Отмеченный пламенем / Marked by Flame

На внутренней стороне моего запястья остался треугольный ожог. Краснота уже сходит, она уже не такая яркая, как была сперва. Боль тоже отступила, теперь кожа в этом месте просто стала чуть грубее и порой чуть саднит. Но скоро и это пройдёт, о чём я глубоко сожалею. Если б я только мог остановить здоровые клетки, которые нарастают под повреждённой кожей. Я бы предпочёл сохранить ожог, как напоминание о том, что мы пережили той ночью, но знаю, ты не допустишь такого потворства глупым желаниям. Однако ты не сможешь стереть мои воспоминания, которые я прокручивал так часто, что они врезались в память, и останутся там даже тогда, когда омертвевшая кожа уже сойдёт с запястья. И что бы ты ни делал, на моей руке всё равно останется шрам. Надеюсь, он станет видимым воплощением того неизгладимого следа, который ты оставил на мне в ту ночь… Вот я стою на коленях в незнакомом зале. Я совсем один, и прислушиваюсь в ожидании твоих шагов. Меня удивляет, почему ты отправил меня в дальнее крыло храма, в этот зал, не похожий на всё, что я здесь видел. В этом зале почти ничего нет, кроме странного стола с металлическими ящичками в самом центре. Здесь царит неприятный запах антисептика. Стены и пол выложены плиткой, и ничто не удерживает тепло. Я дрожу от холода, тонкие волоски на руках встают дыбом в слабой рефлекторной попытке сохранить тепло обнажённого тела. Я жду, слушая звук собственного дыхания. И наконец, когда я уже различаю пульсацию собственной крови, раздаётся стук каблуков по мраморной плитке. Ритм этих шагов я узнал бы из тысячи. Ты останавливаешься перед дверью, и лишь спустя бесконечно долгую секунду я слышу, как щёлкает замок. Я склоняю голову, ожидая, что ты обратишься ко мне, когда войдёшь. - Ты доверяешь мне, падаван? Вопрос так пугает меня, что я поднимаю глаза без разрешения. - Конечно, учитель! – отвечаю я. Ты стоишь передо мной, скрестив руки на груди, приподняв одну бровь. - Насколько? – спрашиваешь ты. - Я готов доверить тебе свою жизнь, - не подумав, выпаливаю я простую истину. Ты киваешь, но почему в твоих глазах я вижу сомнение? Ты не предлагаешь меня согреть, а твой голос холоден, как этот зал. - Ты готов доверить мне свою жизнь? - Учитель? – не понимаю я смысл повторного вопроса. - Можешь встать, падаван, и посмотреть на меня. Я выполняю твой приказ, но с трудом встречаюсь с тобой взглядом. Разве я дал тебе повод сомневаться в моей преданности? Я припоминаю последнюю пару дней, но между нами вроде не было ничего необычного. - Ты готов доверить мне свою жизнь?- повторяешь ты и подаёшься вперёд, приподнимаешь мою руку и рассматриваешь её, - А часть своего тела? Твои пальцы поднимаются по моей руке к плечу и возвращаются вниз, словно оценивая кусок мяса. Часть моего тела? - Учитель, я готов доверить тебе каждую его клеточку, - отвечаю я, стараясь не выдать растерянности. Но как только я подтверждаю свою преданность, в мои чувства вторгается странный лекарственный запах и жутковатый вид металлического стола. Мозг пронзает мимолётное видение - однорукий падаван пытается удержать равновесие в поединке на световых мечах. Где-то у основания позвоночника рождается дрожь страха и ползёт вверх по спине. Это не укрылось от твоего проницательного взгляда. - Да, падаван. Сегодня мы должны испытать твою уверенность, - медленно киваешь ты, и указываешь на стол, - Ложись. Металл отвратительно холодит кожу. Я ложусь посредине того, что вряд ли можно назвать кроватью, и смотрю в потолок, не в силах предугадать, что меня ждёт. Я уже проходил испытания. Сталкиваясь со сложными заданиями, порой потрясавшими меня до глубины