Залог хорошего сна

      Квай-Гон не спешил просыпаться, зная, что находится в безопасности и можно забыть про бдительность. Рядом все еще спал падаван, закинув на него руку и ногу — узкая койка была единственным спальным местом на всем дипломатическом корвете.       Сегодня был последний день в пути, и уже следующую ночь они проведут на Корусанте, наслаждаясь горячей пищей, вином и чистой одеждой и предвкушая несколько недель среди благ цивилизации.       И всё же Квай-Гон поймал себя на том, что жалеет о завершении миссии. А поскольку подобное явно противоречит здравому смыслу, он решил тщательней обдумать этот вопрос.       Последние пять недель прошли в бесконечных перелетах и переговорах между тремя звездными системами в попытке восстановить расколотый союз. От обеих сторон выступало несколько партий, каждая считала необходимым участвовать в переговорах, но все они отказывались встречаться друг с другом лично, а религиозные запреты не позволяли им использовать голосвязь. В итоге Квай-Гону с Оби-Ваном приходилось непрерывно курсировать между шестью планетами.       Это было задание не для такой маленькой команды, и при обычных обстоятельствах Орден бы отправил не меньше четырех умелых дипломатов. Но злосчастная вспышка дантарийского гриппа на Корусанте значительно ослабила ряды джедаев, и вся тяжесть этой миссии легла на плечи двоих посредников.       Дни их были наполнены ожесточенными переговорами, а ночью корвет вёз джедаев на следующую встречу, где Квай-Гон говорил и слушал, и обсуждал, и убеждал, и унимал, и предлагал компромиссы, и боролся с желанием придушить кого-нибудь для пользы дела. Но теперь все уже позади: дебаты окончены, разногласия преодолены, последние формальности улажены.       Крошечный кораблик, который сейчас мчал их на Корусант, за последние пять недель стал им домом. Койка на борту была всего одна, и Квай-Гон делил ее с Оби-Ваном. Пилот корвета, миниатюрный денебианец, спал, свернувшись калачиком, прямо в своем кресле, да и в остальное время был весьма неразговорчив. Это была странная, неприкаянная кочевая жизнь.       И неожиданно для себя Квай-Гон заметил одну странность: на борту тесного судёнышка ему спалось слаще, чем в просторной и мягкой постели на Корусанте, и просыпался он здесь всегда бодрым и жизнерадостным.       Рядом слегка зашевелился ученик, значит, уже выныривает из объятий сна и скоро начнет потягиваться, словно кот.       — Падаван, — прошептал Квай-Гон, проверяя, насколько Оби-Ван проснулся.       — Мммф, — было ему ответом. Как понял Квай-Гон, в данном контексте звук означал, что Оби-Ван все-таки достаточно проснулся, чтобы слушать, но не настолько, чтобы говорить самому.       — Я в некоторой растерянности, — сказал Квай-Гон, убедившись, что ученик обратил на него внимание. — Наше путешествие нельзя назвать комфортабельным, а эта каюта еще теснее, чем нам попадаются обычно, и все равно я каждый день просыпаюсь отдохнувшим и готовым ко всему. Как ты это объяснишь?       Оби-Ван плавно потянулся; его сходство с кошачьими не переставало восхищать Квай-Гона.       — Я всегда с вами сплю лучше, чем один, — пробормотал Оби-Ван куда-то ему в грудь.       Такой вариант раньше не приходил Квай-Гону в голову.       — Думаешь, дело в нашем соседстве? — спросил он.       — Конечно, — ответил уже окончательно проснувшийся падаван. — Во всяком случае, для меня, — он приподнялся на локте и посмотрел на учителя. — Когда меня прижимает к этой надежной стене, которая у вас зовется грудной клеткой, в ушах раздается ваше сердцебиение, ваши руки обнимают меня… это очень успокаивает. Я почти как в материнской утробе.       — Понятно, тебе спокойно спать рядом со мной… Но чем ты объяснишь, что рядом с тобой мне тоже спится лучше? — спросил Квай-Гон, привыкший прояснять вопрос до конца.       Оби-Ван снова пристроил голову на груди мастера:       — Не знаю, может быть, я — ваш плюшевый вуки.       Квай-Гон улыбнулся, вспомнив карапуза Оби-Вана и его мягкую игрушку.       — Значит твоя теория в том, — подвел он итог, — что тебе лучше спится со мной, чем одному, потому что я твоя мамочка, а мне с тобой — потому что ты моя любимая сплюшка-игрушка?       — У вас есть версия получше? — спросил Оби-Ван.       — Нет, не то чтобы… вообще-то, в твоей теории есть зерно здравого смысла, — задумчиво произнес Квай-Гон.       — Ладно, если вы не возражаете, Мастер, то до Корусанта нам лететь еще часов пять, и пару из них я бы поспал. С вашего разрешения, конечно, — Оби-Ван уже дремал.       — Отличный способ провести время, Падаван, — согласился Квай-Гон, обнимая ученика и чуть крепче прижимая к себе. — Мой плюшевый Оби, — тихо усмехнулся он.       И тоже закрыл глаза.       

