Гордость

«Demons run, when a good man goes to war»

      В очередной раз я открыл глаза и не увидел ничего, кроме темноты своей камеры и уже ставших привычными для меня четырех стен. Сколько я здесь? Понятия не имею. Месяц, год… Может дольше. Солнечный свет в мою камеру не попадает: она находится где-то очень глубоко под землей, единственным источником света является небольшое окошко в двери. Следить за ходом времени почти невозможно.       Поднимаюсь, сажусь в позу лотоса и жду, думаю. Руки постоянно за спиной, скованы наручниками, подавляющими реацу. И это еще ничего — самым пакостным обстоятельством во всем этом является тот факт, что эти кандалы цепью соединены с полом — я даже встать полностью не могу.       Постоянная тишина. Моя камера единственная на этом уровне. Раньше я пытался разговаривать сам с собой, но мне запрещали. Я никогда не подчинялся, и все это выливалось в избиение меня тюремщиком. В конце концов, мне наскучила собственная компания, вместо разговоров я все чаще погружался в размышления.       Тишину прерывают лишь надсмотрщики, приносящие еду. Забавно, приносят ее с такой неимоверной злостью в глазах, будто я, подобно Айзену, хотел уничтожить Общество душ. Миску ставят передо мной, как перед каким-то животным. Я не могу воспользоваться своими руками, приходится наклоняться над миской и, уподобляясь зверю, лакать похлебку. Забирают посуду уже с совершенно другим взглядом… О, видели бы вы высокомерие в их глазах! Они торжествуют. Мое унижение приносит им радость.       Как я докатился до жизни такой, вы спросите. Очень просто. Все, что нужно, чтобы в трех мирах для тебя не нашлось места — быть сильным, исключительно сильным. Вот и весь секрет. После победы над Яхве меня посчитали слишком опасным для Общества душ и решили упрятать так далеко, как только можно. Мне не верили, когда я заверял капитанов, что я на их стороне. Я ведь постоянно выбирал их с их — Сообщество Душ и Готей — с их дурацкими проблемами. Я ввязался в войну, которая меня не касалась, и пожертвовал своей силой, чтобы остановить Айзена. Я выбрал слепую веру в Готей во время битвы с Гинджо, отказавшись слушать его, как я теперь понял, разумные аргументы. Когда появились квинси, я сломя голову примчался к шинигами на помощь. Знал бы я тогда, чем все это обернется…       Готей взял в плен мою семью и приказал мне сдаться. Как низко. Но что поделать, мне пришлось самостоятельно прийти в Сообщество душ и передать себя в руки Сой Фон. Сколько страха было в глазах встречавших меня тогда капитанов, будто я вовсе не сдаюсь, а готовлюсь открыть адские врата. После этого разговор был короткий: ошейник, подавляющий реацу, такие же кандалы, обвинение и, вот, я здесь.       С самого первого дня со мной обращались, как с опасным преступником, отбросом, которому место в этой дыре. Вместо моей формы шинигами мне выдали какие-то белые тряпки, едва прикрывавшие мою наготу. Они сделали все, чтобы превратить меня в дикого зверя, живущего одними инстинктами. Чего стоит отсутствие свободы перемещения по камере, я здесь как собака на цепи сижу!       Так хочется разорвать эти наручники, уничтожить их, стереть металл в порошок и обратить в пепел всех и каждого, кто посмел посадить меня сюда. Но цепи крепки, моей силы не хватает. Насмешливый металлический звон — единственная моя награда.       Сначала я пытался понять Сообщество Душ, мотивы капитанов, даже оправдать их. Как нелепо. Я даже плакал, иногда днями напролёт, вспоминая о семье и друзьях. Друзьях! Где они? Почему не пришли на помощь? Я пришел спасти Рукию, наплевал на все законы и правила и пришел. Неужели они отказались от меня, предпочли оставить меня в прошлом?       Сейчас воспоминания о них вызывают у меня лишь горькую усмешку.       