души, я всегда познавал нечто новое. И каждый раз наша привязанность только крепла. Но в этот раз всё иначе. Ты кажешься холодным и рассудительным, почти зловещим в своей решительности. Кажется, что страх вот-вот парализует меня, но я не позволяю воображению взять верх. Я делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь на том, что твёрдо знаю, чтобы отвлечься от неизвестности. Ты мой учитель, которого я люблю больше всех во Вселенной. - Ты подготовился именно так, как я велел? - Да, учитель. Я вымылся и побрился, не пользуясь ни кремом, ни лосьоном. - Очень хорошо, - резко киваешь ты и принимаешься за дело. Твои движения так отточены, что я понимаю – ты тщательно готовился к этому испытанию. Ты выдвигаешь по бокам стола узкие длинные подставки, и кладёшь на них мои руки. Холодная стерильность помещения усиливает моё беспокойство. Часть моего тела? Я мысленно тянусь к тебе, ища успокоения в наших узах, но твой разум закрыт от меня. Отстранён. Я доверяю тебе. Правда. Я концентрируюсь на дыхании. Ты наклоняешься, и я слышу, как открывается дверца стола. Поднявшись, ты ставишь на ещё одну выдвижную подставку у ног металлический поднос. Я не могу рассмотреть, что на нём, но уверен – ты приготовил его в ожидании этого момента. Ты проходишь через зал и скрываешься из поля моего зрения. Я заставляю себя не поднимать голову, чтобы увидеть, чем ты занят. Я должен лежать неподвижно. Я должен повиноваться. Я слышу шелест ткани, и когда ты возвращаешься, мельком замечаю мускулы на твоей обнажённой груди. Ты подходишь к подносу, и я слышу, как чиркает спичка. Чувствую едкий запах дымка от неё. Когда ты наконец обращаешь на меня внимание и подходишь ближе, в твоих руках я вижу свечу. - Огонь, падаван. Ты знаешь, что огонь вызывает первобытный страх у всех разумных существ в галактике? У меня перехватывает дыхание. Язык отказывается повиноваться. Огонь? Я чувствую, как у меня подводит живот. - Падаван, я задал тебе вопрос. - Да, учитель, - с трудом шепчу я. - Сегодня мы испытаем твоё доверие, пламенем и его действием. Ты отводишь взгляд. Умоляю, не отворачивайся! - Перевернись. Я медлю в нерешительности, желая понять, желая услышать от тебя, что испытание окончено, но уступки здесь невозможны. Медленно я подчиняюсь, хотя мысленно представляю, как спрыгиваю со стола и несусь к двери, как бегу по коридору, ищу хоть кого-нибудь, кто мог бы защитить меня от безумного учителя. Но вместо этого я закрываю глаза и жду, сосредоточенно стараясь замедлить бешеное сердцебиение. Я доверяю тебе. Правда. Ты подсовываешь мою косичку под плечо, и осторожно проводишь ладонью по спине, словно оценивая, обладает ли моя кожа какими-то неизвестными мне свойствами. Я перебираю воспоминания о предыдущих уроках. Ты никогда не давал мне испытаний превыше сил, но это отличается от других. Я ещё никогда не чувствовал, что ты сомневаешься в моей способности выдержать испытание. Твои сомнения подпитывают мои. Огонь. Извивающееся, жгучее пламя. Где-то на грани моего сознания перед внутренним взором маячит образ уродливых шрамов, но я не позволяю ему обрести форму. - Ты готов, падаван? Я должен говорить правду. - Нет, учитель. Мне страшно, - отвечаю я. - Испытания бывают трудными, - ты кладёшь руку мне на плечо, но твой голос суров, - Это вопрос доверия. Ты ждёшь, давая мне время, но я не нахожу в своих мыслях ответа. - Мне продолжить? Что ещё мне сказать? - Да, учитель. Ты размазываешь по моей спине ледяную жидкость, из стороны в сторону, вверх и вниз, словно красишь мою кожу. Холод пронизывает меня. Я ощущаю резкий запах, который должен быть мне знаком, но я не могу его распознать. Мне