Право на безумие

Заэля давно мучает любопытство. Ему кажется, что вместо крови у старшего брата течет расплавленное, горячее золото, придавая его коже, волосам, глазам все оттенки теплого металла. Будто бы он выгорел под несуществующим солнцем Уэко Мундо и превратился в сияющую, слепящую глаза фигуру, в живую статую из мягкого сплава бронзы и волосами из жидкого янтаря. И даже его жестокие глаза – растаявший шоколад, не выдержавший такой высокой температуры. Заэлю жарко и хочется вытащить эти глаза и распробовать их вкус. Но это «минус-мир», где не бывает ни жары, ни солнца, и потому рука Ильфорте, случайно задевшая плечо, такая же холодная, как и неизменные пески родной пустыни. - Ничтожество, - растягивая слова, младший Гранц поднимает взгляд на брата, только что вернувшегося с охоты. Он пахнет жестокостью и кровью, словно дикое животное, и Заэль не понимает, зачем, освободившись от голода, раз за разом устраивать бойню за пределами Лас Ночес. Ильфорте даже не удостаивает его ответом, равнодушно мазнув темным шоколадом по приторно розовым волосам, и продолжает путь в свои покои. Заэль улыбается, широко и безумно. Сама непредсказуемость! В другой раз блондин бы кинулся на него, выплевывая ругательства или надменно усмехаясь, задерживая взгляд чуть дольше, чем обычно. Его реакции невозможно предугадать или связать между собой, это делает его идеальным подопытным материалом. Глядя на мерно скользящие по спине в такт шагам волосы, Заэль облизывается, расстегивает высокий воротник, больше всего на свете желая вырвать их и исследовать каждый атом, составляющий эти блестящие солнечные нити, оставить их под прозрачным колпаком, как ценнейший образец. Они так чудно будут освещать мрак лаборатории. Тяжело дыша, он спешит уйти прочь в спасительный стерильный холод и работать до полного износа. На сегодня с него достаточно жары, думает Заэль, натягивая новые перчатки. Но, как известно, гении всегда думают слишком много. И ему безумно интересно, как же будет вытекать жидкое золото на сильной груди под острым скальпелем. Вскрыть – болезненное желание, но не для младшего Гранца. - Я бы даже снял перчатки… - хрипло бормочет, на автомате поверяя текущие образцы, - ведь из-за его крови и мои собственные глаза такого цвета. Заэль уверен, что брат наверняка и не думает о таком, как и о большинстве вещей и явлениях этого мира. Он просто не думает, охваченный инстинктами хищного зверя, совсем как голубоглазый обладатель самой неустойчивой психики в Эспаде. Столь сильное сходство раздражает до зубовного скрежета, заставляя раз за разом презрительно кривить губы при виде Гриммджоу со своей фракцией. Безмозглое стадо – очень точное определение, только Заэль никак не может понять, как в него умудрился попасть Ильфорте, прекрасный, как сам бог. Когда-то, только увидев пятнадцатого арранкара, названного братом, он на мгновение ослеп, впервые глядя на кого-то такой красоты. Сам далеко не обделенный внешностью, ученый-гений показался себе отвратительной, гротескной копией, переслащенной кем-то, явно не знающим меры. Вызывающие, яркие волосы не имели ничего общего с благородным светлым шелком. Как и положено старшему, блондин был выше, физически сильнее и самоувереннее, откровенно игнорируя ощутимую разницу в статусе. И тогда Заэль понял, что пропал. Серые небеса свидетели, он пытался сблизиться с заносчивым Ильфорте, хотел сделать их отношения хоть в чем-то похожими на родственные, описанные в многочисленных книгах Генсея. Но, снова и снова натыкаясь на показное безразличие или ненависть, не понимая, что же делает не так, слишком умный исследователь не заметил родившегося в нем самом безумия. Безумия цвета кипящего золота. В один из безликих дней Заэль пьет безвкусный чай в огромном холодном зале. Его не покидает отчетливое ощущение, что в чашке Ильфорте что-то совершенно другое, ведь ни на кого из присутствующих напиток не действует так умиротворяющее. Здесь, как и всегда, тихо, мало кто испытывает потребность в