Когда тюремщикам скучно, они иногда приходят поиздеваться надо мной. Такое у них развлечение. Оно и понятно: не каждый может похвастаться тем, что его оскорбления сносит, повесив голову, самый опасный человек в трех мирах. Но черта с два я забуду о том, кто я! Я спасал их задницы из раза в раз, не требуя за это даже благодарности. Я все еще человек и у меня все еще есть человеческая гордость! Именно это позволяет мне снова и снова смотреть в глаза тюремщикам, приносящим еду, молча выносить их издевки. Я не могу сломаться. Не могу. У меня все еще есть семья. Пусть они меня не видят, но я не могу подвести их и превратиться в животное. На одной этой мысли я живу в этой камере.       Дверь в камеру отворяется, прерывая мои размышления. Свет бьет в глаза. Ко мне кто-то подходит. Раньше я бы посмотрел, но теперь мне неинтересно.       — Заключенный Х, — послышался строгий голос Сой Фон. Ах, да, мне ведь активно пытаются навязать это дурацкое прозвище «заключенный Х». Хотят отнять у меня мою личность, ха!       Я не отвечаю. А зачем? Да и что могло понадобиться от меня этой женщине, разве что поиздеваться пришла. Через мгновение чувствую боль в правой половине лица и лежу на полу, видимо, это был удар ногой. Спокойно возвращаюсь в прежнюю позицию.       — Твоя семья уничтожена по приказу главнокомандующего. Иноэ Орихиме, Ясутора Садо и Исида Урию тоже. Твои друзья были приняты в академию шинигами, а души твоих сестер и отца мы уничтожили еще в мире живых, — Сой Фон ждала моей реакции. Увидев слезу, скатывающуюся по моей щеке, она удовлетворенно хмыкнула. — Чуть не забыла, заключенный Х, твои друзья были приняты в Сейрейтей лишь потому, что помогли уничтожить твою семью. Все они понимают, что ты — преступник и место тебе в тюрьме, — сказав это, капитан вышла, и дверь за ней закрылась.        Голова неожиданно стала тяжелой, взор сам собой опустился на пол. Что-то мокрое скользило по шеке. Слеза. Вот все, на что я стал способен. Одна жалкая слеза. Раньше я бы рвал и метал, старался бы порвать цепи и наброситься на Сой Фон. А теперь?       В голове снова возник этот проклятый вопрос.       Зачем?!       Зачем было уничтожать мою семью? Чем они провинились? Какую угрозу они представляли для Сообщества душ. Слезы оставляют мокрые следы на щеках. Все тело кажется чужим, вся жизнь видится тусклым фильмом какого-то бездарного режиссера-самоучки. Усталость окутывает разум, словно рваная грязная пелена.       Они решили сломать меня. Подумали, что оставив меня совсем одного, без людей, о которых можно думать, они победят меня. Они оказались правы. Осознание собственной бесполезности и никчемности наконец пришло и накрыло меня с головой. Зачем теперь мне эта человеческая гордость? Чего ради я теперь вообще существую? Последний вопрос я часто себе задавал и до этого. Раньше я сопротивлялся ради отца, Карин и Юзу. Я не мог их подвести. А теперь….       — И долго ты будешь себя жалеть? — Послышался мягкий, но в то же время строгий женский голос в моей голове.       — Кто ты? Что ты забыла в этой голове? — равнодушно отвечаю я.       — Давай, Ичиго, когда ты стал таким слабаком? В тебе же еще осталась гордость. Тебя еще не сломали. Еще никому не удалось сломать тебя, — слышу я в ответ.       — Чего ради мне эта гордость, чего ради мне еще нужен разум?! Проще сойти с ума и забыться, благо, теперь разочаровывать некого, — с горькой усмешкой на лице отвечаю я.       — Месть, — отвечает мне голос.       — Месть?       — Месть. Зайди в свой внутренний мир, я помогу.       Интересное предложение. В любом случае, разговор с кем-то сам по себе уже приятная вещь…       Закрываю глаза и оказываюсь в каком-то богом забытом городишке. В большей части зданий уже выбиты стекла, некоторые постройки разваливаются на глазах, и все это погребено под океаном.       — Ну здравствуй, Ичиго. — Ко мне подошла невысокая женщина с фиолетовыми волосами и синими, как сапфир, глазами, в которых отражался свет несуществующих звезд. Одета они была в легкое синее платье. — Мы с тобой только что общались.       — Кто ты? — вопрос сорвался с моих губ быстре, чем я успел его осмыслить. — И что ты забыла в моей душе?       — Я хочу помочь тебе, — девушка мягко улыбнулась мне. — Меня зовут Хогьёку.       — Хогьёку? — вот это уж точно удивительно. Я надеюсь, что не сплю. — Но как…       — Я здесь с твоей победы над Айзеном. Он оказался слаб, несмотря на всю силу, что я ему дала, поэтому я признала хозяином того, кто действительно заслуживает этого. — С игривым выражением лица ответила девушка.       — Меня? — я хозяин Хогьёку?! Мир точно сходит с ума. — Это, должно быть, моя больная фантазия…       — Нет, идиот! — каким-то образом эта девушка отвесила мне неплохой подзатыльник. — Это все на самом деле. Посмотри на себя.       Я осматриваю свое исхудавшее тело. Бледная кожа, круги под глазами, посиневшие губы, потускневшие от грязи рыжие волосы, обрывки одежды на поясе. Я жалок.       — Неужели тебе не хочется свободы? Неужели ты простишь тех, кто хладнокровно убил твою семью и уничтожил все, что было тебе дорого?! — Девушка одарила меня укоризненным взглядом.       — Минуточку, — один вопрос за другим наводнял мой больной разум. — А почему ты заговорила со мной только сейчас, если была здесь все это время. Почему сразу не помогла? Зачем нужно было ждать, пока меня сломают?!       — Потому что твои оковы не позволяли мне, — Хогьёку ответила невозмутимо. — Эмоции, которые ты испытал, создали волну реацу колоссальной силы. Это позволило мне до тебя докричаться. И да, идиот, тебя еще не сломали! — последнюю фразу девушка говорила медленно, но решительно.       — Какая еще реацу? Ты меня за дурака держишь?! Мои оковы подавляют всю мою реацу.       — Ичи, иногда ты такой идиот, честное слово, — Усмехнулась эта девица. Она начинает меня раздражать этим поведением. — Мог бы уже сам догадаться, что реацу твоего калибра подавить невозможно. Оковы ее лишь блокируют. Понял?       Блокируют… Значит, у меня все еще есть моя сила. Вот если бы снять этот ошейник с кандалами, тогда можно будет сбежать из этого проклятого места и показать миру, чего стоит сломанный герой. Заставить их всех страдать, сломать их всех так же, как они сломали меня!       — Одно твое слово, Ичиго. Я уничтожу твои оковы, и ты обретешь свободу. Они сломали героя, но не сломали тебя самого, ты все еще человек.       — Какова цена? — что-то ведь нужно ей от меня. Вряд ли эта девушка сделает что-то столь важное бескорыстно.       — Никакой. Ты мой хозяин, дурак, — улыбнулась Хогьёку. — Так я тебе нужна?       — Да, Хогьёку, я принимаю твою службу, — теперь и я улыбнулся. Месть неожиданно озарила мою жизнь словно луч света посреди бури.       Девушка захихикала, перед глазами все поплыло, и я очнулся в своей камере. Оков уже не было, я наконец-то смог размять руки. Я прикрыл глаза. Какое же приятное ощущение. Запястья еще долго будут болеть, но ничего — эта боль незначительна, она рано или поздно исчезнет. У меня есть к Готею претензии посерьезнее. Я больше не герой двух войн, нет. Они сломали героя. Вытерли им пол и выкинули. Теперь я ничем не связан, мне больше нечего терять. Они считали меня самым опасным злодеем трех измерений. Что ж, теперь я им стал. В отличие от них, однако, у меня сохранились остатки чести, и я не буду уподобляться своим мучителям. Я не буду их мучить — просто уничтожу их всех и подарю им милосердную смерть.       Впервые за три года Ичиго встал во весь рост, на лице его отразилось удовольствие, он наслаждался каждым движением. Парень открыл глаза, его темно-фиолетовые зрачки светились в темноте. Лишь на лице красовалась зловещая улыбка. Он направился к выходу из своей камеры, от одного касания его руки тюремная дверь рассыпалась в пыль. С губ его слетело лишь одно тихое слово: — Началось.