уже кажется, будто органы чувств отказывают, пытаясь ограничить давление на психику. Мне хочется закричать. Что ты со мной сделаешь?! Скажи, скажи мне!!! Но я доверяю тебе. Правда. Я открываю глаза. Мне нужно видеть, что меня ждёт. Ты опускаешь свечу. Я чувствую, как на кожу падают горячие капли воска… и вдруг по всей спине разбегаются язычки пламени. Я скорей слышу их, чем ощущаю. Свист кислорода, питающего пламя. Это лишает меня последних капель самообладания, которые я только способен собрать, чтобы не закричать. Кажется, я вот-вот обмочусь. Но ты бросаешь мне на спину плотное одеяло и всё заканчивается так же внезапно, как началось. Способность дышать возвращается ко мне лишь спустя бесконечно долгое мгновение, и я хватаю воздух ртом. Я обращаюсь к своим ощущениям в ожидании того, что вроде бы должно произойти, но где боль? Где агония? Я чувствую лишь небольшое жжение, словно один язычок пламени ещё не погас на плече, но понимаю, что туда всего лишь упала капля воска. Я дрожу. Напряжение схлынуло, но облегчение длится недолго. Испытание ещё не окончено. Ледяная жидкость возвращается, но теперь ты размазываешь её по моим ягодицам. Из стороны в сторону, вверх до талии и вниз к бёдрам. Нет, только не туда! Я ещё стерплю огонь на спине, но чувствительная кожа точно не выдержит пламя. Я открываю рот, чтобы возразить, но в голове звенит твой голос: «Ты мне доверяешь?» Я стискиваю кулаки и закрываю глаза. Я доверяю. Вновь на кожу падают горячие капли воска, и на этот раз я кричу. Вопль страха срывается с моих уст. Но я закрываю рот, смущённый резким звуком. Затаив дыхание, я ожидаю боли, которая, несомненно, должна прийти. Я снова слышу треск огня, тепло растекается по бокам, на мгновение проникает в поры моей кожи, но уже через секунду ты бросаешь на меня одеяло и гасишь пламя. Я громко выдыхаю, но потом долго не могу вдохнуть и наполнить лёгкие. Я ловлю воздух ртом, как рыба на берегу. Меня начинает трясти. В зале темнеет. Я чувствую, как реальность ускользает. И тогда ты тянешь меня за руку, заставляя сесть на столе, и обвиваешь меня руками. Я не помню ощущения прекрасней, чем то прикосновение твоей кожи к моей. - Ты молодец, мой падаван, - ты чуть покачиваешься, обнимая меня, бормоча слова поддержки и утешения, - Я так горжусь тобой. Ты прекрасно держался. Постепенно дрожь отступает, моё дыхание приходит в какое-то подобие нормы. Ты чуть отстраняешься и смотришь мне в глаза, даря тёплую улыбку. Но для меня испытание не окончено. - Я доверяю тебе, учитель, - настаиваю я. - И я это знаю, мой падаван. Я качаю головой в знак несогласия. - Ты сомневался во мне, - протестую я, - Я видел твой взгляд. Перед тем, как ответить, ты жестом просишь меня подвинуться и садишься радом со мной на стол. Наши ноги свешиваются с края. Ты берёшь мою руку в свои ладони. - Конечно, я верил в тебя, любимый. Если б я сомневался в твоём доверии, то никогда не подверг бы такому испытанию. Я проверял, веришь ли в это ты сам. - Значит, я усомнился в своём доверии к тебе? - Да, падаван. Если я правильно истолковал твою реакцию, то в некоторые моменты ты был не вполне уверен. Я вспоминаю мимолетные видения уродливых шрамов, желание бежать, свившуюся узлом панику, с которой боролся. - Да, учитель. Ты прав, - я поворачиваюсь к тебе лицом, - Но теперь я знаю. Знаю, что полностью доверяю тебе и последую за тобой, что бы ни случилось. - Очень хорошо, мой падаван. Крайне важно, чтобы ты усвоил этот урок, ибо жизнь джедая наполнена неопределённостью, - твои серьёзные синие глаза теплеют, и я вижу в них любовь, - Я горжусь тобой. Ты обнимаешь меня за плечи, прижимая к себе, и лишь