Улыбка грустного клоуна

— Ты уверен, что это хорошая идея? — робко спросил Ютака, шагая за другом и постоянно оглядываясь на уходящих посетителей цирка. — А что тут, собственно, плохого? — усмехнулся Таканори и прибавил шагу. Они шли вдвоем по почти опустевшим коридорам здания цирка, изредка натыкаясь на суетливых, явно чем-то озадаченных взрослых и маленьких, одиноко плачущих в сторонке детей. Ютака замедлился и посмотрел на одного из них широко раскрытыми, полными искреннего сочувствия глазами. — Это они после Него… такие? — вполголоса спросил он у Таканори. Тот лишь недовольно закатил глаза и схватил друга за руку, утаскивая дальше за собой. — Брось, наверняка просто отбились от родителей. Или ревут, что им не купили безделушку из тех киосков. Нет нам до них дела. Пойдем! Ютака тяжело вздохнул, но все же послушно пошел за другом дальше. — Вот зачем он тебе, Така? Ты на представлении на него не насмотрелся? — Он все еще пытался остановить товарища. — Да что такое представление? — Таканори поморщился аки заядлый скептик. — На представлениях он — для всех. А вот что за кулисами… — Он мечтательно поднял взгляд к потолку, жестикулируя всю важность указательным пальцем. — Это тайна за семью печатями. И именно ее я и хочу разгадать. — И что же ты хочешь там увидеть? Какой он без грима и голышом? — спросил Юта. Таканори остановился. — Ты идиот. — Он выдержал паузу. — Я хочу увидеть улыбку грустного клоуна. — Ты сумасшедший… На это заявление паренек лишь отмахнулся и встряхнул кудрявыми волосами цвета спелого молодого каштана. — Идем. После долгих скитаний по почти опустевшему цирку, парни наконец нашли то место, куда очень долгое время так мечтал попасть Така. Святая святых всей цирковой индустрии — кулисы. Огромное, старое помещение, в котором всегда бардак, полумрак, запах пота и лака для волос. На обшарпанных стенах исписанные и исчерканные листы с расписанием и программой репетиций и выступлений. Разнообразный инвентарь: обручи, булавы, мячи самых разных размеров, плети для диких зверей, какие-то ножи, внушительных размеров ящики. Все это стояло/лежало/валялось бесхозным мусором на грязном, засаленном полу. У любого нормального человека подобные сцены не вызывают ничего, кроме отвращения. Но у Таканори они вызвали чувство необъяснимого восторга. Он рассматривал помещение широко распахнутыми темно-карими глазами и, чуть приоткрыв рот. Ютака же лишь боязливо озирался по сторонам. — Юта, ты чего такой? — Така повернулся к своему другу и одарил его насмешливым взглядом. — Какой? — спросил тот, даже не пытаясь скрыть столь ярко отразившееся на его лице чувство испуга. — Что так напугало тебя? Черноволосый мальчишка ответил не сразу, выдержав довольно продолжительную и напряженную паузу. — Чертова тишина. В этот момент откуда-то из дальнего темного коридора отчетливо послышались тяжелые, несомненно мужские шаги. — Скроемся! — шикнул Така и, схватив друга за руку, утащил за один из огромных и грязных деревянных ящиков. Они живо присели на корточки и с особым любопытством выглянули из-за этих коробок, устроив тем самым хорошую щекотку своим нежным подростковым нервишкам. — Наверное, это он! — восторженно шепнул Таканори. — Кто? Из-за старого занавеса показался довольно высокий мужчина в монохромном клоунском одеянии и огромных, тяжеленных, похожих на армейские, сапогах. — Уруха… Это имя Така произнес с каким-то особенным придыханием, будто вздохом беспросветно влюбленного мальчишки. — Тот самый, чью улыбку ты хочешь увидеть? Мужчина шел, неколебимо смотря в одну точку, и шел к намеченному месту, явно не обращая внимания ни на что вокруг. Белое, с очерченными черной краской чертами, лицо как всегда выражало необъяснимую тоску. Буквально каждая клеточка его будто бы была пропитана глубокой печалью. Висела на нем, как тяжкое бремя и отражалась