Правосудие

Еще один осужденный. Девятый за сегодняшний вечер. Опять стандартная процедура. Я невообразимо скучал, слушая краткую историю подсудимого. Какой приятный у прокурора голосок, всегда было интересно, а она красавица? Скорее всего, с таким чудесным контральто. Обидно, столько лет работаем вместе, а я все никак не могу взглянуть на нее. Так, что-то я отвлекся. О чем она? Ах, да, да, точно. Заурядный проходимец: насилие, алкоголь, девиантное поведение, бла-бла-бла. Надоело. Если бы у меня были руки, я б заткнул несуществующие уши. А, как же я слышу без ушей? Быть слепым Червем еще скучнее, чем слушать прокурора. Суд еще не начался, а она заливается во всю, предвосхищая мой вердикт. А я, верный приспешник Фемиды, уже засыпал. Однажды прокурор рассказала мне, что у этой богини были завязаны глаза — в знак того, что суд должен быть беспристрастным. Ну, в этом отношении я зашел дальше моей покровительницы. А может быть, повязка на глазах означает, что правосудие слепо? Эта мысль въелась в мою голову. — Червь! Червь, Ваша честь! — контральто недовольно дрожало, — пора. Ага, ага, я не могу ответить. Возможность говорить появляется только при вынесении приговора или при общении с иностранными коллегами. Иногда обидно до жути.

***

Ненавижу показательные суды. С этим обвиняемым и так все было ясно с самого начала. Прокурор распиналась передо мной, свидетелями и присяжными. Начали раздаваться крики в адрес осужденного. Обвинитель не на шутку разошлась, свидетели прямо-таки взбесились. И вот он — мой любимый момент, означающий, что скоро вся эта сутолока закончится. С удовольствием почувствовав, как прорезаюся глаза и рот, я начал вещать громовым голосом угрозы подсудимому. Среди устроенной суматохи вбежал секретарь с листком бумаги. Подобравшись ко мне со спины, он тихо сказал: — Червь, Ваша честь, не того засудили! — А я как раз в этот момент замолчал, переводя дух. В зале суда было тихо, как в морге — все услышали недотепу-секретаря. Так, нужно спасать ситуацию. Нужно что-то громкое и звучащее, что же делать, нужно… точно! Я развернулся к залу и проревел бессмысленную, но уж точно ошеломляющую фразу: — Обрушьте стену!!! Кажется, получилось. Подсудимый забился в клетке, вольные наблюдатели и присяжные начали повторять мои слова. Под шумок я спустился со своего возвышения и удалился в кабинет. Глаза быстро исчезали, но сегодня я успел рассмотреть прокурора. Родитель мой гермафродит! Такой уродливой рожи я еще не видал. День окончательно испортился. — Червь, Ваша честь, соединение с восточным отделением. Ну вот, еще и коллеги сейчас доканают. Я, к счастью, знаю несколько языков. Из динамиков передатчика понеслась русская речь, сдобренная бранью. — Червь, твою мать! — Червь, Ваша честь, — машинально поправил я. — Не-е-ет, именно твою мать! Какого хрена в твоем отделении делает Прикроваткин?! Слушание его дела состоится завтра, у нас, в России! Я услышал шелест листов — прокурор, будучи свидетельницей нашего разговора, просмотрела списки. — Нет такого, — на другом конце провода кашлянули, и я услышал томный голосок тамошнего помощника: — Тумбочкин. Тумбочкин, а не Прикроваткин. — А, да. Спасибо, Анечка. Завари кофе, сделай милость. Червь! Тумбочкин есть у вас? Прокурор коснулась меня и прошептала, что есть такой. Я похолодел. Похоже, все мои размышления о справедливости суда накрылись медным тазом.