящего рядом с ним Нино. Маринетт замечает, что поза Адриана скованная и даже слегка защищающаяся, но его улыбка стала куда более расслабленной — в целом он выглядит милым и располагающим к себе. Зачем бы он ни сбежал из класса и что бы ни сделал, он, кажется, смог взять себя в руки настолько, что теперь ему под силу регулировать работу мышц лица.             — А что мы столпились? — громко спрашивает Алья.             У Адриана большие, зеленые глаза и крупные зрачки — это делает его взгляд резким и пронзительным, особенно когда он фокусирует его на лице Маринетт. Его зрачки чуть шире, чем у всех остальных, и зеленую радужку так хорошо видно только за счет того, насколько она яркая и насыщенная. Его глаза кажутся Маринетт двумя бездонными колодцами.             Он всегда думал, что это фотошоп.             Сейчас он понимает, что в фотографиях Адриана, скорее всего, кроме стандартной ретуши почти нет обработки.             Адриан продолжает смотреть на него своими невозможными глазами, и Маринетт, чтобы сбросить с себя наваждение, улыбается ему.             Адриан улыбается ему в ответ маленькой, застенчивой улыбкой, чуть склонив голову, и кажется Маринетт таким искренним, что у него внутри что-то сжимается.             Ну и дерьмо, — думает Маринетт, не способный отвести взгляд. — Я влюбился. — пробегает мысль в его голове, сменяясь паническим:             Не пялься, не пялься,             н е             п я л ь с я.

***

            Девочкам нравятся загадочные и не от мира сего. Загадочные и не от мира сего.             Не от мира сего.             Адриан удрученно прикусывают губу изнутри — неужели он провалил знакомство с подругой Нино просто… молча.             Адриан приклеивает взгляд к Маринетт — как представила парня Алья — который оказывается довольно высоким парнем. Адриан привык к высоким людям: если сравнивать его самого с его коллегами: даже с женщинами, снимающимися для бренда его отца — Адриан не отличается высоким ростом. Большинство мужчин, которых он встречает на фотосессиях, намного выше его. Его собственный отец — очень высокий мужчина. Маринетт мог бы стать моделью, и Адриан был бы не против на это взглянуть, даже несмотря на то, что он никому не пожелал бы подобной работы.             — Адриан, а как… часто у тебя съемки? — неуверенно спрашивает высокая девочка с фиолетовой прядью. Она выглядит застенчивой и милой, хотя ее одежда выглядит аутентично агрессивно. Адриану казалось, что с подобными людьми ему было бы комфортно общаться или хотя бы находится рядом. Но что-то как-то ему… некомфортно.             Но, может, это просто день такой — некомфортный.             — Это зависит от того, что за неделя, какие скоро праздники, и чего хочет мой отец, — пожимает плечами он. — Если брать среднее, то… три-четыре дня в неделю?             — Это довольно много, разве нет? — спрашивает Роуз своим высоким, тонким голосом, от которого у Адриана начинает болеть голова. Плагг ему потом еще нажалуется на этот голос.             Ох, как он ему нажалуется на сегодняшний день.             — Ну, это не постоянно так, — мягко возражает он, не совсем уверенный, слушают ли его на самом деле: ребята — теперь его одноклассники — продолжают говорить друг с другом, кто-то что-то говорит ему, и во всем этом вареве чужих голосов он все равно пытается держать достойный диалог. — Бывает так, что фотосессий нет целую неделю, а один раз была неделя, когда они были каждый день.             — Это же так сложно!             — Да не особо, — Адриан, конечно, врет вполне осознанно: но он лучше соврет, чем начнет сейчас ныть.             — Джулека после школы тоже хочет стать моделью, — восторженно делится с ним она, хватая девочку с фиолетовой прядью за руку.             Джулека, — запоминает Адриан.             — Ты ведь еще не со всеми познакомился? — влезает, к благодарности трех оставшихся в живых нервных клеток Адриана, Нино, выводя его из скопления их одноклассников. — Мы уходим сплетничать! — возмущается он, разворачивая темнокожего мальчика, сделавшего несколько шагов вслед за ними, обратно к стае подростков. — Запись на индивидуальные разговоры была окончена по окончании распределения посадочных мест, вы опоздали, обратитесь к администратору. Все, давай.             Адриан, улыбаясь, опускает голову. Это кажется ему милым — а еще спасает его от чрезмерного внимания.             — Итак, чувак, давай расставим все точки над и, — начинает Нино, мягко толкая его на одни из нижних ступенек лестницы и, не задумываясь, садясь рядом с ним. — Вон те двое, — он указывает на Роуз и Джулеку. — Роуз и Джулека. Джулека повыше, Роуз в розовом. Здоровый парень в черном — Иван, высокий тощий парень — Ким. Вон там на лавочке, ярко-рыжий, почти красный — это Натаниель, темнокожий в очках — Макс. Девчонка на роликах — это Алекс, рыженькая — Сабрина, и… а где она? А, вон, рядом с Иваном небольшая с цветными дредами, видишь? Вон, рядом со здоровым парнем в черном — это Милен. Они с Иваном встречаются. Алью и Маринетт ты уже точно знаешь. Я пришлю тебе общую фотку класса, подпишу всех, чтобы ты запомнил, кто есть кто. Я Нино, ты — Адриан: вот и весь наш класс.             Адриан метает взгляд между ребятами, пробегаясь по лицам и пытаясь прочно ассоциировать их с именами.             — Мы все, в принципе, дружелюбные: ну, кроме Кима и Алекс. Но они скорее… конкурентоспособные и, ну, немного драчливые в спортивном смысле слова.             — А как же Хлоя? — поворачивает Адриан голову к Нино. —Она же тоже в вашем классе, разве нет?             — Ну, да, вот она недружелюбная, — цыкает Нино. — Откуда ты о ней знаешь?             Недружелюбная, это… ну, может, и правда. Хлоя довольно резкий человек, но с ним она всегда была доброй и милой. Они перестали тесно общаться около трех лет назад, когда отец настоял на том, чтобы Адриан больше времени уделял модельному бизнесу, и времени на посиделки стало не хватать, но они все еще созванивались и общались хотя раз в две недели. Она всегда была резкой с другими людьми, но с друзьями должна была вести себя хорошо: с ним же вела. Конечно, они успели нареветься друг от друга, когда были детьми и не могли поделить игрушки — но это было давно, и им было лет по пять.             — Мы с ней дружим с самого детства, — решает честно, но осторожно озвучить он, не отводя от Нино настороженного взгляда.             Нино лишь пожимает плечами, возвращая взгляд к их одноклассникам.             — Хлоя на этой неделе не появится, — как бы между прочим говорит он. — Она дружит с Сабриной. Эта которая…             — Рыженькая, — кивает Адриан.             — Ага.             И после этого ага — время начинает идти быстрее.             В течение дня, время от времени, его настигают моменты, когда он не может сосредоточиться, потому что Нино бубнит, когда решает задачки, у Альи постоянно вибрирует телефон, кто-то вечно просит выйти и зайти обратно, и никого, абсолютно никого, кроме Адриана, это совершенно не смущает. Посторонний шум тревожит сознание и ворошит мысли, и от этого, с непривычки, приходится тяжело. Не уходит ощущение, что на Адриана постоянно кто-то смотрит — буквально прожигает взглядом — но всякий раз, когда он оглядывается, он не замечает ничего подобного.             Натаниель, заламывая пальцы и крутя в руках карандаш — видимо, как и Адриан, немного нервный — на одной из перемен попросил его позировать для арта в каком-то там стиле. Сказал, что конкретно этот рисунок соберет у Альи в блоге много положительных оценок. Адриан не понял, почему, но всё равно согласился. Роуз, выдавая слов в секунду больше, чем способен был воспринять его всего лишь человеческий мозг, пообещала сделать ему красивую коробочку для хранения канцелярии.             Алья, веселая и милая, да и к тому же, похоже, как и Нино, заметившая, что новоявленному однокласснику не очень комфортно находиться под пристальным вниманием толпы почти неизвестных ему людей, на большой перемене забрала Агреста себе. Ну, почти себе. Рядом с ней всегда был Маринетт: уставший и молчаливый, он всегда рядом с ней, готовый выполнить любую просьбу.             — А теперь, мой дорогой, — Алья воодушевленно захватывает его ладонь своими, и Адриан еле заметно дергается.             Он, может, и выделил Алью как более комфортного человека, нежели все остальные, но это, на самом деле, не означало, что ему бы хотелось чего-то настолько неформального. Не то чтобы он ярый недотрога или нелюбитель физического контакта — но ему все равно некомфортно от этого. Слишком ранний и беспричинный контакт, наверное.             —... Адриан? — слышит он чуть озабоченный голос Альи. — Что-то случилось?             — Нет, извини, я задумался, — виновато улыбается он, забирая свою руку из чужого захвата, прикрывая это тем, что ему вдруг понадобилось почесать затылок. — Наверное, я пропустил все, что ты сказала. Прости.             — Она с удовольствием повторит еще раз, — тихо бубнит себе под нос Маринетт.             — Да, повторю, — нарочито гордо оповещает Алья, после чего направляет все свое внимание обратно на Адриана. — Так вот! Что ты думаешь о ЛедиБаг.             Маринетт выдает удручающее “та-та-дам”. Адриан не думает, что должен обратить на это внимание. Все равно его главная забота в настоящий момент заключается в другом.             — А… ЛедиБаг это… эм… Что это? — вот в этом заключается его главная на эту секунду забота: потому что и Алья и, секунду назад скромно скучающий чуть в отдалении Маринетт, смотрят на него так, будто Адриан должен был знать, что это такое.             Он знает, что такое божья коровка: одним летом они заполонили их сад, от чего Плагг довольно метался по клумбам целыми днями, а их садовник был готов повеситься на винограде. Он знает, что это за насекомое — но искренне сомневается, что Алья именно это имеет ввиду. Если только она не в стадии подростковой гиперфиксации, которая сыграла с ней дурную шутку и выдала помешательство на энтомологии.             Замешательство на лице Альи довольно комично. В ней умирает актриса. Актриса из фильмов ужасов. Из чего-то вроде “Я плюю на ваши могилы”. Адриан ненавидит этот фильм.             — Эм… ЛедиБаг это супергерой, — поясняет Алья, и тут Адриан примерно понимает ее заминку. Потому что звучит это немного абсурдно. — В Париже большая часть новостей только о нем уже целый год. Ну, о нем и сопутствующей ситуации.             — О, — зато теперь он сможет это проверить: раз уж нужно всего лишь нагуглить. Он может с этим справиться. — Отец не поддерживает новостный каналы, он считает, что там слишком много дезинформации и пропаганды, а что-то важное нам всегда может рассказать Натали. Так что… я не смотрю новости. И я почти не выхожу из дома. Слишком много занятий и работы, а в свободное время я обычно либо сплю, либо играю или смотрю фильмы или сериалы… Очень… деградационно провожу время, — неловко улыбается он. — Но я поищу что-нибудь о нем.             — О, это не обязательно, — воодушевленно говорит Алья, придвигаясь ближе к нему, на что Адриан чуть отодвигается. — Я веду Ледиблог, это мой сайт со всеми новостями о ЛедиБаг, сражениях, разных теориях, есть еще пара вкладок о нашей школе и с общими новостями Парижа, но в основном о ЛедиБаг. Я скину тебе ссылку вечером. Так вот! Сейчас я тебе все расскажу.             И она рассказала, подкрепив свою позицию фото и видео, что сделало Алью куда более убедительной. Эта девчонка может быть довольно сумасшедшей. Он сделал предположение о гиперфиксации, но все равно прогадал с размахом.             — Всё же удивительно, — прерывает показ очередного видео Алья. — Даже представить себе не могла, что в этом городе живет кто-то, кто не знает о ЛедиБаг.             Адриан поражается тому, как он смог накосячить еще даже до того, как познакомился с ней. Он дает себе награду за самую нелепую жизнь на территории Парижа.             Оскар с гравировкой “самый нелепый парижанин”.             — Это твоя суперспособность — находиться в неведении.             Адриан пытается сделать что-то с мышцами лица, чтобы не выглядеть таким растерянным идиотом, каким он себя чувствует.             — Хах… видимо, да, — спасибо, Алья.             Алья показывает ему интервью — личное интервью с довольно ограниченной сверхъестественной или мистической прослойкой Франции — и Адриан думает, что это что-то вроде “вау”. Фильмы про супергероев всегда казались ему особенно нереалистично фантастическими в той части, в которой у главных героев хватало времени на то, чтобы быть дружелюбными с простыми смертными. Он частенько задавался вопросом, сможет ли Тони Старк действительно давать интервью, учитывая что он занят спасением мира, собственной компанией и разработкой чего-то гениального на досуге. ЛедиБаг вряд ли патентует доселе неизвестную технику пока никто не смотрит, но то, что у него хватает времени прийти к четырнадцатилетней девчонке, которую он даже не знает, чтобы исполнить ее мечту об интервью с ним — все еще невероятно… и благородно с его стороны.             