***
Утро в затерянном городке тошнотворно ужасное. Грандиозное событие, сопровождающееся шумными парадами, постоянно звучащей музыкой, латиноамериканскими танцами и под конец красочными фейерверками, к огромному разочарованию, наступило. От дома Хейл до ближайшего магазина ровно квартал. Но даже из-под черных очков видны радостные влюблённые лица, сокрытые масками, и детские пенатас. Кора думает, что ящика пива мало, и она, скорее всего, разрешит этим вечером Диего проводить себя до дома. Ведь она совершенно свободна. Скажи это своему сердцу, наивная. Девушка с силой кусает губы, перебирая в кармане дешевенький телефон. Может все-таки позвонить? Сказать: «Хей, привет. Это я. Ну, та самая волчица, которую ты вёз до границы и случайно поцеловал на прощание.» Нет. Нет. Нет. Дурочка. Он наверное уже и забыл о такой язве, как ты. Ему двадцать пять и у него куча девочек-фанаток. Поэтому Кора отвечает Диего на любовную смс сердечком и поцелуйчиком. — Сеньорита, вам просили передать, — миссис Розалио сидит в кафе через дорогу от дома Хейл. В её руках белый конверт, который, как оказывается, она уже вскрыла. Кора не удивляется, а просто выхватывает его и удаляется. В спину летит привычное «пута» и «мьерда», назад обыкновенный фак. Стабильно. «С Праздником. Надеюсь, эта милая старушка не сильно расковыряла упаковку. Я отдал за неё двадцать центов. Хотел встретить лично, но вспомнил о твоих кулинарных способностях. Ключ же не нужен. Жду. Д. П.» Эти Д. П. Кора бы узнала из тысячи. Бумажка валится на землю. Лестницы пролетают незаметно. Сердце бьется бешено. Перед дверью девушка замирает. Кора Хейл впервые в жизни хочет, чтобы в коридоре висело зеркало, а в карманах была расческа и блеск для губ. Джордан стоит спиной, напевая какую-то мелодию, и переворачивает блинчики. Фараон мирно лежит у его ног, открыв один глаз, и смотрит на Хейл. Кажется, что про себя он называет хозяйку пугливой идиоткой. — Привет, — это все, что может выдавить девушка. — Хей, привет. Как давно ты тут? Я и не заметил, — волчица старается не смотреть Джордану в глаза. Обожжется, — Даже не обнимешь? — Прости? Обнять? Черт бы побрал тебя, Джордан Пэрриш! Ты не звонил, не писал, не подавал никаких признаков жизни, а сейчас хочешь объятий? Иди ты в задницу. Кора в ярости от этой его обескураживающей улыбки и щенячьих глазёнок. Она не кукла, с которой поиграли и бросили. А он не её кукловод. Хейл уходит и уже хватается за дверь, как Пэрриш разворачивают её к себе и целует. Да так, что ноги подгибаются, а волчица удовлетворенно урчит под рёбрами. — Успокоилась, бунтарка? — Ещё раз так сделай, и не получишь в челюсть, ублюдок. Джордан улыбается и снова притягивает брюнетку к себе. Несмотря на всю браваду, у её губ вкус клубничной жвачки орбит и марципана.***
Кора Хейл по-настоящему счастлива в этот День всех влюблённых. Она лежит на старом диване, склонив голову на грудь кому-то безумно нужному и родному. У него что не взгляд, то оттепель. Что не прикосновение, то весна по коже с ирисами из самого живота. Его запах дурманит, превращая мир в оттенки кедра и дыма. Пэрриш необходим и неделим на части. Кора действительно хочет его всего. Разве это странно? Так много боли, испытаний и песка были достойной платой за кусочек рая. Торс Джордана располосован розовыми шрамами. Брюнетка проводит по ним пальчиками и перебарывает в себе желание зацеловать, пока они не исчезнут. — Почему ты не звонил? — Потому что думал, что ты слишком крутая для такого, как я. — Какого? — Обычного. Девушка пододвигается ближе, касаясь грудью разгоряченной кожи, а парень вплетает руку в её тёмные волосы. — Ты особенный. Только для тебя я буду нежной и покорной, сукин ты сын. Кора отключает телефон с назойливыми пропущенными звонками от кареглазого Диего. Хейл терпеть не может такие. А у Пэрриша глаза фисташковые, пробирающие, прошивающие насквозь, достающие из самых низов и возвышающие на семь метров выше облаков. Определённо то, что надо.