в глубоких угольных глазах, аккуратно затененных и вычерченных подводкой. Таканори смотрел на него, словно очарованный. Загипнотизированный следил за каждым движением, за каждой развевающейся от легкого ветерка прядью черных волос, наполовину упрятанных под того же цвета цилиндр. Он повернулся к другу и возбужденно шепнул, даже чуть жмурясь. — Да. Юта смотрел на артиста с опаской. — Почему же он никогда не улыбается? Даже за кулисами… — Именно это я и хочу узнать, — ответил Така и, едва объект его фанатичного внимания скрылся в другом (очевидно, ведущем к гримерным) коридоре, приподнялся и медленно последовал за ним. За таинственным грустным клоуном. — Эй! — Ютака дернул друга за рукав рубашки. — Ты серьезно собираешься пойти за ним?! — Ну да. Пойдем! Таканори было потянул Юту за руку за собой, но тот резко отдернул руку и отошел. — Считай меня трусом, но туда я не пойду. — Да что с тобой? — Така насупился, глядя на откровенно испуганного товарища. — Пошли! Не бойся. Я же рядом. — Черт его. Я пошел отсюда. И тебе туда ходить откровенно не советовал бы, — выпалил Юта и, махнув рукой, живо зашагал прочь. — Сумасшедший. — Ну и иди! — тихо, но злобно рыкнул Таканори. — Зачем вообще соглашался. Ютака обернулся, чтобы еще раз остановить друга, но опоздал. Тот уже скрылся за дырявым, плотным темным занавесом. Коридор, в который попал Таканори, оказался еще темнее предыдущего. Ни единого источника света. Только желтая полоса от открытой гримерной в самом конце. Сам не зная почему парень сильно замедлил шаг, практически крался к такому манящему свечению, прислушиваясь в этой зловещей тишине к робкому плеску воды и мерному потрескиванию… свечи? Така подошел к цели и осторожно припал к дверному косяку. Артист сидел спиной к нему при тусклом свете давно и изрядно подтаявших восковых свечей в старинном кованом канделябре и смывал с лица белый грим, оставляя лишь черноту, строго обрамлявшую его губы и глаза. «Уруха-сама…» — пронеслось в мыслях у Таки. Вдруг артист приостановил свои действия и посмотрел в зеркало в немного другом направлении, встречаясь прямо со взглядом Таканори. Паренек неожиданно понял, что его заметили, и уже хотел убежать, но Уруха лишь слабо кивнул головой и одобрительно подмигнул его отражению. Вот оно то, о чем так давно мечтал Таканори. Цель так близка! И не хватает лишь одной-единственной, но самой важной детали. Ради которой он простаивал километровые очереди за билетами. Ходил на представления не один, и не два, и даже не пять раз, только ради возможности увидеть его вновь. Это печальное лицо с полными боли и тоски черными глазами, что смотрели на него сейчас куда мягче, чем с цирковой арены. «Боже мой… Ты и вправду прекрасен…» — думал Таканори, глядя на него через зеркальный холод. Уголки черных губ оставались неподвижны, а сам Уруха с легким, но явным смущением, чуть опустил голову, все так же не отрывая взгляда. «Почему ты никогда не улыбаешься? Пожалуйста, улыбнись… хотя бы один разочек… — мысленно взмолился Така, глядя на артиста едва ли не влюбленным взглядом. — Ты же такой красивый…» — Красивый? — низко мурлыкнул Уруха, не разжимая губ. Сердце Таки замерло в томительном ожидании. «Пожалуйста… улыбнись», — вновь взмолился он. Артист ничего не ответил. Лишь утвердительно кивнул и выпрямился. Уголки губ медленно поползли вверх. Вверх, разрезая собою даже кожу под скулами. Вверх. До самого края. Рот, до последней клеточки вооруженный остро заточенными клыками. Страшнее, чем у самого Чешира. Теплый взгляд черных глаз медленно, но верно менялся и вселял в юное сердце неповторимый ужас. Бежать Таканори уже не мог. Тело сковала неведомая сила, не дававшая сдвинуться даже на миллиметр. Абсолютная парализованность. Могильная тишина. Улыбающийся клоун осторожно поднялся со своего места и медленно направился к мальчику…