сейчас я ощущаю последствия ожога. Моё тело вздрагивает и напрягается. - Больно? – с тревогой спрашиваешь ты, поворачивая меня за плечи, чтобы посмотреть на спину, - Кожа лишь слегка покраснела. - Нет, не очень. Только жжёт немного, - признаюсь я. - Через день или два это пройдёт, - заверяешь меня ты. Так скоро. Я думаю о том, что произошло в этом зале, о том, как твой урок помог мне познать себя самого, и сожалею, что ожог сойдёт так быстро. Мне хочется, чтобы на моём теле остался неизгладимый след, подобный тому, что впечатался в мой разум. Эта ночь не должна вот так легко раствориться среди других. - Отметь меня, учитель. Оставь на мне неизгладимый символ нашего доверия, - прошу я тебя во внезапном порыве. Я тянусь за свечой и протягиваю её тебе, - Отметь меня пламенем. Но ты с опаской качаешь головой. - Падаван, урок окончен. Ты прекрасно справился. Не нужно бессмысленных самоистязаний. - Прошу, учитель. Сегодня благодаря твоему уроку я доказал себе, что на самом деле сильнее, чем думаю, и что полностью доверяю тебе. Я твой, - шепчу я и тянусь поцеловать тебя, чтобы развеять сомнения. Ты с любовью отвечаешь на прикосновение моих губ, но и это не убеждает тебя. Эта внезапная идея вдруг становится для меня очень важной. Я должен уговорить тебя. Я поворачиваюсь и сажусь к тебе на колени, чтобы смотреть прямо в глаза. Ты обнимаешь меня руками за талию. - Учитель, я понимаю, это глупое желание, но важные перемены в жизни принято как-то отмечать, - я чуть приподнимаю свою косичку, - Даже джедаи носят знаки обетов. Считай это подобным знаком. Символом, понятным только нам. - Падаван, то, о чём ты просишь, будет отличаться от испытания. Боль будет настоящей. - Знаю. Этого я и хочу. Мне это нужно. Ты долго смотришь мне в глаза, ища в них сомнение, но находишь лишь искренность. Я вижу, как ты медленно уступаешь под моим настойчивым взглядом. Наконец ты нехотя соглашаешься. Ты берёшь свечу и чуть наклоняешься, чтобы поцеловать меня, тем самым подтверждая, что предстоящее действие продиктовано нашей любовью. - Но ты должен сам решить, когда остановиться, - серьёзно говоришь мне ты, - когда боль станет слишком сильной, отстранись. - Да, учитель, - киваю я. - Протяни руку. Держи запястье над пламенем. Я усаживаюсь на твоих коленях поудобней, обнимая тебя ногами. Закрываю глаза и дышу глубоко, вспоминая тот миг, когда пламя впервые промчалось по спине, и как доверие к тебе помогло одолеть панику. Потом я вспоминаю вторую вспышку и то, как после неё ты обнял меня, как шептал, что гордишься мной. Я открываю глаза и вытягиваю руку над пламенем. Ты твёрдо держишь свечу. Я ощущаю, как ты с тревогой заглядываешь мне в лицо. Но я заворожённо смотрю на огонь. В первый миг я ощущаю лишь приятное тепло, разгоняющее холод зала. Этот момент укрепляет мою решимость. Я так отчаянно этого хочу. Затем тепло сменяет жар, его терпеть всё трудней. Я концентрируюсь на других участках кожи, где твоё тело соприкасается с моим. Пламя начинает обжигать. Но я пока не убираю руку. Вместо этого я плотнее обнимаю тебя ногами, прогибаю спину, прижимаясь к тебе. Я закрываю глаза. Вот теперь боль становится острой. Я борюсь с желанием отдёрнуть руку. Мне нужна эта отметина. Я хрипло дышу. Ещё секунду. Я ещё никогда не ощущал себя настолько живым. - Хватит, падаван! Я льну к тебе всем телом, мышцы ног немеют от напряжения, мой пах плотно прижимается к твоему. Ещё секунду. Больно. Как больно! И я не выдерживаю. Я отдёргиваю руку и перевожу дыхание. Я смотрю на своё запястье. Ожог уродлив и достаточно глубок, чтобы остался шрам, но именно этого я и хочу. Заглядывая в твои глаза, я нахожу в них