***

      На Корусанте была ночь. Еще днем Квай-Гон с Оби-Ваном отчитались перед Советом о выполненном задании, и Совет остался доволен. Ужин был горячим, добавка — без ограничений, а компания приятелей в обеденном зале — общительной и веселой.       Теперь, добравшись до своих комнат, они приходили в себя. Квай-Гон принял душ, надел старую тунику, ту самую, что немного поистерлась у ворота, и наконец-то предался своему любимому порочному удовольствию — чтению романа из «Звезды Корусанта». Оби-Ван вскоре после ужина ушел на дружеское фехтовальное состязание и час назад вернулся с победой. Какое-то время он разбирал накопившуюся в его отсутствие почту, а сейчас лениво валялся на полу и, судя по всему, ни о чем особенно не думал.       Решив, что уже довольно поздно, Квай-Гон отложил свое чтение, со смутной ностальгией вспоминая слишком узкую койку, на которой провел прошлую ночь. Взглянув на задремавшего падавана, улыбнулся.       — Оби-Ван, — мягко сказал он.       Тот открыл глаза.       — Знаешь, Падаван, — продолжил Квай-Гон после секундного колебания, — единственная причина, по которой на Корусанте мы должны спать раздельно, это если один из нас так хочет. Я не хочу. А ты?       — Хочу ли я спать один? — Оби-Ван, казалось, удивился вопросу. — Нет. Не хочу. Терпеть не могу, если честно.       — А ты бы спал со мной? — спросил Квай-Гон, размышляя, а не поднял ли он снова вопрос, закрытый пять лет назад.       — Конечно. Это предложение? — на лице Оби-Вана читалась надежда.       — Да, предложение. Разделим мою кровать, Падаван?       — С удовольствием, Мастер, — радость Оби-Вана была неприкрытой.       — Что ж, я как раз собирался укладываться, — Квай-Гон поднялся. — Присоединяйся ко мне, когда захочешь.       Оби-Ван неожиданно смутился.       — Я и сам думал пойти спать, — проговорил он. — Если вы не против…       Квай-Гон только улыбнулся и вышел из комнаты, оставив Оби-Вана идти следом.       

***

      За окнами рассвело, и Квай-Гон понемногу начал просыпаться. Он был счастлив этим утром; теория Оби-Вана определенно получила подтверждение. Квай-Гон крепче обнял ученика и уткнулся лицом в его волосы.       Он почти не удивился своей утренней эрекции — вполне обычный результат, когда всю ночь к тебе прижимается красивый юноша. Особенно когда к этому юноше ты столь не равнодушен.       Квай-Гон любил Оби-Вана так давно, что иногда ему казалось, будто он родился с этим чувством. Но на самом деле еще и восьми лет не прошло с тех пор, как он смирился с неизбежным, позволив маленькому юнлингу стать своим падаваном.       Квай-Гон с легкой грустью вспомнил, как подростком его ученик был в него влюблен.       

