Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье

      Лесная местность неподалеку от Кусагакурэ. Путь назад.       Воспаленный разум уже не отличал явь от сна. Ночью, во время томительного ожидания забытья сном, и даже днем он видит мертвецов. Стоит только прикрыть глаза, как оживают динамичные картины чернеющей под светом луны крови, переливающейся и преломляющей его собственное отражение, как в кривом зеркале. Вместе с видом распотрошённых безымянных тел, в нос ударяет сладковатый запах гнили, в ушах глухой звон становится предсмертным человеческим стоном, надрывным, истошным и жалостливым. Он ненавидел убивать, нутро протестовало против какого бы то ни было насилия, а по тому в память врезался каждый человек, жизнь которого он отнял, и воспоминания, порожденные бурной, но нездоровой фантазией, возвращались с завидной регулярностью, лишая сна, но принося в дар очередную мигрень.       Давила чернота беззвездного ночного неба, под которым они решили заночевать, сердце грозило проломить изнутри ребра, и его стук отзывался пульсирующей болью в висках, от диких ведений волнами накрывала паника, набегая на его сознание, как это делает океан с песчаным берегом. Снести этот кромешный ад юноша был не в силах, он уже начал заходится кашлем и мелкой дрожью.       Напарник, с которым ему довелось прожить вместе без малого почти три года, не стал задавать лишних вопросов, когда посреди ночи его разбудил холод чужого тела под своим одеялом, посторонние движения и судорожные вздохи. Хошикаге отличался наблюдательностью, интуицией, сродни животной, и опытом, на десяток лет большим, чем у мальчишки, так что для мечника не составило труда все понять. Каждый в этой организации похоронил в себе все человечное, но призраки прошлого никого не отпускали. Ведь проще убивать других людей, чем одного единственного внутри себя. — Вы не вправе казнить себя за вещи, которые вам не подвластны, — в ночи раздался голос напарника.       Мальчишка чувствовал себя застигнутым врасплох. Он не подозревал, что разбудил мечника, хотя стоило. Быть всегда на чеку — основное, чему приходится выучиться, если в след своим убеждениям поступился всем остальным на свете. В мире эту высшую степень целеустремленности назвали преступлением и обрекли последователей на наказание. — Я давно уже все отпустил, — был ответ. Брюнет пытался показать, что не намерен продолжать эту тему, ведь не в его правилах была открытость.       Хошикаге за все те три года, что провел с Учихой, сумел не то чтобы хорошо, но достаточно основательно изучить напарника, потому мечник сразу определил его настроение и умолк, он решил выбросить из головы чужие ему проблемы даровитого юнца и отоспаться. Во время совместной работы напарники пережили многое. Они мылись из одной кровавой лужи, делили полудохлую и больную крысу на двоих во время мучительно долгой и голодной облавы; проводили друг другу хирургические операции, когда из инструментов было лишь острие, ткацкие нитки да спирт и из зияющей раны под давлением лилась темно-алая артериальная кровь и отслаивалась волокнами мышечная ткань. В общем, напарники не один раз доверяли друг другу свои жизни, ведь, как не странно, именно в обществе одинаковых изгоев и отступников родилась безмерная сплоченность и доверие. Однако ни разу мальчишка не соглашался рассказать о себе и своей истории, и прямолинейный во всех своих проявлениях и отношениях Хошикаге не мог равнодушно переносить эту черту своего напарника. Только запоздалые новостные сводки, которые доводилось слышать от местных жителей деревни, куда периодически забрасывало, дали понять мечнику, что этот внешне неугражающий мальчишка в  свое время хладнокровно и безжалостно вершил человеческие судьбы. ***       С первыми рассветными лучами солнца двое отправились в дорогу. Эта необжитая лесная местность тянулась нескончаемой вереницей всевозможной, хотя и скупой, растительности. В самом начале не знаешь, куда деть себя от такого обилия цвета, живого звука и бликов, но спустя несколько дней, привыкнув, создается унылая скука. Кажется, что не будет этому зеленому и живому морю конца, будто бы ты давно утонул в нем и топчешься на одном месте.       Но вот к середине дня перед путниками показался мост Тэнти. По расчетам Кисаме недалеко от него было поселение, работающее на их организацию в качестве перевалочного пункта, где можно было остаться на неделю и поправиться. За время их месячной миссии потребность просто остановиться, избавиться от вечного палящего зноя Кусы, насекомых и полудремы на твердой и сырой земле была большой. — Почти пришли, Итачи-сан, — мечник указал на виднеющиеся с вышины песчаной насыпи черепичные и соломенные крыши домов на северо-западе.       Местность была открытая, тут уже деревья с высокими травами образовывали лесостепь, и все было видно, как на ладони. Учиха оценил положение деревни: она была близка к безымянной реке, с одной стороны окружена широколиственным лесом, а с другой стороны видны были рисовые поля.       Поселение встретило гостей подозрительным затишьем. Никого не было видно, ничего не было слышно. Место навивало скуку и опустошение, даже общий вид хозяина постоялого двора был таким же заторможенным, несколько ленивым. Он с усилием поднял на вошедших взгляд, речь его была тягучей и с расстановками, показывая нукенинам комнату, он брел неуклюжей, качающейся из стороны в сторону походкой.       Комната оказалась весьма скромной по площади и содержанию: два футона, миниатюрный бамбуковый танзу и бебу, где только угадывался рисунок бонсая на склоне и восходящее солнце, прожигающее своими лучами небо.       Хозяин, так и не назвавший своего имени, быстро ретировался, оставив Хошикаге и Учиху вдвоем. Кисаме тут же скинул с себя пыльный, изветшалый фирменный плащ, оставив его лежать на дощатом скрипучем полу, а брюнет с вниманием и недоверием осматривал помещение, словно дикий зверь на чужой территории. Мальчишка неторопливо прошелся по всему периметру, заглянул в окно и проверил состояние циновок, которые с трудом открывались.       Когда Кисаме вернулся с едой, Учиха, как было видно по влажным волосам, успел вымыться, после того как утолил свою мнительность. Со стороны, обращенный к мечнику затылком силуэт мальчишки казался совсем женским: длинные, влажные волосы, убранные на одну сторону, которые расчесывают тонкие, белые, как сахар, пальцы. Странно было осознавать, что они не так давно держали совсем не гребень, а смертоносное оружие и проливали людскую кровь. — Перекусите, Итачи-сан, в первый раз за две недели человеческая еда, все-таки, — мечник поставил перед брюнетом котацу с гедза, вяленой рыбой, данго и саке. ________________________________________ Футон — хлопчатобумажный матрац. Танзу — небольшой шкаф для хранения вещей. Бебу — обычная ширма. Котацу — невысокий каркас стола со столешницей.