Адриан вроде как немного завидует Алье в том, что ей удалось увидеть его вживую. Адриану теперь тоже хочется на него посмотреть — этот человек (если он человек — потому что Алья не уверена в этом вопросе, и, слегка задумываясь, Адриан тоже становится немного неуверенным) слишком невероятный по меркам Адриана.             Когда Маринетт, склонив голову Алье на плечо, уже почти засыпает, к ним выходит Нино.             — Английский отменили, — говорит он Адриану и Алье, попутно отвешивая шлепок по той части ягодицы Маринетт, до которой может дотянуться. — Так что иди спать домой.             — Аве и ура, — вяло соглашается он, поднимаясь на ноги. — Я принесу сумки, — зевая, говорит он.             — Только твою и Альи, наши я взял, — кивает Нино, передавая сумку Адриана, собственно, Адриану.             — Отлично, а пока он ходит, — Алья забирает свой телефон, пряча его в карман. — Зарегистрируй Адриана на фейсбуке. Ты же не зарегистрирован? Я на прошлом перерыве смотрела и не нашла.             — В смысле? Тебя нет на фейсбуке? — неуверенно спрашивает Нино, садясь рядом с ними: не на лавочку, а около, так что колени Адриана выравниваются с его плечом. — Ты буквально… модель, у тебя должен быть фейсбук.             — Мне не с кем общаться на фейбуке. А еще это может обернуться плохой рекламой.             — Ты-ы слишком обеспокоен бизнесом своего отца, — пренебрежительно замечает Нино, попутно протягивая руку раскрытой ладонью вверх, в которую Адриан выкладывает свой телефон. — А вот пароль на телефон я бы на твоем месте поставил.             — Хорошо.             И вот так Нино регистрирует его на фейсбуке.             — Если переживаешь, можем зарегистрировать тебя не под твоим именем, а под каким-нибудь выдуманным, — предлагает Нино, и Адриан согласно кивает. — Как мы тебя запишем?             — Давай… — Адриан задумывается, но не может придумать ничего оригинального, пока его внезапно не озаряет: мама с папой не просто так старались придумать ему как можно больше имен. Нужно же хоть когда-то этим воспользоваться. — Эмиль Донатьен.             Алья и Нино, сконфуженно переглядываясь, задают ему немой вопрос, на который Адриан спешит ответить, чтобы не казаться слишком странным лично. В странности, которую он собирается им рассказать, его вины, наконец-таки, нет.             — Это мои второе и четвертое имена, — рассказывает он. — Адриан Эмиль Габриель Донатьен Атанас Агрест — это… мое полное имя.             — Вау… — реагирует Нино, заканчивая регистрацию. — Я даже не знаю, это от большой любви или такой творческий подход.             Адриан улыбается — ему нравятся маленькие комментарии, которые Нино вставляет то тут, то там. Некоторые из них забавные. Не конкретно этот, но иногда на него находит особые приливы хорошего чувства юмора.             — Ну вот, все готово. Я отправил нам троим заявки в друзья, чтобы у тебя не было соблазна не дружиться с нами в интернете, — улыбается он, возвращая телефон. — И так как Маринетт опять где-то застрял…             — Я за ним схожу, — встает с места Алья. — Можете идти, он наверняка что-то потерял, где-то заблудился или вообще ушел домой без вещей. Это же Маринетт.             Адриан видит в этом неприятный комментарий, но заключает, что все в порядке — в конце концов, эти ребята друзья. Может быть, Маринетт на подобное не обижается.             Когда они с Нино выходят из дверей школы, и Адриан не замечает нужную ему машину с Гориллой за рулем. До него вдруг доходит, что он не позвонил и не сказал, что закончил раньше времени.             — Мне нужно позвонить водителю, — быстро отыскивая нужный номер в телефонной книге (на его личном мобильном не слишком много контактов), смущенно говорит он. Нино только кивает, пожимая плечами и продолжая спускаться по лестнице, отходя от высоких дверей школы. — Мои занятия закончились раньше, я стою около школы, — и, не дожидаясь ответа, сбрасывает. Горилла все равно, будто принципиально, с ним не разговаривает. Адриану нравится его телохранитель, но иногда ему кажется, что он сам Гориллу раздражает.             — Ты далеко живешь? — спрашивает его Нино, останавливаясь посреди небольшой площади перед школой.             — Не особо, сегодня утром я ехал минут двадцать.             — Ну, пешком, в таком случае, пришлось бы идти около часа, — размышляет Нино. — Не слишком приятно тратить по два часа в день только на дорогу. Машина с такими расстояниями очень в тему. Почему именно этот лицей? Не могу назвать его самым престижным в городе, и наверняка есть лицеи поближе.             — Здесь учится Хлоя, — поясняет Адриан, после чего вспоминает, что Нино она вроде как не нравится. — Она единственный человек нашего возраста, которого я знаю.             — Думал протаскаться с ней всю школу?             — Нет, но если бы никто не захотел со мной общаться, у меня была бы Хлоя, — объясняет Адриан. — Немного меркантильная позиция, да?             Нино глубоко задумывается, но Адриану не хочется с этим разбираться — его энергия панически покинула его еще утром, и сил на ментальные метания о том, сделал ли он что-то не так в этот раз, не хватает — он уже давно морально закончился. Резервной энергии на подобные вещи он обычно не накапливал.             — Ты зря так беспокоишься, — оживляет свои голосовые связки Нино. — Я, честно говоря, не понимаю, почему ты такой тревожный, но… ты очень хороший парень, чувак. Я рад, что познакомился с тобой, хотя мы толком еще и не знаем друг друга.             Адриану требуется несколько секунд, чтобы вдуплиться в то, что сказал ему Нино. Смесь тупого дискомфорта и уютной мягкой радости, которые он испытывает от слов Нино оставляет его в ступоре, неспособнам обрести дар речи до тех пор, пока машина с Натали на заднем сидении не останавливается прямо напротив них.             — До завтра? — дружелюбно улыбается ему Нино, протягивая руку для прощального рукопожатия. Адриан, боясь, что тот может передумать и отдернуть руку, поспешно обхватывает его ладонь двумя своими, делая шаг вперед.             — До завтра, — растерянно утверждает Адриан, оставляя свои попытки не выглядеть дурачком. Он чувствует себя опустошенным и странно беззаботным. Ему почти нравится это чувство.             Нино провожает его до машины и даже здоровается и представляется Натали — неформальный стиль общения Нино ей, очевидно, не нравится, но она опускает это. Когда они наконец едут домой, Натали спрашивает:             — Тебе понравилось в школе? — Натали протягивает руку поперек его тела, хватаясь за ремень безопасности. Он кивает, пристегиваясь самостоятельно. Она любит делать за него такие мелочи — что почти синонимично к фразе “она любит его смущать”. — Кто этот юноша?             — В школе… громко. Я устал, — решает ответить он. Не скажет ли он ей “мне не понравилось”. Он сам пока не понял, что именно чувствует по этому поводу. — Это Нино, он мой сосед по парте. Показывал мне школу сегодня.             Натали кивает.             Плагг, почти целый день держащий обет молчания — и явно этим недовольный — кусает его за палец, когда они выходят из машины на парковке во дворе дома. Адриан тихо шикает на него, еле заметно улыбаясь. Он скучал по разговорам с Плаггом в течение дня. Ему не очень понравилось знакомиться людьми — хотя он очень любил разговаривать и слушать кого-то другого, но эти первые разговоры, когда он еще очень плохо знал своих собеседников, ему не понравились. Будто слишком поверхностно. Разговоры с Плаггом были более личными и откровенными.             — Я пойду в комнату, мне что-то задали, — оправдывается Адриан. — Я спущусь к ужину?             — Твое расписание на сегодня пустое, — кивает ему Натали. — Но, пожалуйста, — в ее сурово пустое выражение лица прокрадывается раздражение. Кажется, пока Адриан был в школе, кто-то успел повоевать с его отцом. — Займись фортепиано. Твой отец обеспокоен твоими навыками.             О, даже так. Не месье Агрест. Даже не Габриель. Твой отец.             Как хорошо, что ему не пришлось наблюдать их сегодняшние пассивно агрессивные пассажи в сторону друг друга.             Плагг еще раз кусает его за палец, Адриан утвердительно кивает Натали, та отпускает его в свою комнату, и на этом неприятные события на сегодня должны закончиться.             — Я устал, — жалуется Плагг подлетая к подушкам на его кровати еще до того, как Адриан успевает закрыть дверь в свою комнату. — Вот что тебе дома не сиделось? Могли бы и дальше целый день валяться на кровати и ничего не делать. Завтра иди без меня.             — Ну да, конечно. Это только ты все время валялся и ничего не делал, — говорит Адриан, падая на кровать на соседнюю к Плаггу подушку. — И сегодня ты тоже ничего не делал, ты спал в сумке.             — Чувствуешь разницу между мягкостью этой подушки и твоей школьной сумки? И я не спал, я был занят делом.             — И каким же? — спрашивает Адриан, закрывая глаза, предчувствуя что-то саркастичное.             — Я закатывал глаза. Это сложно делать целый день, понимаешь? Глаза начинают болеть.             Адриан поворачивается на бок, замыкая Плагга в своих ладонях — тот, конечно, недоволен, но Адриану просто захотелось его обнять. Преувеличенно недовольное ворчание Плагга прерывается уведомлением телефона. Странным уведомлением, Адриан раньше такого не слышал.             Нино Ляйф             (15:13) теперь мы друзья в сети, чувак             (15:13) отделаться от меня будет сложно!             Адриан отправляет ему в ответ улыбчивый смайл.             Он не ждет грядущего вторника.

***

            Понедельник был плохим днем, но вторник был днем ничуть не лучше. Адриан, наконец, понимает, в чем вся соль неприятия ранних подъемов. Действительно отвратительная концепция, если тебе куда-то нужно. Будильник самая мерзкая вещь на планете, когда звенит в половину седьмого утра, а в половину восьмого тебе ехать в школу. Неужели министерство национального образования Франции не могло отодвинуть начало учебного дня хотя бы на десять утра? Еще только вторник, Адриан ходит в школу второй день, и чем дольше он об этом думает, тем более удручающей ему кажется ситуация. Шесть тридцать, а он уже смертельно устал.             В своем плане по выходу в свет Адриан как-то упустил тот факт, что школа подразумевает некоторое постоянство: не то чтобы он может закрыться в своей комнате, когда всего вокруг станет слишком много, как он делал это раньше.             — Мы правда пойдем в школу? — сонно спрашивает Плагг, приземляясь ему на плечо, пока Адриан несчастно чистит зубы в ванной. Зеркало показывает ему удручающую картину: они поздно уснули, так что синяки у него под глазами выглядят так, будто его домашний досуг состоит из семейного насилия. — Вчера было не очень весело.             — Да, — без энтузиазма отвечает Адриан. — Да, не очень весело, и, да, мы правда идем в школу и сегодня. И завтра. А еще в четверг и в пятницу, — вслух звучит не так плохо, как думается у него в голове.             Вчерашний день не был плох — никто не был открыто агрессивно к нему настроен, и школьная программа не была слишком сложной: на самом деле он уже прошел те темы, которые они изучали вчера, так что с этим аспектом у него не должно было быть никаких сложностей. По крайней мере до тех пор, пока дело не коснется нулевой матрицы, но он не думает, что в этом году они будут это изучать. Он все еще думает, что, когда Натали ему это показывала, она за что-то на него злилась. Он в принципе не любит… он ненавидит считать матрицы, это та часть математики, которая не укладывается в его голове.             Итак, если взять в расчет все плюсы: стараниями отца и Натали он не самый глупый парень на свете, и его одноклассники и классная преподавательница довольно дружелюбные — то, как и всегда, проблема только в нем и его дискомфорте, которое накрывает его с головой, как только рядом с ним оказывается нормальная, ранее не знакомая ему человеческая особь.             — Может откатим вселенную на пару дней назад и останемся дома? — зевая, мурчит Плагг.             Каким бы соблазнительным ни было предложение, Адриан вынужден отказаться ввиду некоторых фундаментальных законов этой самой вселенной:             — Вряд ли мы сможем это сделать, — улыбается Адриан. Он благодарен за поддержку — даже если она вот такая. Такая по-Плагговски пассивная.             Он проверяет нет ли на его лице зубной пасты, как выглядят его волосы и не помята ли его одежда, перед тем как через сорок минут выйти из своей комнаты. Силами лютого тайм менеджмента Натали он даже успевает позавтракать, перед тем как Горилла забирает его в машину. Отсутствие отца за завтраком его расстраивает, но уже не смущает: Габриель редко позволял себе не быть трудоголиком и не запираться в своем кабинете, погружаясь в работу, до глубокой ночи. Скорее всего, он все еще спит. Адриан тоже мог бы спать прямо сейчас, но ему же неймется.             Адриан вроде как надеется, что они либо приедут с большим запасом времени, либо опоздают так сильно, что идти в школу будет уже просто неприлично. Один прогул — он новенький, никто не заметит. На каждом светофоре он надеется, что вот сейчас загорится красный, потом, на следующем светофоре — опять красный. Потом опять и опять. Утренние пробки могут быть до отвратительного непроходимым побоищем.             