***

      Падаваны нередко влюбляются в своих учителей. Настолько не редко, что Квай-Гон даже знал мастера, который заработал легкую депрессию из-за того, что его падаван за все время ученичества не проявил никаких признаков влечения.       Так что все мастера умели разглядеть влюбленность и бережно с нею справиться. Но, как на личном опыте обнаружил Квай-Гон, даже если ты к такому готовился, это все равно потрясение.       Он мог с точностью до минуты сказать, когда чувства Оби-Вана к нему стали чем-то большим, чем просто симпатия ученика. Это произошло на ежегодном турнире. Квай-Гон с Оби-Ваном только что одержали победу в фехтовании среди пар мастер-падаван. Соревнования были жаркими, в финальном раунде они противостояли хорошо слаженной команде, и Оби-Ван оказался самым юным финалистом в этой категории.       Приняв поздравления от приятелей, Квай-Гон повернулся к Оби-Вану и, взяв его лицо в ладони, произнес:       — Мне становится все сложнее и сложнее не показывать, как сильно я горжусь тобой, Падаван.       На раскрасневшемся лице Оби-Вана мелькнуло удивление. Вряд ли из-за того, что мастер гордится им? Но опрометчивая вспышка его эмоций уже все объяснила Квай-Гону. Он на мгновение словно бы увидел себя глазами Оби-Вана — волосы живописно растрепаны, обнаженные шея и грудь блестят от пота, взгляд полон гордости и нежности. Еще до того, как Оби-Ван захлопнул щиты, Квай-Гон понял, что ученик только что превратил его в божество.       Оби-Ван немедленно смутился от того, что выдал себя, но Квай-Гон сумел сгладить эту неловкость: обнял его за плечи и повел принимать почести. Оби-Ван быстро взял себя в руки и с тех пор ни разу не говорил о случившемся.       Следующие несколько недель все шло своим чередом, хотя Квай-Гон время от времени чувствовал на себе испытующий взгляд. Но на одной из миссий они оказались на волосок от смерти, и вот оно — признание.       Они только что чудом вырвались из вражеского окружения и на сенатском корабле возвращались обратно в Храм. Оби-Ван все еще не мог прийти в себя от того, что еще чуточку — и бластерный выстрел оставил бы его без мастера. И как только они остались наедине, он упал перед Квай-Гоном на колени и признался в любви.       Сбивчивые слова, слепое обожание, красота юного Оби-Вана — удержаться было почти невозможно. Квай-Гону невероятно хотелось взять то, что ему предлагали, но он понимал: поступить так значит злоупотребить своим положением.       Так что он сел рядом с учеником, обнял его, заверил, что тоже его очень любит и мягко, как полагалось, отказал. Сотни лет опыта научили джедаев, как отклонять падаванские влюбленности, и Квай-Гон хорошо знал, что говорить и почему. Например, он ни слова не произнес о юности Оби-Вана — это было бы неуважением к его чувствам и, вдобавок, дало бы повод считать, что когда-нибудь в будущем у него появится больше шансов. Падаваны, убежденные, что мастера не отвечают им взаимностью только из-за возраста, часто становились болезненно зависимы.       Квай-Гон был рад, что на той миссии им снова пришлось спать в одной кровати — в таком вопросе любая отстраненность может привести к труднопреодолимым последствиям. Пусть Квай-Гон и отказал ему, но они снова засыпали вместе, и Оби-Ван перестал так остро чувствовать смущение и неловкость. Лежа в объятиях мастера, он пробормотал: «Я на самом деле люблю вас. И всегда буду». Квай-Гон дорожил этими словами.       

***

      Теперь, пять лет спустя, Квай-Гон был совершенно уверен, что Оби-Ван все еще его любит. Только не знал, какой именно любовью. Собственные чувства он изучил обстоятельно и не сомневался в них. Оби-Ван был не только его дорогим учеником, он был его самой большой и сокровенной страстью. Мастерам запрещено делать первый шаг в отношениях с их взрослыми падаванами. Но если бы Оби-Ван сам проявил инициативу, на этот раз Квай-Гон без колебаний принял бы его предложение.       Квай-Гон почувствовал, как, повернувшись к нему, просыпается Оби-Ван. Он с воодушевлением обнаружил, что ученик возбужден ничуть не меньше его самого. Оби-Ван уткнулся лицом ему в шею, и Квай-Гон одновременно услышал и ощутил кожей, как тот тихо рассмеялся.       — Оби-Ван? — мягко спросил он.       — Мы не учли один недостаток совместного сна дома, — приглушенно ответил Оби-Ван. — Здесь у нас есть личное пространство, которого обычно не бывает в поле.       — И это плохо, потому что?..       — Потому что ну совсем ничего не мешает… моим неподобающим реакциям на вашу близость, — ответил Оби-Ван и для наглядности потерся пахом о бедро мастера.       Квай-Гон снова изобразил легкое недоумение:       — Неподобающим?       Оби-Ван приподнялся на локте и сердито уставился на мастера. Но взгляд его потеплел, когда он не увидел в голубых глазах ничего, кроме тихой нежности. Квай-Гон ласково погладил его по щеке.       Оби-Ван на мгновение прикрыл глаза, издав озадаченное «Мастер?», но осмелел, почувствовав, как палец Квай-Гона скользит по его губам. Наклонившись, он легко поцеловал мастера, готовый отстраниться при первом намеке на неодобрение или желание отодвинуться. Но ни того, ни другого не последовало, и он осторожно просунул язык в податливый рот мастера, пробуя и лаская. И всё ещё ни одного признака недовольства.       Прервав поцелуй, Оби-Ван прижался щекой к щеке Квай-Гона и прошептал:       — Я не понимаю. Последний раз, когда мы об этом говорили…       — …был пять лет назад, Падаван, — напомнил ему Квай-Гон.       Оби-Ван поднял голову и внимательно посмотрел в лицо мастеру. В его собственном взгляде мешались недоверие и надежда, но он не отваживался на большее. Ему нужно было знать наверняка.       — Оби-Ван, — прошептал Квай-Гон, проводя рукой по волосам юноши, задерживаясь на затылке и шее, — спроси меня снова.