бесполезных разговорах. И в этом звенящем безмолвии дыхание брата бьет по нервным окончаниям. Он пьет долгими, неспешными глотками, чуть прикрывая глаза, от чего взгляд приобретает обманчивую томность. Движение горла при каждом глотке заставляет младшего Гранца сжимать собственную чашку, не в силах отвести взгляда от влажных губ. У него даже губы теплого кораллового цвета, не пухлые и не тонкие, слишком чувственные, даже когда на них ядом цветет усмешка. Пустым не знакомы мораль и стыд, как и другие человеческие качества, поэтому Заэль не считает свое болезненное желание чем-то странным. Наблюдая за расслабленным блондином, он вспоминает его на поле битвы и едва не стонет в голос от нереального контраста, заставляющего гореть в жажде исследования. Каким еще может быть этот арранкар? В голове молниеносно строятся аналитические цепочки, причинно-следственные связи и не совсем уместные жаркие, несбыточные картины. Когда Ильфорте неторопливо слизывает с губ остатки чая, Заэль улыбается, с грохотом ставит чашку на стол и уходит работать. В следующий раз он неспешно прогуливается под искусственным солнцем Лас Ночес и размышляет о смыслах слов «обладание» и «любовь». В сотнях прочитанных книг он не может найти более подходящих названий для своей болезни. По видимому, жажда обладания является одним из симптомов любви, наряду с ревностью, злостью и страстью исследования. Но в странных книгах написано совсем не о том, что лишний раз убеждает в абсолютной и всецелой бесчеловечности арранкар. Мысли текут четко и упорядоченно, но стоит только ощутить неподалеку знакомый жар рейяцу, пускаются вскачь. Созданное Владыкой солнце не должно греть, но Заэль смотрит расфокусированным взглядом, как дрожит над песком воздух, искажая золотистый силуэт. У приближающегося Ильфорте сбившееся дыхание и совершенно дикие глаза. С тренировки, понимает Заэль, не двигаясь с места, хотя по всем законам логики и разума ему следует поскорее убраться. Старший брат смотрит прямо на него, но, похоже, не видит, и это кидает в горячую ярость, заставляет сделать нетвердый шаг навстречу, преграждая путь. Блондин останавливается, только подойдя почти вплотную, и немного удивленно опускает глаза на замеченного, наконец, Заэля. А тот с шальной улыбкой запрокидывает голову. - Я смотрю, ты не оставляешь тщетных надежд получить номер повыше, братец-неудачник. – он цедит слова отвратительно сладким голосом, с жадностью всматриваясь в жестокое красивое лицо, отчетливо видя капельки пота на бронзовой коже и частички песка, запутавшиеся в длинных волосах. - Я, по крайней мере, не трусливая лабораторная крыса, – презрительно кривится он, показывая белые клыки, - с дороги, братец. Но Заэль не слышит. Он потерял слух, как только разомкнулись блестящие губы, а в нос ударил душных запах специй, золотистых, коричневых, красных. Ильфорте пахнет корицей, перцем и миндалем, отчего подрагивают кончики пальцев, и ученый втягивает носом воздух, неосознанно подаваясь вперед, глядя, как недоуменно изгибается тонкая бровь. Но сейчас слишком жарко и слишком ярко светит фальшивое солнце, чтобы обращать внимание на такие мелочи и думать, как он выглядит в глазах старшего. Поэтому Заэль не думает и в отчаянном, болезненном порыве делает последний шаг, резко вскидывает руки, вцепляясь тонкими пальцами в чертовы золотые волосы и с сумасшедшей решимостью приникает к губам брата, жадно слизывая щекочущий нервы аромат. Ильфорте не отшвыривает его, не кричит, он просто стоит и наблюдает, и в темных глазах плещется ненависть. Младший Гранц хрипит и вжимается в сильное тело, желая только одного – отдаться на его милость и чувствовать, чувствовать, чувствовать. Его злость, его дикую жестокость, его вкус, цвет, запах. Узнать их до мелочей и оставить себе без права на выбор. - Эй, я сказал, уйди с дороги! Оглох что ли? От резкого, низкого голоса Заэль вздрагивает и в немом ужасе смотрит на спокойно стоящего напротив брата. Тот брезгливо щурит глаза, разглядывая абсолютно