Они приезжают в семь сорок восемь.             Чтоб его, этого Гориллу и его чудовищно высокий скилл вождения по пробкам в центре города.             Адриан старается сливаться с интерьером и ходить по стеночке, пока идет к классу: особо не отсвечивать кажется ему наиболее привлекательной стратегией на данный момент, пока Хлои нет в школе и пока он не подружился ни с кем достаточно хорошо, чтобы иметь оправдание в стиле “ой, мне пора, меня вон там вон уже зовут”. Стратегия не проигрывает, но и не выигрывает, никто не обращает на него слишком пристального внимания, но несколько подростков, на которых он случайно натыкается, пока пытается подняться по лестнице, все равно пытаются завязать с ним разговор, с которого он сливается через три минуты.             Как только он заходит в класс уровень стресса, с которым он уже успел смириться за утро, еще немного повышается: зачем он вчера запоминал, где кто сидит, если сегодня они пересели? На фоне депрессивных настроений наименее рациональная часть его мозга предлагает ему самый легкий, но критично суицидальный способ справится с этой проблемой. Плагг бы не одобрил — Плагг даже суицидальные шутки не одобряет.             — Адриан! — Нино приветливо машет ему с задней парты. Они с Альей сидят перед одиноко устроившимся на самых задворках Натаниелем.             Вместе. За одной партой. Ему сегодня придется сидеть с кем-то другим? Нино вчера ему понравился, и они закончили на том, что никто не был в обиде — Адриан думал, что это именно то, что нужно, чтобы продолжить дружиться.             Он не собирается ничего спрашивать, принимая решение плыть по течению: если эти двое сегодня сидят вместе, значит Маринетт, которого он не видит в классе прямо сейчас, остается без пары, и Адриан может… может попытаться предложить ему сесть вместе. Такие перспективы заставляют его неприятно хмурится: они с Маринетт вчера почти не разговаривали, и Адриан почти ничего о нем не знает, кроме имени, того, что он очень молчаливый, симпатичный и фантастически высокий. Адриан вообще сомневается, что они смогут подружиться. Не потому что Маринетт ему не нравится! Просто если Маринетт говорить не хочет, а Адриан толком не умеет, то они очевидно упираются в проблему.             — Натаниель хочет нарисовать комикс, — говорит Алья, когда Адриан подходит к ним. — Но у него нет идеи по поводу сюжета. Ты случайно не славишься сценарным мастерством?             — Я? Нет, прости, — обращая взгляд к Натаниелю говорит он.             — Не обращай на нее внимания, — сконфуженно отмахивается Натаниель. — Я сказал, что когда-нибудь хотел бы, — неуютно ведет плечами он. — А не то, что хочу этого прямо сейчас.             — Ты разобрался с фейсбуком? — спрашивает Нино, поднимаясь с места. Его сумка пестрит нашивками, которые вчера Адриан не заметил. Он делает мысленную заметку как-нибудь разглядеть их, чтобы понять, чем Нино увлекается. — Ты вообще дружишь с техникой?             — Дружу, — улыбается Адриан, пытаясь не обращать внимания на руку Нино, которую тот положил ему на плечо. — Просто раньше у меня не было необходимости где-то регистрироваться. Я сам этого никогда не делал.             Адриан, на самом деле, не думал об этом, потому что оно ему не было надо. То есть: у него есть телефон, чтобы позвонить Натали и Горилле, и у него есть почта, когда речь заходит о работе. Ему слишком тревожно выходить в интернет: свобода слова в совокупности с невозможностью получить по щам развязывает человеческое мнение теми способами, с которыми Адриану не хочется иметь дело. Люди могут говорить и писать жестокие вещи, когда понимают, что им ничего за это не будет. И Адриану не хочется участвовать ни в каких конфликтах: это может плохо сказаться на нем, на его отце и на их работе. Он думал, что, если он с кем-нибудь подружится, они смогут обменяться номерами. Не случится же ничего плохого, если в его телефонной книжке появятся еще несколько номеров? Действие позвонить другу что, устарело?             — Ну, чувак, значит, будем учиться, — Адриан заметил эту резкую фамильярность, с которой Нино взаимодействует с миром, еще вчера. Удивительно, как органично он ощущается, ведя себя так, как Адриана учили себя не вести.             Нино, все еще удерживая его плечо, спускается вниз, к первой парте, ведя Адриана за собой, после чего усаживает на место сначала Адриана, а потом и себя. Часть тревоги отпускает Адриана: они на том же месте, что были вчера. Несколько секунд он думает о том, чтобы рассказать Нино, что он волновался по этому поводу — что сегодня они будут сидеть не вместе, но потом он думает, что это слишком раздражающе с его стороны.             — Я… — начинает Адриан, не до конца уверенный, чем заполнить образовавшуюся между ними тишину. — … заметил у тебя много нашивок на сумке, — не совсем то, что ему хотелось бы обсудить, он думал разобраться с этим самостоятельно, но он уже начал говорить, и ничего умнее не придумал. — С чем они связаны?             Нино увлекается музыкой и видеоиграми. Он рассказывает о том, что в Мортал Комбат есть сюжет, когда в класс заходит мадам Бюстье:             — О, здравствуй, Адриан, — мило улыбаясь, она приветствует его, а потом весь остальной класс. — Я тут как раз за тобой.             — Что-то случилось? — взволнованно спрашивает он, представляя худшие варианты. Он предпочитает думать о худшем, чтобы не разочаровываться, когда реальность окажется неприятнее его ожиданий.             — О? Нет, мой мальчик, — она на мгновение замирает, ее глаза чуть расширяются, и она прикрывает ладонью губы. — Прости, — Адриан не понимает, за что. — Ничего не случилось. Месье Оли, наш библиотекарь, вчера подготовил для тебя все необходимые учебники и задачники. Я забыла тебе вчера об этом сказать, — она подходит ближе к их парте, мирно складывая руку на груди. — Сейчас у вас химия, я скажу мадам Менделеевой, что ты ушел в библиотеку и вернешься во время урока, — объясняет она ему.             — Кто и куда уходит с моего урока, мадам Бюстье? — спрашивает женщина, остановившаяся в дверном проеме, — Класс, встаем и идем в класс химии, сегодня у вас практический урок, — строго говорит она. — Мадам Бюстье?             — Это Адриан Агрест, — она протягивает руку Адриану, за которую он поспешно хватается, и она мягко тянет его встать перед ней. — Он новый ученик в нашем классе. Ему нужно получить учебники.             