Ками.

      Спириту Албарну до одури хочется курить.       Палата простая, одиночная, на другом конце страны. С белыми стенами, белым потолком, белыми простынями. С докторами в белых халатах и белыми ромашками на прикроватной тумбочке.       Только глаза зеленые по-прежнему.       - Как ты?       Вопрос уже к чертям ненужный, бесполезный, дежурный, чтобы тишина не душила и не давила так сильно.       - Ну… Так.       И ответ, каждый раз один и тот же.       Так себе.       Никак.       Как обычно.       А ведь раньше было я в порядке, и я справлюсь.       На голове у нее – цветастая бейсболка, скрывающая отсутствие великолепных русых волос, руки – тонкие, худые, бедные, как простынь.       И зеленые искорки тлеют в глазах.       Мака Албарн уверена, что ее отец – мудак и бабник. Что мать, не выдержав, хлопнула дверью и уехала в кругосветку, обещая писать и не забывать.       Эта легенда работает идеально. Идеально до такой степени, что Спирит уже даже не чувствует обиды, глядя в злые глаза дочери. Он заслужил.       Тем, что не углядел.       Тем, что не настоял на походе в больницу.       Тем, что его жена лежит в одинокой палате и считает дни, вместо того, чтобы пить чай в их уютной гостиной.       Он все это заслужил.       Спирит садится на табуретку и роняет голову на грудь. Пальцы мнут сигаретную пачку, плечи дрожат, а слова никак не хотят вылезать из горла.       - Вы справитесь, - шепчет слабым голосом Ками Албарн, глядя в потолок. – У вас все получится и без меня.       Спириту в сердце вонзается миллионная иголка.       Он подписывает открытки для дочери почерком своей жены и улыбается проходящим мимо дамам.       Легенда должна жить. Даже когда в палате становится пусто, а от врача слышится сухое «мы сделали все, что могли». В мире, где существуют люди-косы, никто не может вылечить рак.       Шинигами уносит эту тайну с собой. А Спирит – хранит под сердцем.