невменяемое лицо. - Ты, похоже, совсем тронулся на своих идиотских экспериментах. – блондин хмыкает, откидывает волосы на спину, и, обходя застывшего младшего, уходит прочь. А Заэль еще долгое мгновение, не моргая, осознает пустоту вокруг себя, чтобы потом вдруг задушено всхлипнуть, падая коленями в мягкий песок и с опозданием понимая, что «любовь» - самое страшное в мире слово. В отведенные для сна и отдыха часы, призванные служить ночью, призрачный Ильфорте подолгу стоит у его кровати, весь покрытый своей золотой кровью, и смотрит, тягуче жарко, похотливо, заставляя Заэля беспомощно протягивать к нему худые дрожащие руки и беззвучно кричать, просить, умолять , растворяясь в липком шоколаде его глаз. Брат не уходит, даже когда розовые волосы в рванном ритме скользят по подушке, а изящное, измученное тело трясет в агонии удовольствия. Заэль в кровь кусает губы, как заведенный повторяя выжженное в мозгу имя, и, когда у него наконец хватает сил встать с кровати, Ильфорте смеется, а пальцы ловят лишь исчезающий свет. Тогда он в который раз накачивает себя препаратами для спокойного сна и на следующий день улыбается своему персональному безумию, думая, что долго не продержится. Потом Заэль ни за что не вспомнит ни имени, ни лица арранкара, стоящего сейчас в дверях его лаборатории, потому что взгляд прикован к тому, чем теперь стал его старший брат. Нумерос молчит и терпеливо ждет, глаядя, как на красивом лице ученого поочередно сменяют друг друга удивление, шок и медленно выползающая страшная улыбка. Глаза за стеклами очков неотрывно смотрят на тело, только зрачки вмиг расширяются, скрывая яркую радужку. - Она красная?! – тихий шепот заставляет арранкара вздрогнуть, он уже открывает рот, чтобы переспросить, но Заэль опережает. - Она оказалась красной, какая ирония! – он хохочет сумасшедшим смехом, кидается вперед, с силой выдирает из чужих рук тело, словно свою добычу, прижимает к груди и кричит, сотрясая стены Лас Ночес своим отчаянием. Фракция испуганно жмется по углам, в ужасе наблюдая, как хозяин, перепачканный в чужой крови, несется вглубь лаборатории, не замечая ничего вокруг. - Я ошибся, ошибся… - бормочет он, склонившись над бесчувственным Ильфорте. На нем почти нет живого места, правая часть тела грубо вспорота, и кости слабо белеют в полумраке. Заэль смотрит, вдыхает новый запах крови и специй, в глазах уже рябит от обилия красного. Вот она – его болезнь – прямо перед ним, бездыханная, изуродованная, больше никогда не откроет глаза, не бросит в лицо презрительные слова, не ослепит своим сиянием. - Я вылечусь, я стану нормальным! – его трясет так, что зубы стучат, глаза заливают слезы, когда Заэль наконец понимает, что значит быть братьями. Он обшаривает руками липкое тело, захлебываясь ощущениями, сжимает, тянет, целует спутанные, грязные, потемневшие, но все еще золотые волосы, и говорит, говорит то, что не успел сказать, и не может остановиться. - У нас одна кровь, у нас одна плоть, Ильфорте, - голос дрожит и срывается в истеричные всхлипывания, когда он прижимается лицом к развороченной груди, где сердце уже никогда не будет биться, - и ты будешь только моим! Он сначала целует и слизывает кровь, лихорадочно цепляясь за переломанные руки. Эта долгожданная близость – его спасение. И кажется таким естественным глубоко запустить зубы в кровавое месиво, рыча и торопливо вырывая куски мяса. Наконец-то они станут единым целым, бьется горячая мысль, пока Заэль пытается не потерять сознание от его вкуса, оказавшегося именно таким, как он представлял. Ученый торопится, давясь кровью и слезами, потому что плоть собственного брата теперь будет с ним. Он поглощает красное золото и думает, что теперь все будет хорошо. - Мой Ильфорте… - задушено повторяет он, обессилено распластавшись на том, что осталось от сияющего блондина, и так и не может разжать сжимающую золотые пряди руку. Вокруг темно и тихо. - Я твой брат и имею право на безумие. Заэль спокойно закрывает глаза и улыбается снова. Для него.