Улыбка мадам Бюстье слышна даже в интонациях ее голоса, что нисколько не убавляет хмурости в выражении мадам Менделеевой.             — Агрест в школе второй день, он должен был взять свои учебники еще вчера, — не уступает она. — Он может взять учебники после урока.             — Но месье Оли ждет его сейчас, мадам, — упорствует мадам Бюстье, и Адриан начинает завидовать ее упрямому, милому дружелюбию. — К тому же, они нужны ему и для вашего урока.             Мадам Менделеева задумчиво оглядывает его, на что Адриан бездумно задерживает дыхание. Ему все равно, когда пойти за учебниками, но двум учительницам перед ним будто принципиален выигрыш в этом… споре?             — Вам понадобится освобождение на пребывание вне класса во время урока, Агрест, — холодно говорит она, когда звенит звонок, и пространство вокруг них оживает: его одноклассники, замершие на время короткой перепалки, отмирают, высыпаясь в коридор и направляясь в класс химии. Адриан удручающе наблюдает за тем, как они уходят.             Если поговорить о территориальной стороне вопроса, то “класс химии” ничего ему не говорит — он понятия не имеет, где это находится, и показывала ли ему мадам Бюстье вчера этот кабинет. Ему придется подумать, как он собирается найти их после того, как заберет учебники.             — Не переживайте, мадам, у меня есть минутка, чтобы позаботится об этом, — легендарная женщина, думает Адриан, когда мадам Бюстье провожает Менделееву взглядом, успокаивающе потирая его плечи. Он даже не заметил, что все это время ее руки почти прижимали его к себе. — Уф, мадам Менделеева очень строга к своим студентам, — говорит мадам Бюстье, ведя его к учительскому столу, доставая распечатку из верхнего ящика. — Никто, кроме нее, не настаивает на письменных освобождениях. Очень советую тебе не опаздывать на ее уроки, Адриан, — по-доброму усмехается она, протягивая ему освобождение. — Мне нужно бежать, меня ждут другие ученики. Месье Оли все тебе расскажет.             И тогда она выходит из кабинета, оставляя его одного.             — Предлагаю остаться в библиотеке и не идти на урок этой мымры, — вылетает из его сумки Плагг, останавливаясь маячить перед его лицом. — Так ли нам нужна химия?             — Если мои оценки ухудшатся, то отец заберет меня из школы. А если я прогуляю урок, оценки точно ухудшатся.             — Не вижу проблемы.             Адриан понимает, почему Плагг настаивает на том, чтобы они ушли из школы: Адриан совершенно непрозрачно жалуется на то, как ему тревожно со всего, что сейчас происходит в их жизни. Даже несмотря на то, что его желание пойти в школу было, в основном, импульсивным и необдуманным — он не продумал заранее, как именно он будет общаться с людьми, он только чувствовал, что ему было нужно с ними общаться — самое главное но, удерживающее его на месте и заставляющего продолжить то, что они начали, заключается в том, что оно ему правда надо. Он не может повернуть назад и вернуться домой только потому, что это оказалось сложнее, чем он думал. Плагг хочет как лучше, Адриан уже просто знает, что магически-мистический кот о нем заботится, но Плагг мыслит в масштабе “здесь и сейчас”. Здесь и сейчас плохо, и есть легкий путь, как это исправить. Здесь и сейчас у нас есть проблема, и у нас есть для нее немедленное решение. В этом весь Плагг.             — Я не могу просто бросить то, что начал, — качает головой Адриан.             Плагг подлетает к его шее, Адриан чувствует еле ощутимое движение воздуха и прикосновение его тела на своей коже.             — У меня есть небольшая доза плохого предчувствия по этому поводу, — заумно говорит Плагг, и Адриан усмехается.             — Предчувствие моего нервного срыва сегодня вечером?             — Вполне возможно, — важно кивает он. — У мен…             — Что-то случилось?             Адриан вздрагивает от звука чужого голоса у себя за спиной, и Плагг тут же скрывается у него под рубашкой. Адриан поворачивается к двери, растерянным взглядом находя мужчину, крутящего в руках скудную связку ключей.             — Испугался? — даже как-то ласково спрашивает он, оглядывая Адриана с ног до головы. Чужой взгляд смущает и напрягает — новое нетипичное для Адриана отношение, как и любое другое до этого, вызывает скорее дискомфорт, чем интерес. — Прости, я не хотел тебя напугать, — продолжает незнакомец. — Ты ведь Адриан Агрест?             Адриан кивает.             Мужчина перед ним выглядит молодым, бледным — кожа не просто светлая, а будто даже холодного оттенка — приветливым и красивым. Последнее он замечает мимоходом. Он видел много красивых людей, и, учитывая, каким именно образом он причастен к работе своего отца, он научился определять что-то красивое с первого взгляда. Красивый вид, красивая одежда, красивое тело, красивое лицо — вещи, с которым он имеет дело достаточно часто, так что большую часть времени подобные наблюдения всплывают в его мыслях автоматически.             — Да, я… Адриан, — кивает он, неуютно перетаптываясь.             — Мадам Бюстье попросила меня закрыть этот кабинет, — говорит он, поднимая ключи выше, показывая их ему. — Так что я просто вынужден попросить тебя выйти.             Мужчина протягивает одну раскрытую ладонь в его сторону, а второй хватается за ручку двери, и то, как уверенно он это делает, просто автоматически заставляет Адриана беспрекословно послушаться и вложить свою руку в протянутую ему ладонь. Он чуть тянет его на себя, из-за чего Адриан получает немного дополнительной кинетической энергии, и они оба оказываются в коридоре за дверью, которую неопознанный мужчина закрывает одним ловким движением руки.             — Мадам сказала, что ее класс должен быть пуст, у ее студентов сейчас химия в практическом классе, — размышляет месье перед ним, пока у Адриана перезапускается мозг. — А ты должен быть в библиотеке.             — Я… не знаю, где она находится, — наугад отвечает Адриан, уже постфактум понимая, что это, в общем-то, правда. Он не помнит, чтобы кто-нибудь вчера показывал ему, где находится библиотека.             Мужчина, вопросительно поднимая бровь, опускает голову, чтобы посмотреть Адриану в лицо — он оказывается впечатляюще высоким. Примерно таким же высоким, как Маринетт, если даже не выше, и Адриану приходится задирать голову, чтобы говорить с ним.             — У меня нет урока прямо сейчас, — пожимает плечами он, осторожно хватая Адриана под локоть, разворачивая их обоих в сторону директорского кабинета. — Так что, скажи, ты не против, если я тебя провожу?             