тревогу и озабоченность. Это ты сейчас сомневаешься. Ты не уверен, что поступил правильно. - Благодарю тебя, учитель, - шепчу я и целую тебя, жарко и требовательно. Запускаю пальцы в твои волосы, вынуждая склониться и дать мне то, в чём я сейчас так нуждаюсь. Помедлив секунду, ты всё же отвечаешь на поцелуй. Ты становишься всё настойчивей, твои неистовые губы словно изголодались. Я льну к тебе, ощущая нарастающее возбуждение. Я забываю об обожжённой спине, ведь ты обнимаешь меня, прижимаешь к обнажённой груди, покрываешь поцелуями шею, спускаясь к плечу. Ты чуть толкаешься бёдрами. Под тонкой тканью твоих штанов я чувствую восхитительную твёрдость. Боль в запястье обвивается вокруг возбуждения, пока они не сливаются в единое целое. Бешеный пульс отдаётся ноющей болью в члене. Я жажду разрядки. Сминаю пальцами мышцы на твоей спине, толкаюсь бёдрами. Наши возбуждённые стволы соприкасаются через ткань. - Учитель, пожалуйста… - умоляю я. - Да, - хрипло выдыхаешь ты. Я понимаю, что ты торопишься не меньше моего. Ты откидываешься назад и возишься застёжками на талии. Я приподнимаюсь, чтобы ты мог стащить штаны. Эти секунды тянутся мучительно долго. Потеря контакта с твоим телом режет меня, словно нож. - Скорее, учитель, - шепчу я с мольбой. Наконец-то ты полностью обнажён! Твой мощный и прекрасный член уже ждёт меня. - Скорей, падаван! – нетерпеливо тянешь ты меня за бёдра. Насаживаясь на тебя, я кусаю губы. Отсутствие смазки означает новую боль, но она уже не имеет значения после всего, что случилось этой ночью. Я выдержу. Я должен ощутить тебя в себе. Я стараюсь опускаться как можно быстрее, насколько могу вынести, вбирая тебя сантиметр за сантиметром, пока вновь не сажусь к тебе на колени. Ты стонешь от наслаждения. Я чуть откидываюсь назад и перевожу дыхание, привыкая к восхитительному ощущению заполненности. Затем приподнимаюсь и начинаю двигаться. Сперва медленно, но постепенно я наращиваю темп, поднимаясь и опускаясь в быстром, требовательном ритме, который ведёт нас к пику. - Квай-Гон! Ты восхитителен. Твои прикосновения, твоя страсть, твоя вера в меня – всё это сплетается вместе, вызывая единое всепоглощающее чувство, которое вот-вот взорвётся в моём теле. Как я люблю тебя… Ты стискиваешь мои ягодицы, толкаясь навстречу моим движениям. Твои веки прикрыты, лицо искажено от страсти. Из уголка глаза стекает слезинка. Я чувствую, как мы оба приближаемся к оргазму, который станет подтверждением всего, что мы испытали этой ночью. Пересохшие губы горят, и на гребне волны экстаза я задерживаю дыхание. Ещё пара толчков на пике, и я кричу, содрогаясь от наслаждения. Ты вторишь мне, хриплым рыком заявляя всей галактике: «Мой! Падаван!» И мы таем в объятиях друг друга, переводя дыхание, наслаждаясь обычным прикосновением кожи к коже. Ты пока ещё остаёшься во мне. Что бы я делал без всего этого? Без тебя? Ты думаешь о том же. Ты касаешься пальцем моего подбородка, наклоняешься и даришь мне мягкий, долгий и неспешный поцелуй. - Я люблю тебя, падаван, - шепчешь ты. Той ночью мы вместе совершили важный жизненный шаг. Затем вернулись к повседневным обязанностям. Однако на третий день ты всё же отправил меня к врачам – убедиться, что ожог заживает как надо. Я не позволил им ускорить процесс, хоть они и не одобряли это решение. Я хотел запомнить, как он заживает. Запомнить, что в тот момент ощущал себя живым, как никогда. Запомнить, какой тесной была моя связь с тобой и моим собственным разумом. Когда ожог наконец сойдёт, останется шрам. Он будет вечным напоминанием. Даже когда тебя не станет, на мне сохранится твой след, там, где ты прикоснулся к моей душе и телу.