Осыпанная

Бледное лицо, усыпанное золотыми цветами, выглядело даже прекрасно. Хрупкая пергаментная кожа, прозрачно-сиреневые веки и темные густые ресницы, отбрасывающие сеточку теней на бледные щеки. Она могла выглядеть спящей. Умиротворенной. Если бы золотые цветы не росли из её тела. Он сделал все, чтобы спасти ее. Он спасал её сотни раз. Каждый раз, когда она оступалась, когда опускала руки и молча плакала, оставив его и уходя куда-то далеко. Когда у неё не оставалось сил сопротивляться смерти. Он дарил ей себя. Она улыбалась, осторожно прикасаясь к новому золотому бутону на своей щеке. Он видел слезы в её глазах, когда она считала готовые вот-вот распуститься цветы на своем теле. Она почти не помнила своих смертей, только каждый раз пересчитывала бутоны. Сначала они были только на спине и груди. Там, где кости пронзили её тело в первый раз. Тогда он сам чуть не умер от ужаса, увидев искалеченное тельце ребенка в луже собственной крови. Желание спасти было настолько сильным, что он взвыл от боли. И она ожила. Секунды медленно отматывались назад. Вот она открывает глаза и медленно, неестественно встает. Капли крови тонкими ручьями вливаются в рваные раны. С отвратительным видом кости выдвигаются из её тела, тянут его за собой и с мерзким звуком исчезают. С каждым мгновением он чувствовал, будто умирает. Чувствовал каждый кусочек её боли. И тогда из её тела начали расти золотые цветы. Скоро они покрыли её руки. Ключицы. Шею. Бедра и живот. Она спрашивала, почему цветы не распускаются, оглядывая свое тело в отражении на поверхности озерка. Он не знал. Но догадывался. Ему уже было сложно с ней говорить. Реагировать. Жить. Она печально улыбалась. Она была похожа на крошечного хрупкого эльфа. Бледную нимфу с печальным взглядом. А потом она ослепла. Неудачное движение. Смертельный удар, раскроивший детский череп, прошелся прямо по её глазам. И на этом месте выросли цветы. Тогда он стал её глазами, её проводником. Он предлагал ей спрятаться где-нибудь в глубине подземелья. Вернуться в руины. Он знал множество мест, где можно было прожить. Где можно было достать еду и укрытие. Она каждый раз отказывалась. Он видел её слезы. Она хотела домой. Она узнала жестокость подземного мира, почувствовала боль практически от каждого его обитателя. И все равно тянулась к ним, тянулась со своей лаской, сочувствием. Решимостью. Глупый, глупый человеческий ребенок. Она знала, что не сможет убить короля. Зачем она тогда шла туда? Геройски пожертвовать собой? Пожалеть народ, убивший её по крайней мере несколько сотен раз? Показать им в конце концов свою доброту и сострадание? Глупая девочка. Она даже не стала бороться за жизнь. Села на колени и опустила голову, усыпанную цветами. Прикоснулась последний раз к его ослабленным лепесткам. Он уже был не в силах что-то сказать ей. По крайней мере, на этот раз она умерла легко. Король даровал ей милость в ответ на самопожертвование. Усыпил её на алтаре, прежде чем убить и вырвать душу из ослабленной груди. Тогда он впервые увидел ее. Душу. Ярко-алую с золотыми прожилками и пульсирующую, словно сгусток пламени. Он чувствовал что-то родное. И больше не мог её спасти. Крошечные золотые бутоны распускались один за другим. Медленно, будто просыпаясь от долгого сна. Покрывая её остывающее тело мягким золотым ковром. Она выглядела почти умиротворенной. Она могла быть прекрасной. Бледные щеки и светло-сиреневые веки были покрыты маленькими цветами. Густые темные ресницы отбрасывали на них длинные тени. Последний золотой цветок — самый крупный и красивый — медленно расцветал на её груди.