Они, на самом деле уже двинулись к… куда бы месье его ни вел — хотя он очень надеется, что все же к библиотеке, так что вопрос в его голосе и предложении исключительно формальный, понимает Адриан.             — Хорошо, — кивает Адриан. — Спасибо большое, — добавляет он.             — Как дела? — снова заводит разговор мужчина, когда они спускаются по лестнице во внутренний двор. — Новая школа, новая обстановка, это должен быть твой второй день у нас — уже успел с кем-то подружиться или пока присматриваешься?             — Я… немного подружился с двумя своими одноклассниками, — отвечает Адриан, сцепляя руки в замок у себя за спиной. — Все вроде… очень милые со мной.             — Вроде, значит? — месье еще раз задумчиво осматривает его, разворачивая Адриана к лестнице по другую сторону от главного входа в лицей.             — Да?             Месье выдавливает для него улыбку, которую за последние десять минут Адриан еще не видел. Что-то очень осторожное, но будто проницательное. Эта улыбка вызывает у Адриана смутно-уловимое желание улыбнуться в ответ, и он себя даже не сдерживает. Он улыбается одними уголками губ, чувствуя себя немного неловко, но лучше, чем в любой другой момент за последние два дня.             — Извините, что не спросил раньше, — начинает Адриан, останавливаясь перед дверью, к которой месье потянул руку. Месье останавливается, оставляя руку на ручке двери, поворачивая к нему голову. — Как вас зовут?             Лицо месье перед ним на несколько секунд приобретает комично удивленное выражение лица, но потом это лицо становится попроще.             — Юкимура Юро, — наконец представляется ему месье, и целую секунду мозг Адриана отказывается думать вообще. Что из этого его фамилия?             — Очень приятно, — кивает Адриан, думая только о том, насколько вежливой будет просьба кое-что уточнить. — А я Адриан.             За одно мгновение перед тем, как он назвал человеку, который уже знает его имя, свое имя, это казалось ему остроумным. В следующее мгновение ему становится за это стыдно.             — Мне тоже приятно с тобой познакомиться, Адриан, — месье, однако, не выглядит слишком разочарованным его правым полушарием и даже услужливо и энергично протягивает и пожимает ему руку. — Знаешь, тебе можно быть посмелее, — говорит ему месье Юро. Или месье Юкимура. — Это касается и твоего чувства юмора и вопросов, которые у тебя явно иногда возникают. Юкимура, если что, мое имя. Месье Юро звучит необычно, конечно, но это правильный вариант, — весело усмехается он.             — Спасибо, — вздыхает Адриан, тут же уточняя… — За уточнение, в смысле. Спасибо, что уточнили про ваше имя. И про обращение, — … и тут же жалея об этом.             — Всегда пожалуйста, Адриан, — кивает месье Юро.             — У вас очень… необычное имя, — говорит Адриан, уже исключительно для того, чтобы попытаться стряхнуть с себя то смущение, что волной окатило и чуть не смыло его домой.             — Японские. И имя и фамилия. Мой отец японец, — улыбается он, открывая дверь, перед которой они все это время стояли, преувеличенно вежливо предлагая Адриану войти.             — Очень красивое имя.             — И снова спасибо. А теперь пойдем, мадам Менделеева вытравит из нас с тобой душу, если ты слишком сильно опоздаешь к ней на урок.             Адриан впервые оказывается в библиотеке Франсуа Дюпон — и, что ж, библиотека оказывается внушительной. Два этажа, высокие, наполненные книжные полки, несколько компьютеров на втором этаже и столов для посетителей на первом.             — Месье Оли? — голос месье Юро громом разносится по безлюдному помещению, и, слишком близкий к источнику звука, Адриан вздрагивает, резко поворачивая к месье Юро голову. — Ой, прости.             — Ничего страшного.             — Господи, какой класс ты собираешься мучить своими фантастическими идеями на этот раз, — выходя из-за двери на втором этаже, отвечает мужчина.             Месье Оли, — догадывается Адриан, — оказывается настолько стереотипным библиотекарем, что это даже не начинает быть смешным. Большие квадратные очки в толстой оправе, аккуратная прическа, строгий, но скучный наряд, совсем немного сутулится — мужская версия Эвелины Карнахан перед встречей с Риком О`Коннелом.             — О, так ты не один, — лицо месье Оли, направленное к ним, декларирует всю скуку мира. — Чем-то провинился? — спрашивает месье у Адриана, выглядя уже чуть более дружелюбно. — Я жду ребенка.             — Я привел тебе именно того ребенка, которого вы ждете, месье.             — Эка, как официально, — цыкает месье. — Ты Адриан Агрест? — Адриан кивает, смущенный демонстрацией явно более личных отношений, нежели рабочих. — Пойдем, — он протягивает к Адриану руку, подзывая его к себе.             Адриан, конечно, идет.             Боковым зрением, когда они подходят к стойке библиотекаря на втором этаже, Адриан видит, как месье Юро выходит из библиотеки, и Адриан ужасается тому, как упустил возможность спросить у него, где находится кабинет мадам Менделеевы. Но, думает он, ладно. Большая часть кабинетов имеет окна в школьные коридоры — он может найти свой класс, заглядывая во все попадающиеся ему по пути окна.             — Итак, учебники здесь, — месье Оли указывает на невысокую стопку книг. — Практикумы здесь, — стопка тонких книжек в мягких переплетах выглядит внушительнее. — Большая часть этой стопки на уроках тебе уже не понадобится, они не для этого полугодия, твои одноклассники это уже прошли, но мадам Бюстье сказала, что твои родители настояли, чтобы приобрести всё.             Адриан кивает — это очень похоже на отца и Натали. Скорее всего ему придется пройти всё в качестве дополнительных заданий.             — А это твой читательский билет. В следующем учебном году его нужно будет продлить, но этим займется либо мадам Бюстье, либо президент вашего класса.             — Я… могу это все забрать? — месье Оли чуть хмурит брови, но кивает ему. — Я могу идти?             — Да, Адриан. Если тебе понадобятся какие-то дополнительные книги, это займет чуть больше времени: мне придется записать на тебя книжку в системе, чтобы я всегда знал, у кого сейчас находятся книги, но эти учебники твои родители купили, поэтому мне ничего от тебя не нужно. Они твои, — объясняет ему месье. — Ты можешь их забрать и идти на урок.             — Спасибо.             Месье помогает ему запихнуть книги в предоставленные ему сумки, когда месье Юро внезапно оказывается в поле его зрения.             — С таким количеством макулатуры тебе пригодится помощь, — влезает он, забирая у Адриана из рук одну из сумок. — Ты знаешь, в каком кабинете сейчас твой класс?             — Нет, — с облегчением отвечает Адриан, параллельно прощаясь с библиотекарем. Слава Богу ему не придется искать класс самому — эта перспектива ему не нравится даже с учетом того, что у него уже был какой-никакой план поисков.             — Тогда пошли.             Пока они идут, месье попутно объясняет ему, какие классы они проходят, куда ведут лестницы и двери, по которым он еще не поднимался и в которые еще не заходил — он все равно почти ничего не запоминает — и не проходит и пяти минут, когда они подходят к нужной им двери.             — Держи, — месье Юро передает ему сумку. — Я, пожалуй, не буду заходить с тобой — мадам Менделеева не очень-то меня жалует.             Адриан кивает, улыбаясь. Этой женщине и он сам не очень понравился.             — Спасибо за помощь.             — Обращайся, Адриан, — говорит он, уже уходя обратно в сторону библиотеки.             Мадам Менделеева встречает его недружелюбно, но и не слишком агрессивно — ее резкий голос говорит ему занять свое место, но больше она не обращает на него внимания. Он почти светится от радости, когда она решает не ковырять палочкой его самообладание.             Все перемены Нино услужливо помогает ему разобраться в учебниках и практикумах, объясняя, что ему еще будет нужно, а что больше не понадобится, попутно рассказывая про их преподавателей и то, как у них проходят уроки. Адриан с интересом слушает, как у Нино ничего не получается с математикой, что химия и физика не даются ему только потому, что Менделеева требует слишком много. Ему комфортно узнавать Нино в том темпе, который парень ему предоставляет. Слушать кого-то другого в принципе оказывается куда более приятно, нежели пытаться рассказывать о себе.             — Радует только то, что для Менделеевой я не худший в классе, — зевает Нино, когда они заканчивают с учебниками. — Грустно, конечно, что худший для нее Маринетт.             — В этом году он просто слишком часто опаздывал, — усмехается Алья, пока Маринетт со страдальческим стоном бьется лбом об парту. — Твоя вина.             — Моя вина, — без энтузиазма соглашается Маринетт.             В течение дня они с Маринетт почти не разговаривают, хотя часто пересекаются: он почти все время находится рядом с Альей, кроме того времени, когда никто из них не знает, где он. Маринетт также является хорошим другом самого Нино. И он вполне разговорчивый, когда дело касается этих двоих и почти всего остального их класса: так что оправдание “может Маринетт сам по себе не общительный” проваливается. Он только с Адрианом такой молчаливый.             Это кажется Адриану проблемой, пока он не понимает, что Нино все равно дружелюбно с ним общается: возможно то, что он не нравится его другу, не мешает самому Нино дружить с ним.             — Ну и куда ты пошел, а? — слышит Адриан знакомый голос из-за двери. — Урок начнется через три секунды, — в подтверждение тут же звенит звонок на последний урок на сегодня.             — Мне нужно в туалет.             — Ну беги, — без возражений легко говорит месье Юро, заходя в класс. — Привет, класс!             Класс приветствует месье Юро со средним уровнем энтузиазма, а Фр… Ким на задней парте уныло стонет, что замечает Адриан, весь остальной класс и месье Юро тоже замечает:             — Я знаю, что ты не рад меня видеть, Ким, но не делай вид, будто ты удивлен нашей встрече сегодня, — перекладывая стопку бумаги со своих рук на стол. — Вас предупреждали, что английский перенесен на сегодня. Так, насколько я знаю, у вас новенький, — взгляд Юро останавливается на Адриане. Месье дружелюбно машет ему ручкой и улыбается. – Но мы с Адрианом уже знакомы, а вы тем более, так что не будем халявить и тратить время. Натаниэль, отвлекись от альбома — ты сегодня дежурный. Ким, у меня для тебя хорошие новости: никаких тестов сегодня.             Урок английского проходит оживленнее любого другого урока за день, и у Адриана нет ни секунды на то, чтобы почувствовать себя неуместно в том месте, где он находится.

***

            — У него есть йо-йо, и, о мой Бог, как же хорошо он им владеет, — Роуз звонко смеется, когда они, в этот раз большой компанией, выходят из дверей школы. Адриан тут же вылавливает взглядом машину Гориллы.             Алья начинает говорить о ЛедиБаг еще с середины последнего урока. В какой-то момент кружок людей вокруг нее настолько увлекается, что месье Юро вставляет в их обсуждения свое мнение, и до конца урока ей приходится-таки замолчать. Несмотря на то, что к герою города все относятся единогласно положительно, говорить о нем и строить теории заговора становится слишком утомительно уже на десятой минуте разговора. Не столько из-за отсутствия интереса, сколько из-за неспособности зацепиться за что-то новое. Адриан узнал об этом совсем недавно — вчера — и ему все еще интересно, но даже он успел несколько раз послушал одно и то же.             Когда Адриан уже прощается со своими одноклассниками, стоя около машины вместе с Нино — потому что Нино, видимо, решил, что он будет прощаться с ним в действительно самый последний момент — мимо них проносится… что-то.             Что-то большое и эксцентрично яркое, но агрессивное настолько, что от неожиданности Адриан вскрикивает. Они с Нино на инерции собственного страха падают и бьются головами и друг об друга и о дверцу машины Гориллы. Боль не такая сильная, чтобы ослепить его, но достаточно неожиданная, чтобы он на несколько секунд впал в смятение.             — Ты в порядке?             Адриан поднимает голову, встречая своим взглядом чужой — уверенный, но озабоченный, а потом их с Нино поднимают на ноги.             — Да, — кивает Адриан, не отрывая взгляда от лица напротив себя.             При личной встрече ЛедиБаг выглядит аляповато, но завораживающе. Внешний вид парня перед ним странно комбинирует в себе растрепанность и вальяжность, когда дело касается его прически и тех положений, которые принимает его тело, и элегантную строгость, которую можно заметить в его силуэте в целом и глазах.             — Да, я… мы в порядке. Да? — спрашивает Адриан у Нино, который, вообще-то, упал вместе с ним.             — Отлично. Хорошо. Мне пора.             Адриан пытается провожать взглядом фигуру ЛедиБаг, даже когда Горилла упрямо заталкивает его в машину, чтобы увезти домой.

_____________________

Молча слушать — вообще была моя основная стратегия взаимодействия с людьми.